Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
                                   Части                         Следующая
                            Владимир ПОКРОВСКИЙ

                               ТЫСЯЧА ТЯЖКИХ


     Началось  все  с  того,  что  в  секураторию  города,  как  всегда  без
приглашения,  явился  Папа Зануда. Он вошел в кабинет шефа-секуратора вместе
с Живоглотом и парой сопровождающих.
     - Что  тебе,  Папа?  -  спросил испуганный шеф-секуратор, вставая из-за
стола.
     Папа Зануда сел в подставленное сопровождающими кресло и сказал:
     - Садись, брат.
     Такое  обращение  ничего хорошего не предвещало. Зануда выложил на стол
небольшие   волосатые   кулаки,  насупил  брови  и  впился  в  лицо  "брата"
чрезвычайно обвиняющим взглядом.
     Наступило очень нехорошее молчание.
     - Что  я  слыхал,  брат,  -  начал,  выдержав  паузу,  Папа  Зануда.  -
Оказывается,  в  твоем  заведении числится слишком много дел, а я и не знал.
Это правда, брат?
     Шефу-секуратору   было  неуютно  под  взглядом  Папы,  но  поначалу  он
старался  держать  марку,  солидный  все-таки  человек  -  и в возрасте, и в
чинах. Он сказал:
     - Есть  кое-какие делишки, не жалуемся. Все больше, правда, по мелочам.
А что?
     Папа Зануда посмотрел на него совсем уже обвиняюще.
     - Брат,  ты  меня  считаешь  за  идиота.  Я  тебя  не  про  мисдиминоры
спрашиваю,  не  про  мелочи  -  я  про  тяжкие с тобой говорю. Про убийства,
насилия, всякое там вооруженное, вот про что.
     - Ну-у,  хамство!  -  не выдержав, завыл Живоглот (от наплыва чувств он
помотал  головой  и застучал по столу кулаками). - Это же просто черт знает,
до чего охамели!
     - И  тяжкие тоже имеются, - начал было с достоинством шеф, но тут же не
выдержал и стал оправдываться: - Ну, так ведь город-то какой!
     - И сколько?
     - Что сколько? - глупо переспросил шеф-секуратор.
     - Всссяккие   пределы  приличия,  -  взвизгнул  Живоглот,  -  всякие...
дураков из нас делает... пределы приличия!
     - Экранчик-то,  ты  нам экранчик, брат, покажи, что уж тут, давно мы на
него  не  глядели. - Папа до того переполнен был злобой, что даже перешел на
вежливый тон. - Сколько у тебя таких.
     - Ах, это? - понимающе кивнул шеф. - Сейчас, пожалуйста... Вот.
     Он  пошарил  рукой  под  столом  (сопровождающие  вытянули  шеи и стали
похожи  на  вратарей  во  время  пенальти). За его спиной вспыхнул небольшой
экран, незаметный прежде в обоях красного дерева.
     - Вот, пожалуйста.
     С  видом "я здесь ни при чем" он отвернулся в другую сторону. На экране
светилась всего одна цифра - 984.
     - Ты  видел,  Папа, нет, ты видел?! - в порыве благородного негодования
Живоглот  был  готов  разодрать  собственный  пупок. - Девятьсот восемьдесят
четыре!
     Папа Зануда молчал. Шеф-секуратор скромно потупился. Его подташнивало.
     - Брат!  -  произнес  наконец Папа. - Ты случайно не помнишь, какая для
нашего города годовая норма на тяжкие?
     Шеф неопределенно крутнул головой. Слова не шли.
     - Тысяча для нашего города норма, ведь правда, брат?
     Шеф-секуратор обреченно кивнул.
     - Он еще кивает! - завизжал Живоглот. - Нет, ну каково хамство!
     - А какое сегодня число? Ты, может быть, и это позабыл тоже?
     - Второе сегодня, - безнадежно ответил шеф.
     - Месяц какой?
     - Декабря... второе.
     Папа Зануда нервно дернул щекой.
     - Вот  видишь,  брат?  Второе  декабря  -  и  уже девятьсот восемьдесят
четыре  тяжких. Ты разве не понимаешь, что шестнадцать тяжких почти на месяц
- это даже для одного дома не слишком много, не то что для города?
     Шеф-секуратор опять промолчал. Он только умоляюще посмотрел на Папу.
     - Понимает  он,  прекрасно  он  все  понимает!  -  заходился  от ярости
Живоглот. - Ха-ха, я такой наглости просто даже себе и не представлял.
     - Заткнись, - сказал Папа немножечко другим тоном.
     Живоглот  для  вида  похорохорился, проворчал под нос: "Не понимает он,
как  же, так ему и поверили", - и послушно заткнулся, выжидательно, впрочем,
глядя на шефа светлыми базедовыми глазами.
     - Так почему ж ты молчал?
     Шеф-секуратор виновато откашлялся.
     - Разве  скажешь  тебе такое? У тебя, Папа, характер очень крутой - сто
раз подумаешь, пока соберешься чего-нибудь неприятное сообщить.
     - Хам! - выдохнул Живоглот.
     - У  меня,  брат, характер исключительно мягкий, - заметил Папа Зануда,
-  все  время  убытки  терплю через свою доброту. Я прощать люблю, я слишком
много прощаю, вот где моя беда, брат.
     - Мягкий  -  не то слово, - подхватил живоглот. - Преступно мягкий! Вот
так,  прямо  тебе  скажу.  Ты только посмотри, до чего дошло, он кивает еще!
Прощаешь и прощаешь, и конца прощения нет!
     - Анжело,  -  сказал  Папа Зануда. - Я тебе уже советовал замолчать. На
сковородку захотелось?
     У  него  была  такая  привычка  - жарить проштрафившихся подчиненных на
сделанной  по  специальному  заказу  сковороде.  Те  называли ее между собой
ласково - Человечница.
     - Я  очень  добрый,  - заключил Папа Зануда. - И только потому, брат, я
тебя  не  наказываю,  а разговариваю с тобой. Ты деньги от меня за что брал?
За то, чтобы мне же в спину ножик всадить?
     - Папа!  -  взмолился  шеф-секуратор,  изо всех сил превозмогая желание
упасть  на колени (хорошо еще, стол мешал). - Но ведь не я же все эти тяжкие
совершил!  Что  же  на меня-то? Разве я виноват в твоей августовской ссоре с
бандой  Эферема?  Ведь  оттуда  большинство тяжких пошло! Сам вспомни, война
какая была! Не город был - Австерлиц!
     - Аустерлиц, - машинально поправил его Папа Зануда.
     - Неучей  держим в секуратории, - пробурчал Живоглот про себя как бы. -
Географии даже не знают.
     - Истории.  Ты  скажи  мне, брат, что нам теперь делать с тобой? У меня
только на завтра и на сегодня двенадцать тяжких назначено.
     - И еще не забудь на воскресенье десяток - по случаю праздника.
     - Вот  видишь,  еще  десяток.  Куда  мне  их прикажешь девать? За город
вывозить?
     - А что? - оживился шеф-секуратор. - Хорошая идея. За город, точно!
     - Слыхал,  Анжело?  Он  мне их за город вывозить предлагает. ("Наглость
просто  космическая", - свирепо подхватил Живоглот.) Он делает вид, будто не
знает,  что  на  производство  дело  к  нему же и попадет. Он про Маленького
Поттера  забыл  и  про  Душку  Студентика.  Он  забыл про Бекингема-Вонючку,
которого мы вообще на другую планету увезли.
     - Но это же шло как кинапинг! Вы же насильно их увозили!
     - Так  они  сами-то,  по доброй-то воле, и не хотели! - взвился наконец
Папа  Зануда,  человек  исключительно  добрый и терпеливый, но всего-навсего
человек.  - Я тебе деньги плачу, гадина?! (Еще как платим, Папа, он у нас за
двух  министров получает.) Я тебе деньги за что плачу, брат? За то, чтобы ты
вот  так  вилял,  вот  так  увиливал  от  прямого  ответа?  (Это такой уж он
человек,  Папа. Не человек - грязь.) - Папа Зануда аж дрожал от благородного
негодования.  -  Я тебе деньги плачу, чтобы у меня руки были развязаны, а ты
кислород  мне  перекрываешь  -  за  мои  же  деньги!  Гибель мою планируешь,
сволочь,  не  предупреждаешь заранее, да еще войной с Эферемом, этим сосудом
слизи,  мрази,  злобы  и  гадости,  попрекаешь!  Да хоть десять войн! Ты мне
свободу  действий  обеспечь  за  мои  деньги!  (Ха,  чего  захотел!  Наивный
человек,  хоть  и светлая голова. От такого-то подлеца - и свободу действий!
Да он спит и видит...) Ты мне ее обеспечил?
     - Эм!  -  жалобно  произнес  вконец сраженный шеф-секуратор. - Мм-ма...
В-в-вооо. Кхм!
     -Что?
     - Н-н-нээ... Пх... П-ап-апа... Да что ж? Кхм!
     - Что ты там такое? Ты прямо мне говори!
     - Я  говорю... Что ж от меня зависит? - прорвалось наконец у бедняги. -
Моя  бы  воля, я бы всех этих тяжких и вовсе не возбуждал. Так ведь попробуй
не  возбуди  - она, машина эта проклятая, все контролирует, каждый шаг. Иной
раз... От нее-то не откупишься ведь деньгами.
     - От  всего  откупиться  можно,  брат. От всего. (Не слушай его, Папа -
виляет!)  И  от  машины можно откупиться, если подумать. Если понять, что ей
нужно.  Не  моя  забота.  Я  тебе  деньги плачу - значит, обеспечь. (А он не
обеспечил!)  А  ты  не  обеспечил.  И  не  предупредил даже. Ты меня обманул
(золотые  слова,  ох  в  самую  точку!),  ты  моего  доверия, брат, вовсе не
оправдал. И я вынужден, брат... слышишь, вынужден...
     - Папа!
     -...принять меры. Даже если я не хочу. (Ну, добр, ну, мягок!) Анжело!
     - Ййя! - радостно подскочил Живоглот.
     - Ох, Папа, не надо, Папа, последний шанс!
     - Анжело, прими, пожалуйста, меры. Мне действительно очень жаль, брат.
     На  самом  деле  Папе  было  совсем  не  жаль.  По  лицу его расплылась
блаженная  улыбка,  когда  Живоглот  с  поистине  юношеским задором принялся
исполнять  приказание.  Живоглот  проявил мастерство прямотаки ошеломляющее,
что правда, то правда - там было чем любоваться.
     Очень  скоро  все  было  кончено.  На  столе  лежал  растерзанный  труп
шефа-секуратора,  и не верилось, что такое можно сотворить с человеком всего
за три-четыре минуты.
     - Поспешил.  Вот  всегда  ты спешишь, Анжело, - отечески пожурил своего
референта Папа Зануда. - Надо было и для сковородки оставить.
     И   Живоглот   якобы  виновато  потупился,  лукаво  блеснув  базедовыми
глазами,  этакий  шалунишка.  В самом деле Живоглот был эстетом и не поощрял
применения  технических  средств  -  даже  наперекор Папе. Но мягок был Папа
Зануда, мягок и добр, и за беззаветную верность все прощал Живоглоту.
     Покидая  кабинет,  Папа  остановился  в  дверях  и  указал  пальцем  на
включенный  еще  экран  контроль-интеллектора.  Там  светилась новая цифра -
девятьсот восемьдесят пять.
     - Запомни,  Анжело,  с этой минуты и до Нового года никаких развлечений
этого сорта. Придется месяц перетерпеть. Ничего не поделаешь.
     И  хлопнула  дверь,  и мигнул экран контроль-интеллектора, и вздрогнули
инспекторы,  от греха попрятавшиеся по самым дальним углам здания, и начался
новый,  пусть  недолгий,  но  удивительно  бурный  и  странный  этап в жизни
города,  всегда  такого  тихого,  такого сонного, такого самого обычного изо
всех обычных.
     Читатель,  видимо,  догадался,  о каких временах здесь идет речь. Да, о
тех   самых   -  незабываемых,  полных  страха,  надежд,  розовых  утопий  и
апокалиптических  предсказаний,  многократных референдумов, сведений счетов,
академических  диспутов,  кухонных  свар,  товарищеских  судов  Линча и даже
ритуальных  (вспомним  итальянского  премьера)  убийств. То бишь о временах,
когда вводился Полный Вероятностный Контроль.
     Разве  мог  раньше  хоть  кто-нибудь  вообразить, что компактный, чемто
напоминающий  древние  колокола,  генератор случайных кварков в соединении с
самым  обычным,  пусть  и  усложненным  до  чрезвычайности, интеллектором, а
через  него  и со всей интеллекторной сетью, так изменит мир - и даже не это
(изменить  мир  может что угодно) - так поразит человеческое воображение, за
последние века привыкшее уже, казалось бы, ко всему.
     Ах,  вспомним,  вспомним еще раз то ни с чем не сравнимое время - время
судорог   счастья,   всеобщей  юности,  полной,  даже  переполненной  жизни,
сверкание   всех   огней,   разрешение  всех  проблем,  ожидание  необычных,
потрясающих  обновлений.  Скептики, мы помним, кричали, что ничего такого не
будет,  что панацей предлагалось много, но не существует панацей в мире, как
не  существует,  например,  вечных  двигателей, что все кончится, как всегда
все  кончается,  возвращением к старому, пусть даже и на новом витке, и, как
всегда,  наверх  всплывут непорядочные люди, а порядочным, как всегда, будет
в  конце концов плохо. Мы отмахивались от них. Мы делали вид, что им верим -
ведь считается, что скептик видит точнее и дальше.
     Нам   говорили:  начнется  совсем  другая  эпоха.  Преступление  станет
невозможным  принципиально.  Никто  не  сможет  более  покуситься  на  жизнь
человека,  совершить  насилие  над  его личностью. Против зла восстанет сама
теория  вероятностей.  Нож  погнется  в  руках  убийцы,  пуля  свернет мимо,
судорога  скрутит  занесенную руку. Когда он будет гнаться за своей жертвой,
ветви  деревьев  будут  цеплять  его  за  одежду,  камни - ставить подножки.
Преступнику  уже  не  удастся  - со стопроцентной вероятностью - осуществить
свои  зловещие  замыслы.  Со  временем  отпадет  сама  мысль о преступлении,
изменится  этика,  на  Земле  воцарятся  наконец  мир  и  спокойствие, столь
необходимые всем.
     Мир и спокойствие. Мертвое спокойствие - предвещали скептики.
     Спокойствие яркой и наполненной жизни - возражали им оптимисты.
     А  плата?  -  Какая  плата?  - Такая. Всеобщий контроль за всеми нашими
действиями.  Вот вы, лично вы хотите, чтобы за каждым вашим шагом следили? -
Так  ведь  за всеми будут следить. - Нет, но вот лично вы... - Я не хочу, но
я  на  это  пойду.  Это  не слишком большая плата. Да и было уже такое. Да и
верили  раньше,  что  бог  все  видит,  все  знает  и в назначенный день все
припомнит.  Ничего  страшного.  Жили.  -  Ага! Значит, вы сами себе создаете
нового   бога,   реально   существующего,   всемогущего   и  всевидящего,  а
распоряжаться  всей  его мощью предоставляете неизвестно кому - тем, которые
всплывут  на  поверхность.  -  На поверхность вспльшают те, в ком испытывает
нужду  эпоха.  Всплывают  и  великие  люди.  -  Так вы рассчитываете на это,
наивный вы человек?
     Наивные,  наивные  оба,  до  чего  же наивными и мы, и наши рассуждения
были - стыдно просто. Стыдно и сладостно вспоминать.
     Безаварийное   движение  на  дорогах,  предупреждение  всех  несчастных
случаев,   наконец,   точный  выбор  дороги,  какой  должно  пойти  развитие
общества.  Стопроцентная  выживаемость,  победа  над  всеми болезнями... кто
знает,  может  быть,  и  бессмертие  даже, хотя, конечно, с бессмертием... О
боже,  боже  всемогущий  наш  электронный, какие ошеломляющие перспективы! И
сейчас,  когда  уже все более или менее ясно, и сейчас многие живут этим. До
сих  пор  не  перебродила  закваска той странной переходной эпохи, когда все
казалось возможным - и сейчас надежды, надежды, побивающие любой скепсис.
     Ни человек, ни машина по-настоящему еще предвидеть не научились.
     Что  мы  видим  сейчас; а? Нет, ну что мы видим сейчас? Но разве жалеем
мы, разве жалеем? Горести наши, радости - все осталось при нас, люди!
     Все  вокруг  спорили,  мечтали,  философствовали  беспрестанно,  а  те,
подпольные,   злобно   ворчали,  многообещающе  усмехались  и  всякие  козни
строили,  предпринимали  любые  шаги  против  Контроля - вплоть до массового
запугивания  и  террора. Шевелились они, ерзали и не верили, ну просто никак
не  могли  поверить,  что  все-таки возможен Контроль, потому что для них он
был  -  смерть,  потому что все их дела всегда на крови замешаны. Не верили.
Не верили и другим не давали верить.
     И  Папа  Зануда не верил тоже. И тоже шаги предпринимал, и денежки свои
тратил,  но не так чтобы очень много, потому что прижимистый он был человек.
И  не  понравилось  ему,  очень  ему  не  понравилось,  когда в городе ввели
пробный  Контроль  (пока  без  управления вероятностью) и поставили пределом
тысячу  тяжких  преступлений  на  один  год  -  вот  любим  мы  все  цифрами
исчислять.  Говорят,  эта норма сильно его по карману ударила. Сильно, но не
смертельно.
     Шел  второй  год  пробного  Контроля,  и  первый  год  Папа удержался в
пределах  нормы.  Но теперь внезапная война с Эферемом спутала ему карты, он
увлекся  и  попал  в  затруднительное  положение.  И  он  понял, что малость
переборщил.  И  решил  найти  виновного.  И  очень  быстро  нашел, и, как мы
видели,  своевременно  принял  меры.  Шефа-секуратора не стало, ему на смену
пришел  глава  департамента тяжких, инспектор... назовем его Икс, потому что
мало ли что.
     Этот  Икс  давно уже подкармливался Папой Занудой и считался вполне его
человеком.  В  день  вступления на вакантный пост Икс имел долгий разговор с
Папой,  после  чего  сам Живоглот ласково потрепал его то ли по плечу, то ли
по  щеке,  то  ли  дружески  в  живот саданул - одним словом, расстались они
весьма друг другом довольные.
     И  потому  никто  не  ожидал,  что  на следующий день (это значит какое
же...  третье декабря) новый шеф-секуратор проявит себя в своей тронной речи
таким  антизанудником. Зануда совсем распоясался, сказал Икс, и теперь самое
время   от   него   избавляться.  До  включения  полного  Контроля  остается
пятнадцать  тяжких  -  если  только  до Нового года их преступники совершат.

Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг