Автор(ы) произведения: Андрей Платонович ПЛАТОНОВ
Переводчик произведения:
Название произведения: Эфирный тракт
Жанр; время, место создания: Фантастическая повесть
Цикл (серия); номер в цикле:
Ист. получения произведения: Платонов А.
П 37 Потомки Солнца. Рассказы и повести / Послесл. Д. Зиберова; Ил.
Н. Раковской. - М.: Правда, 1987. - 432 с., ил.
ИБ 1397
Редактор Е. М. Кострова
Оформление художника Г. А. Раковского
Художественный редактор И. С. Захаров
Технический редактор В. С. Пашкова
Автор(ы) (OCR) файла: Ершов В. Г.
Редактор(ы) файла: Ершов В. Г.
Название (кодировка) файла: Efirnyy_trakt..txt (CP-1251)
Дата (номер) редакции файла: 23.02.2001
Источник получения файла:
__________________________________________________________________________
Из коллекции Вадима Ершова: http://lib.ru/~vgershov/
__________________________________________________________________________
__________________________________________________________________________
Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 23.02.2001
Андрей Платонович ПЛАТОНОВ
ЭФИРНЫЙ ТРАКТ
Фантастическая повесть
Иллюстрации Н. Г. Раковской
Проснувшись в пять часов утра в своей московской квартире, Фаддей
Кириллович почувствовал раздражение. Непотушенный свет горел в комнате, и
где-то визжали толстые крысы.
Сон больше не придет. Фаддей Кириллович одел жилетку и уселся,
раскачивая очумелый мозг. Он лег в час, еле добравшись до постели, и не
вовремя проснулся.
- Ну-с, Фаддей Кириллович, нажмем снова, - сказал он самому себе, -
микробы усталости могут успокоиться: я им пощады все равно не дам!
Он воткнул перо в чернильницу, вытянул дохлую муху и рассмеялся: это
же, понимаете, мухоловка! И у меня все так, желтые граждане, - перо тычет,
а не скользит, чернила - вода, бумага - рогожа! Это удивительно,
господа!..
Фаддей Кириллович всегда представлял свою комнату, населенную немыми,
но внимательными собеседниками. Мало того, он тихие вещи безрассудно
принимал за живые существа, и притом похожие на самого себя.
Раз, мрачно утомившись, он обмакнул в чернила перо, положил его на
недописанный лист бумаги и сказал: заканчивай, заноза! А сам лег спать.
Одиночество, заглушенность души, сырость и полутьма квартиры
превратили Фаддея Кирилловича в пожилого нерачительного субъекта с
житейски неразвитым мозгом.
Работал Фаддей Кириллович всегда бормоча, вслух перебирая возможные
варианты стиля и содержания излагаемого.
Крысы утихли, потому что Фаддей Кириллович действительно забормотал:
- Поспешим, Фаддей! Поспешим, сатана души моей!.. Несомненно одно,
что... что как только почва даст вместо сорока пятьсот пудов на десятину и
что... если железо начнет размножаться, то... эти, как их, женщины и ихние
мужья сразу возьмут и нарожают столько людей, что не хватит опять ни
хлеба, ни железа и настанет бедность... Довольно бормотать, ты мне
мешаешь, дурак!..
Выругав этак себя, Фаддей Кириллович притих и усердно занялся
работой, выводя аккуратные значки, как на уроке чистописания.
Москва проснулась и завизжала трамваями. Изредка вольтовы дуги
озаряли туман, потому что токособиратели иногда отскакивали от провода.
- Идиоты! - не выдержал Фаддей Кириллович. - До сих пор не могут
поставить рациональных токособирателей: жгут провод, тратят энергию и
нервируют прохожих!..
Когда окончательно рассеялся туман и засиял неожиданный торжественный
день, Фаддей Кириллович протер заслезившиеся глаза и начал в злостном
исступлении драть ногтями поясницу:
- Какая-то стерва вторые сутки грызет! Только успокоишься, а уж
какая-нибудь болячка появится! И вечно трудно человеку!..
В это время к Фаддею Кирилловичу постучали: Мокрида Захаровна,
старушка, принесла Попову завтрак и пришла убирать комнату.
- Ну, как, Захаровна? Ничего там не случилось? Люди не вымерли?
Светопреставление не началось еще? Погляди, спина у меня назади?..
- И что ты, батюшка, Фаддей Кириллович, говоришь? Опомнись, батюшка,
- такого не бывает! Сидит-сидит, учится-учится - переучится, - и начинает
ум за разуменье заходить! Поешь, голубчик, отдохни, ан и сердце отойдет, и
дума утихнет...
- Да, Захаровна, да, Мокрида! Да, да, да! И трижды кряду - да! И еще
раз - да!.. Ну, давай твою вкусную еду. Будем разводить гнилостные
бактерии в двенадцатиперстной кишке, пускай живут в тесноте!.. А ты,
старушка, ступай! Мне некогда, за кастрюлями придешь вечером, тогда и
комнату уберешь. Вечером я уеду.
- Ох, батюшка, Фаддей Кириллович, дюже ты чуден да привередлив стал,
замучил старуху!.. Когда ожидать-то вас?
- Не жди, ступай, считай меня усопшим!
Спешно поев, Фаддей Кириллович закурил и вдруг вскочил, - живой,
стремительный и веселый. - Ага, вот где ты пряталось, сучество,
скотоложество и супрематия! Вылазь, божья куколка! Дыши, мое чучелко!
Живи, моя дочка! Танцуй, Фаддей, крутись, Гаврила, колесо налево,
оттормаживай историю! Эх, моя молодость! Да здравствуют дети, невесты и
влажные красные жадные губы! Долой Мальтуса и госпланы деторождения! Да
здравствует геометрическая и гомерическая прогрессия жизни!..
Тут Фаддей Кириллович остановился и сказал:
- Пожилой субъект ты, Фаддей, а дурак! Еле догадался, а уж
благодетельствовать собираешься, самолюбивая сволочь! Садись к столу,
сгною тебя работой, паршивый выродок!
Усевшись, Фаддей Кириллович, однако, почувствовал страшную пустоту в
мозгу, будто там ливни работы смыли всю плодоносную почву и нечем было
питаться зелени его творчества.
Тогда он начал писать частное письмо:
"Профессору Штауферу, Вена.
Знаменитый коллега! Вы уже, без сомнения, забыли меня, который был
Вашим учеником двадцать один год тому назад. Помните ли Вы звонкую майскую
венскую ночь, когда в самом чутком воздухе была жажда научного творчества,
когда мир открывался перед нами, как молодость и загадка! Помните, мы шли
вчетвером по Националштрассе - Вы, два венца и я, русский, рыжеватый
любопытствующий молодой человек! Помните, Вы сказали, что жизнь, в
физиологическом смысле, наиболее общий признак всей прощупываемой наукой
вселенной. Я, по молодости, попросил разъяснений. Вы охотно ответили:
атом, как известно, колония электронов, а электрон есть не только
физическая категория, но также и биологическая - электрон суть микроб, то
есть живое тело, и пусть целая пучина отделяет его от такого животного,
как человек: принципиально это одно и то же! Я не забыл Ваших слов. Да и
Вы не забыли: я читал Ваш труд, вышедший в этом году в Берлине, "Система
Менделеева как биологические категории альфа-существ". В этом блестящем
труде Вы впервые, осторожно, истинно научно, но уверенно доказали, что
электроны подарены жизнью, что они движутся, живут и размножаются, что их
изучение отныне изъемлется из физики и передается биологической
дисциплине. Коллега и учитель! Я не спал три ночи после чтения Вашего
труда! У Вас есть в книге фраза: "Дело техников теперь разводить железо,
золото и уголь, как скотоводы разводят свиней". Я не знаю, освоена ли кем
эта мысль так, как она освоена мной! Позвольте же, коллега, попросить у
Вас разрешения посвятить Вашему имени свой скромный труд, всецело
основанный на Ваших блестящих теоретических изысканиях и гениальных
экспериментах.
Д-р Фаддей Попов,
Москва, СССР".
Запечатав в конверт письмо и рукопись под несколько ненаучным
названием "Сокрушитель адова дна", Фаддей Кириллович спешно утрамбовал
чемодан книжками и отрывками рукописей, схематически бессознательно надел
пальто и вышел на улицу.
В городе сиял электричеством ранний вечер. Круто замешанные людьми,
веселые улицы дышали озабоченностью, трудным напряжением, сложной
культурой и скрытым легкомыслием.
Фаддей Кириллович влез в таксомотор и объявил шоферу маршрут на
далекий вокзал.
На вокзале Фаддей Кириллович купил билет до станции Ржавск. А утром
он уже был на месте своего стремления.
От вокзала до города Ржавска было три версты. Фаддей Кириллович
прошел их пешком: он любил русскую мертвую созерцательную природу, любил
месяц октябрь, когда все неопределенно и странно, как в сочельник накануне
всемирной геологической катастрофы.
Идя уже по улицам Ржавска, Фаддей Кириллович читал странные надписи
на заборах и воротах, исполненные по трафарету: "Тара", "брутто", "Ю. З.",
"болен", "на дорогу собств.", "тормоз не действ.". Оказывается, городок
строился железнодорожниками из материалов, принесенных с работы.
Наконец Фаддей Кириллович увидел надпись "Новый Афон". Сначала он
подумал, что это кусок обшивки классного вагона, потом увидел вырезанный
из бумаги и наклеенный на окне чайник, заурядную личность в армяке,
босиком вышедшую на двор по ясной нужде, и догадался, что это гостиница.
- Свободные номера есть? - спросил босого человека Фаддей Кириллович.
- В наличности, гражданин, в полной чистоплотности, в уюте и тепле!
- Цена?
- Рублик, рубль двадцать и пятьдесят копеек!
- Давай за полтинник!
- Пожалуйте наверх!
Проходя, Фаддей Кириллович заметил на том столе, где дежурил этот
человек, книжку "Парь пар в мае - будешь с урожаем".
"Народ движется, - подумал Попов, - Петрушка у Гоголя Часослов читал,
и то из любопытства, а не впрок".
* * *
В полдень Фаддей Кириллович пошел в окружной исполком. Он попросил у
председателя свидания, причем переговорить желательно вдвоем.
Председатель его тотчас же принял. Это был молодой слесарь -
обыкновенное лицо, любознательные глаза, острая жажда организации всего
уездного человечества, за что ему слегка попадало от облисполкома. У
председателя были замечательные руки - маленькие, несмотря на его бывшую
профессию, с длинными умными пальцами, постоянно шевелящимися в
нетерпении, тревоге и нервном зуде. Лицом он был спокоен всегда, но руки
его отвечали на все внешние впечатления.
Узнав, что с ним желает говорить доктор физических наук, он удивился,
потом обрадовался и велел секретарю сейчас же открыть дверь, досрочно
выпроводив завземотделом, пришедшего с докладом о посеве какой-то
клещевины.
Фаддей Кириллович показал председателю бумаги научных институтов и
секций Госплана, рекомендующих его как научного работника, и приступил к
делу:
- Мое дело просто и не нуждается в доказательствах. Моя просьба
обоснована и убедительна и не может быть отвергнута. Пять лет назад в
вашем округе производились большие изыскания на магнитную железную руду.
Вам это известно. Она обнаружена на средней глубине двести метров. Руду с
такой глубины добывать пока экономически не выгодно. Она поэтому оставлена
в покое. Я приехал сюда произвести некоторые опыты. Мне не нужно ни
сотрудников, ни денег. Я только ставлю вас в известность и прошу отвести
мне двадцать десятин земли - можно и неудобной. Район я еще не выбрал - об
этом после, когда я вернусь из поездки по округу. Далее - чтобы вы знали,
что я приехал сюда не шутить, я скажу вам: работы мои имеют целью, так
сказать, подкормить руду - для того, чтобы она разжирела и сама выперла на
дневную поверхность земли, где мы ее можем схватить голыми руками. В
исходе опытов я уверен, но пока прошу молчать. Через три дня я выберу
район и вернусь к вам. Вы поняли меня и согласны мне помочь?
- Понял совершенно. Держите руку, работайте - мы вам помощники!
В тот же день Фаддей Кириллович на подводе выехал в поле - отыскать
условную высотную отметку экспедиции академика Лазарева, в районе которой
магнитный железняк высовывает язык и лежит на глубине ста семидесяти
метров. На вторые сутки Попов нашел на бровке глухого дикого оврага
чугунный столб с условной краткой надписью: "Э. М. А. 38, 24, 168, 46,
22".
* * *
Через неделю Фаддей Кириллович прибыл на это место с землемером,
который должен отмежевать участок в двадцать десятин, и Михаилом
Кирпичниковым.
Кирпичникова рекомендовал Фаддею Кирилловичу председатель
окрисполкома как совершенно идеологически выдержанного человека, а Попов
увидел, что без помощника ему не обойтись.
Через три дня Попов и Кирпичников привезли из деревни Тыновки, что в
десяти верстах, разобранную хатку и собрали ее на новом месте.
- Сколько мы здесь проживем, Фаддей Кириллович? - спросил Кирпичников
Попова.
- Не менее пяти лет, дорогой друг, а скорее - лет десять. Это тебя не
касается. Вообще не спрашивай меня, можешь каждое воскресенье уходить и
радоваться в своем клубе...
И пошли беспримерные дни. Кирпичников работал по двенадцати часов в
сутки: покончив дела со сборкой дома, он начал рыть шахту на дне балки.
Попов работал не меньше его и умело владел топором и лопатой, даром что
доктор физических наук. Так, в глубине равнинной глухой страны, где жили
пахари - потомки смелых бродяг земного шара, трудились два человека: один
для ясной и точной цели, другой в поисках пропитания, постепенно стараясь
узнать от ученого то, чего сам искал, - как случайную нечаянную жизнь
человека превратить в вечное господство над чудом вселенной.
Попов молчал постоянно. Иногда он уходил на целый день в грязные
ноябрьские поля. Раз Кирпичников слышал вдали его голос - живой, поющий и
полный веселой энергии. Но возвратился Попов мрачный.
В начале декабря Попов послал Кирпичникова в областной город - купить
по списку книг и всяких электрических принадлежностей, приборов и
инструментов.
Через неделю Кирпичников возвратился, и Фаддей Кириллович начал
делать какой-то небольшой сложный прибор.
Один только раз, поздно ночью, когда Кирпичников доливал керосин в
лампу, Попов обратился к нему:
- Слушай, мне скучно, Кирпичников! Скажи-ка мне, кто ты такой, есть у
тебя невеста, цель жизни, тоска, что-нибудь такое? Или ты только
антропоид?
Кирпичников сдержался:
- Нет, Фаддей Кириллович! Ничего у меня нет, а хочу понять дело,
которое делаете вы, но вы не говорите: это зря, я бы еще лучше работал. Я
пойму, Фаддей Кириллович, честное слово!
- Оставь, оставь, ничего ты не поймешь! Ну, довольно, наговорились,
ложись спать, а я посижу еще...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг