Александр Филиппович ПЛОНСКИЙ
ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА!
Фантастический рассказ
Не помню, когда и при каких обстоятельствах мы с ним познакомились.
Это произошло словно само собой. Оба работаем в Астрофизическом - я на
кафедре звездных туманностей, он в лаборатории фотонной тяги. Да и живем в
одном блоке, только на разных уровнях.
При встречах мы кивали друг другу, затем начали обмениваться
рукопожатиями. Но некоторое время - год или два - наше знакомство
оставалось шапочным.
Мы одного возраста - немного за тридцать. Однако Ковалев выглядит
старше. Полный, высокого роста, благообразный, с блеклыми голубыми
глазами, рыхлым просветленным лицом и глубокими залысинами, он казался
выходцем из прошлого или даже позапрошлого века. И улыбался не просто так,
а со значением: иногда заискивающе, но чаще снисходительно. Причем почти
всегда грустно.
Здороваясь, Генрих Данилович надолго задерживал мою руку в потной
ладони и отпускал, лишь когда я начинал осторожно высвобождать затекшие
пальцы.
- Устали? - обычно спрашивал он и, не дожидаясь ответа, повторял
утвердительно: - Устали!
- Если же я уверял, что вовсе нет, он говорил:
- Чудненько!
Но смотрел по-прежнему соболезнующе, будто думал: "Не признаешься?
Ну-ну..."
Несколько раз он делал попытки перейти "на ты", но я не сделал
ответного шага. И вовсе не потому, что смотрел на него свысока. Просто не
переношу фамильярности. Даже между приятелями.
Мог ли я подумать, что Ковалева это заденет?
Было обстоятельство, которому я тогда не придал значения. И зря...
- Вы ученый первой категории, а я всего лишь третьей, - как-то
обронил Генрих Данилович.
- Какая разница! - беспечно отмахнулся я.
- Да уж какая-никакая, а разница.
- Ерунда!
- Вы действительно так считаете? - недоверчиво спросил Ковалев.
При всей своей кажущейся меланхоличности Генрих был наредкость
предприимчив. И гордился пробивными способностями. Неведомо какими путями
раздобыв путевку на Эверест или голограмму колец Сатурна, он великодушно
принимал от облагодетельствованного слова признательности. А потом
небрежно бросал:
- Пустяки, фирма и не то может!
Он не преувеличивал. Я убедился в его всемогуществе, когда в
космоклуб поступила опытная партия усовершенствованных спейсроллеров.
Пожалуй, "партия" - громко сказано: их и было-то три штуки.
Забыл упомянуть, что мы с Генрихом занимались космотуризмом, впрочем,
разными видами. Ковалев - линейным, я - сверткой.
Свертчики не жалуют линейщиков. Линейный космотуризм - профанация
искусства, прогулки по Солнечной системе. Риск сведен к нулю! Иное дело
свертка, в ней велик элемент неожиданности, даже непредсказуемости. Она
дает возможность за пару недель пересечь Солнечную вдоль и поперек.
Линейщик за это время успеет побывать разве что на Луне, зато потом будет
бахвалиться "захватывающими приключениями" в лунных цирках и морях.
Мой спейсроллер порядком устарел, но о новом я и не мечтал, охотников
на это чудо было в избытке: кто откажется от двойного фордрайва с
фотонными ускорителями!?
И тут Ковалев сделал мне неожиданное предложение.
- Ну как вам новый спейсроллер?
Я шумно вздохнул.
- Предел желаний!
- Хотите, устрою?
- Для этого даже ваших возможностей недостаточно! - не поверил я.
- Фирма гарантирует, - строго сказал Ковалев.
- Так вы не шутите?
- Я, слава богу, не юморист. Если обещал, - сделаю. Но с условием.
Возьмете меня с собой в свертку: хочу посмотеть, как развлекается элита.
Меня часто спрашивают:
- Что вы нашли в космотуризме? Это все равно, что путешествовать по
пустыне. Но и пустыня - оазис по сравнению с космосом. Мертвое черное
небо, немигащие звезды, и так изо дня в день. Неужели не надоедает?
Ничего-то вы не понимаете? Для профессионального астронавта небо,
возможно, и черное, а звезды холодные, словно крупинки льда. Мы же,
любители, расцвечиваем космос воображением. Для нас нет просто черноты.
Есть чернота перламутровая, золотистая, с оттенком платины. А иногда в ней
различимы слои кобальта или киновари. Потому что мы видим не глазами, а
сердцем. Тогда и звезды уже не бесцветные стекляшки. Они отливают
аметистом или морионом, голубым топазом, изумрудом или рубином.
И пусть ничего подобного не регистрируют спектроанализаторы. Нам-то
что до этого? Любуясь восходом Солнца на берегу Байкала, турист тоже
меньше всего озабочен флуктуациями спектра или плотностью потока лучистой
энергии. Он углублен в собственные чувства. Так и я ухожу в космос, чтобы
встретиться с самим собой. Один на один.
Но на сей раз рядом будет Ковалев. Мы, свертчики, в душе авантюристы.
Он же добропорядочный обыватель, если это слово применимо к нашему
времени...
В организованном космотуризме существует хорошо отлаженная система
правил и ограничений. Официально регистрируют лишь групповые путешествия,
свертку ограничивают коротким скачком. Я же принадлежу к самодеятельным
туристам (потому и не рассчитывал получить спейсроллер). Нас называют
дикарями. Ну и пусть. Кто вправе запретить мне путешествивать в одиночку?
- А вы не боитесь? - спросил я Генриха. - Мы ведь отправляемся на
свой страх и риск, даже не оповестив контрольно-спасательную службу.
- Почему? - забеспокоился Ковалев.
Этот простодушный вопрос порядком разозлил меня. Надо признать,
последние дни Генрих все больше раздражал своей прилипчивостью. Я старался
быть с ним предупредительным, корил себя за предвзятость и все же
срывался. На иную мою реплику он отвечал обиженным взглядом. Его выцветшие
глаза бывали выразительнее слов.
Вот и теперь я не сдержал раздражение.
- Так меня больше устраивает!
- Вы всегда нарушаете правила?
- Нет, лишь по четвергам, - съязвил я.
- Почему именно по четвергам?
До меня не сразу дошло, что Генрих принял мои слова всерьез.
- Потому что не по пятницам, - рассвирепел я. - Пятница и понедельник
- тяжелые дни. Во вторник философский семинар. По средам занимаюсь наукой,
а суббота и воскресенье - выходные. Ну что, не передумали?
- Уговор дороже денег, - процедил Ковалев с кислой миной.
Поразительное пристрастие к жаргонным выражениям столетней давности!
Мне оставалось лишь глубоко вздохнуть. В четверг мы стартовали.
Я еще не пояснил, что такое свертка. Но как это сделать? Знания стали
настолько абстрактными, что многое приходится принимать на веру. Наука
подобна слепцу, который сознает, что есть что, а зримо представить не
может. Если бы я попытался рассказать о свертке языком ученого, то
пришлось бы начать с геодезических линий, римановых и финслеровых
пространств, а закончить спиральным многообразием Дерри-Крутицкого. Но вы
бы и не стали меня слушать!
Поступим проще. Попробуйте вообразить пространство в виде бесконечной
спирали. Мы движемся виток за витком по спирали, а кажется: по прямой. Но
и Магеллану казалось, что он плывет прямо, а на самом деле - обогнул
Земной шар.
Линейщики преодолевают пространство вдоль спирали, свертчики -
поперек, выигрывая тем самым время. Так на горной дороге - сам пробовал! -
можно опередить несущийся по серпантину мобиль, соскакивая с одного
"языка" на другой.
Остается добавить, что свертка не для космолетов. Загвоздка в
соотношении неопределенностей: чем больше выигрыш во времени, тем меньше
точность пространственного скачка.
Свертка для свертчиков. Особенно для самодеятельных, не связанных ни
расписанием, ни маршрутом, ни правилом "короткого скачка". Одна из
прелестей свертки - азарт. Чет или нечет? Заранее не узнаешь. Вот и
замирает сердце перед каждой сверткой, как перед прыжком в неведомое.
Свертку не с чем сравнивать. К ней нельзя привыкнуть. Она всегда
словно рождение - заново дарит жизнь, чувства, весь огромный неисчерпаемый
мир...
Первым же скачком мы вышли в окрестности Марса, что было большой
удачей.
На диске планеты виднелись желтовато-красные пятна, рассеченные
серыми и насыщенно-синими полосами. Таким я уже видел Марс, и не только в
одном из прошлых путешествий, но и через супертелескоп Астрофизического
института.
Как описать охватившую меня радость, то высокое наслаждение, которое
я испытал, вынырнув из безвременья: вдох - Земля, выдох - Марс. Конечно,
это преувеличение, и насчет вдоха-выдоха, и об исчезнувшем времени.
Свертка продолжается несколько минут, но, право же, их не замечаешь. Зато
как тянутся часы, когда накапливается энергия для следующего скачка!
- Что скажете? - спросил я Ковалева, предвкушая взрыв восторга.
- И это все? Так и будем прыгать от планеты к планете? Скучное
занятие! А я-то думал...
Вторая свертка оказалась менее удачной. Я не поскупился на импульс,
чтобы удлинить скачок. Но - чертова неопределенность! - нас забросило в
промежуток между Марсом и Юпитером невдалеке от Паллады - малой планеты,
открытой 28 марта 1802 года бременским астрономом Ольберсом. Пояс
астероидов, который романтически считают обломками легендарного Фаэтона, -
место гиблое, и мы стараемся его избегать.
Я имел глупость сказать об этом Ковалеву.
- Значит, мы могли столкнуться с астероидом, я правильно понял?
- И даже очутиться в его толще!
Генрих позеленел.
- Неужели риск настолько велик?
Не без умысла начал я перечислять опасности, подстерегающие
свертчиков. Упомянул об англичанине Смайлсе, сгоревшем в короне Солнца, о
норвежце Кнутсоне, выброшенном из Солнечной системы и пропавшем без вести.
Ковалев был близок к истерике.
- Зачем вы об этом говорите?
- Сами же интересовались, как развлекается элита!
- Почему не предупредили раньше? - брызжа слюной, закричал Генрих.
Меня охватило бешенство. В такие моменты я плохо владею собой.
- Не знал, что вы трус!
- Хотите меня оскорбить?
- Нет, констатирую факт.
- Я не трус! Но у меня дети. По вас некому плакать, а я...
Он был прав. Моя личная жизнь, как принято говорить в подобных
случаях, не сложилась.
"К чему семья межпланетному бродяге?" - не раз бравировал я перед
знакомыми. Но себя зачем же обманывать? Одиночество в космосе переносится
легче, чем на Земле. Здесь оно естественно. Наверное, оттого я и стал
космотуристом.
Ночь мы провели на траверзе Паллады, заняв стационарную орбиту.
Впрочем, "ночь" понятие относительное...
Очередная свертка закончилась для нас драматически.
Ковалев допек меня упреками. И когда он, бог знает в какой раз, задал
излюбленный вопрос "Хотите меня оскорбить?", я, не задумываясь, ответил:
- Да, хочу!
Стоило посмотреть, как у него перекосилась физиономия!
- Немедленно отправьте меня на Землю!
Ни больше, ни меньше, как будто в моем распоряжении была эскадра
планетолетов!
- Не дурите! - отрезал я. - Не стану из-за вашего каприза прерывать
путешествие!
Вот когда я понял, что такое психологическая совместимость! Можно
улыбаться друг другу при встречах, прочувственно пожимать руки, разделять
застолье - это ровным счетом ничего не значит! На полярной зимовке,
высокогорном перевале, на траверзе Паллады - только там можно убедиться
по-настоящему, подходят ли люди друг другу.
Вероятно, в других обстоятельствах я никогда бы не совершил столь
безрассудный поступок. Но мной руководило стремление проучить Генриха. Я
был пьян этим злым чувством.
- Что вы собираетесь делать? - закричал Ковалев, когда я, раздавив
предохранительную вставку, соединил обе ступени фордрайва впараллель и
потянулся к сенсору аварийного импульса.
- Сейчас увидите, - процедил я с презрением.
Но мы не увидели ничего. Даже звезд! И я не сразу понял, что так
буднично, без грохота и перегрузок, мигания сигнальных ламп и тревожного
рева зуммера, произошла самая страшная катастрофа, которая только могла с
нами случиться. Хваленый спейсроллер не выдержал сверхнагрузки. Он вошел в
свертку, но... так и не вышел из нее!
Я был готов к тому, что нас вынесет к черту на рога, выбросит из
Солнечной системы. Тогда как в старинной песне: "Будет буря, мы поспорим и
поборемся мы с ней!" Мы же попросту выпали из пространства. Нас заклинило
между витками пространственной спирали, и чем это кончится - неизвестно...
Спейсроллер окружала мутная пелена, словно мы очутились внутри
гигантского бельма, закрывшего от нас видимый мир. В довершение всего
счетчик энергоресурса стоял на нуле...
Я думал, Генрих меня возненавидит. Но он посмотрел мне в глаза с
прежним выражением грустного превосходства и негромко спросил:
- Что будем делать?
- Загорать, - по инерции огрызнулся я.
- Это конец?
- Струсили?
- Теперь уже поздно трусить...
Все-таки загадочная штука - человеческая психика! Предчувствие
опасности переносится труднее, чем сама опасность. Давно ли Ковалев
паниковал без достаточных причин? А сейчас я был готов позавидовать его
хладнокровию! Или это не хладнокровие, а рабская покорность судьбе? Не
похоже...
Мое предубеждение таяло. И, напротив, нарастало недовольство собой.
Какое я имел право рисковать чужой жизнью? Свертка опасна. Но в ней ключ к
дальним галактикам. И мы прокладываем туда дорогу. Да, прогресс запретить
нельзя, как невозможно и лишить энтузиастов права на подвиг. Но это право
не следует и навязывать.
- Я виноват перед вами, Генрих Данилович! Простите меня!
- Чего уж там... Я тоже вел себя гм-м... не лучшим образом.
Подумайте, как выбраться из западни.
- Я уж и так...
- Чудненько!
Удивительное дело, это "чудненько", над которым я мысленно издевался,
сейчас подействовало на меня успокаивающе. И я начал рассудочно взвешивать
"плюсы" и "минусы" нашего положения. Увы, минусов было неизмеримо
больше...
Непонятный паралич постиг измерительные приборы. Я не мог даже
приблизительно судить о наших координатах, если о них вообще имело смысл
говорить...
Но потом меня осенило. Если энергетические ресурсы исчерпаны, то
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг