Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     -  Вот  что,  -  решительно  прервал он  перезатянувшуюся  сентенцию, в
которой я  безнадежно запутался. - Я  вам,  Володя, эту  книгу  продам.  Как
беспородного  щенка.  За  серебряную  монетку.  У  вас  с  собой   наберется
долларов... скажем, десять?
     - А рублями можно?
     - Можно и рублями. Но в долларах.
     - У меня... - я  порылся в бумажнике...  - у меня... вот. Сегодня какой
курс?
     - Откуда я знаю. Давайте по вчерашнему.
     Я отсчитал требуемую сумму. Он завернул Георгеса (так я с самого начала
стал называть этот томик) в крафт-бумагу и церемонно передал мне.
     -  Влад Яныч, - сказал  я, упрятывая  сокровище в сумку.  -  Почему  вы
берете только десятку? за нее можно содрать как минимум три сотни баксов, да
и то прогадаете.
     - Не могу,  - сухо  ответил он. - Эта  книга оценена в десять  условных
единиц. То есть долларов.
     - Кем это она так глупо оценена?
     Влад Яныч решительно мотнул пегой челкой.
     - Мной.
     И мы стали молча друг друга рассматривать.
     - Но Влад Яныч, - наконец сказал  я. - Ведь вы понимаете, что эта книга
не десятку стоит? В любом случае. Даже если подделка.
     - То есть вы и другие случаи допускаете?
     - Да ничего я не допускаю. Я вообще говорю.
     Я подозревал какую-то махинацию. Я боялся.
     - Я все-таки не понимаю, Влад Яныч. Почему именно мне и почему за такую
глупую сумму?
     Влад Яныч состроил философскую мину и фальшиво проговорил:
     - А что сейчас не глупо, Володя? Да вы посмотримте в окно!
     Я посмотрел в окно. Проехала машина. Жигули.
     - У  меня такое  впечатление, Влад Яныч, что вы просто  хотите от  этой
книги избавиться. Как Бальзак от шагреневой кожи.
     -  Не  Бальзак,  а  старьевщик  у   Бальзака,  -  быстро  успокаиваясь,
автоматически поправил Влад Яныч. - И потом, причем тут Бальзак? Разве вы не
понимаете, что значит появление этой книги? Сейчас, здесь.
     Я не понимал.
     - Неужели не понимаете?
     - Так  вы объясните. Может, пойму, чего не случается.  Вы по-  простому
мне объясните.
     Это было ниже его достоинства.
     - Нет уж. Хотите - берите, а нет, так я другому продам.
     - Да я уж взял, кажется. Я только понять хочу.
     - Да, су мерсед, я вас слушаю.
     Влад Яныч на глазах веселел.
     - Я спросить  вас хочу. Только спросить. Не бойтесь, что  я вам... вашу
книжку верну.
     Я вдруг поймал  себя  на том, что  чуть не сказал вместо слова "книжка"
куда более интимное и собственническое "Георгес"
     - Ну так н-да?
     Я собрался с мыслями.
     - Влад  Яныч.  Мы с вами не первый  год  знакомы.  И  давно  прошел тот
период, когда вы могли всучить мне, глупцу с  вашей точки зрения (это я так,
для пущей скандальности,  выразился - "с вашей точки зрения". Чтоб побольней
его ущучить. По-моему ничего. Я тоже не всегда сахар. Что не  по мне - так и
взбрыкнуть могу), всякую дребедень, лишь  бы отстал. Мы  с  вами...  Вы  для
меня... Но сейчас вы опять... в смысле, я же вижу, Влад Яныч, я же прекрасно
по  вашим глазам вижу,  что  вы через  меня хотите  от какой-то  залежалости
избавиться.
     Влад Яныч поднял сухонький указательный палец.
     - Вот именно, залежалости. Вы на год посмотрите!
     - ... избавиться, да. Вы мне скажите, Влад Яныч, в чем дело? Книгу-то я
уже  взял  и  кровью за нее  расписался.  Что с ней  не так,  с  этой книгой
Георгеса Сименона?
     - Молодой человек! - величественно, однако и с облегчением, ответил мне
продавец  книг.  - С  ней все не так. Но если вы  опасаетесь, что я  пытаюсь
сбагрить вам кусок  шагреневой кожи, то вы ошибаетесь и наши взаимоотношения
обижаете.  Я  ничего   такого   даже   и  в   отдаленных   переспективах  не
предусматривал  (вообще-то  очень   образованный,  Влад  Яныч  обожал  слово
"переспектива"  и буквально  млел  от  восторга,  когда  его  поправляли. По
какому-то  сбою грамматического  чутья  Влад  Яныч полагал,  что  правильней
говорить "переспектива").  Мне эта книга -  я  признаюсь  вам, отчего же?  -
неприятна  до крайности. Я без нее буду чувствовать себя гораздо  спокойнее.
Но просто так отдать ее, абы кому, я чувствую, опасно. А вы... так она будет
в хороших руках, вы к  ней скоро привыкнете, еще благодарить меня  будете. У
меня  такое  чувство,  что  даже и  следует к ней привыкнуть. Честное слово,
берите. Что такое десятка? Берите, не пожалеете.
     Ну я и взял.
     * * *
     Дня через два три Вера привела ко  мне своих друзей - я их видел первый
раз в  жизни. Друзья сказали: "О,  какая  квартира!", -  и  стали ходить  по
комнатам. Вера посмотрела на меня и загадочно подмигнула.
     Это  была парочка. Парень - длинный и до  неприличия молодой. Звали его
Манолис,  но,  похоже,  это  все-таки  была  кличка.  А  девчонка  -  огонь!
Маленькая, складненькая, с поющим голосом, так и  кажется, что вот сейчас от
восторга захлебнется.  Разглядывая квартиру,  она  все  время делала попытки
перейти  на ультразвук.  Звали  ее  Тамарочка,  что  мне с  первого  взгляда
понравилось. Я уж опасался, что Эвридика.
     Тамарочка  тепло  очень  в  мою   сторону   поглядывала,  отчего   Вера
моментально приняла позу кобры.
     На кухне, выуживая из мойки стаканы, я спросил ее:
     - Ты зачем их привела?
     - Будущие партнеры, -  пояснила Вера.  - Скоро твое деньрожденье. Сейшн
устроим.
     Я сначала не понял.
     - Что за партнеры? Преферанс, что ли?
     - Да ладно, - напряженно улыбаясь, сказала Вера. - Будто не понимаешь.
     - Не понимаю. Что еще за партнеры?
     - Ой, ну все! - поморщилась она. - Ну ты же хотел группешник?
     - Я?!!
     Один из стаканов выскользнул в мойку и чуть не разбился.
     -  Что это я хотел? Когда это? Ты что, не  помнишь, это  ж мамочка твоя
говорила!
     -  Ладно, проехали, -  сказала Вера с некоторым раздражением.  - Я твою
маму не трогаю. Сам не знаешь, чего хочешь. Назад отыгрывать я не собираюсь.
Людей предупредила,  уговаривала  сколько,  а  ты  теперь  задний ход.  Бери
стаканы, пошли.
     У  моей  головы  глаза были  навыкате и я  этой головой ошалело  мотал.
Ужасно  у этих  баб  милая  черточка  -  переваливать  с  больной головы  на
здоровую. Чтоб она потом моталась глаза навыкате.
     Но вот чего я действительно терпеть не могу - так это ругаться с Верой.
Главное, незачем, потому что в  конце  концов всегда выходит, по-моему, даже
если соглашаешься совсем на противоположное.
     Она  думает, я  ее  боюсь.  Она  на меня  покрикивает  и  пытается  мне
приказывать.  Потом я срываюсь, и она становится нежней кошки, жмется к моим
ногам и  намазывает  мне  масло  на бутерброды.  А  это еще противнее,  хотя
сначала и нравится  ( я чешу ей под подбородком, она  мурлыкает и сюсюкает -
словом, идет долгий переходный процесс к нормальному настороженно- любовному
состоянию).
     Я  бы ее  бросил, да без  нее тяжело  очень и кислородное  голодание. Я
тогда, чтобы не вздыхать, как в сентиментальных фильмах, делаю выдохи сквозь
сжатые зубы -  словно сигаретный дым  выдуваю. Иногда вниз, иногда к кончику
носа. А закономерности никакой нет, когда куда выдуваю.
     Словом, замяли разговор, сели  за стол. Я ни  секунды всерьез не думал,
что может дойти до группешника.
     Первое  время Манолис  молчал, говорили  одни  дамы,  да  я,  по  долгу
хозяина,  вставлял  словечко-другое.  А  парень,  изучив  квартиру, принялся
изучать меня.  С очень  независимым видом, как это у молодняка  водится. Он,
собака,  так внимательно  меня изучал, что  я даже  начал  подумывать,  а не
заподозрила ли меня верина мамаша в гомосексуальных наклонностях.
     Потом говорит:
     - Вы кто?
     Вообще-то странный вопрос хозяину, поэтому я уточнил:
     - В каком смысле?
     - В том  смысле, что вокруг  нас происходит, - не совсем внятно пояснил
свою мысль Манолис. - ВЫ-то сами кто будете?  Демократ, памятник, коммунист,
жириновец или, не к столу будь сказано, баркашовец?
     Я покосился на Веру, она извинилась плечами.
     - Так вот я и спрашиваю, - не отставал настырный Манолис. - Вы кто?
     "Мо тань го ши", - ответил я назидательно.
     Он деловито осведомился:
     - Фракция?
     - Что-то вроде. В переводе с  китайского (а, может, врут) это означает:
"Не будем говорить о делах государственных". Я в том смысле, что в моем доме
о политике не говорят. Табу. Низзя.
     - Как?! Во всем доме?! - изумилась Тамарочка.
     - В моей квартире.
     Тамара  состроила мне  большие глазки, я состроил ей  то же самое. Вера
поперхнулась  салатом.  Ее  взгляд  напомнил  мне  залп  ракетной  установки
"Катюша" в кино про войну, когда наши предпринимают глобальное наступление.
     Все сделали вид, что ничего не случилось. А чего, спрашивается? Что  я,
к будущему партнеру по совместной любви уже и симпатии проявить не могу? Что
мне,  через отвращение  в нее вторгаться прикажете? Да  на  хрена  мне такой
группешник!
     Разрядил обстановку  тот же  Манолис.  Он,  может,  и впрямь ничего  не
заметил.
     - Коммунистов - ненавижу! - злобно сказал он и налил себе еще. - И если
вы коммунист...
     - Он не коммунист, - ядовито сказала Вера. - Он букинист.
     И тут я про своего Георгеса вспомнил.
     - Ага,  - говорю. -  Букинист. Только  теперь это библиофил называется.
Вот, кстати, на днях приобрел любопытного Сименона.
     - Детективчики, - съязвил Манолис, все еще подозревающий меня в  тайном
пристрастии к коммунизму.
     Но я себя сбить на полемику не позволил.
     - Девятнадцатый, между прочим, век, - сказал я.
     Ревизоровской немой сцены я не добился, меня сначала  просто не поняли,
потом не  поверили, и  вот тогда я вытащил из шкафа заветную  книжицу. Тогда
они  вежливо  удивились -  мол,  надо  же.  Если бы  я  им  блок  "Мальборо"
предъявил, удивления было бы больше, ей-богу.
     Но все  равно я им  все показал и рассказал - сам не знаю  зачем.  Я до
этого  даже Вере  Георгеса не показывал, а тут что- то не выдержал.  Синдром
мидасовых ушей - сам название придумал, есть такая легенда в библии.
     Дамы  похихикали, а окосевший Манолис к тому времени уже так  въехал  в
политику,  что  переключить  его на  что-нибудь другое, даже  на  баб,  было
теоретически невозможно.
     Он мрачно меня выслушал и, криво усмехнувшись, сказал:
     - Во-во. Как с кружки пива. С таких вот малостей все и начинается.
     Я вспомнил "началось" Влад Яныча.
     - Что все?
     - Да все!  Просто все. И  больше ничего -  одно все. Вы что, не видите,
что творится? Эти кадеты разные с их "гассспадами", эти новые  русские, этот
"коммерсант" с его ятями...
     - Твердые знаки, - поправил я. - Там не яти, там твердый знак на конце.
Неплохая, между прочим, газета.
     - Нет, вы в самом деле не видите? - невероятно изумился Манолис?
     Он  попытался мне  объяснить, в  чем я  слеп, стал размахивать руками и
столкнул свой  стакан  на пол. Раскрасневшаяся  Тамарочка не  сводила с меня
воющих  от  восторга глаз (я заметил  - бабы иногда от меня просто  балдеют.
Редко, правда). Вера улыбалась пространству и ненавидела.
     -  Мы переходим на  лексику  и  даже на графику  девятнадцатого века. У
прал...  плар...  пар-ла-мен-мен-таррррриев  появились  бородки  и  песне...
песне... пенсне, вот! Атомных станций уже не строим, скоро откажемся от пара
и  эльтричества.  Даже тумбы...  ну элементарные,  ну  обыкновенные  афишные
тумбы... (тут Манолис резко мотнул головой и сам чуть не упал вслед за своим
стаканом) даже они оттуда. Теперь вот книжка вот эта. Коммунисты! Тьфу!
     Манолис  был предельно возбужден. Я  отодвинул  от него  верин стакан и
сказал успокаивающе:
     - Ну и что  здесь такого плохого? Я  в том  смысле, что  ничего  такого
вообще нет и Георгес тут ни при чем. Наверняка объяснение есть конкретное...
какой-нибудь типографский трудящийся - ведь сейчас такое печатают, что  и не
захочешь, а сбрендишь.
     - А я вот хочу, а не получается, - многообещающе вставила Тамарочка.
     Но, повторюсь, меня так просто не собьешь. Я продолжал, как бы не слыша
(глядя только):
     - Но даже если и так, даже если все идет к этому самому... ммм...
     - Одевятнадцативековиванию, -  с  потрясающе четкой  дикцией  подсказал
Манолис, - вековивавуви.
     - Ага, подтвердил я. - Точно. К нему самому.
     И замолчал.
     Он меня сразил этим своим  "одевятнадцативековиванием". Он глядел гордо
как  победитель. Он  ждал оваций.  Тамарочка  поморщилась, а Вера на секунду
перестала ненавидеть пространство.
     - К нему самому, - осторожно повторил я. - А, да! Ну вот хорошо...
     - Хорошо, - с угрозой подтвердил Манолис.
     -  Вот хорошо, - продолжал я. - Все  к этому самому катится. Ну. И  что
здесь дурного.
     - Дурнаго? - негодующе взвыл Манолис. - Дурнаго?  Ты сказал, что  здесь
дурнаго?
     - Дурнаго здесь  мнаго, - томно встряла Тамарочка. - Я, например, назад
не хочу. Хочу, чтобы как в Америке, чтобы в кайф!
     Тут   и  Вера  вздумала   посоревноваться   с  Тамарочкой  в  искусстве
стихосложения.
     -   Если  хочете  дурнаго,  опасайтеся  люмбаго,  -   с  великосветской
ухмылочкой выдала она.
     Я, наверное, тоже был от  выпитого  немножечко  не в себе,  потому ни с
того ни с сего  что поспешил  ознакомить общество со  своим  новым рекламным
виршем. Я воскликнул:
     - Никогда не делай культ
     Из машины ренаульт.
     Если ты не идиот,
     Пересядь на певгеот! Вот!!!
     - Что! Здесь! Дурнаго???? - почти вопил Манолис, не слушая никого. - Да
вы еще "назад к природе" скажите, черти зеленые!
     Я пожал плечами.
     - Авек плезир. Назад!! К природе!!
     В стену постучали.
     Мы были безбожно пьяны и с восторгом несли всякую ахинею. Она  казалась
нам исполненной  великого и сладкого смысла.  Только  изредка,  словно удары
далекого колокола, вдруг охватывали меня порывы  тревожного и торжественного
чувства  - в эти секунды с  безумной  яркостью  вставала передо мной картина
нашей попойки. Цвета,  контуры, ароматы, прикосновения... звуки! - каждое из
ощущений пронзало. Именно что пронзало.
     - Ах,  как хорошо  мы говорим!  -  вдруг пропела  Тамарочка,  горделиво
поправив великолепную  прическу, которую я  почему-то не  заметил сразу. Это
даже как-то  и странно, что я  ее сразу-то  не заметил. Неожиданно  до  меня
дошло, что самое главное у  Тамарочки - ее прическа, очень какая-то сложная,
многоэтажная, со спиральными висюльками, сплошное произведение  искусства. И
разгневанная  ведьмочка  Вера,  дженьщина-вамп,  черненькая,  маленькая,   с
огромными сверкающими  глазищами,  казалась  по  сравнению с  ней  существом
совершенно иного  рода, ее красота ни  затмевала тамарочкину, ни  тушевалась
перед нею  -  абсолютно то есть  разные  вещи. Два совершенства, инь  и янь,
белое и черное,  не  отрицающие друг  друга, не подчеркивающие друг друга, а
только друг с другом соприкасающиеся.
     И  она больше  не ненавидела, моя Вера. Гнев ее переплавился  во что-то
другое, такое, знаете, символическое,  из Делакруа, к  людям живым отношения
не имеющее.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг