впервые смог отчетливо рассмотреть его. Пахарь выглядел сейчас совсем не
так, как на голограмме, которую я видел на совещании. Передо мной было
лицо одержимого, может быть, даже безумца. Все, что обычно любят описывать
авторы дешевых детективов: запавшие глаза, потный лоб, горящий беспокойный
взгляд, фанатично сжатые губы. В облике Пахаря ощущалось огромное
внутреннее напряжение, временами переходящее в явственную лихорадку.
Словом, это был человек, живущий, что называется, на пределе. Я немало
видел подобных типов; такие люди слишком развиты, чтобы невозмутимо
сознавать себя вне закона, и потому живут с ощущением насекомого, которого
вот-вот прихлопнут. В конце концов это их так изматывает, что они даже с
облегчением протягивают руки, когда им надевают наручники.
- Вас послала ко мне Регина? - спросил у Пахаря Минский. Было заметно,
что он волнуется.
- Нет, - усмехнулся Пахарь. - Я сам пожелал вас видеть. Регина лишь
рассказала мне о вашей работе.
Лицо Минского поскучнело.
- Вы, очевидно, биолог? - спросил он без особого любопытства.
- Нет, я кибернетик.
Минский удивленно взглянул на Пахаря:
- Тогда не понимаю... чем, собственно, обязан...
- Я задам вам несколько вопросов. Прошу вас ответить на них предельно
искренне. Это очень важно.
Минский пожал плечами:
- Если смогу - пожалуйста.
- Почему вы расстались с Региной?
Вопрос был явно неожиданным и грубым. Минский даже покраснел.
- Зачем это вам?.. Кто вы?
Пахарь медленно посмотрел на Минского.
- Повторяю, - сказал он, - вопрос очень важен. От него зависит жизнь
человека.
Кажется, Минский начал пугаться брейкера. Он отвел глаза в сторону и
криво усмехнулся:
- Не знаю, что вас интересует... Регина разлюбила меня. Мы пытались
сохранить наши отношения, искали пути друг к другу... Но потом ее словно
понесла какая-то нечистая сила...
- Регина обращалась к компьютеру, чтобы переменить партнера?
Все - и смысл, и выбор слов, и интонация, с которой был задан вопрос, -
все вызывало в Минском отвращение. Его, кажется, даже передернуло, но он,
видимо, еще не набрался мужества, чтобы встать и уйти. Может быть, он
боялся за Регину.
- К чему вам эта чепуха? - скривился он. - Какой-то бред... Ну да,
однажды, когда между нами еще все было хорошо, Регина в шутку заполнила
карточку брачной конторы или какого-то там клуба знакомств... не помню
точно. Машина выдала ответ - его прислали по почте. Оказалось, что где-то
существует мужчина, идеально соответствующий ее вкусам. Мы посмеялись, вот
и все. Повторяю: это была шутка.
На этом месте Дин прервал запись и сказал, что дальше долго не было
ничего интересного. Минский, раздраженный и обеспокоенный бесцеремонными
расспросами Пахаря, не мог и не хотел уйти, не выяснив смысла встречи.
Пахарь же, словно испытывая терпение Минского, начал расспрашивать его о
работе, но делал это без любопытства, как бы по обязанности. Казалось, ему
уже давно известно все не только о направленности интересов биолога, но и
о секретной программе "Скайфилд". Возможно, так оно и было. Минский
нехотя, в самых общих чертах рассказал о своих опытах. Из его объяснений
Дин узнал, что человек - существо гетеротрофное, способное синтезировать
составляющие его элементы только из органических веществ. Но в космосе
органики нет, поэтому Минский видит свою задачу в придании человеку
аутотрофных свойств, то есть способности жить за счет неорганической
природы. Он сообщил, что опыты идут успешно, и затем, видимо, сознательно
углубился в такие экзобиологические дебри, что Дин больше ничего не понял.
По его мнению, то же и Пахарь. Он прервал Минского и неожиданно сказал
такое, отчего все наши встрепенулись:
- Вы должны прекратить свои работы.
Здесь Дин вновь включил запись, и я увидел, как при этом Минский осекся
на полуслове. Он даже отшатнулся:
- То есть как?.. Зачем?.. По какому праву вы этого требуете?
- Не пугайтесь, прекратить не навсегда. На время.
Минский пристально посмотрел на Пахаря.
- Вы сумасшедший... - сказал он.
- Я нахожусь в здравом уме и твердой памяти, - устало ответил Пахарь, -
и прошу вас отсрочить свои опыты ввиду чрезвычайных обстоятельств.
- Каких?
Пахарь вздохнул.
- Они еще не ясны и... пока не время говорить об этом. Вы все узнаете,
когда мы снова встретимся. Если этого не произойдет, вас введет в ситуацию
Регина. Сейчас мне нужно, чтобы вы дали обещание прервать исследования до
тех пор, пока вас не найду я... или она. Это будет довольно скоро,
несколько дней... и все.
- А потом я смогу продолжить свое дело?
- Да. Но, может быть, вы этого сами не захотите.
- Благодарю вас, - с сарказмом бросил Минский. - Вы хоть сознаете, что
это шантаж?
Пахарь с ненавистью глянул на Минского.
- Не надо размахивать уголовным кодексом. Есть вещи поважнее. На карту
поставлена человеческая жизнь... или даже больше.
Некоторое время Минский сосредоточенно молчал. Страх, гнев, сознание
собственного бессилия противоречиво сменяли друг друга на его лице.
По-моему, он никак не мог решить, кто перед ним: сумасшедший, преступник
или фанатичный мессия какой-то новой истины?
- Я готов поверить в важность дела, - сказал он наконец. - Но
все-таки... Это очень странно. Вы требуете так много, ничего, в сущности,
не объясняя...
- Ладно, - кивнул Пахарь, - кое-что я скажу. Вы думали когда-нибудь о
философской стороне своей работы? О том, что вы, так сказать, дарите
человечеству? Неужели вас не охватывало беспокойство?
- Вас интересует моя философская концепция? - усмехнулся Минский. -
Пожалуйста. Я - биолог, а не физик-ядерщик. Я никогда не создам ничего
такого, что угрожает жизни. Весь смысл моей работы в том, чтобы укреплять
жизнь, ее могущество. Но кто сказал, что повторение земных условий в
космосе - единственный для этого путь? Обязательно ли цивилизация должна
затрачивать огромную энергию на то, чтобы, в конечном счете,
репродуцировать свою, так сказать, планетарную плаценту? Я хочу упразднить
биосферу, но взамен подарить изобилие.
Пахарь с сожалением посмотрел на Минского.
- Вы полагаете, что изобилие можно дарить?
Дин и его люди решили, что сейчас Пахарь раскроет хотя бы некоторые
свои карты, но не тут-то было. Брейкер, по словам Дина, полез в такие
высокие материи, напустил такого философского туману, что выудить из всей
этой демагогии нечто дельное было чрезвычайно трудно. Как ни странно,
Минского такой поворот разговора заинтересовал, и он даже заспорил о
чем-то с Пахарем. Некоторое время оба упражнялись в схоластике, словно
были участниками философского диспута, а не уголовного дела. Как рассказал
Дин, Пахарь при этом рисовал все в трагических тонах, напирал на какую-то
опасность, говорил о вырождении человечества, а Минский опровергал его
пессимизм.
- В общем, когда разговор закончился, мы поняли одно, - заключил Дин, -
Минский не принял требований Пахаря. Теперь, я думаю, следует ожидать, что
брейкер попытается прервать работу Минского насильственным путем и
обнаружит свои уникальные способности.
Я согласился с Дином, и, обсудив план действий на случай внезапных,
атак Пахаря, мы прервали телевизионный диалог.
Было около полуночи, когда я наконец ступил на Амброзию. По дороге туда
мне пришлось дважды перестраиваться на иное время, я не спал уже более
суток. Выслушав короткий доклад Дина о том, что брейкер находится в своем
номере и, видимо, будет оставаться там до утра, я решил, что вполне
заработал небольшую передышку. Диван давно манил меня, я улегся, но,
провалявшись полчаса, скоро понял, что не усну. Нервы были перевозбуждены,
голова забита гулом голосов и обрывками разговоров этого длинного-длинного
дня; мелькали мысли, выстраивались какие-то сопоставления... В конце
концов я прекратил попытки себя усыпить и встал.
Много позже, по окончании всей операции, мне стало ясно, в чем состояла
трудность этого дела. Вопрос о поимке незаурядного по силе, но в общем-то
обыкновенного брейкера с каждым часом работы приобретал все большую
смысловую глубину; словно некая расширяющаяся воронка, дело затягивало в
себя все более отдаленные области времени и пространства, и, чтобы не
потеряться в этом круговороте, я должен был срочно, что называется, "в
рабочем порядке" решить чуть ли не все те проклятые вопросы, которые еще
принято называть "вечными": что такое человек? в чем смысл его
существования? что есть добро? что - зло? и так далее...
Мой служебный долг, размышлял я, - обезвредить Пахаря. Но как мне себя
вести, если за Пахарем стоит не "заговор транснациональных корпораций", а
просто идея, взгляд, согласно которому человеку опасно давать сразу все,
что он хочет? Настолько ли человек разумен, чтобы не потонуть в изобилии,
которое обещает "подарить" Минский? Скажу честно: мне было трудно ответить
положительно за весь род людской, найти безусловные доказательства его
здравомыслия; зато я мог привести массу примеров того, как любую, даже
самую маленькую возможность получить удовольствие люди незамедлительно
превращали в путь к безднам сладострастия. Так, казалось бы, что может
быть благопристойнее, положительное, трезвее компьютера? Напичканный
электронными схемами ящик - как может он выступать в роли низкого
соблазнителя? Оказывается, может. Это ярко показала практика "мыльных
клубов".
Я уже говорил, что по степени насыщения вычислительной техникой Пояс
превосходит все остальные места Солнечной системы. С помощью
всеохватывающей компьютерной сети МИНИКС здесь можно решать самые сложные
задачи. Одной из таких задач является прогнозирование катастроф и их
последствий. Машине при этом сообщается перечень угрожающих факторов, и
она, общаясь с МИНИКСом, разрабатывает сценарии событий, которые могут
последовать при той или иной стратегии поведения. Так, если орбиты
астероидов известны, можно рассчитать, где и когда произойдет очередное
катастрофическое столкновение этих многокилометровых каменных глыб, куда
полетят осколки и какой вред они причинят, пронизывая населенные участки
Пояса. Разумеется, в один прекрасный день нашлись умники, которые решили:
а почему, собственно, следует начисто предотвращать катастрофу? Почему бы
не дать ей осуществиться по относительно безопасному, но достаточно
эффектному варианту? Человечество всегда было одержимо манией наблюдать
что-нибудь щекотливо-остренькое - от банальной автомобильной катастрофы до
крушения миров; следовательно, Пояс Астероидов, где все время что-нибудь
случается, просто рай для тех, кто обожает глазеть на пожар, оставаясь при
этом на улице. Многие серьезно верят, что можно запросто войти в историю,
став свидетелем гибели "Титаника" или покушения на жизнь папы римского
Иоанна Павла II; этим людям не дают покоя лавры далласского обывателя Эйба
Запрудера, которому посчастливилось заснять своей любительской кинокамерой
момент убийства президента Кеннеди.
Спрос, как известно, рождает предложение. Оказалось, что Пояс
Астероидов, этот огромный естественный полигон разнообразнейших катастроф,
- можно показывать за деньги. Вся проблема состояла лишь в том, чтобы в
нужное время собрать зрителей в нужном месте. Получая информацию через
МИНИКС, сделать это было не так уж трудно: в оперативной памяти сотен
компьютеров, составляющих МИНИКС, в этом коллективном мозге Пояса, на
каждый момент времени отражается все его состояние - достаточно полно и
подробно для того, чтобы выбрать даже не одну, а несколько точек
пространства, где можно наблюдать разгул стихий, не боясь испачкать
жилетку. Первые "мыльные клубы" возникли на пассажирских кораблях,
совершающих круизные рейсы внутри Пояса. Наряду с "омолаживающим
воздействием невесомости", "космическим загаром" и "психотропным влиянием
космоса" реклама обещала "присутствие при настоящем приключении", о
котором-де не стыдно будет рассказать потомкам. Конечно, одним
присутствием дело не ограничилось; обывателю хотелось участвовать в
приключениях. Была разработана шкала, по которой измерялась степень риска
для участвующих в том или ином сценарии, а соответственно ей - и такса.
Чем выше была угроза, тем дороже стоила гарантия безопасности. Надо
сказать, сценаристы "мыльных клубов" не особенно утруждали свою фантазию,
в ход шли надежные старые рецепты, отработанные романистами и
кинорежиссерами еще в прошлом веке. Балуанг, например, начал с буквального
повторения фильма "Ад в поднебесье", заменив лишь пожар в небоскребе
пожаром на космической станции. Когда ему пришла в голову эта мысль, он
через свой компьютер на Мидасе сделал МИНИКСу запрос: на какой из станций
наиболее вероятен пожар? Оказалось, что буквально на волоске держится
старая, до предела изношенная межпланетная станция "Уникорн VI". Балуанг
собрал и доставил туда, зафрахтовав корабль, около ста пятидесяти человек.
Персонал станции, конечно, знал, какая опасность угрожает, полным ходом
шел ремонт, но никто, кроме МИНИКСа и Балуанга не знал, что пожар может
начаться в любую минуту при малейшем нарушении гравитационного баланса.
Это и произошло, когда к "Уникорну VI" причалил многотонный лайнер с
туристами на борту.
В подобных акциях заключается основной вред, наносимый "мыльными
клубами": они провоцируют катастрофы. Там, где при шатком равновесии
стабилизирующих и деструктивных факторов происходит вмешательство
"мыльного клуба", дело неизменно заканчивается бедствием. При всем том
привлечь провокаторов к ответственности практически невозможно, ибо в роли
главного режиссера каждого катастрофического сценария выступает МИНИКС -
единый в сотнях лиц, вездесущий и неуловимый, как господь бог. Каждый
компьютер, входящий в МИНИКС, "знает" лишь ничтожную часть того, чем
располагает интегральный интеллект системы; единственное место, где можно
обнаружить кое-какие явственные следы, - это память компьютера, через
который производился ввод данных в международную сеть ЭВМ, то есть, грубо
говоря, "делался заказ". Но машинную память нетрудно освободить от
компрометирующих сведений, а кроме того, память компьютера - это святая
святых любой фирмы, и чтобы получить доступ к ней, нужны очень веские
основания. Словом, в рамках существующих международных законов борьба с
"мыльными клубами" очень затруднительна; необходимы законы специальные.
Об этом в последнее время говорят все чаще, ибо "мыльные клубы" наносят
не только материальный вред. Не менее велик вред моральный. В сегодняшних
"мыльных клубах" эксплуатируется не только стремление обывателя испытать
"настоящее", причем лично для него не опасное "приключение", но и его
неуемная тяга к "красивой жизни", к умилительным сценам, полным
чувствительности и "неизъяснимого благородства". Мой помощник Леон Соболев
как-то привел мне слова поэта Александра Пушкина, который говорил, что
смех, жалость и ужас есть три главные струны всякой площадной эстетики.
Что касается ужаса, то Пояс всегда был чрезвычайно богат им; смех и
жалость устроителям "мыльных клубов" пришлось специально организовать. Тут
пригодился опыт телевидения, которое с незапамятных времен эксплуатировало
желание зрителей умиляться.
Неожиданные встречи, роковые совпадения, трогательные сцены, полные
прямо-таки противоестественного самопожертвования и неземного
благородства, - за весь этот идиотизм новые клубы и были названы
"мыльными" по аналогии с "мыльными операми", которые еще в середине XX
века телекомпании изобрели для развлечения домохозяек.
Однако "мыльную оперу" можно было смотреть или не смотреть, а в
"мыльном клубе" люди живут внутри самой постановки, внутри тщательно
организованной и рассчитанной компьютерами пошлятины, которую никак нельзя
отличить от подлинной, естественной жизни. Единственное, что можно
сделать, - это эстетический анализ. Разрабатывая сценарии, которые потом
становятся жизнью, компьютеры, как правило, пользуются ходовыми сюжетами
поп-культуры.
Так, несколько лет назад, во время круизного рейса лайнера "Орион" к
Марсу, в одну пассажирку - очаровательную девочку двенадцати лет -
вселился дьявол. Она вдруг начала бегать по кораблю голой, дико выть и
хохотать, с нечеловеческой силой вырываться из рук пытавшихся ее удержать
и сыпать отборной руганью, как пьяный матрос. Врачи были бессильны, лишь
время от времени, когда им удавалось ввести ей транквилизаторы, девочка
засыпала, а потом буйствовала снова. Интеллигентные туристы, конечно,
избегали этих сцен, зато обывательская публика была шокирована, возбуждена
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг