Как бы то ни было, осознав безвыходность ситуации, и остальные
путешественники во времени решили выбираться из дебрей. Не будешь же
пятьдесят семь лет дожидаться в этом медвежьем углу, пока представится
возможность попытаться осуществить обратный Переход.
Вернувшись в избу, Ильин услышал бормотание в углу. Напрягши слух,
разобрал отдельные фразы: "услыши глас моления моего", "радуйся за ны смерть
приявший", "почитаем вси честныя твоея главы усекновение".
- По какому случаю, Иван? - шепотом окликнул филолог.
- Акафист крестителю Господню Иоанну читаю, - отозвался старообрядец. -
У меня сегодня день ангела...
- Ну и память у тебя! - восхитился Ильин. - Ты что ж, на каждого
святого акафисты знаешь?
- Где там, - вздохнул Иван.
- Ну как же, вчера Анне-пророчице, чьей-то там дщери читал...
- Не чьей-то, а Фануилевой дщери, той, что Господа нашего в храме
Иерусалимском встретила... Не мешай молитву творить...
И он снова размеренно зашелестел губами.
Каждый день начинался для Ивана с многочасовых стояний в углу на
коленях. На расспросы товарищей он отвечал охотно, явно наслаждаясь ролью
религиозного наставника. Память его хранила сотни молитв, кондаков и
тропарей на разные случаи жизни, церковный календарь старообрядец знал как
свои пять пальцев, помнил множество житий. Последнее обстоятельство особенно
заинтересовало Ильина, и он часто просил изложить биографию того или иного
святого, подвизавшегося в эпоху Владимира и Ярослава.
С особым умилением передавал Ивашка историю умерщвления князей Бориса и
Глеба, любил пересказывать житие Антония Печерского, основателя первого
русского монастыря. Слушая его, филолог жалел, что прежде почти не
интересовался этими повествованиями и даже книгу Ключевского "Жития святых
как исторический источник" прочел невнимательно. "Знать бы где упасть,
соломки постелил бы", - досадливо думал он. Ведь именно в житиях содержалась
самая богатая информация о быте Древней Руси, о мировоззрении русского
народа, которая позволила бы теперь лучше ориентироваться в новой
исторической среде. Ильин хорошо помнил летописные свидетельства, но в них
содержалась по большей части бесстрастная констатация фактов. Единственное
произведение, близкое по жанру к житийной литературе, оставшееся в памяти
филолога - "Повесть о водворении христианства в Ростове". На нее Виктор
обратил особое внимание, еще учась в аспирантуре, когда собирал материалы о
верованиях древних славян - Добрыня, герой его диссертации, начал свою
деятельность с устройства языческого капища, по образцу того пантеона богов,
что соорудил его племянник великий князь Владимир в Киеве.
Под эти мысли Ильин незаметно провалился в сон. А когда проснулся, изба
была освещена - столб солнечного света падал из отворенной настежь двери.
Никого, кроме Виктора, не было, и эта пустота, этот яркий луч, в котором
клубилась пыль, вызвали ощущение тихого праздника - так бывало в детстве,
когда родители оставляли его одного и он чувствовал себя властелином целой
квартиры, обладателем тысяч книг, повелителем огромных диванов. Стремительно
вскочив с широкой лавки, он бросился на пол и принялся отжиматься, потом
выбежал наружу, на травянистую поляну и, широко расставив ноги, начал делать
наклоны, легко прогибаясь в пояснице.
II
Из рощи появились несколько обитателей лесного селения, обвешанные
охотничьими трофеями - рябчиками, тетерками, глухарями. Увидев Ильина,
остановились и, словно позабыв обо всем на свете, с величайшим вниманием
стали наблюдать за действиями филолога. До сих пор здесь не могли привыкнуть
к его ежедневной зарядке и замирали как вкопанные, стоило ему вскинуть ногу
до уровня плеч или начать вращать головой, разминая шейные позвонки.
Сначала Ильина озадачивало такое внимание лесовиков к его утренним
процедурам - ведь во всем прочем они проявляли себя весьма неназойливыми
людьми, первое удивление при виде необычайных явлений и странных действий
чужаков быстро сменялось будничным отношением. Только по прошествии
нескольких недель из случайно оброненной кем-то фразы он понял, что его
упражнения воспринимали как своего рода магические действия, вроде
шаманского камлания.
Иван поначалу так же истолковал утреннюю зарядку: бесам службу творишь.
Но когда Ильин разъяснил, зачем нужны эти ежедневные телодвижения,
старообрядец с превосходством сказал:
- О телесах радеешь, а душу не блюдешь. Ты бы вот сотни три земных
поклонов отбил, так куда лучше вышло бы - и богу лепота, и тебе никогда
утина не знать.
- Что за утин? - машинально спросил филолог.
- А хворь такая - в пояснице стрелье, как хватит, так не согнешься.
- Это ишиас, - догадался Ильин. - От него и поклоны не спасут, ежели
застудишь спину.
- Молитва ото всего исцеляет, - наставительно заявил Ивашка. - Я сам
видал, как родитель мой от этой напасти лечивался. Пришла к нам старица
одна, святой жизни, и велела ему через порог на живот лечь. Положила ему на
спину веник-листовик да принялась по нему топором колотить. А папаша по
научению ее вопрошает: что сечешь? Утин секу, отвечает. А сама умную молитву
творит.
- Умную?
- В уме то есть, одному богу слышимую... Так вот три раза порубила
веник да и только - утина как не бывало...
Охотники продолжали наблюдать за Ильиным. Наконец один из них медленно
приблизился к филологу и бросил к его ногам огромного черного глухаря и
несколько рябчиков.
- Помолись Хорсу о послании богатой добычи в наши силки.
Виктор прервал упражнение, протестующе замахал руками.
- Ничего не нужно. Заберите. Нас прекрасно кормят.
Но охотники уже шли своей прежней дорогой.
Ильин в задумчивости постоял над трофеями. Как растолкуешь им, что
такое зарядка, если даже Святовид ничего не понял из его объяснений?
Старый волхв увидел раз Виктора в йоговской позе лотоса и с
нескрываемым изумлением спросил:
- Асаны знаешь?
- Да, - с неменьшим удивлением ответствовал филолог. - А вы... то есть
ты откуда про них ведаешь? Ведь это индийское изобретение, от вас до йогов
пять лет пути...
Но жрец, не слушая его, опустился на траву и принял позу плуга.
- Знаешь такую?
Ильин повторил его движения.
- И асану "коровья морда" знаешь? - еще больше поразился волхв.
Виктор кивнул и, быстро сцепив руки за спиной, хрустнул позвонками.
Из дальнейшей беседы со Святовидом филолог понял, что его
первоначальное предположение о духовной связи древних ариев Индии и славян
было верным. Но он едва мог поверить, что сходство обрядов и ритуалов
язычников Восточной Европы с культовой практикой далекого Индостана
оказалось столь очевидным.
Когда волхв говорил о минувшем, горькая складка кривила углы его губ, а
глаза смотрели отрешенно и сумрачно.
- Христианские жрецы рыщут повсюду в поисках старых книг из бересты и
дощечек с письменами. Ничего им так не нужно, как священные писания древних
мудрецов. Если находят, сразу уничтожают... У народа почти ничего не
осталось уже, хотя Христова вера пришла к нам совсем недавно...
- Двадцать шесть лет, - автоматически вычислил Ильин. - Почему же они
столь непримиримы именно к старым книгам?
- Они несут Змиеву веру.
- Что за новое понятие?
- Оно старо как наш дряхлый мир. Эта вера уже пыталась поработить наши
души, да праотцы русичей отбили натиск Змея.
Ильин слушал со все возрастающим интересом. Тема змееборчества,
пронизывающая все древнейшие предания и былины русского народа, вызывала
ожесточенные дискуссии в среде его коллег, да и представители смежных наук -
истории, археологии, философии - не обошли ее вниманием. Трактовки,
выдвигавшиеся при истолковании змееборческого эпоса, бывали диаметрально
противоположны - отчасти из-за недостатка конкретного материала, отчасти
из-за несходства убеждений споривших, разной "полярной зараженности" их
идейных платформ...
- В какие времена происходил этот натиск? - спросил Ильин. - И почему
ты всегда говоришь о Змее, кто это?..
Старые волхвы говорили: двести поколений сменилось... Из-за гор на
равнину пришли люди, они несли на своих копьях змеиные кожи, они говорили,
что прародитель их Змей, он даровал им знание, научил различать доброе и
злое...
- Двести поколений... Это же шесть тысяч лет! Ведь тогда и славян еще
не было.
Святовид медленно покачал головой.
- Они жили в иной стране, возле гор. Там было всегда тепло. И был
единый язык... Только мы, хранители памяти, знаем его...
- Тот язык, на котором ты возносишь молитвы?
Жрец прикрыл глаза и кивнул.
- Ты понимаешь его, можешь говорить?
- Нет, я только запомнил то, чему учили старые волхвы.
- Да и ты как будто не юнец...
- Я пришел к волхвам, когда мне было больше пятидесяти. Я был воином...
Ильина охватило волнение. Ему казалось, он стоит на пороге какой-то
великой тайны. Быстро спросил:
- И когда пришли люди Змея, наши предки ушли в разные стороны,
разбились на племена?..
- Одни ушли в страну пустынь и потерялись. Другие поднялись к небесам и
познали душу мира. Иные ушли к великому морю, туда, где заходит солнце. Мы
пришли в державу лесов.
- Расскажи подробнее, кем ты был до того, как стал волхвом?
Святовид вскинул на Ильина холодные внимательные глаза. Долго молчал,
всматриваясь в его лицо. Потом, не говоря ни слова, встал и пошел прочь...
Подняв с травы глухаря, Виктор прикинул его вес - выходило не меньше
пяти килограммов. "Тут работы до полудня, - досадливо подумал филолог. -
Перо общипать и то пальцы обломаешь". Собрал рябчиков и, расставив руки с
трофеями в стороны, повернулся, чтобы идти в избу.
- Виктор, откуда такая добыча? - Княжна появилась словно из-под земли.
Ильин смутился - такие вроде бы нечаянные встречи происходили в
последнее время подозрительно часто. Пробормотав что-то несвязное про силки,
про охотников, филолог предложил:
- Заходи, Аня, к нам, заодно поможешь птицу щипать. На дворе ветрено,
по всей поляне перо разнесет...
Первое время Бестужева заливалась краской, стоило назвать ее по имени.
Заметив это, Ильин предложил вернуться к прежнему обращению по
имени-отчеству. Но княжна запротестовала - ее восхищали демократические
манеры филолога. Оправдывая свою застенчивость, она говорила, что ее
нравственность изуродована сословным воспитанием. Чем скорее выветрится
школа Смольного, тем лучше, считала Анна...
Когда они уселись возле закопченной каменки, Ильин показал, как нужно
дергать перо, и молча принялся за первого рябчика.
- Где Иван с Василием? - через некоторое время спросила княжна.
- Ходят где-то, - не поднимая глаз от птицы, ответил Ильин.
Прошло еще несколько минут. Затянувшуюся паузу прервала Анна:
- Чем собираешься заниматься сегодня?
- Суп буду варить, - уткнувшись взглядом в изрядно полысевшую тушку
рябчика, отозвался Виктор.
Его злило то, что, будучи почти вдвое старше Анны, он теряется в
общении с ней как мальчишка. Стоило большого труда заставить себя прямо
смотреть ей в лицо, а говорить непринужденно, как в первые недели, и вовсе
не получалось.
Вообще в отношениях с прекрасным полом Ильин всегда чувствовал себя
уверенно, умел завоевать внимание, умел занять своих избранниц
непринужденной беседой. Нынешнюю свою неловкость он объяснял тем, что Овцын
обнаружил нешуточный интерес к генеральской дочери и весьма настойчиво
старался добиться ее расположения. Василий вызывал симпатию у Ильина, и
филологу не хотелось, чтобы отношения в четверке осложнились - ведь всем им
нужно было держаться друг за друга в этом чужом и, может быть, враждебном
мире. Кто знает, сколько им еще предстоит скитаться в дебрях времени,
говорил себе Виктор, я как старший просто обязан блюсти равновесие, дабы
никто не почувствовал себя уязвленным...
Княжну поведение Ильина по временам прямо-таки бесило. По целым дням
она дулась на него, не подходила со своими обычными вопросами о светлом
будущем. Но, конечно, не выдерживала и вновь являлась как ни в чем не
бывало. В глубине души Ильин восхищался ее непосредственностью и идеализмом,
но все же до поры до времени ему удавалось выдерживать роль сдержанного и
даже несколько толстокожего человека.
- Витя, я ничего не пойму, ты так держишь себя со мной, словно я тебя
чем-то обидела, - с вызовом сказала Бестужева.
Ильин отложил в сторону рябчика и исподлобья уставился на Анну.
- Знаешь что... у меня просто... просто период адаптации, то бишь
приспособления к новой одежде. Я болезненно переношу всякие бытовые
изменения, вот и все... Так что прости... Может быть, это признак и плохого
воспитания - неумение скрывать, что тебе плохо...
В больших серых глазах княжны появилось участливое выражение, полные
губы сложились сердечком.
- Бедный Витенька, прости, я не знала... Ну зачем ты обрядился в этот
балахон.
- Ты знаешь, Анюта, если я похожу в своих джинсах и майке еще месяц, то
буду выглядеть как оборванец. А я все-таки не потерял надежды вернуться в
свое время, и появиться в двадцатом веке мне хотелось бы в человекообразном
виде... И тебе советую, пока юбка и блузка не потерлись, прибрать их до
лучших времен. Кстати сказать, тебе здорово пойдут платья и поневы здешних
девиц, да и кокошник с жемчугом украсит твои чудные светло-русые волосы.
Будешь смотреться стопроцентной славянкой.
Анна сначала презрительно наморщила носик, а потом, искоса взглянув на
Виктора, с кокетством сказала:
- Да ведь тебе должны нравиться девушки в стиле рюс, ты же фольклорист.
- Нет, в самом деле! - Ильин не принял шутливый тон. - Тебе даже не
придется приноравливаться к более тяжелой одежде, как мне...
- То есть?..
- Ты понимаешь, я только теперь понял, насколько сильно переменились
условия существования человека в нашу эпоху по сравнению со всеми
предшествующими... Вернее, первое ощущение в этом плане у меня возникло
после того, как Василий дал мне померить свой камзол. После моей майки,
весящей сто граммов, его обшитое позументами сооружение просто веригами мне
показалось. А туфли! Я словно бы колодки на ноги надел. Тяжелые, скрипучие.
Поверь, вот эти лапти, что на мне сейчас, в десять раз удобнее. До кроссовок
им, конечно, далеко, но, по крайней мере, ноги не натрут. Я не представляю,
как Вася на этих красных каблуках по лесу тогда бежал, это же все равно что
на кабаньих копытах танцевать...
- И из этого опыта ношения чужой одежды ты сделал вывод о характере
всей эпохи? - со скептическим смешком сказала Анна.
- Да, представь себе. Еще мои родители жили в одну эру с вами, а мы -
граждане иного века. Не по календарю, а по сути. Мы дети синтетического,
одноразового времени.
- Как это одноразового?..
- Ну как тебе объяснить... У вас все делалось на целую жизнь
человека... Вот мать моя, выросшая в ту эпоху - она по двадцать раз
полиэтиленовые пакеты моет, а мы использовали - и в мусор. Наше время
таково, что никто почти ботинок в починку не носит. Мода каждый сезон
меняется, и в общем новые вещи на свалку выбрасываются...
Перед глазами его возникла картинка из раннего детства - год, может
быть, пятьдесят первый. Отец возвращается с работы, заходит в их
единственную комнату, единственным украшением которой служат два венских
стула. Садится на некрашеный табурет, ставит на колени огромный портфель, на
изготовление которого, наверное, пришлось содрать кожу с годовалого теленка,
щелкает большими медными замками и достает кипу бумаг. Зычно кричит: "Зина,
полюбуйся на первенца!" С кухни влетает мать, одетая в креп-жоржетовое
платье с высоко поднятыми плечами. "Автореферат!" - значительно говорит
отец. Мать чмокает его в щеку вишневыми от помады губами и берет у него
рукопись. Отстранив ее на расстояние вытянутых рук, торжественным тоном
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг