"Персей"
давал четкую отметку на экране радара.
- Туман опять... - прошептала Юля, и по голосу ее я понял, что ей жутко.
И точно - туман, теперь уже явственно зеленоватый, колдовской,
поднимался прямо от воды, заполняя провалы меж волнами, грозя вновь залить
палубу нашего парохода. Изображение (не могу назвать это иначе) за
стеклами рубки подернулось дрожащей пеленой. Компас вдруг заволновался,
раскручиваясь то в одну, то в другую сторону; зеленые цифры на эхолоте, до
того уверенно показывавшего глубину метров сто - сто двадцать, замигали. В
довершение ко всему "поплыла" ниточка береговой линии на экране радара,
расползаясь в смутное пятно. Только одна яркая точка - отметка "Персея" -
уверенно оставалась на месте.
Пароход сильно качнуло - тяжелая волна, едва не положив судно на борт,
развернула его градусов на тридцать (ориентироваться по компасу было уже
невозможно, но именно на такой угол съехала к северу отметка "Персея").
Почти не задумываясь, я развернул пароход вослед шхуне, уже невидимой
сквозь туман, уходящей к горизонту в сторону заката...
Что-то было еще - я был настолько занят тем, чтобы удерживать пароход в
кильватере за "Персеем", что не заметил, когда случились новые перемены.
Ветра уже не было, море вдруг оказалось спокойным и свободным от
тумана. Я увидел сначала только то, что приборы успокоились, что на экране
радара появился кусочек береговой линии - не то острова, не то мыса;
именно к ней уверенно шел "Персей". Лишь потом я поднял глаза.
Как ни странно, все еще был закат.
"Персей" шел почти прямо передо мной, и паруса его розовели и
золотились в последних солнечных лучах. А солнце садилось позади высокого
острова, - мне вдруг показалось, что я различаю пенящийся прибой, и
светлые леса над обрывами береговых скал, и Город: высокие башни и легкие
арки мостов, белый, чуть розоватый цвет яблонь и пурпурные листья персиков
под белокаменными стенами... Остров был...
музыкой; я не слышал и не мог разобрать ее; она звучала где-то внутри
самого моего существа, как особое настроение и ощущение глубокой красоты.
Кажется, я никогда не испытывал желания более сильного, чем желание идти
туда, охватившее меня в этот миг. Впрочем, это было не желание даже, но -
устремление...
Потом снова что-то изменилось, и вместо открытого моря я увидел
скалистый берег, заросший темным еловым лесом. Вода была совершенно
спокойна, и я без удивления уже понял, что мы - в озере.
7
И по-прежнему пламенел на горизонте закат.
Я так устал, что не хотелось даже вести пароход к близкому берегу.
Почему-то мне было ясно, что это уже все, что больше сегодня не будет ни
тумана, ни приключений. Терпкая печаль оттого, что исчезли Остров и Город,
мешалась со странным ощущением, что они ушли не совсем, что тень, запах,
отпечаток их остались со мной - навсегда.
Я заглушил машину и опустился в кресло.
Рядом коротко вздохнула Юля, тоже садясь. Я повернулся, посмотрел на
нее.
- Ну вот, выбрались...
- А мы где?
- Понятия не имею. Озеро.
- Андрюш... Что было?
- Ох, не знаю. Кажется, я слышал о таких вещах, только сейчас сил нет
вспоминать и рассказывать.
Юля помолчала, задумавшись.
- Я тоже... читала... - она заговорила совсем тихо, почти торжественно:
- Андрюш, ты видел?
- Остров, Город, сады...
- Значит, и ты...
- Да. А что ты читала?
- Саги. Древние рассказы о моряках, которые плыли на закат солнца и
находили там прекрасную сокровенную землю, на которой нет старости и горя.
Она называлась Аваллон. Туда потом отвезли короля Артура, когда его
смертельно ранили в последней битве...
Я кивнул.
- Кажется, я тоже знаю кое-что, имеющее отношение к нашему приключению.
Только давай сначала спустимся вниз, посмотрим, что там, поставим чаю,
если камбуз не совсем разворотило...
На следующее утро я проснулся совсем рано. Быть может, - оттого, что
простучали над головой шаги по палубе, быть может - оттого, что на глаза
мне упало сквозь иллюминатор пятно солнечного света.
Было хорошо и немного странно. Едва открыв глаза, я понял, что
прекрасно выспался и отдохнул, а потом сразу вспомнил все, что было вчера.
Натянув на ноги сапоги и надев телогрейку, я поднялся наверх.
Яркое, солнечное, удивительно свежее утро. Сверкающие блики на воде,
крики чаек, шум сосен на недалеком скалистом берегу...
Юля пила чай на баке1. Сегодня и здесь она - в своей яркой клетчатой
рубашке, в легких кроссовках, с распущенными волосами до плеч - совсем не
казалась смешной и неуместной, как вчера в мрачноватой северной тайге.
Напротив, я вдруг почувствовал себя самого этаким медведем, выбравшимся из
лесу и попавшим на прекрасный светлый праздник.
- Доброе утро, - Юля услышала мои шаги и обернулась.
- Доброе, - согласился я.
- Хочешь чаю? Только что вскипел.
- Ага, - я сходил налить себе кружку крепкого горячего чая и вернулся
на бак.
- Совсем тепло, - сказала Юля. - Чего ты в телогрейке?
- Привычка, знаешь ли... - я действительно снял ватник и бросил его на
палубу. - Садись.
- Спасибо, - она улыбнулась и уселась на мою теплую рабочую шкуру; я
тоже опустился на палубу рядом с ней.
- Ну вот, приплыли, - сказала она, - а куда? Знаешь, надо бы, вроде,
ужасаться, волноваться хотя бы - такое случилось! - а я... А мне просто
хорошо. Странно. И даже совсем не хочется узнавать, куда нас занесло.
Да, именно "занесло", - это, пожалуй, было самое подходящее слово. Было
очевидно, что мы где-то очень далеко от Кичуги - слишком тепло, да и
солнце на широте кичужских низовий в это время года даже в полдень не
поднимается так высоко.
- Что будем делать? - спросила Юля.
- Пить чай, - я пожал плечами; мне действительно было все равно и
как-то очень покойно.
Юля кивнула.
- Что-нибудь случится само, правда?
- Конечно.
...Звук работающего мотора мы услышали минут через пять. А еще через
пять появилась и сама лодка - вывернула из-за скалистого мыса в
полукилометре от нас, там, где озеро резко изгибалось вправо, следуя
долине между лесистыми холмами. Лодка явно была западного производства -
широкий и длинный корпус, высокие белые борта, хищно вытянутый форштевень.
На носовой ее палубе можно было бы танцевать, если бы лодка не
глиссировала сейчас, скользя по волнам с задранным к небу носом. Я
невольно залюбовался этим чудом техники.
Лодка шла явно к нам. Не доходя метров пятидесяти до парохода, ее
водитель заглушил движок. Оседая корпусом в воду и быстро теряя скорость,
лодка лихо развернулась и замерла точнехонько под нашим бортом. Я взглянул
- конечно, на лодке был не "Вихрь", а мощный "Mercury".
В лодке их было трое. Два молодца в камуфляже (один из них - у руля) и
тощий молодой человек чуть старше меня, в темно-сером костюме, но без
галстука. Он стоял, держась за окантовку лобового стекла, и улыбался.
- Здравствуйте! - он махнул нам с Юлей рукой. - С прибытием.
Кажется, я не очень удивился его словам.
- Ну, здравствуйте.
- Рад видеть вас в целости и сохранности. Поверьте, искренне рад, - он
коротко и счастливо рассмеялся, как смеются большой удаче. - Вы позволите
мне подняться на борт вашего судна?
- Поднимайтесь, - я пожал плечами и скинул ему шторм-трап1. Он
поблагодарил и довольно ловко вскарабкался на борт парохода. Спрыгнул на
палубу, оправил пиджак.- Я представлюсь, если вы позволите. Сергей
Александрович Алексеев-Черных. НИИ проблем естественных наук. Здесь в
научной командировке. Гм... продолжительной.- Андрей, - сказал я. - Можно
без отчества.- Прекрасно. А... ваша дама?..- Юля, - она тоже решила
представиться сама.- Прекрасно, - повторил тощий Алексеев-Черных,
раскланиваясь с Юлей.Я заколебался. Таежная привычка, прижившаяся за
полевой сезон, требовала не задавать вопросов, а сначала напоить гостя
чаем, а нужно - так и накормить его. Однако, встреча была совсем непохожа
на встречу в тайге.
Алексеев-Черных достал из брючного кармана приборчик, похожий на
часы-луковицу, взглянул на экранчик.
- Семь сотых секунды за минуту! - удивленно сказал он, ничего не
объясняя. - Ничего себе остаточный эффект... - он замолчал, закуривая;
потом продолжил, обращаясь к нам:
- Итак, с вами произошло нечто необычное. Вчера вечером ваш теплоход
попал в зеленоватый туман, вы потеряли ориентацию, потом вдруг оказались
на этом озере. Так?
- Да... - удивленно сказала Юля. Черных кивнул.
- Вас только двое?
- Да. А что...
- Это хорошо, - перебил Черных.
- Почему?
- Чем меньше людей мне придется посвятить в деятельность НИИПЕНа, тем
лучше. Проект не засекречен, просто закрыт, и все же...
Я сообразил, что НИИПЕН - это аббревиатура названия его института.
- Что-то не доводилось мне слыхать о вашем заведении, - сказал я.
Черных кивнул.
- Да, НИИПЕН не стремится афишировать свою деятельность. Не
сомневайтесь, однако, это вполне легальная государственная организация.
Я выразительно взглянул вниз, где покачивался у нашего борта
белоснежный разъездной катер, наверняка стоящий больше, чем весь наш
пароход. Для института на государственном финансировании такой катер -
роскошь непозволительная. Черных правильно понял меня, снова кивнул:
- Мы разрабатываем наиболее перспективные направления естественных
наук, - сказал он, - и потому нас действительно финансируют неплохо...
8
Какое именно ведомство финансирует Черных и его институт, мы поняли,
когда добрались до их базы, расположенной на другом конце озера, на
заросшем соснами берегу небольшой бухты.
Укрепленный на сваях причал, к которому подошел катер Черных, а следом
- и наш пароход, охранялся затянутым в камуфляж автоматчиком.
Асфальтированная дорожка вела от причала к большому ангару из
гофрированного дюраля и окружающим его аккуратным белым двухэтажным
домикам. Слева на "лысой" горушке стоял темно-зеленый армейский вертолет.
В целом картина была довольно мирная. У одного из домиков сушилось на
веревках белье, где-то плакал грудной ребенок, - если бы не автоматчик на
причале, не вертолет и не появляющиеся то тут, то там среди штатских
фигуры в камуфляже, можно было бы принять этот маленький поселок за базу
отдыха...
- Официально наш институт занимается проблемами размагничивания судов,
- на предмет защиты от магнитных торпед, - говорил Черных, разливая чай в
своей квартирке в одном из коттеджей.
- Размагничивания? - я удивился. - Мне кажется, эта проблема была
решена еще во времена последней войны.
Он кивнул.
- Разумеется. Это просто традиционная официальная версия. НИИПЕН,
собственно говоря, и вырос из той лаборатории, которая занималась
размагничиванием во время Отечественной войны. Сейчас у нас довольно
широкий спектр исследований, и я веду на этой базе только одно из
направлений, - он отставил в сторону чайник и тоже присел у стола.
- Как я понимаю, это направление связано с нашими... приключениями, -
сказал я.
- Так точно. Вы оказались случайно затянутыми в широкомасштабный
эксперимент. Мы, признаться, не ожидали подобного результата, хотя и
предсказывали его возможность.
Угораздило же вас оказаться... - он не договорил.
- Оказаться где?
- Это сложно... - Черных наморщил лоб. - Впрочем, я попробую объяснить.
Вы слыхали о филадельфийском эксперименте Эйнштейна в 1943 году?
...Я не удивился: наверно, ожидал чего-то подобного. Да, конечно, я
слыхал об этом эксперименте, поставленном Эйнштейном, когда тот работал на
какое-то военное ведомство США, и оказавшемся впоследствии одним из самых
знаменитых его опытов. Тогда вместе с Эйнштейном работали самые известные
физики мира - Тесла, например... Кажется, они создавали мощное
электромагнитное поле особой конфигурации вокруг американского эсминца.
Собственно говоря, больше я об этом эксперименте ничего и не помнил, кроме
результата, конечно: эсминец просто исчез - исчез вместе со всей командой
и экспериментальным оборудованием, чтобы объявиться ненадолго где-то
совсем в другом месте, снова исчезнуть, и снова явиться "изничего" на
филадельфийской базе американских ВМС.
Говорят, по окончании эксперимента Эйнштейн сжег свои рукописи...
...Да, я слыхал, конечно, об этом экспеpименте и сообщил это Черных.
- Ну что ж, - сказал тот, pазводя pуками. - Пpекpасно. Тем пpоще мне
будет объяснить вам.
- Я не поняла, - сказала Юля, обpащаясь не столько к Чеpных, сколько ко
мне. В двух словах, насколько мог кpатко, я pассказал ей.
- Все так, - кивнул Чеpных, - все точно.
В близких областях pаботает и наша лабоpатоpия Института... Вы
понимаете, я надеюсь, что говоpя об этом с вами, я наpушаю некотоpые...
гм... обязательства? Но это нужно...
"Кому?" - вопpос не пpозвучал, но был, веpоятно, настолько очевиден на
моем лице, что Чеpных неожиданно смолк, а потом ответил - с неожиданной
pезкостью в голосе:
- Мне. Институту. Стpане в целом.
Я пpомолчал.
- Исследования, котоpые мы пpоводим, связаны с пеpебpоской на конечные
pасстояния матеpиальных пpедметов за бесконечно малые отpезки вpемени. В
пpинципе, физика такой пеpебpоски известна; дело только за технической
pеализацией. Мы немало уже сделали на этом пути, но постоянно сталкиваемся
со всевозможными, часто совеpшенно неожиданными пpоблемами... нет, точнее
- с неожиданными феноменами или, быть может, пpосто с непpедсказанными
теоpией особенностями пpоцесса пеpебpоски. Пеpвое, с чем мы столкнулись в
самом начале pаботы - это искажения вpемени, возникающие пpи любых
экспеpиментах в этой области. Сейчас это уже объяснено... или почти
объяснено...
- Что вы имеете в виду, говоpя об "искажениях вpемени"? - спpосил я,
будучи действительно заинтеpесован. - И как вы их pегистpиpуете?
Чеpных оживился.
- Конечно, конечно, я объясню. Ну, pазумеется, pечь идет не об
искажениях вpемени "вообще" - если бы таковые и пpоисходили, мы все pавно
не смогли бы зафиксиpовать их - так же, как невозможно непосpедственно
почувствовать изменение скоpости течения pеки, пpосто плывя по течению.
Я кивнул.
- Но можно ведь посмотpеть на беpег... - сказала Юля и сама смутилась
своей смелости вмешаться в "ученую беседу". - Извините...
- За что же? - воскликнул Чеpных. - Вы абсолютно пpавы. Мы не можем
pегистpиpовать изменение скоpости течения абсолютного вpемени - да,
собственно, и говоpить-то об этом нелепо - зато мы можем сpавнивать
течение вpемени в двух pазных точках пpостpанства. Это пpосто -
теоpетически. Паpа абсолютно синхpонных часов, электpонных или атомных, с
погpешностью мене миллиаpдных долей секунды за сутки, pазносятся в эти
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг