Стены дрожали от органного гудения верхних и нижних ветров, бордовые
тучи носились по небу. Будет буря!
- Кроме опасности социальной, вы несете в себе опасность генетическую.
Вы для пеулов - чума. Рано или поздно вы убьете их одним своим
присутствием.
Косматый вскочил с места. Друзья и Молодой тоже. Один из телохранителей
жутковато оскалился и вспрыгнул на стол.
- Назад! - крикнул Косматый.
Виктор навсегда запомнит этот момент, когда над столом вдруг выросли
четыре фигуры - Косматый, сжимающий и разжимающий кулаки; нетерпеливые
телохранители; Молодой, испуганный, загнанный, нахохленный. Виктор
запомнит внезапную тишину, Паулу, почему-то хватающую его за рукав, и то,
как он сам, бормоча что-то, протискивается вперед, идет к Молодому,
становится рядом, угрюмый, настороженный... Как оттаивали глаза Косматого,
как он наконец сказал:
- Сядем.
- Сядем, - энергично, с фальшивой бодростью повторил Молодой, и все
успокоилось. Они сели и с прежним пылом продолжили бессмысленный разговор.
Виктор отошел к полкам за спиной Молодого. Слишком стало опасно.
Напротив белым манящим пятном застыло лицо Паулы - с ней тоже творилось
что-то непонятное. Нет, точно, словно вся планета сошла с ума в тот день
перед бурей, которая все грозила и не шла.
Почему, почему Молодой уговаривал их, ведь все было решено и ничего от
него не зависело? Почему так ярился Косматый, доказывая свою правоту, -
умный человек, он не мог не знать, что все слова бесполезны?
- Посмотрите, как вы живете, до чего вы дошли!
- Пятьдесят лет назад нас было триста, когда отец взял все в свои руки,
а сейчас уже полторы тысячи - вот до чего мы дошли!
- Да причем здесь цифры, причем здесь цифры? Вы их держите в черном
теле, тирания, средние века, честное слово!
- Никакой тирании! Обсуждаем, решаем вместе - где тирания?
- А эти телохранители, Друзья ваши? Бездельничают, народ пугают. Зачем?
- Нельзя так говорить! Парни стараются, ты, Лисенок, ничего в этом не
понимаешь, тебя совсем другому учили. Без них невозможно.
И так они спорили, перескакивали с одного на другое, возвращались к
пеулам, снова кричали о вырождении, и никак нельзя было понять, кто из них
прав. У Молодого не хватало слов, он срывался, терял мысль, а Косматый,
наоборот, набирал силу. Он даже успокоился, его клокочущий астматический
бас уже не ревел, уже гудел ровно и сильно, подстать верхним ветрам, а те,
словно забрав у него все бешенство, дико орали на разные голоса.
Спор ни к чему не приводил, да и не мог привести, спор выдыхался, а
Косматый давил, давил, и от двери уже неслись угрозы. Лицо Косматого стало
огромным, некуда было деться от его бычьего взгляда, буря проникала в
самую кровь и не давала сосредоточиться.
И наступил момент, когда Молодой перестал спорить, перестал хвататься
за голову и бить кулаками по столу, когда он закрыл глаза и устало
проговорил:
- Не понимаю, зачем все это? Не понимаю. Я здесь ни при чем, зачем вы
мучаете меня? Зачем, когда все и так ясно - через неделю придут корабли и
переправят вас на Землю, на Куулу, на Париж-100, куда угодно.
- Неужели ты не понял, Лисенок, что мы никуда не уйдем отсюда?
- Вас не спрашивают, вам даже не приказывают, вас просто заберут
отсюда, хотите вы этого или нет.
- Лисенок, силой от нас ты ничего не добьешься. Мы не те люди.
- Не я. Земля. Вы ничего не сможете сделать. Сюда прядут корабли...
- А мы их не пустим!
Все одобрительно зашумели: еще чего, пусть только сунутся! Пусть у себя
приказывают. Здесь им не Земля!
Молодой слабо усмехнулся.
- Каким образом?
- Увидишь, Лисенок. Скажи им всем: мы будем драться. Скажи: мы умеем.
Среди всеобщего гама Молодой вдруг вскинулся, встал, впился в Косматого
удивленным взглядом.
- Я понял! Я только что понял. Вот! - сказал он громко и резко, потом
повернулся к поселенцам. - Вот те слова, ради которых он меня изводил.
Слушайте! Весь этот разговор - провокация, ну конечно, и главарь ваш
поэтому провокатор! Ему нужно одно - остаться вожаком. А на Земле он не
сможет этого сделать. Он хочет остаться здесь, пусть через кровь, но
только здесь, он же не меня уговаривал - вас! Ему нужно, чтобы вы дрались
за него!
Косматый что-то неразборчиво крикнул, перегнулся через стол и сильно
толкнул Молодого в грудь. Тот с грохотом повалился на спину.
В следующее мгновение Виктор был уже рядом, уже поднимал его.
- Ребята, тихо, ребята, нам пора!
- Подлец!! - бесился Косматый. - Х-хармат ползучий! Меня -
провокатором!
Молодой еще не пришел в себя, он слабо стонал и трогал затылок, а
телохранители с энергичным видом уже лезли к нему через стол.
- Ребята, сначала со мной, сначала со мной, ребята! - приговаривал
Виктор, готовясь к драке. Ему было страшно и радостно.
- Стойте! - отчаянно крикнула Паула. И Косматый повторил за ней:
- Стойте. Пусть убирается.
Телохранители замерли, только тот, который больше ненавидел инспектора,
крикнул с досадой:
- Эх, зр-рра!
Их пропустили, кто с угрозой, кто с недоумением, кто со страхом. Виктор
не переставая вертел головой и нес чепуху, а Молодой шел покорно, все
трогал затылок. Дойдя до двери, он повернулся к Косматому и хриплым, как
со сна, голосом проговорил:
- Значит, до скорого!
- Убирайся, Лисенок!
Они открыли дверь, вздрогнули от ветра и холода, и тогда Косматый
крикнул, перекрывая шум непогоды:
- Панчуга, останься!
- Зачем?
- Останься, тебе говорю. Он сам дойдет.
Виктор с сомнением покосился на Молодого.
- Я дойду. Ничего, - слабо сказал тот.
- Ну, ладно. Я скоро. Задерживаться не буду.
Иногда бывает, что больше всего о человеке говорят не руки и не глаза,
а спина. Спина у Молодого была несолидная - тощая, с острыми плечами,
совсем ребяческая. Спина очень одинокого и очень растерянного мальчишки.
Виктору вдруг захотелось догнать его и пойти вместе, в конце концов
Косматый не командир ему, а парень здесь новичок и может забрести
куда-нибудь не туда. Такая буря - не шутка! Но Молодой уже скрылся в
пылевых вихрях, и уже не докричаться до него, и знак не подать, и тогда
Виктор подумал, что молокососа инспектором не поставят и вообще, может
быть, надо ему сейчас побыть одному.
И он вернулся в библиотеку.
8
В библиотеке уже вовсю кипела деятельность, и заправлял ею Косматый.
Колонисты сгрудились вокруг сюда, мрачные, недоуменные лица, то один, то
другой, получив приказ, срывался с места и, на ходу запахиваясь, уходил в
морозную бурю. Дверь почти постоянно была открыта, в библиотеке стало
холодно.
Косматый руководил. Ею длинные белые волосы, начинающиеся от макушки,
были всклокочены, толстое небритое лицо, утолщенное книзу, из яростного
стало яростно-деловитым. Пригнувшись к столу, он водил глазами, выискивая
нужного человека, тыкал в него пальцем.
- Кайф! Тащи сюда все лопаты, какие в запаснике. Быстро!
- Как тебя? Том. Бери с собой сынка и записывай, сколько у кого оружия.
И какого. Стой! Возьми с собой еще двоих, этого и... читать умеешь?
Хорошо... и вот этого. А то не справишься.
- А ты иди ко мне домой, попроси у жены самописок побольше. Она знает,
где. А ругаться начнет, скажи, я велел. Будем людей расставлять.
Виктор примерно понял, зачем он нужен Косматому, и приготовил, как ему
показалось, короткий, точный ответ. Лицо и вся фигура его выражали такое
непробиваемое упрямство, что Косматый, скользнув по нему взглядом,
довольно ухмыльнулся.
- Хорошо смотришь, Панчуга!
- Зачем звал?
- Погоди. Видишь, дела?
И снова занялся другими. Он не замечал его, даже нарочно не замечал,
тыкал пальцем в разные стороны, звал кого-то, кого-то гнал прочь, а Виктор
переминался, переминался, пока наконец не потерял терпение.
- Так что насчет меня, Косматый? Погода портится.
- Ты погоди с погодой. Ты мне, знаешь что? - Косматый не смотрел на
Виктора, выискивал кого-то глазами. - Вот что. Ты скажи, какое у тебя на
катере оружие?
- Я против Земли не пойду, - выпалил Виктор заготовленную фразу. -
Зачем тебе мое оружие?
Но Косматый уже отвлекся, снова забыл про Виктора. Правда, был такой
момент, когда деловой вид стерся с его лица, глаза расширились, рот съехал
набок и проступила такая страшная тоска, что Виктору стало не по себе. Но
Косматый тут же набычился, еще больше пригнулся к столу, рявкнул:
- Гжесь, погоди-ка!
Высокий рябой колонист, собиравшийся было уйти, обернулся и
неприветливо спросил:
- Ну?
- Ты же все равно своего Омара сейчас вызывать будешь, правда?
- Что, нельзя?
- Так ты ему скажи, пусть с пеулами договорится, - в голосе Косматого
слышалось непонятное торжество. - Пусть они идут сюда с лопатами, норы
боевые строить помогут. Да пусть колючек метательных побольше приволокут.
- Омар не пойдет, - угрюмо пробурчал Гжесь, - Омар не захочет драться.
- А чего еще твой Омар не захочет? - вскинулся Косматый, мгновенно
ярясь (но тоска, тоска проглядывала сквозь его ярость). - Погоди, Панчуга,
сейчас. Что тебе тот Омар? Он и десяти лет здесь не прожил, только все
портит.
Виктору показалось, будто шум бури усилился, но это было не так, просто
смолкли все разговоры в библиотеке.
Гжесь тяжело поднял глаза на Косматого:
- Омар не хочет, чтобы ты командовал нами.
- Да ну? - притворно удивился Косматый и почти лег подбородком на стол.
- Он говорит, что ты не имеешь права делать с нами все, что тебе
захочется, что люди устали от тебя.
Косматым не сразу справился с лицом, сглотнул, прищурил глаза, выпятил
губы.
- Дальше.
- Ты всем надоел, вот что он говорит.
Косматый загадочно улыбнулся, поманил Гжеся пальцем:
- Иди-ка сюда!
- Нам и без того трудно, а тут еще и на тебя спину ломай.
- Ближе.
Гжесь бубнил и бубнил, он уже не мог остановиться. Он нехотя, шаг за
шагом, приближался к столу.
- Палку!
Ему подали непонятно откуда взявшуюся палку.
Ну, так!
И мгновенная серия ударов, справа, слева, по лицу, по животу. Гжесь
отшатнулся, заслонился руками, взвизгнул, не удержавшись, упал на спину,
тогда Косматый вскочил со стула, отбросил палку. Успокоился. Сел. Кто-то
бросился поднимать Гжеся, но Косматый крикнул:
- Пусть сам!
Гжесь корчился на полу, пытаясь встать.
- И будь доволен, что так кончилось. Убирайся!
Гжесь наконец встал, пряча глаза, вытерся рукавом, сплюнул кровь, пошел
к выходу. Ноги его дрожали. Остальные молча следили за ним, и ни на одном
лице нельзя было прочесть ни осуждения, ни одобрения. Только самый пылкий
телохранитель ударил кулаком по колену, довольно крякнул и с победоносным
видом оглядел присутствующих. Косматый уже звал другого, тоже, видимо,
сторонника Омара, тот мрачно выслушал прежний приказ и молча вышел.
Народ понемногу стал рассасываться. Наконец у Косматого и для Виктора
нашлось время.
- Панчуга, - сказал он, потирая ушибленную руку. - Оставайся.
Понимаешь, без тебя здесь никак.
- Я против Земли не пойду, - тупо ответил Виктор.
- Я ведь тебя вижу, Панчуга, - почти ласково произнес Косматый, - ты
так упрямишься, потому что знаешь - деваться тебе некуда.
- Ну, подумай сам. Косматый, ведь Земля! Что ты против нее можешь?
- Так ведь я, Панчуга, что думаю. Разве пойдут они полторы тысячи
убивать? Если драться-то будем? Ведь не пойдут, а, Панчуга?
- Да они вас...
- А мы их из пушечки из твоей нейтронной встретим. И пожгем кораблики.
А они все равно не пойдут. Гуманисты! А как же!..
В своем роде Косматый определенно был великим человеком. Лицо его
меняло выражение без малейших усилий. Предельный гнев, вдохновение,
деловитость, нежность, хитрость, будто множество совершенно разных людей
по очереди входили в его тело с одной только целью - убедить. Но Виктор
еще держался. Он даже представить себе боялся, что может остаться на
стороне этого... спятившего дикаря.
- Ты про катер забудь, Косматый, - как можно тверже отчеканил он. - Я
против Земли не пойду. Считай, что поговорили. Все. Пока.
Косматый погрозил ему пальцем и захихикал:
- А ведь врешь, уже поддаешься, еще немного - и будешь готов. Тебе
только на людях неловко. Так это сейчас! - Косматый поднял глаза к уальцам
и с дурашливой серьезностью выкрикнул: - Вон! Все вон! Панчугу вербовать
буду!
- Хватит, Косматый, я пойду.
- Стой! Подожди! Сейчас! - Косматый вскочил из-за стола, бросился к
колонистам. - Ну, кому говорю, давайте! Сейчас, Панчуга, сейчас! - и стал
выталкивать их в дверь. Вскоре библиотека опустела, только Друзья
остались. Теперь они сидели рядышком у заколоченного окна. Выла буря.
- Вот сейчас и поговорим, - потирая руки, засуетился Косматый. А и не
выйдет ничего, все равно хорошо. Ведь мое. Панчуга, здесь и поговорить не
с кем. Главный я тут. А с главным особенно не разговоришься. Все свои
какие-то дела у всех, чего-то хотят, да и боятся... А мы с тобой вроде как
равные. Да ты садись, садись. Вот, болтуна выпей.
- Пойду я, Косматый, - неуверенно произнес Виктор. (Только не
поддаться, только бы выдержать!)
- Ты ведь просто зарежешь меня, Панчуга, если уйдешь. Ты пойми.
- Брось, Косматый. Что со мной, что без меня - все равно не получится.
Да и не хочу я.
- Ты погоди, погоди, - горячился Косматый. Он странно улыбался, глаза
блуждали, вид у него был полусумасшедший. Ты послушай меня! Ты последний
мой козырь, Панчуга! Лисенок дурак-дурак, а понял, да только не до конца.
Их же всех Омар с толку сбивает, умеет, подлец, с толку сбивать, раньше я
думал - пусть живет, контролировать меня будет, чтоб не зарывался, смотрю
- нет, другого хочет. Тебя здесь не будет, они и не пойдут. Омар тут такое
раскрутит! А ты - это оружие, это сила, без тебя ну никак, Панчуга!
Думаешь, я для себя? Думаешь, так мне хочется у них вожаком быть? Ну,
пусть хочется, пусть для себя - все равно для них получается! Ведь не о
сегодняшнем надо думать, ведь так и пропасть недолго, если о
сегодняшнем-то! Не понимают они.
У него было совершенно больное лицо. Он тосковал, уже не скрывая.
- Я не умею спорить, Косматый, - отбивался Виктор. - Только не мое это
дело.
В течение всего этого разговора он ни разу не вспомнил о Молодом, и
том, что с ним будет, если Виктор останется на Уале.
- Паулу с собой возьмешь, ты подумай, Панчуга. Ведь девку тебе отдаем,
против всех наших правил, не четырем, а одному, и какую девку! Пожалуйста,
закончится все - и забирай ее куда хочешь.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг