культуры.
Инспектор вполголоса жаловался генералу Букетову, указывая глазами на
Валентина Эрастовича:
- Всю настроению мне испортил...
На другой день, едва поднявшись с постели и позавтракав холодной кар-
тошкой с хлебом, Целиковский засел между печкой со стороны лежанки и
крашеной тумбочкой у стены. Еле слышно бубнила радиоточка, печь источала
вчерашнее, не пахнущее тепло, безумная дочь Татьяна храпела во сне, как
пьяный мужик, верхние стекла окон светились предрассветной голубизной,
тоскливо, по-собачьи выл сменный гудок на фабрике "Красный мак". А мысли
все хорошие, светлые двигались в голове: это ничего, что жизнь, в сущ-
ности, кончена, поскольку так и не удалось разжиться барсучьим жиром,
верным средством против отмирания всех частей, зато человечество лет че-
рез сто одумается наконец и войдет в сношения с ангелами, которые обучат
его спасительной методике бытия; тогда наступит искомый "золотой век",
когда все люди станут братьями, сама собой отпадет проблема хлеба насущ-
ного, когда государство из мрачного соглядатая превратится в добродушно-
го дядьку, когда планета безболезненно избавится от негодяев и дураков;
это время наступит сравнительно скоро и непременно, ибо не может такого
быть, чтобы род людской, дивно приблизившийся к ангельскому обличью, вы-
думавший аэроплан, музыку, детекторный радиоприемник, литературу, плано-
мерно двигался бы к нулю...
Кто-то продолжительно и властно стучал в окно, но Валентин Эрастович
не услышал стука и поэтому немало был удивлен, когда дверь в комнату
распахнулась и перед ним предстал генерал Букетов.
- Вот зашел вас проведать,- весело сказал он, сверкнув металлическими
зубами.- Как настроение, ухо как?
- Настроение трогательное,- ответил ему Целиковский,- а на ухо напле-
вать, потому что оно все равно не слышит. Хоть отрезать его совсем по
примеру художника Ван Гога, так как проку от него нет. Только вот думаю,
приключение такое мне как будто не по летам.
- Судьба, доложу я вам, не разбирает, кто стар, кто молод, кто преда-
тель родины, кто герой. Вот я в сорок втором году попал к немцам в плен
во время нашего весеннего наступления: контузило меня булыжником, сва-
лился замертво и лежу. Ну подобрали меня немцы, посадили в лагерь под
Великими Луками, и я через четыре месяца убежал. У наших уже прошел
госпроверку, оправдали меня по всем статьям, но в строй назад не берут,
потому что у меня голова дергается и в сумерках я ничего не вижу, гово-
рят: давай, капитан, в тыл сапоги тачать. Только на самом деле я нитку в
иголку вдеть не мог, не то что сапоги тачать, а существовать не на что,
поскольку как бывшему военнопленному мне пенсию не дают. Тогда продал я
шинель, баян и поехал в Москву добиваться правды. Являюсь в Наркомат
обороны, так и так, говорю, в строй назад не берут, работать я через
контузию не могу, давайте пенсию, потому что все же надо как-то сущест-
вовать. Или не надо?.. Ну почему же, говорят, надо, только вот какая за-
кавыка: насчет вашего брата, военнопленного, пока никаких распоряжений
не поступало, ждите конца войны...
Безумная дочь Татьяна зарычала, заворочалась на печи.
- Ну-ну, Таня, детка, угомонись,- сказал Валентин Эрастович.
Девушка пару раз всхлипнула и затихла.
- Ну так вот, говорят: ждите конца войны. Я говорю: я не могу ждать,
у меня средства на исходе, да еще вчера пропил с инвалидами семь рублей.
Хорошо, если война кончится через месяц, а ну как через год? Что же мне,
с голоду помирать? Они, как попугаи, талдычат одно и то же: ждите конца
войны. Ну, думаю, хоть воровать иди! Нет, честно, пришла мне в голову
такая больная мысль - пойти к черту, к дьяволу воровать... На мое
счастье, один приятель устроил меня командиром банно-прачечного отряда,
а то бы я точно сбился с истинного пути.
- У меня в жизни,- сказал Целиковский,- был примерно такой же слу-
чай... Когда я строил всесезонный велосипед, понадобилась мне легирован-
ная сталь, из которой делаются болты для крепления рельсов к шпалам...
Вдруг Валентин Эрастович прервался и сделал тонкое, чрезвычайно вни-
мательное лицо, ибо в эту минуту ему послышались сообщительные шумы. Он
тронул Букетова за рукав и спросил его шепотом заговорщика:
- Слышите, генерал?
- Слышу...- сказал Букетов и тоже сделал тонкое, чрезвычайно внима-
тельное лицо.
- Видите, генерал? - Целиковский указал пальцем на неясные лики, поя-
вившиеся в окне.
- Как будто вижу...
- Больше сахару надо есть!
- У меня, как вы помните, диабет.
- А вы сходите к ведунье Маевкиной, она должна помочь.
Впоследствии они частенько собирались в ветхом домишке по улице Дан-
тона, усаживались рядом напротив окна и за душевными разговорами ожида-
ли, не послышатся ли вновь сообщительные шумы. От этого занятия они не
отстали даже после того, как между ними черная кошка пробежала, пос-
кольку Букетов женился на ведунье Маевкиной, и у Валентина Эрастовича с
досады возникло к ней чувство, похожее на любовь.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 07.08.2002 14:43
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг