рукой лицо.
Эмменс был очень доволен произведенным впечатлением.
- Да, господа, прошу внимания, - продолжал он. - Сейчас я на ваших
глазах осуществлю превращение серебра в золото.
Несколько часов длилась таинственная операция. Я подавал Эмменсу
растворы, фильтровал, взвешивал. Должен сказать, что он задал мне работы!
И самое неприятное, что все стадии его опыта оказались совершенно обычными
и современными химическими операциями. Иногда он что-то делал,
отвернувшись от гостей, но по лицам алхимиков было видно, что они вполне
разделяют такой порядок изложения секретов Великого Делания. Ведь все из
них знали завет средневекового алхимика Николаса Фламеля*, запрещающий
алхимику откровенно описывать Великое Делание. "Бог карает мгновенной
смертью алхимика, который раскрывает все..." Наконец операция была
закончена. На дне пробирки собирались красновато-желтые хлопья, по виду
действительно напоминающие золото. Влага испарилась, и Эмменс показал всем
золотистый осадок. У меня нет слов, чтобы описать то, что творилось в
аудитории. Когда же восторги смолкли, Леволь взял из рук Эмменса колбу с
алхимическим золотом, тот выпустил ее нехотя, и протянул колбу мне. Я влил
в колбу немного азотной кислоты. Реакция пошла сразу.
- Серебро! - сказал я уверенно.
- Да, - охотно согласился Эмменс, - но в значительной степени
превратившееся в золото. Теперь несколько уверенных ударов в станке, о
котором я вам говорил, но я его, естественно, не мог захватить с собой -
он представляет фирменный секрет, господа!.. Итак, несколько ударов...
- Ударов, при которых серебро не нагревается? - спросил я.
- Совершенно верно!
- Но таких ударов не может быть! Нет таких ударов! - не выдержал
Леволь. - Энергия удара обязательно переходит в тепло!
- Простите... - Стефан Эмменс снял очки, старательно их протер. (В этот
момент его лицо было наглым, но, я не ошибся, глаза его косили, зрачки
дрожали.) - Простите, но я:
- Нет, нет, мистер Эмменс, мы внимательно ознакомились со всем, что вы
нам любезно показали, - сказал я. - Но... но упоминание такого
замечательного исследователя свойств серебра, как Кери Ли, вряд ли было
оправданным. Ведь то, что вы нам показали, было самое настоящее серебро...
- Цвета золота! - вставил Эмменс.
- Да, цвета золота, но оно по химическому составу представляет собой
серебро, полученное по методу Кери Ли. Только Кери Ли никогда не пытался
его выдавать за золото. Это интересный опыт, очень интересный, но мы знаем
о нем. Серебро может давать аллотропические видоизменения, как фосфор или
сера. Сера, кристаллизующаяся в виде ромбов, и сера моноклиническая - это
все-таки сера! Почти каждый элемент может давать различные формы, может
находиться в различных состояниях, оставаясь тем же элементом, мистер
Эмменс. Так же как вода в виде льда или пара - это вода и только...
- ...как ее ни колоти быстрыми и сильными ударами! - опять вставил
Леволь.
Он поднял колбу с "золотом" Эмменса и показал всем присутствующим:
осадок исчез, растворился в азотной кислоте.
- Обманщик! - громко сказал один из алхимиков. - Из-за таких, как он,
нас всех считают обманщиками, нас, честных герметических философов и
алхимиков!
Эмменс повернулся спиной к нам, его движения стали вновь уверенными и
бодрыми, он, что-то насвистывая, мыл руки возле раковины.
- Джентльмены, - обратился он к нам, вытирая руки, - все, что случилось
сегодня, ни в коем случае не угрожает жизнеспособности синдиката. На нашей
стороне великолепные ученые, огромнейшие авторитеты. Естественно, что я -
только один из членов синдиката - не имел полномочий раскрывать наш секрет
превращения серебра в золото. Было бы удивительно, если бы я действительно
приоткрыл завесу над тайнами тайн, завесу, которую еще никто до меня не
смог поднять. Вы оказались более знающими, господин Леволь, чем я думал,
ну что ж, это не помешает вашему Французскому банку прогореть в тот день,
когда золото синдиката Аргентаурум, золото Стефана Эмменса, дешевое и
звонкое, станет доступнее булыжника с мостовой! Вы верите наглым выдумкам
Рентгена*, который якобы открыл всепроникающие невидимые лучи, или
безграмотному бреду Стретта, лорда Рэлея *, который совместно с Рамзаем *
открыл какой-то там аргон в обычном воздухе, а мне...
- А вам - нет! - сказал Леволь.
- Так! Да будет вам известно, что сам Менделеев... кажется, его
авторитет после открытия периодической системы для вас закон... сам
Менделеев ждет от науки о взаимных превращениях металлов решения загадки
периодической законности элементов!
- Мне кажется, что не в ваших интересах упоминать имя великого ученого,
- сказал я. - Дмитрий Менделеев смеется над вашей попыткой доказывать
возможность превращения элементов продажей золотых слитков, которые
неизвестно откуда взялись! Вот что он пишет, мистер Эмменс, послушайте, -
и я раскрыл журнал и прочел, медленно переводя с русского: - "...то, что
опубликовал Эмменс, страдает в четырех отношениях, оно повторяет старое
сомнение, секретничает, явно отвечает гешефту и страдает с опытной
стороны... Толкования тонут в массе старых бредней, доказательства
неубедительны, а секрет и гешефт очевидны..."
Наступило молчание.
- Это написал сам Менделеев? - осторожно спросил Эмменс.
- Можете убедиться. - Я протянул Эмменсу журнал.
- Ах, так это на русском языке! - обрадовано воскликнул он. - Да его
никто не знает!
- После открытия Менделеевым периодического закона русский язык - язык
химиков, - ответил я.
- Но я вообще не уверен, что вы сами знаете русский язык!.. -
отпарировал Эмменс. - Это мне напоминает известное положение, господа,
сложившееся в средние века, когда некоторые алхимики публиковали свои
собственные исследования как переводы, показывая невежественному издателю
какую-нибудь древнюю еврейскую или греческую рукопись... Это обман!
Прощайте, мои коллеги, прощайте! - бросил он на ходу алхимикам.
Эмменс накинул сюртук и быстро вышел. Совершенно неожиданно на меня с
Леволем набросились наши бедняги алхимики. Все происходящее заставило их
переживать гораздо сильнее, чем думал Леволь.
- Так вы считаете, что этот обманщик, выдававший себя за адепта,
позорит нашу науку?
- Великое Делание возможно!
- О, утраченные рукописи древних, если бы они заговорили!..
- Да, да, все дело в утраченных рукописях... Господа, я верю, что в
письме Изиды к сыну Гору...* - Совершенно верно! И Планискампи и Филалец
упоминают о нем!
- Сколько веков смеются над нами!..
- Спокойно! - обратился к разбушевавшимся алхимикам Леволь. - Мой друг
Юстус, насколько я сегодня понял, гораздо лучше знает алхимию, чем обычные
химики. Он ответит вам, господа. И пусть сегодня торжествует химия, но
завтра, если на то будет желание судьбы, алхимия... Не нужно так
волноваться!..
- Да что знает этот желторотый! - хрипло крикнул один из алхимиков. -
Этот птенец! Если бы он сам мог читать...
- Я. читал письмо Изиды... - сказал я, - и, скажу по совести, мне было
грустно разбивать последние надежды этих фанатических стариков.
- Он читал письмо Изиды к сыну Гору!. - закричали алхимики. - Слушайте,
слушайте!
- Да, письмо Изиды! - повторил я.
И наступила неожиданная и глубокая тишина.
- Но это письмо было в библиотеке одного духовного лица, - тихо заметил
один из алхимиков.
- Да, - подтвердил я, - оно хранилось в библиотеке Маврикия Ле-Телье,
архиепископа Реймского...
- Пока солдаты Испании не разграбили библиотеку и не похитили
рукопись.,.
- И все-таки я читал ее, эту рукопись, - повторил я.
- Так о чем там? Там раскрыт секрет Великого Делания?
- Да и нет!
- Говорите! Скорее! Это последняя наша надежда!
- Ну что ж, там говорится, как делать золото...
- Золото!.. - пронесся шепот.
- Да, золото, но этот секрет хорош для египетских богинь, а не для нас,
простых смертных. Богиня Изида рассказывает сыну Гору, как она требовала у
Амнаила, обитателя первого неба, раскрыть тайну превращения серебра в
золото... Перед раскрытием тайны Амнаил заставил Изиду произнести страшную
клятву в том, чго, кроме возлюбленного сына, она никому ее не откроет, и
объявил: как от человека рождается человек, от льва - лев, от пса - пес,
так от золота...
- Ну!!! - одной грудью выдохнули алхимики.
- ...так от золота рождается золото! Вот и вся тайна богини Изиды!
- Не верю! - громко сказал один из алхимиков и, скрестив руки на груди,
вышел вперед. - Откуда ты знаешь сокровенные документы алхимии? Откуда ты?
Кто ты такой?
- Юстус Амедео Меканикус, - сказал я, немного робея.
- Меканикус?! - раздались голоса. - Потомок великих адептов?
- Ты из нашей породы! И ты изменил?
- Он сам доказывает, что письмо Изиды подложное! - хрипло сказал один
из алхимиков. - Смотрите на него, потомка славных алхимиков, адептов,
владевших Красным камнем. Он говорил нам, что лев рождает льва, что пес -
пса, а сам он - пес, завершивший поколения львов!.. Идемте отсюда!
Алхимики завернулись в рваные плащи и нестройной группой вышли из
лаборатории.
- Я не знал, - сказал мне Леволь, - что ты имеешь отношение к
алхимии... Но что это за журнал, который придал тебе столько сил?
- Это? "Журнал журналов".
- "Журнал журналов"? Брось шутить! Нет такого названия.
- Я не шучу, это русский журнал. Он так и называется "Журнал журналов и
Энциклопедическое обозрение"* В нем я нашел статью об Эмменсе.
- Позволь-ка мне этот журнал! Я верну его:
Леволь подошел к зеленой ширме и отодвинул ее к стене. В глубоком
простенке, скрытом ширмой, за маленьким столиком сидел писец в чиновничьем
мундире.
Когда я подошел, он торопливо собирал листки, испещренные
стенографическими значками.
- Вам все удалось записать? - спросил стенографиста Леволь.
- Да, все, - ответил тот.
- Присоедините к делу Эмменса этот журнал и распорядитесь, чтобы был
приготовлен перевод вот этой статьи господина Менделеева...
Чиновник раскланялся и вышел в ту дверь, которую прикрывала ширма.
Больше мне не пришлось сталкиваться с алхимией.
- Отец, но зачем Эмменсу понадобилось обманывать, ведь он не мог делать
золото из серебра?
- Интересы биржи... - сказал отец. - Бизнес, гешефт... Эмменс был
марионеткой в чьих-то опытных руках. Каким-то крупным финансистам было
важно временно обесценить золото, вызвать на бирже панику, воспользоваться
этим и скупить золото по дешевке. Это и было достигнуто..."
* * *
На этом листки из термоса, притащенного Альмой, окончились. Легко
представить, с каким нетерпением я и Клименко ждали выздоровления Альмы.
Вскоре она поправилась, стала понемногу ходить по комнате. Наконец,
терпение Клименко лопнуло, и он стал задавать ей вопросы по заранее
приготовленному листку "допроса". Вопросы задавались с таким расчетом,
чтобы Альма кивком головы могла отвечать либо "да", либо "нет". Но уже с
первым вопросом Клименко потерпел поражение. Он пытался узнать, у кого был
термос. Какие только он не называл имена и профессии! Альма терпеливо
качала головой:
"нет", "нет", "нет"... Но зато, когда Клименко сказал Альме, что
листки, принесенные в термосе, не все, что их мало, она как будто сразу
поняла, в чем дело, и бросилась к забору. Клименко догнал ее и уговорил
обождать день-два.
К неудовольствию Альмы, в одно прекрасное утро мы накинули на ее шею
нормальный ошейник, и Клименко, держа ее на длинном поводке, пошел впереди.
Я старался не отставать.
Альма вывела нас за город. И только тогда, когда мы миновали
станционные пути, я понял, куда она нас вела. Вдали показался забор из
карликовых акаций, переплетенных колючей проволокой, а за ним беленькая
хатка собачника.
- Теперь понятно, почему она не смогла указать профессию того, кто
избил ее, - сказал Клименко. - Здесь, вероятно, и живет тот самый
собачник, у которого вы ее выкупили?
Я не успел ответить. Из двери хатки вышел высокий мужчина с охотничьим
ружьем в руках. Это был уже знакомый мне собачник. Альма неожиданно
дернулась с такой силой, что Клименко чуть не упал. К счастью, он не
выпустил поводка.
Это спасло Альму. Прямо перед нами взрыхлилась от выстрела земля.
- Ни с места! - раздался голос собачника. - Застрелю! Чтобы и близко ко
мне с этой собакой не подходили!
Клименко подтянул к себе Альму, отстегнул ремешок и сказал:
- Беги домой, Альма! Только домой!
Альма медленно побрела к городу. Временами она останавливалась и рычала
в сторону собачника, но Клименко кричал ей:
- Домой, Альма, домой!
И она поворачивала к городу. Вскоре она скрылась из виду. Мы подошли к
собачнику. Ружье он не опустил.
- Так это вы на меня собаку натравливали? - спросил он меня. - Что я,
не человек, по-вашему? Мне эта сволочь все руки искусала. Нет такого
закона, чтобы на рабочего человека собак науськивать!
- Я следователь - Клименко показал свое удостоверение. - Пройдемте в
дом.
Мы вошли в хату.
- Попрошу вас поподробнее рассказать об этой собаке, - сказал Клименко.
- Ну, что я? Я специалист, можно сказать, по собакам, но чтобы я,
товарищ следователь, когда кого обижал или что? Вот вам гражданин этот, -
собачник указал на меня, - пусть скажет. Чтобы я когда хозяину собаку не
отдал, да никогда! Вон и собаку вашу я отпустил...
- А где вы ее поймали, не помните? - спросил Клименко.
- Где?.. Нет, не припомню. Я, товарищ следователь, в какой день их по
двадцать штук ловлю. Разве припомнишь!.. Утром ее встретил, это точно,
того самого дня, как ко мне этот товарищ за ней пришел. Бежала она по
улице и что-то в зубах несла, а волкодав мой... Есть у меня пес ученый,
Марс по прозвищу. Ну до чего же умная животная, товарищ следователь,
понятливая и спокойная! Поймает приблудную собаку, к земле прижмет. А я с
инструментом - раз... и в клетку. А тут как завидел он эту самую собаку,
как соскочит с телеги - и к ней! Она было с ним сцепилась, да увидела меня
- и ходу, а штуку там одну на землю бросила. Я за ней, Марс спереди
забежал, и...
- А что за штуку она несла?
- Да так, бутылка кожаная...
- Эта? - Клименко раскрыл свой чемоданчик и вынул корпус термоса.
- Эта! - подтвердил собачник. - У меня вон из-за нее все руки до сих
пор покусаны... Еду это я, значит, по Привокзальной улице, а Марс мой
вдруг как зарычит. Смотрю, стоит возле больницы эта самая ваша собака. Вы
меня, товарищи, извините, но я как специалист могу сказать, что собаки
очень разные бывают. А тут, как глянул я на нее, рука не поднялась. Не
сводит она глаз с больничной двери. На меня взглянула - с места не
двинулась. А ведь меня все собаки знают! Только уж какая дура, что
случайно в город попала, дорогу мне перебежит. А так все знают...
прячутся... Или им знак какой псы подают, что у меня с утра пойманы, или
инстинкт какой... Ну, а ваша-то собачка сама у меня была. Должна была бы
помнить! Взглянула она на меня - и опять отвернулась. "Бери ее! Бери, не
жалей!" - думаю, а сам не могу. Можно сказать, первый раз в жизни не взял.
Вижу - у нее горе: не по себе горюет, раз меня не боится. Больше себя у
нее горе! Не взял!.. Так вместо благодарности забегает она, дней десять
назад, ко мне в дом, прямо .в хату!
Я лежал это после обеда, отдыхал. Вбегает - прямо к столу. Хвать
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг