по-прежнему скотски размножаются, как в допотопные времена.
- Что же ты конкретно предлагаешь? - в некоторой растерянности спросил
Ваня.
- Я предлагаю ввести искусственное осеменение женщин, что будет
полностью соответствовать девственной чистоте коммунистической идеи, а
также нашим помыслам и делам. А то ведь действительно скотство получается:
воспроизводим себе подобных, как какие-нибудь безмозглые жеребцы... Ты
хоть видел, как это делается в быту?
- Чего не видел, того не видел, - простодушно признался Ваня.
- А я, понимаешь, видел, потому что меня от родителей отделяет дырявая
занавеска. Ну что тебе сказать: хлев... Так вот, с одной стороны, народ
тянется к светлому идеалу, а по детородной линии он все еще находится на
стадии червяка. И, конечно, мы, коммунистически настроенная молодежь, не
можем мириться с этим противоречием, да вот какая незадача - не знаю, куда
писать.
Ваня сказал:
- Я тоже не знаю, куда писать. Такая гениальная идея - это я опять же
насчет библиотеки, - а кому о ней сообщить, это покрыто мраком. Может, в
ОГПУ?
- Может, и в ОГПУ, - согласился Сашка Завизион. - Я вообще так считаю:
если не знаешь, куда обратиться, то обращайся в ОГПУ.
Тут прозвенел звонок - электрический звонок, новинка, только что
появившаяся в Москве, - и парни направились в 26-ю аудиторию на лекцию по
бухгалтерскому учету. По дороге в аудиторию Ваня Праздников искал глазами
Соню Понарошкину, и когда углядел милый затылок и дорогие востренькие
лопатки, на душе у него что-то заныло, но по-хорошему, как бывает от
грустной песни.
Во время лекции Ваня Праздников, во-первых, довольно складно изложил на
бумаге свою идею, а во-вторых, решил поделиться ею с директором техникума,
Павлом Сергеевичем Свиридоновым, из старых большевиков, человеком
настолько свойским, что учащиеся запросто ходили к нему домой. Как только
электрический звонок возвестил перемену, он бросился в директорский
кабинет, потом в помещение партячейки, потом к заведующему хозяйством и в
конце концов обнаружил Свиридонова неподалеку от туалета. Ваня подошел к
нему, кашлянул и сказал:
- Я, Павел Сергеевич, насчет проекта Дворца Советов. А что, если в
голове у Ленина устроить библиотеку?
Прежде чем что-либо ответить, директор вскинул голову и посмотрел в
потолок, покрытый толстым слоем известки, под которым даже не угадывались
крылатые херувимы; дело было в том, что месяц тому назад с потолка
свалился большой кусок известки и проломил голову преподавателю научного
атеизма; старуху уборщицу, которая распространяла по этому поводу вредные
измышления, спровадили куда надо, среди учащихся нежелательной реакции не
последовало, своды укрепили, пострадавший уже выздоравливал, и все же
Свиридонов по нескольку раз на дню механически вскидывал голову к потолку.
3
Павел Сергеевич Свиридонов, крупный мужчина пятидесяти с лишним лет,
член большевистской партии с девятьсот одиннадцатого года, наголо бривший
голову, так что она блестела и казалась намазанной постным маслом,
носивший пенсне на синей тесемке, которое делало его удивительно похожим
на академика Вильямса - и его действительно иногда принимали за академика
Вильямса, - жил в коммунальной квартире по Гендрикову переулку, где
занимал две комнаты; большую и небольшую. Проснулся он утром 28 апреля
довольно рано, но, по обыкновению, еще с четверть часа лежал в постели и
размышлял. Жена, Варвара Тимофеевна, уже поднялась, и было слышно, как она
в большой комнате накрывает на стол к завтраку, который скоро будет готов
у приходящей домработницы Серафимы. В прихожей звонил телефон, но к нему
никто из соседей не подходил, а по коридору катался на трехколесном
велосипеде сынишка одного заметного железнодорожника и противно дудел в
целлулоидную трубу. Размышлял же Свиридонов о том, что, хотя повсюду нужны
партийцы, беззаветно преданные знамени Ильича, хотя личная скромность -
превосходное качество, а карьеризм - удел работников ограниченных и
нечестных, все же хорошо было бы как-нибудь напомнить о себе высшему
руководству; ведь, легко сказать, он когда-то участвовал в "эксах" под
командой легендарного Симона Аршаковича Камо, одно время был заместителем
Цюрупы, с самим Кобой разговаривал пару раз в двадцать втором году, а
самое обидное было то, что он вступил на тернистый путь
революционера-подпольщика, когда еще никто слыхом не слыхивал ни про
Сталина, ни про Молотова, ни про Орджоникидзе и тем более про Ягоду; между
тем он занимает скромную должность директора кооперативного техникума, и
видов на будущее у него практически никаких. Павел Сергеевич
продолжительно охнул и принялся одеваться.
Завтракали по обыкновению молча: Варвара Тимофеевна кушала
сосредоточенно, деловито, но, правда, иногда с интересом поглядывала на
супруга, поскольку она в нем души не чаяла, домработница Серафима, каковую
приглашали к столу из принципа, лопала с аппетитом, даже с жадностью,
по-крестьянски, а Павел Сергеевич слепо тыкал вилкой в ломтики жареного
картофеля и казнился - ему было очень неприятно, что поутру он поддался
фальшивому чувству мелкобуржуазного образца, которое, конечно, не пристало
кристально чистому коммунисту.
В начале девятого часа Павел Сергеевич вышел из дома в Гендриков
переулок и своим ходом отправился на работу. Утро было чудесное, еще
прохладное по-апрельски, но до того тихое и яркое от солнечного сияния,
резко повернувшего на весну, что хотелось думать о чем-нибудь радостном и
привольном. Тем не менее думы Павла Сергеевича были хмуры: дорогой он
думал о том, что великий Октябрь, как ни страшно это предположить,
кажется, дал результат нечистый, вот как небрежно поставленные химические
опыты дают нечистые результаты, хотя бы даже и потому, что, скажем, он,
партиец с большим дореволюционным стажем, вынужден из-за нездоровья
Варвары Тимофеевны терпеть у себя дома эксплуатацию человеческого труда в
лице приходящей домработницы Серафимы; что, видимо, в революцию следовало
бы влить толику свежей крови, дать ей новый, свирепый импульс, чтобы не
допустить сползания общества в обывательское болото, и, разумеется, Сталин
прав, неустанно раздувая в стране классовую борьбу...
Мимо него шли люди, одетые бедно и кое-как, тащились ломовые извозчики,
лениво понукавшие неказистых своих одров, проехал, важно шурша шинами,
моссоветовский "линкольн" с никелированным псом на капоте, но Павел
Сергеевич их вовсе не замечал и только озадачивался обходить лужи на
тротуаре, от которых тянуло смешанным духом конского навоза и керосина. А
впрочем, в начале Страстного бульвара он углядел женщину средних лет, судя
по всему, восточной национальности, чернявую, с несколько выпученными
глазами, вроде бы из тех нечаянно выживших ассирийцев, что испокон веков
чистят на Москве обувь; женщина эта была в темно-зеленом платье из
подкладочного шелка и в резиновых ботах на каблучке; она так неприятно
посмотрела на Павла Сергеевича, пристально, с каким-то каверзным
интересом, точно мучительно угадывала в нем старого, полузабытого, но
незабываемого врага, что у Павла Сергеевича даже с сердцем сделался
перебой.
Добравшись до своего техникума, он поднялся на третий этаж и отпер
директорский кабинет, где стоял мертвый, пыльно-бумажно-чернильный запах.
Только он уселся на стул, обитый коричневым дерматином, и принялся
выкладывать бумаги из парусинового портфеля, как ему сделал визит
секретарь партячейки по фамилии Зверюков.
- Я с тобой, Павел Сергеевич, хочу поговорить откровенно,
по-большевистски, - завел Зверюков, вытаскивая из кармана дешевую
папиросу, которые тогда называли "гвоздиками". - Вот давай прикидывать:
дело Промпартии, Шахтинское дело, недавно в Егорьевске расстреляли
директора завода, который вовсю развернул вредительскую деятельность на
своем предприятии, в Бауманском училище раскрыли организацию
террористов... - одним словом, классовый враг не дремлет и постоянно
думает, как бы нам подкузьмить. И вот я себя спрашиваю: почему это везде
разворачивается борьба, а у нас с тобой за четыре года не замечено ни
одного контрреволюционного выступления?.. Может быть, мы ушами хлопаем,
может быть, мы с тобой размагнитились и утратили нюх на классового
врага?.. Ты меня извини, но если партия нам говорит, что кругом вредители,
значит, кругом вредители, и не видеть их может только близорукий
перерожденец.
- Мне кажется, что этот вопрос ты ставишь излишне остро, - сказал
Свиридонов и зачем-то взял в руки оранжевый карандаш. - Если в нашем
техникуме наблюдается тишь да гладь, то это еще не значит, что мы миримся
с уклонистами, вредителями и прочими мерзавцами белогвардейской
ориентации. Может быть, их у нас потому и нет, что мы на соответствующую
высоту поставили воспитательную работу...
- Ну, положим, крокодила агитацией не проймешь.
- Крокодила не проймешь, а наше советское юношество проймешь. И что
тут, собственно, не понять: партия большевиков, выражающая волю трудящихся
всей Земли, разворачивает невиданное строительство и одновременно ведет
непримиримую классовую борьбу ради социальной справедливости, равенства и
счастья для всех людей... Это, в конце концов, не бином Ньютона.
- Хорошо, - лукаво согласился Зверюков и затушил папиросу о массивное
пресс-папье. - А почему у нас на втором курсе учится Шаховская? Из каких
это таких она Шаховских? А что, если она из тех, которые отлично понимают
бином Ньютона, но не хотят понять платформу большевиков?! Нет, ты погоди,
у меня не все! Почему мы не пресекаем беспорядочные половые связи среди
преподавательского состава? Разве нам не известно, что этот разврат
объективно работает против нас, потому что человек, запятнавший себя на
любовном фронте, рано или поздно скатится в стан классового врага?! И
последнее: вот лично ты уверен, что не пригрел на груди шпиона? Не надо
смотреть на меня, как солдат на вошь, ты лучше ответь - зачем твоя
машинистка таскает домой использованную копирку? Если ты не знаешь, то я
тебе намекну: затем, что по копирке можно легко восстановить засекреченный
документ...
Свиридонов, каменея лицом, сказал:
- Ты, Зверюков, говори-говори, да не заговаривайся! Полина
Александровна, между прочим, партиец с двадцатого года, потому забирает
использованную копирку, что работает на дому. И не надо всех стричь под
одну гребенку! А то и я тебя могу заподозрить в том, что ты тайно
проводишь троцкистскую линию, ставя под удар лучших большевиков... Ну
согласись, что это выходит глупо...
- Да нет, это уже называется не "глупо", а это называется - ты так,
товарищ Свиридонов, больше, пожалуйста, не шути. Как партиец партийцу тебе
скажу: не шутейное сейчас время, такое время, которое стремится вперед под
лозунгом "кто кого"! А у нас с тобой, Павел Сергеевич, как поглядишь,
кругом сплошные недоработки.
Свиридонов собрался было сказать в ответ, что он не второй день в
партии и ему не надо устраивать политчас, тем более агитировать за линию
Центрального Комитета; но главное, он захотел сказать, что, дескать, ничто
так не драгоценно в любом настоящем деле, как чувство меры, и, разумеется,
обострение классовой борьбы - процесс объективный, необходимо полирующий
кровь социалистической революции, однако босяцкий подход к этой борьбе
может привести к трагическим результатам, что уже не раз случалось в
истории человечества, взять хотя бы учение Иисуса Христа, который,
возможно, был видным революционером своей эпохи, а церковь опорочила
прогрессивную сущность его учения эксплуататорской направленностью,
инквизицией, крестовыми походами и массой глупых условностей, каковые
отвращают от христианства всякого мало-мальски культурного человека... Но,
зная Зверюкова как партийца необразованного, грубого и простого той самой
простотой, которая хуже воровства, Свиридонов сказал только:
- Ну ладно, беру твои факты на карандаш. - И на этом они расстались.
Когда Зверюков ушел, Свиридонов вызвал к себе секретаря-машинистку
Полину Александровну, старуху с необыкновенно прямой и стройной, даже
юношеской фигурой, наказал ей впредь брать для домашней работы только
неиспользованную копирку и стал собираться в районный комитет партии, где
на час пополудни было назначено закрытое заседание по вопросу об
искоренении кулака. Павел Сергеевич прихватил кое-какие бумаги, вышел в
коридор, запер за собой дверь, посетил туалет и там внимательно осмотрел
стены на предмет надписей враждебного направления, но, кроме неприличных,
других надписей не нашел, опять вышел в коридор, и тут его остановил
учащийся третьего курса Праздников, который кашлянул и сказал:
- Я, Павел Сергеевич, насчет проекта Дворца Советов. А что, если в
голове у Ленина устроить библиотеку?..
Свиридонов посмотрел в потолок, а потом сказал, как бы очнувшись,
словно его отвлекли от какой-то занятной мысли:
- Что-то я вас, Праздников, не пойму.
- Я говорю, здорово получится, если в голове у статуи Владимира Ильича,
которая по проекту увенчает Дворец Советов, устроить библиотеку для самых
широких масс. В туловище пускай будет книгохранилище, а в голове абонемент
и читальный зал. Ведь жалко, что такие площади останутся пустовать! Но
главное - это будет новое слово в архитектуре, мы всему капиталистическому
миру покажем кузькину мать, то есть мы покажем, на что способен
пролетариат, который сбросил свои оковы!
Свиридонов как-то нерасположенно призадумался и сказал:
- Вообще говоря, причудливая идея. Даже, простите, странная. Хотя...
хотя жизнь в наше время неудержимо опережает мысль, и то, что сегодня
представляется странным, завтра, глядишь, окажется в самый раз. Словом,
нужно подумать, молодой человек, не исключается, что в вашем предложении
есть зерно.
Весь путь до райкома партии, который Свиридонов, как всегда, одолел
пешком, его не отпускала мысль о странной библиотеке. "С одной стороны, -
рассуждал Павел Сергеевич, - идея и вправду довольно-таки дурацкая,
которая может прийти в голову разве что неокрепшую, молодую, но, с другой
стороны, никогда не знаешь, как наверху воспримут ту или иную причудливую
новацию, а вдруг ее воспримут там, что называется, на ура?.. Во всяком
случае, рискнуть можно, да и не так велик риск, да и пора о себе напомнить
соратникам по борьбе..." Однако как это сделать практически, Свиридонов не
представлял.
В райкоме партии ему встретилось множество старых приятелей, и среди
них, между прочим, некто Александров-Агентов, занимавший значительную
должность в ОГПУ и бывший в близких отношениях с некоторыми товарищами из
высшего руководства; с этим Александровым-Агентовым он познакомился на
комсомольском съезде в двадцать шестом году, и между ними со временем
возникла своего рода приятельская симпатия. Как только Свиридонов его
увидел, он сразу решил: именно этот человек поможет ему довести идею о
библиотеке до сведения товарищей из высшего руководства, - и ему сразу
сделалось хорошо, точно отпустила тупая боль.
Доклад по вопросу об искоренении кулака, который делал какой-то Суслов,
и даже содоклад приятеля Александрова-Агентова он слушал вполуха,
поскольку тем временем сочинял записку об этой самой библиотеке, и только
иногда до него долетали особенно горячительные слова:
- Статистика - наука, вообще вредная для дела социализма, - например,
говорил докладчик, - показывает, что шесть процентов кулацких дворов
давали стране до половины совокупного сельскохозяйственного продукта.
Исходя из этих коварных цифр, некоторые товарищи утверждали, будто
искоренение кулака губительно отразится на урожайности и надоях. Пусть
так. Мы, большевики, глядим дальше, мы видим широкую историческую
перспективу, по сравнению с которой ничто - временное падение
продуктивности сельскохозяйственного производства. Рабочий класс и
трудовое крестьянство смело пойдут на нехватку хлеба и даже голод, ради
того, чтобы сбылись великие предначертания Карла Маркса, ради того, чтобы
победила линия сталинского ЦК. С высшей точки зрения, хлеб для нас - дело
десятое, главное - это торжество коммунистического учения, которое
воодушевляет трудящихся всей планеты...
- Каждому понятно, - в свою очередь, говорил Александров-Агентов, - что
идеи марксизма-ленинизма есть истина полная и окончательная, что иного
исторического пути, кроме социалистического, у человечества нет и не может
быть. Советским людям выпало огромное счастье первыми прокладывать этот
путь, и мы, чекисты, со всей ответственностью заявляем: борьба против
кулака и подкулачников, какой бы крови она ни стоила, будет доведена до
логического конца...
После заседания, которое длилось около трех часов, Свиридонов отыскал
Александрова-Агентова в вестибюле, пожал его странно холодную руку и как
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг