А Фролов... Наверное, я ревновал Лену к нему. Стоило признаться самому себе в этом, как,
впрочем, и в том, что я люблю это женщину, и хочу быть с ней несмотря ни на что. А ему я не
позволю лезть в нашу жизнь. Если раньше Лена и была свободна, то теперь она со мной, и никто,
даже неполноценный отец ее ребенка не сможет нам помешать.
Мысль о неполноценности Фролова чуть приподняла мое настроение.
- Если ты хочешь, я могу уйти, - сказала не знавшая ничего о моих мыслях Лена. - Прямо
сейчас и уйду.
Она завозилась, вставая.
- Лена... - я протянул руки и прижал ее к себе. - Лена, любимая, не уходи...
Я почувствовал, как она, словно не веря примирению, медленно расслабляется в моих
объятиях.
И тогда я обнял ее еще крепче.
* * *
Утром, когда мы еще спали, пришел Валера Фролов.
Раздался назойливый звонок в дверь, я неохотно снял руки со спящей еще Лены и пошел
открывать. Если бы я знал, что это он, то, наверное, не открыл бы. Но в двери у меня нет глазка, а
видеть через листовую сталь я не умел, поэтому, не подозревая ничего плохого, я распахнул дверь.
За ней обнаружился Фролов, и на лице его пыталась жить неуверенная улыбка, на которую я
не счел нужным отвечать.
Он очень изменился. Если бы я постоянно не думал о нем, я бы его, наверное, не узнал.
Маленькие, хищные глаза его смотрели на меня из под густых белых бровей, которые почти
сливаясь с длинной шевелюрой цвета грязного снега.
А ведь в детстве он был шатеном.
- Привет, Ленька, - он протянул руку и я машинально пожал ее. Что и говорить, все-таки я не
ожидал, что он придет ко мне. По крайней мере, не так скоро.
- Здравствуй, Валера.
Он, похоже, и сам чувствовал себя неуверенно.
- Что, Лена у тебя?
Я медленно кивнул.
- Хочешь ее видеть?
Теперь кивнул он. Наверное, он уже понял, что Лена все мне рассказала.
- Она не хочет, чтобы ты приходил сюда.
- Это она тебе сказала?
- Да.
Он усмехнулся. Неуверенность сковывала его, но он держался достаточно хорошо.
- Все-таки я хотел бы с ней поговорить.
- Нет, Валера. Я же сказал: она не хочет тебя видеть.
- Да? Странно, а что же тогда она вчера приходила ко мне? - по выражению моих глаз он
понял, что попал в точку. - Так она тебе этого не говорила! Поздравляю, она тебе врет. Она
позвонила и приехала. А про пожар у меня дома она тебе не рассказывала? Хотя, впрочем,
наверное твой друг - Владимир, кажется - тебе об этом рассказал. Но он-то всего не знает. Может,
рассказать тебе?
- Я не буду слушать. Если она чего-то мне не сказала, значит не посчитала нужным.
- Ты с ней спишь? - его взгляд вдруг сделался хищным.
- Не твое дело.
- Мое. Я отец ее ребенка. Это хотя бы она тебе говорила?
- Это не дает тебе права распоряжаться Леной. Ни она ни я не хотим тебя здесь видеть.
Он уже успокоился и посмотрел на меня с какой-то невыразимой тоской. Так смотрят,
например, на табличку <Обед> на дверях магазина, когда нужно что-то срочно купить. На
досадное препятствие на дороге.
- Знаешь, Ленька: Я всю свою жизнь что-нибудь зарабатывал. Сначала это были оценки в
школе, потом - расположение преподавателей в институте, потом - уважение <дедов> в армии.
Потом я зарабатывал деньги, много денег. Но заработать любовь я так и не смог.
- Наверное, потому что ты всегда зарабатывал на любовь, а не саму любовь, - перебил я его.
Секунду он обдумывал мои слова.
- Возможно. Так вот, а ты пытаешься отнять у меня мой единственный шанс. Женщину,
которую я действительно люблю.
- Лену ты не сможешь купить ни за какие деньги. Даже не пытайся.
- Дурак. Такой ты знаешь ее четыре дня, а я - почти пять лет. Она тебе не подходит, Леня.
- Это уж я решу сам. Уходи, Валера. И не приходи сюда больше.
- Смотри! Ты можешь сильно обжечься с этой женщиной. Обжечься! Ты ведь не знаешь, кто
она на самом деле:
- Уходи.
Он осекся. Потом круто повернулся и пошел вниз по лестнице, а я с силой захлопнул дверь и
запер ее.
По-дурацки как-то все получилось. Какой-то нелепый киношный разговор, никчемные
фразы, мое рисованное рыцарство: Глупо. Надо было сразу послать его подальше, и не
разговаривать с ним. А он, конечно, придет еще раз, и тогда уже я спущу его с лестницы.
Если смогу.
Я стоял, прислонившись лбом к двери, и чувствовал, как невнятная ненависть тяжело и
противно шевелится во мне где-то в районе живота. А может, это был страх. Страх потерять
любимого человека и ту маленькую часть ее, которую я еще не видел, но уже любил.
Я обернулся. В дверях спальни стояла закутанная в одеяло Лена и испуганно смотрела на
меня. <Валера?> - одними глазами спросила она.
- Да, - ответил я вслух. - Валера.
* * *
В детстве, когда мир еще кажется уютным, а все люди делятся на добрых и злых, каждому
маленькому человеку кажется, будто он, по меньшей мере, центр Земли. Ему кажется, что весь
мир крутится вокруг него (просто обязан крутиться вокруг него!), и даже сама мысль о том, что
остальные люди способны отвлечься от забот о нем на какие-нибудь мелочи вроде работы,
представляется ему какой-то нелепой, невозможной. А потом, после ребяческих обид,
предательства мнимых друзей, драки с мальчишками из другого микрорайона или несчастной
девчоночьей любви, маленький, но уже получивший первый свой опыт человек, начинает
понимать, что окружающий мир умеет кусаться.
Зализывая великие раны своей ни в чем не провинившейся детской души, маленький человек
в какой-то мере черствеет, одновременно вырабатывая иммунитет к естественным потрясениям,
которые так щедро дарит ему еще не сформировавшаяся взрослая жизнь. Он приобретает свою
первую бытовую мудрость, которой еще не умеет пользоваться, но которая уже не дает ему
совершать инстинктивные глупости. С этого момента начинается смутное время юношеских
сомнений, словно на качелях поднимающее ребенка вверх, к зрелости.
Зато годам к шестнадцати абсолютно все в жизни становится предельно ясно и просто.
Но этот морок зрелости, как допинг для нечестного спортсмена, создает фальшивое чувство
уверенности в правильности своих поступков. Тогда молодой человек начинает совершать
настоящие глупости.
И качели начинают свой путь в обратную сторону. Жизнь буквально на глазах становится
сложнее, обрастает новыми непонятными проблемами, которые уже не решаются сами по себе,
как в детстве. Сверстники советуют одно, люди повзрослее - совсем другое, а наилучшим
оказывается какой-то третий вариант. С каждым годом жизнь демонстрирует свои новые, еще
более непонятные и странные грани, и ты все яснее и яснее понимаешь, что не мир крутится
вокруг тебя, а ты сам являешься микроскопической песчинкой в гигантском водовороте жизни,
который иногда против твоей воли тянет вниз, швыряет на острые камни и постоянно дает
хлебнуть соленой воды своего холодного потока.
Холодно попрощавшись с Леной, я отправился на работу и думал обо всем этом, пока
добирался в маршрутках. Мне было непонятно уже абсолютно все, что происходит. Сначала я
думал, что невольно оказался между двумя ссорящимися любовниками - Леной и Валерой, но, во-
первых, это сильно било по моему самолюбию, а во-вторых, уж слишком искренне Лена выражала
свои чувства ко мне. Я был уверен, что она действительно любит меня и хочет быть со мной.
Но к чему тогда была эта ее ложь? Почему она не сказала мне, что вчера была у Валеры,
прекрасно зная, как меня беспокоят их отношения? И что за чертовщину вытворяет она на кухне и
с сигаретами? Зажатый между своей любовью к ней с одной стороны и обидой за то, что я не
понимаю ее, с другой, теперь я был абсолютно беспомощен, и это меня сильно раздражало.
В конце концов, я устал думать об этом, устал от постоянного напряжения, и решил пустить
все на самотек. Жаль, что я тогда не понимал, что на самотек можно пустить лишь то, что тебя
абсолютно не волнует, а сказать такое о наших отношениях с Леной я не мог. Поэтому вместо
того, чтобы плыть по течению, я смог только показать рисованное равнодушие к ней. Я не хотел,
чтобы так было, но почему-то ничего не мог с собой поделать.
Если бы я знал, что из этого выйдет:
* * *
Вечером Лена приготовила мне на ужин плов. Все бы было ничего, только рис был
несколько твердым, а мясо - совсем сырым, и жевалось, как жевательная резинка. Я мысленно
удивился, но ничего ей не сказал, хоть это и было совсем не похоже на ее стряпню. Я терпеливо
пережевывал кусочки мяса, время от времени пробуя их проглотить, но получалось это только
примерно на третьей минуте. Может, это она специально так сделала? Нет, не похоже.
Она всячески старалась угодить мне, говорила ласковые слова, суетилась, бегала вокруг
меня, подавая то одно, то другое, но я не обращал на это никакого внимания. Специально. Я
думал, что я делаю вид, будто ничего особенного у нас не происходило последнее время, но на
самом деле выглядело это совсем иначе.
Я понял это, когда она, видимо устав притворяться, села напротив меня и демонстративно
прикурила сигарету новенькой газовой зажигалкой. Намеренно выпустив дым от первой затяжки в
мою сторону, она сказала:
- Ну что, будешь и дальше строить из себя эмоционального банкрота?
Как раз в это время я пытался проглотить очередной кусок мяса, и чуть не подавился. Эта
фраза никак не вязалась с моим представлением о ней.
- А что я такого делаю?
- Вот именно, что ты ничего не делаешь. Ты что, думаешь мне легко? Я сама, как между
молотом и наковальней:
- В каком смысле? - я говорил спокойно, и это ее еще больше взвинчивало.
- Да не притворяйся ты! Я сама прекрасно знаю, что ты ничего не понимаешь:
- Ну, так объясни мне.
- Я тебе объяснила все, что смогла. Остальное тебе либо не нужно знать, либо это неважно:
- А к какой категории относится то, что ты была у Фролова дома? Или, например, что ты
прикуриваешь зажигалкой без газа? Или то:
- Вот зажигалка! Вот! - она почиркала ей у меня перед носом, заставляя появляться
трепещущий огонек. - Видишь?
- Да не ври ты! Это новая зажигалка, что я, по твоему, - слепой?!
- Не ори на меня!
- Сама не ори! - к черту спокойствие, думал я. - Зачем ты ходила к Фролову? Почему
наврала, что он звонил?
- Он звонил!
- А почему же он сказал, что звонила ты?!
- Он врет! Да, я к нему приезжала, но я ведь и не говорила тебе обратного!
- Зачем?
- Чтобы предупредить его, что если он не отстанет от нас, я подам на него в суд!
- А по телефону этого сказать было нельзя?
- Нельзя, потому что он не отстал бы! Надо было дать ему понять, что это серьезно, что он
довел меня до последней стадии!..
У меня как пелена с глаз упала.
- Так это ты подожгла его дом? - сказал я совершенно спокойно, неожиданно для самого
себя.
Она отшатнулась от меня, как будто я дал ей пощечину.
- Это ты подожгла его дом?
Она медленно вставала из-за стола.
- Это ты? Ты что, пироманка? Ты и трубку у телефона расплавила, и прикуриваешь
неизвестно чем: И как ты готовишь, а? Как ты готовишь?! На чем?! Говори!!!
Она пятилась назад, пока не уперлась лопатками в стену. Глаза ее были безумными, и она
смотрела на меня, не отрываясь. Меня прошиб пот.
- Сволочь! - вдруг пронзительно выкрикнула она, и по ее лицу пробежала рябь. - Все вы
сволочи! Какое твое дело, что я делаю?! Ты должен только любить меня, сволочь ты этакая!
Заботиться обо мне, а не лезть в мою жизнь!..
Я испугался.
- Лена, - начал было я, но вдруг вспыхнула скатерть на столе.
Это было, как в кино.
Я вскочил, запнулся об упавший стул и упал сам, потом быстро пополз назад, вставая. А
Лена двинулась на меня.
- Какая тебе разница, кто я, если ты любишь меня? - она перешла на шепот, но шепот этот
трещал в ушах, как гром. Со звоном лопнули стекла в дверцах кухонного гарнитура, а за ними
начала лопаться стеклянная посуда. Не веря своим глазам, я смотрел, как дерево полок на стенах
начинает стремительно чернеть, обугливаясь. - Ты мой любовник, а не стражник. Ты хочешь
знать, кто я? Я скажу тебе!
Она взмахнула руками, и все вокруг загорелось. Я вскочил, огонь отшвырнул меня назад, я
заслонился он пышущего жара рукой, я хотел убежать, но я не мог. Копоть поползла по стенам,
запираясь наверх, к потолку, отовсюду повалил дым.
- Я - пожар! - закричала она. - Я - огонь! И ты любил меня всю жизнь, не зная об этом!
Разве тебе было плохо? Зачем ты начал искать то, что тебе совершенно не нужно знать? Доволен
теперь? Доволен?
Она была уже не человек. На ней вспыхнула одежда, и она, смеясь сорвала с себя двумя
взмахами руки горящие лохмотья, бросив их под ноги. По ее обнаженному телу скользили вверх
змейки голубоватых искр, а глаза налились изнутри ярким оранжевым огнем. Она была не
человек.
- Прощай, Леня! - я пятился от нее в каком-то гипнотическом трансе. Надо бежать, билась во
мне мысль, но обернувшись, я увидел, что позади меня уже горит обивка входной двери и комод. -
Увидимся в аду, когда ты будешь там гореть!
И она разлилась огнем.
Секунду назад она еще была похожа на человека, а потом вдруг скользнул вверх по ее телу
огонь и она плюхнулась на пол, растекаясь в стороны, как будто состояла из чистого бензина,
чтобы тут же взметнуться вверх страшными языками ревущего пламени. И в этом огне я вдруг
разглядел черты ее лица.
Страх ударил по мне, как плеть, и я побежал в спальню. Огонь следовал по пятам, и я, не
раздумывая, всем телом ударил в оконное стекло. Вместе с осколками я рухнул вниз, и перед тем,
как потерять сознание, увидел, как вырвалось из окна курчавое облако огня, в бессильном гневе
пытаясь лизнуть упущенную жертву.
А потом наступила темнота.
* * *
С тех пор прошло два года.
Прыгая из окна, я сломал плечо и ногу, а еще получил многочисленные ожоги, поэтому мне
пришлось долгое время провести в больнице. Это было даже к лучшему, потому что дома у меня
теперь все равно не было. К тому же, мне нужно было время, чтобы о многом подумать.
Квартира выгорела полностью, и спасти из огня ничего не удалось. Бригаду службы <01>
вызвали соседи, когда я был еще в доме. Они даже начали вытаскивать свои вещи, но огонь - или
Лена - пощадили их. А вот мне не повезло.
Я думал о том, что в сущности, все было закономерно. Лена была женщиной, а все женщины
- это огонь, пожар, стихия. Они неожиданно (и незвано) приходят в нашу жизнь, влюбляют в
себя, становятся ценнее всего на свете, а потом обжигают, обманывают, причиняют боль и
забирают все, что у тебя есть.
И ты остаешься ни с чем, один, полностью опустошенный душой.
Лена была права, я действительно любил ее всю жизнь. Даже больше того, я продолжал
любить ее после всего случившегося. Я простил ей все, потому что мне очень хорошо
запомнились ее слова о том, для чего я пытался узнать ее тайну. Действительно, чего мне не
хватало? Я должен был быть счастлив от того, что она рядом со мной и любит меня. Этого ведь
вполне достаточно, чтобы быть счастливым.
Со временем как-то забылось, что она - не совсем человек, и случившийся пожар я
воспринимал как страшную, но вполне обычную беду. Где-то в глубине души я был твердо
уверен, что Лена не хотела сжечь меня своим огнем. Я много раз пытался представить, как она,
беспокоясь обо мне, сжимала телефонную трубку, когда звонила в морг, а трубка медленно
плавилась в ее руках. Я пытался представить, как она прикуривала сигареты и готовила пищу, как
поджигала Валерину квартиру, как делала тот самый недожаренный плов, но ничего подобного
вообразить я просто не мог. Лишь иногда вспоминалась наша последняя ужасная ссора, да и то с
некоторыми купюрами.
Сначала я хотел разыскать ее дочь, но мне это не удалось. Вовка Золотарев помогал мне в
поисках. Я рассказал ему все, как было, но он, по-моему, посчитал, что я немного сдвинулся. Тем
не менее мы вместе несколько месяцев искали Светлану, обращаясь к ее родственникам и даже к
Фролову, но никто не сумел нам объяснить, где она. Потом я прекратил свои попытки.
А два месяца назад неожиданно выяснилось, что Лена с дочкой живут где-то на юге страны,
и вместе с ними живет какой-то мужчина. Об этом сообщил мне Валера Фролов, когда я случайно
встретил его в магазине. И я понял, что Лена для меня потеряна навсегда, и что теперь мне
придется любить ее мудрой грустной любовью, которая почти два года произрастала во мне из
слабой, но все-таки надежды.
Лена до сих пор довольно часто мне снится. Мне снится, что она опять приходит ко мне
домой, неожиданно появляясь через пятнадцать лет разлуки. Она снится мне в том самом красном
воздушном платье и черной сумочкой через плечо, с теми же, прежними чертами лица, с той же
очаровательной улыбкой. Тогда мне невыносимо хочется обнять ее, прижать к себе и заглянуть в
огромные, удивительно красивые глаза.
Но однажды я отчетливо понял, что наяву этого не произойдет уже никогда.
И с тех пор в пламени каждой зажигалки, в каждом костре, в каждом маленьком язычке огня
мне видится лицо рыжей девчонки из моего детства.
Иркутск, 2000-2001
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг