стоял над верхушками ближнего леса. Каждый куст, каждая жердь прясла,
огораживавшего селение, отбрасывали бесконечные тени.
Ильин и Овцын, осторожно ступая по травянистому косогору, двигались от
деревни в сторону реки. На прибрежной луговине темнели невысокие строения.
- Верно говорят, что на банище нечистой силе раздолье, - свистящим
шепотом сказал Василий. - Тут тебя и удавят, и в воду бросят. Никто и крика
твоего предсмертного не услышит.
- Будет стращать... Итак не по себе.
Но Овцын не унимался.
- А что, если уж мы нежить ловить идем, о ней и говорить самое время.
Настраиваться надо - сам же советовал... Ко всему приготовиться не вредно -
ты баенника ждешь, а на тебя водяной кинется или русалки защекочут. Тут им
самое место гулять - видишь, ракита над речкой склонилась, они в ветвях ее и
любят сидеть...
- Это ты откуда взял?
- А сегодня днем старухи здешние рассказывали. Видели, будто бы, как
тот баенник знаменитый с ними шуры-муры разводил...
- Ну и тип, никому проходу не дает! У нас в институте тоже такой вот
баенник есть - Алик Мирзоян. Стоит уборщице нагнуться, чтобы сор из мусорной
корзины взять...
- Тсс! - шикнул Овцын, подняв палец. - Слышишь?
Ильин замер на месте, но ничего подозрительного его слух не уловил.
Овцын знаком предложил лечь на траву, Виктор последовал его примеру.
Затаившись, они до боли в глазах вглядывались в угольно-черные пирамидки
бань, но все было спокойно.
Ильин постарался припомнить все, что он слышал о загадочном обитателе
бани, переполошившем здешние места. От обычных граждан деревенских задворьев
он отличался ярко выраженными индивидуальными чертами, которые стали ясны
после многочисленных расспросов.
Классический баенник, по представлениям окрестных жителей, воплощал в
себе не только злое, но и доброе начало. Главное было соблюдать известные
правила при посещении его владений. Нельзя, говорили мужики, мыться больше
чем в три смены. Кто придет на четвертый пар, того баенник доймет угаром, а
то начнет песком швыряться, раскаленными камнями, вениками засечет до
полусмерти. Ибо на четвертый пар ходят к нему гости - домовые, лешие,
овинники.
Ежели уважать банного духа, не гневить его попусту, он и на добрые дела
способен, особенно девкам гадать любит. Коли поднимет на голову подол
сарафана желающая всю правду ведать, да сунет голый зад в приоткрытую дверь
бани, обитатель ее из-под полка выберется да и погладит по мягкому месту
своей шерстистой лапой - знай, что счастье предсказывает, а коли шлепнет -
беды жди.
Само собой разумеется, у тех хозяев, которые баеннику водицы в кадушке,
щелока в горшке, веников неизмызганных оставляют, и мыться любо-дорого - тут
баенник главной своей обязанности не забывает, угар весь начисто выгоняет.
А вот этот, что объявился по весне, - поначалу в одной только бане у
скорняка Ропы Волосатый Нос шалил, а потом и в другие стал наведываться - он
из ряда вон оказался. Зловредная нежить, в один голос говорили свидетели его
подвигов. Стоило забыть в бане горшок с квасом или ненароком поставить возле
нее ушат с только что сваренным пивом - баенник с непостижимой быстротой
утаскивал посудины к себе под полок, а потом выбрасывал на берег Ловати.
Когда покрытую рыжей шерстью спину баенника заметила на своей повети жена
Ропы, а потом обнаружила скорлупу от дюжины только что снесенных курами яиц,
сообразила, что и другие необъяснимые пропажи дело рук нечистого. Из амбара
мельника Шмеля Очунной Рожи еще по весне, когда пошли первые слухи о
баеннике, исчезли лапти и еще новые порты. Убожье Пегая Борода жаловался,
что у него увели целый окорок, припасенный к великому празднику первого
выпаса деревенского стада - Ярилину дню.
Но еще сильнее взбудоражило Черный Бор другое злодеяние баенника.
Приметливые бабы обратили внимание, что некоторые из девок, ходивших гадать
на банище, не в себе - одних мутит, другие в обморок падают во время
прополки огурцов. Дальнейшие исследования подтвердили: девки уже не девки, а
бабы на сносях. Выходит, до того понравились бесстыжим поглаживания банного
жителя, что и на срамное дело с нежитью пошли.
Тут уж не стерпели мужики - виданное ли дело: нечистая сила столько
девок перепортила! Вооружились навозными вилами и отправились в полнолуние
сводить счеты с баенником. Тряслись от страха, поминутно останавливались,
чтобы еще раз все заговоры прочитать, но все же никто назад не повернул. У
бани Волосатого Носа столпились, стали хором кричать: подобру-поздорову уйди
от нашей деревни, не то мы на тебя лешему пожалуемся, - лошадь на дубу для
него повесили, он за такую жертву что хочешь сделает и тебе, окаянному, шею
свернет.
Послушали, не ответит ли чего. Молчал баенник. Тогда самый старый из
деревни - дедушка Плохой Долгая Спина - вышел из толпы, поклонился перед
дверью бани, открыл ее и хотел на порожек отступное положить - жареного
петуха да пареной репы туесок. А из бани вдруг такой рев раздался, что
Плохой с перепугу затылком об косяк звезданулся и тут же мешком свалился.
Из мужиков кое-кто вилы побросал - и деру в деревню. Но нашлись и те,
что не сробели, - громко выкрикивая заклинания, окружили баню и принялись
совать свои орудия в волоковое оконце, в дверь. У одного нечистая сила вилы
выхватила, но другой успел нежить зацепить - заблажил баенник пуще прежнего.
Из дверей вылетели отобранные вилы, попали пастуху Булгаку прямо в лоб.
Повалился он рядом с дедушкой Плохим.
- Ах, ты так! - заревели мужики. - Ужо мы тебя доймем. - Не стоишь,
Ропа, за баню свою?..
Волосатый Нос подумал недолго, кинул шапку оземь.
- Ин ладно, тащите уголья.
Кто пошустрее, сбегали в деревню, принесли в горшке огня. С четырех
углов навалили хвороста и подпалили баню.
Сруб занялся враз. Загудело пламя, облако сажи поднялось от
прокопченных стен. Разогнал мужиков по сторонам нестерпимый жар.
Но нечистый на удивление долго крепился. Думали было, уморили его, и
тут он снова возопил, да так свирепо, как только нежить может. И из
огненного столба, что на месте бани поднялся, выкатился кубарем - огромный,
весь покрытый рыжим волосом, бородатый. В точности такой, каким его знающие
старые люди видывали. Вскочил на ноги да как саданет кулачищем своим Ропе
между глаз - мужик и ослабел, кулем в траву повалился. А баенник еще ужаснее
заревел - тут уж и самые крепкие не выдержали, откуда только прыть взялась,
в одно мгновение на гребень береговой взлетели. Нечисть же в воду бросилась
и на ту сторону Ловати подалась.
- К водяному ушел, - решили мужики.
Но и тоска на черноборцев нашла великая - ждали, что вся нежить теперь
взбеленится. Домовые, говорили пугливые, скотину душить примутся, овинники
снопы осеннего урожая пожгут, лешие ягодниц в болота заводить начнут...
В банях с тех пор и мыться перестали, к речке тоже подходить боялись.
Одна баба вышла с бельем на мостки да вскорости, все рубахи побросав, с
криком домой прибежала - заметила в глубине два зеленых глаза, видно,
водяной подбирался.
Вокруг деревни день и ночь сторожа с цепами и вилами ходили, на лес, на
реку покрикивали, чтоб знала нежить: люд в Черном Бору не дурак, голыми
руками его не возьмешь.
Такое положение дел застали Ильин и его спутники, прибывшие в Черный
Бор в конце июня. Заинтригованные похождениями баенника, они решили
попытаться встретиться с ним - благо стояло полнолуние, лучшая, по мнению
селян, пора для свиданий с нежитью. Овцын и Анна, правда, весьма скептически
отнеслись к рассказам черноборцев, но Виктор, привыкший за годы работы с
фольклорными текстами отыскивать реальную подоснову любой былины и сказки,
возлагал на предстоящую операцию немалые надежды.
- Так нам сразу и бросится в объятия пленник времени, - хмыкнув,
сказала княжна.
- А ты, кстати, и не пойдешь с нами, - решительно заявил Ильин. - Мало
ли что может случиться...
Теперь, лежа на траве и прислушиваясь к гулкой ночной тишине,
нарушаемой только всплесками рыбы да ленивым щелканьем какого-то запоздалого
соловья, Ильин вдруг представил всю абсурдность происходящего. Время, в
которое он попал, определенно воздействовало на его психику - что ни говори,
а стереотипы общественного сознания - это не баран чихнул. Если в народе
широко разлита вера в реальность всяких оборотней и чертей, ты и сам
волей-неволей начинаешь проникаться верой в то, что каждый куст и копна,
залитые лунным светом, являются обиталищем бесплотных сил.
Со стороны банища раздался тихий скрип. Овцын толкнул Виктора локтем.
Одна из теней, протянувшихся к воде, дрогнула - кто-то крался вдоль стены
низкого сруба. У Ильина озноб прошел по коже.
- Подползаем ближе, - шепнул Овцын. - Ты забирай влево, к берегу, а я
правее...
Еще в деревне они договорились применить, в случае надобности, свои
сверхъестественные способности. Никто из мужиков не рискнул идти с ними, не
было, следовательно, необходимости скрывать "секретное оружие", как именовал
его Ильин.
У баенника был, по-видимому, хороший слух - стоило Овцыну пошевелиться,
как фигура у сруба замерла. Виктор понял, что подобраться незамеченными им
не удастся, и шепнул Василию:
- Надо подниматься и в открытую к нему идти. В случае чего...
Овцын кивнул и тут же пружинисто встал на ноги. В то же мгновение со
стороны бани послышался ужасающий рев. Ильина словно взрывной волной к земле
прижало, обессиливающий озноб пробежал по всему телу.
Из угольно-черной тени выпрыгнуло голое волосатое существо и, продолжая
наполнять ночь нечеловеческим рычанием, принялось выламывать из стены бани
тонкое бревно.
Овцын на минуту замер, потрясенный диким воем, потом медленно,
неуверенно направился к срубу, возле которого бесновался баенник. Выворотив
бревно из стены, нежить в раскачку двинулась навстречу Василию, оглашая
воздух еще более жуткими воплями.
Все это длилось так недолго, что Ильин едва успел прийти в себя после
пережитого страха. Поднявшись с земли, он увидел, как баенник поднял бревно
над головой, намереваясь метнуть его в Овцына. Одновременно с ним Василий
вскинул руки, и сумрак прошила ветвистая молния. Черная лесина, нацеленная в
него, разлетелась в мелкие кусочки.
Оцепеневший банный житель несколько мгновений еще держал над головой
руки, потом сжал их в кулаки и прыгнул на Овцына. Новый разряд, послабее
первого, ударил его в грудь. Все волосатое тело на миг озарилось голубым
сиянием. Существо рухнуло навзничь на траву, в падении высоко вскинув голые
пятки.
Подбежав к поверженному противнику, Овцын и Ильин стали с опаской
осматривать мускулистое тело баенника. По виду это был обычный человек, лет
двадцати восьми, правда, выдающийся по оволосению - и грудь, и плечи, и руки
были покрыты рыжей шерстью. Широкая рыжая борода скрывала половину лица. На
груди серебрилась цепочка с предметом странной формы - нечто вроде
небольшого молотка.
Прямой узкий нос и высокий лоб обитателя банища свидетельствовали о
хорошей породе - если, конечно, можно говорить о генетике применительно к
нежити, заметил про себя Ильин. Приложив пальцы к широкому запястью
лежащего, он послушал пульс - удары, хотя и не очень явственные, следовали
ритмично один за другим.
- Сейчас очухается, - сказал Виктор. - На всякий случай приготовься.
Ильин принялся довольно сильно похлопывать баенника по щекам. Когда тот
с трудом разлепил веки, Ильина пронзил яростно-растерянный взгляд
светлосерых глаз.
- Спокойно, - тоном видавшего виды лекаря произнес Виктор. - Не
волноваться.
Но баенник и не подумал подчиниться. Пробормотав что-то непонятное, он
в одно мгновение оказался на ногах и, если бы не бдительность Овцына, Ильину
пришлось бы испытать крепость волосатого кулачища. Строго дозированный
разряд вразумил нечистую силу и показал ей истинных хозяев положения.
- Кто ты такой? - строго спросил Ильин. - Почему голый шатаешься?
- Я викинг, - с сильным скандинавским акцентом ответил волосатый. -
Проклятые мужики - порази их Тор! - сожгли в бане всю мою одежду. У меня
ничего нет, одна кольчуга уцелела... Я покажу...
И он махнул в сторону крайнего сруба.
- Пошли, - хмуро сказал Овцын, явно разочарованный тем, что знакомство
с нежитью не состоялось.
В бане Василий добыл кресалом огня и запалил лучину. Викинг сунулся под
низкий полок и вытащил оттуда скрученный в жгут доспех. Встряхнув его на
руках, поднес поближе к свету.
Ильин и Овцын склонили головы над закопченной кольчугой. У ворота были
приклепаны пластинки с руническими письменами. Викинг пояснил:
- Это места, где я воевал: Ирландия, Испания, Сицилия, Греция.
Виктор уважительно присвистнул:
- Когда же это ты успел? Тебе, по виду, совсем немного лет... И вообще,
давай-ка познакомимся. Я Удача, богомаз, иначе говоря, художник, а это
Василий, мой ученик...
- А меня зовут Торир Бычья Шея...
- Как ты попал сюда?
- Я бежал из родных мест, мой род живет на берегу Хардангер-фьорда.
- Это, видимо, Норвегия, - задумчиво сказал Ильин. - Если, конечно,
такое название сейчас в ходу.
- Правильно, Хардангер-фьорд - это Норвегия. Наш конунг Олаф Толстый,
раньше он тоже был викингом, воевал и в здешних местах...
- А почему ты бежал? - спросил Овцын.
Торир долго молчал, катая желваки на щеках и зловеще поигрывая мышцами
шеи. Потом через силу сказал:
- Я нидинг, изгой. Каждый может убить меня... Я совершил убийство...
- Знаю о подобных случаях, - сказал Ильин. - В частности,
первооткрыватель Америки, Эйрик Рыжий, был изгнан с родины за убийство...
- Какой еще Америки? - недоуменно воззрился на него викинг. - Я слышал
сагу об Эйрике, он открыл Винланд...
- Ну конечно, конечно, черт меня подери, - спохватился Ильин. - Именно
так он назвал эту землю...
- Черта не поминай, - недобро сказал Торир, совсем в том же тоне, как
Ивашка и Добрыня минувшим летом.
- Одним словом, ты решил бежать за море, - не давая втянуть себя в
догматический спор, подытожил Ильин. - Непонятно только, почему на Русь.
- Сюда, я слышал, из наших мест мало ходят. Может быть, удастся
исчезнуть с глаз тех, кто знает, что я - нидинг.
- Ты что, давно здесь? - снова вступил в разговор Овцын. - По-нашему
знатно говоришь.
- Нет, я весной сюда пришел... А языку славянскому в Йомсбурге
научился. Я ведь был йомсвикингом.
С этими словами он что есть силы хватил себя кулачищем по темени и
исступленно затряс головой.
Расспросы продолжались больше часа. За это время Торир успел поведать,
что Йомсбург - это военный лагерь викингов на острове в устье Одры. Десятки
тысяч воинов - не только скандинавы, но и немцы, славяне. Славян там даже
больше, чем выходцев с севера и из германских земель. В крепости, обнесенной
идеально круглым валом и рвом, живут одни мужчины. Под началом херсира -
военного вождя - они целыми днями готовятся к будущим битвам: ведут поединки
между собой, занимаются бегом, поднимают тяжести, соревнуются в гребле...
Йомсбург - самая большая из подобных крепостей, разбросанных по берегам
Варяжского моря. Они господствуют над торговыми путями, но главное
назначение их - готовить воинов для дальних походов. Из Йомсбурга каждую
весну выходят сотни судов с викингами, волна за волной они обрушиваются на
побережья Европы, громят богатые арабские города на севере Африки. Отряды,
прошедшие обучение в бургах, захватывали Париж, Рим, Иерусалим. Их видели
под стенами Тегерана и Багдада. Нет на земле места, до которого не добрались
бы йомсвикинги, если на то был приказ вождя.
Торир с юности ходил на судах своего отца в набеги на побережья
Ирландии и Англии. В этих походах его заметили знаменитые викинги и забрали
с собой в Йомсбург. Природные качества неустрашимого бойца вскоре сделали
его берсерком, то есть таким воином, который впадал в ярость перед битвой,
рвал на себе одежду, издавая ужасающие вопли, а потом кидался на врага,
сокрушая все и вся на своем пути. Таких людей очень ценили херсиры, они
составляли ударную силу викингов. Сами конунги знали их по именам, о
подвигах берсерков скальды слагали драпы - хвалебные песни.
Но именно привычка впадать в слепое бешенство при виде противника не
раз служила дурную службу Ториру Бычьей Шее. Его отцу, влиятельному бонду -
землевладельцу - то и дело приходилось платить виру за убитых его отпрыском.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг