Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
  Без какой-либо торжественности и натянутости, даже без необходимого,
казалось бы, внутреннего усилия, Сергей предложил Любе подать заявление и
зарегистрироваться. Сказал он об этом как бы между делом,
полусерьезнополушутливо. Но Люба, уже достаточно хорошо знавшая его,
прочитала в любимых глазах, что Сергей решил твердо и сразу за обоих.
  Ее реакция была странной: и испуг и радость одновременно, желание уйти от
прямого ответа и непонятная для него внутренняя борьба с собой - в
расширившихся зрачках все было написано настолько ясно, что Сергей даже
опешил. Он ожидал чего угодно - восторга, радости, кокетливого ломания,
слов о том, что, дескать, надо все хорошенько обдумать, взвесить, а уж
потом решать, и прочего, прочего, всего, кроме того, что он увидал на лице
любимой девушки.
  - Что с тобой, ты против, что ли? - спросил он чужим, заискивающим голосом.
  - Ну что ты, Сережа. - Люба почти плакала. И была совершенно непонятна
причина ее волнения. - Что ты! Просто - потом, но не сейчас...
  Раздражение захлестнуло Серегея черной едкой волной.
  - Но я хочу, чтобы ты была моей, совсем моей! И не потом! Что случилось, в
чем ты сомневаешься? Может, нам вообще не встречаться?!
  - Нет, ты не так меня понял, какие сомнения, почему не встречаться, ведь я
люблю тебя, я уже привыкла к тебе, голос у Любы дрожал. - Я прошу тебя
только об одном - не торопи меня сейчас, ну чего так вдруг?! Дай время,
немного, совсем немного.
  - Через два месяца отсрочка кончится, понятно? И меня заберут в армию! Ты
этого ждешь, да?! - Сергей схватил Любу за плечи и с силой сжал их. - Ты
слышишь меня? Или нет?! Через два месяца - все, тю-тю! И на два года - это
самое меньшее! Чего ждать?!
  - Я все слышу, я все понимаю. - Люба уткнулась лицом Сергею в плечо, в
жесткую колючую ткань пальто.
  Она уже и не пыталась скрыть слез, рыдания сотрясали худые плечи и спину.
- Хорошо, Сереженька, хорошо, я буду твоей, совсем твоей. Ну а тебе,
скажи, кто нужен: печать на бумажке или я, ну скажи, ведь все так хорошо у
нас, ну чего еще желать, ну чего?!
  Ребров никогда не был у Любы дома, не приглашала.
  Но он знал, что она живет с сестрой, одинокой молодой женщиной в
двухкомнатной квартире где-то на Басманной. Знал и то, что сестра часто
разъезжает по командировкам - в составе каких-то комиссий на приемку
каких-то - Люба ничего не могла толком объяснить - объектов, строящихся то
тут, то там по всей стране. Да и зачем ему было вникать, а тем более
навязываться - ведь не сестра ему была нужна?
  И теперь они шли туда, к ней, шли молча, тесно прижавшись друг к другу.
Настолько тесно, что Сергей почти сердцем ощущал содрогания ее тела.
  Люба взяла себя в руки, перестала плакать, ее глазам вернулась обычная
чистота и ясность, даже прозрачность. Зато в душу, видно, вкралась
болезненно-неистовая одержимость - где-то внутри что-то продолжало
конвульсивно содрогаться, словно от долгого и необратимого озноба.
  Она вела его. Вела решительно, не обращая внимания ни на что окружающее,
внешнее, вела так, будто волокла за собой неодушевленный, но тяжелый
предмет, инертный и безличный.
  Она растворила старый и облупленный шкаф, вытащила махровое полотенце и
накинула его на плечо Сергею.
  - Иди-ка, сполоснись! Я пока тут приготовлю.
  Сергея покоробило. Все получалось какого чересчур буднично, по-семейному.
По дороге в ванную он сообразил неожиданно - впервые это должно случиться
без предварительных выпивок, без компаний, танцев-шманцев н прочей шелухи.
Он даже вернулся, заглянул в дверь, спросил:
  - А у тебя, случаем, этого не припасено? - Он прищелкнул себя пальцем по
горлу.
  - Не водится! - ответила Люба.
  - Да я так, - вдруг смутился Сергей. Он сам себе в эту минуту показался
пошляком и остолопом. Влез со своим дурацким вопросом.
  В ванной он включил душ. Потом разделся и встал под тугие струи, до отказа
вывернул кран с горячей водой обожгло, но он стерпел.
  Небольшое овальное зеркальце, висевшее над умывальником сразу же запотело.
На кафельных желтоватеньких стенах осели капельки воды. Сергей включил
холодную. Чуть не выскочил из-под струй. Но и тут устоял - на полминуты
хватило. Лишь тогда он наконец сделал нечто среднее, расслабился.
  Она вошла минут через десять - в длинном, до пола, махровом халате в
каких-то неопределенных цветастых пятнах, с распущенными почти до пояса
волосами. Сергея не удивил ее приход.
  Она молча взяла губку и без мыла, в сухую, совсем легонько принялась
натирать ему спину, поясницу. Потом она выронила губку. Но нагнуться не
успела - Сергей неожиданно подхватил ее за локти и одним сильным движением
перенес к себе, в ванную, прямо под тугие струйки.
  - Сумасшедший! - вскрикнула она, вздрогнув всем телом и заглядывая в
глаза. - Совсем плохой!
  Она сразу же промокла насквозь. Волосы стали блестящими, змейками
заструились вниз, заслонили лицо. Он прижал ее к себе, не давая снять
халата, сжимая плечи.
  - Пусти! Ну пусти же!
  Она отпрянула на пол-локтя и с усилием, обеими руками сбросила прямо под
ноги тяжеленный, пропитанный водой халат. И лишь теперь Сергей увидел
по-настоящему то, что ему досталось волею случая. Он никогда не встречал
такого совершенного тела, это было видно даже здесь, под струями, в
полутумане, вблизи, - это было какое-то чудо, скрытое до того
всевозможными тканями, полотнами, накидками и прочими вещами, чудо
неожиданное и оттого еще более сверхъестественное. Но Сергей не был ни
поэтом, ни сочинителем, и он не мог описать этого чуда. Он просто приник к
нему всем своим мускулистым, тренированным телом, растворился в нем.
  Она рассмеялась почти в ухо -- громко, непринужденно. И от этого он пришел
в себя, голова прояснилась. Он опустился на колени, охватил руками ее
бедра, чувствуя, как в нем поднимается горячая, жгучая волна - от кончиков
пальцев на ногах до макушки.
  Она положила руки на его плечи, сверху - нежно, но властно, притянула его
голову к своей груди, прижала. Он целовал, целовал это упругое, нежное
тело, не мог остановиться, он дышал запахом этой кожи и не мог
надышаться... Сверху лилась вода, не хватало дыхания, но он ничего не
замечал, он не мог оторваться от этого чуда - она была его госпожой, его
властительницей. Но не было ничего на свете покорнее этой властительницы.
  За окном валил снег. Отдельные крупные снежинки ударялись в стекло, таяли,
не оставляя следов.
  Сергей лежал на затертом диване в углу комнаты и машинально прослеживал
путь умирающих снежинок. Люба сидела рядом, за небольшим овальным столом,
в полурасстегнутом байковом халате, протертом на локтях, с распущенными
волосами, утомленная, безвольная, но ни о чем не жалеющая, - сидела и
думала о нем.
  А он молчал, не мигая провожал снежинки в последний путь - говорить ему
сейчас не хотелось. Хотелось вот так лежать и глядеть в окно. Он боялся,
что Люба прервет эту спокойную вязкую тишину, что надо будет отвечать на
ненужные вопросы, думать о чем-то, а может, и вообще встать. Больше всего
ему хотелось покоя.
  - Не пойдем сегодня никуда, а? - проговорила Люба.
  - Конечно, нет. Зачем? - отозвался Сергей, не отводя глаз от окна. - Не
пойдем ни-ку-да!
  И покой пришел. Люба его ни о чем никогда не спрашивала, с ней было легко,
без нее пусто. Постепенно она все хлопоты взвалила на себя, даже те
небольшие развлечения, какими они иногда заполняли вечернюю пустоту,
организовывала она. Звонила ему на работу по нескольку раз на дню,
беспокоилась, суетилась, бегала, доставала вечно дефицитные билеты то на
новую постановку в театре, то на какой-нибудь еще до выхода нашумевший
кинофильм.
  Никогда беззаботность не заполняла Сергея так глубоко, не расслабляла в
блаженной истоме вечного бездумного праздника. Он доверял Любе
безгранично, видел, что все эти мелкие хлопоты доставляют ей огромное
удовольствие.
  Она была создана для того, чтобы опекать кого-то, вести его по жизни,
ограждая от лишних волнений и оберегая от житейских неурядиц. И теперь с
упоением отдавалась своей женской природе, обрекая любимого на покорное и
сладостное бездействие.
  Сергей бросил рули и плыл по течению. Будущее больше не волновало его -
что будет, то и будет, главное, чтобы сейчас, сию минуту, было хорошо.
  И ему было хорошо. Любина сестра половину времени проводила в
командировках. Квартира была в их полном распоряжении, и Сергей уже не
представлял себе иной жизни.
  Их было двое. И вдвоем они были единым целым.
  Когда эта целостность не нарушалась, царил покой, обоюдная
умиротворенность убаюкивала их, да тихое уверенное счастье без всплесков и
провалов сулило вечную незыблемость существования. Восторженное,
беспокойное и неуправляемое чувство ушло, уступив место трезвому
довольствованию сложившимся положением.
  Прежнего разговора о заявках и регистрациях Сергей не возобновлял,
полагаясь на саму жизнь, вручив судьбе ключи от своего и Любиного
будущего. И ее это вполне устраивало, судя по всему. Она не стремилась к
большему. Главное, что ее теперь занимало - благополучие любимого
человека: ему было хорошо - ей тоже. Занятия в институте отошли на второй
план, круг знакомых все суживался и суживался, лишние и ненужные связи
сами отпадали.
  Шумные и веселые компании не привлекали ни его, ни ее. Привычный уклад
нарушался приездами сестры, нервной, измотанной после очередной
командировки.
  При сестре Люба не решалась приводить Сергея в дом на Басманной. И в такие
дни возвращалось прежнее, он начинал ощущать на себе всю зыбкость их
положения. Становилось не по себе. И бессильное бешенство охватывало
Сергея.
  В свой дом, где лежала почти не встающая с постели, изнеможденная болезнью
мать, пригласить Любу он не мог. Да и стыдно было за свои молодость и
беспечность, счастье и здоровье перед, по всей видимости, угасающей
жизнью, немощью и безысходным отчаянием.
  Выручал выплывавший откуда-то из темноты и безвестности Мишка Квасцов,
нутром чующий чужие радости и чужие неприятности. Но Мишка был корыстен от
природы, таковым уродился. Переделать его не представлялось возможным.
Ключи от квартиры, в которой жили во времена коротких наездов из-за
границы на родину Квасцовыстаршие, перекочевывали в Серегин карман. Все
это сопровождалось бесконечным Мишкиным нытьем, что его, дескать, не ценят
и что вообще: "Он для всех - все! всегда! а для него никто - ничего! и
никогда!"
Сергей, зная характер приятеля, терпеливо сносил мелочные обвинения.
Взамен Люба в очередной раз знакомила Мишку с одной из своих подруг, и тот
опять пропадал из виду. Что у него там было с этими новыми знакомыми,
никто не знал, а сами они помалкивали. Впрочем, Любе до них не было дела,
она все больше отстранялась от былых подружек и постепенно замыкалась в
своем мирке. Все ее существо был обращено к нему, к Сергею. Он это знал и
видел, но другого отношения и не мыслил, все, что объединяло их, казалось
естественным и обыденным, как снег за окном, как ежедневная обязанность
ходить на работу, как они сами - живые, чувствующие, нужные друг другу.
  "Командиру учебной роты
старшему лейтенанту Каленцеву Ю.А.

  от рядового 1-го отделения 3-го

  взвода Реброва С.В.

  РАПОРТ (повторно)

  Настоятельно прошу выполнить мою просьбу и перевести меня в любой другой
взвод вверенной Вам роты. Мой перевод ни в коей мере не повлияет на
служебные дела, напротив - разрядит сложившуюся обстановку. В случае
отказа прошу Вашего разрешения обратиться к командиру части с просьбой
(рапортом) о переводе в другую роту.

  20 мая 199... г.

  Подпись. "


  - Я не понимаю, чего вы добиваетесь, Ребров? Что за причина? Мы что с
вами, в детские бирюльки играем, что ли?!
  - Я уже говорил, товарищ старший лейтенант, что причина имеет личный
характер, и я вам не могу всего раскрыть, это не меня одного касается.
  - Может, вы, сержант, растолкуете поподробнее?
  - А мне к прежнему, товарищ старший лейтенант, добавить нечего, могу
только повторить: к Реброву у меня претензий по службе нет.
  - А личных?
  - Чего - личных?
  - Претензий, личных - тоже нет?
  - А причем тут личное, товарищ старший лейтенант, мы разве не на службе? Я
вас не понимаю.
  - Логично. Ребров, ведь должны быть основания - неужели трудно такое
простое дело уяснить? Вы думаете, я сейчас начну по прихотям и личным
пожеланиям перебрасывать людей с места на место? И вы думаете, с меня не
спросят за такой кавардак? У нас не институт благородных девиц! Да, я
думаю, и там не всем капризам потакали...
  - Это не каприз!
  - Ну, снова - здорово!
  - Разрешите тогда обратиться к командиру части.
  - Ваше право. Но, уверен, решение будет то же самое. Вот сумеете толком
объяснить свое поведение и письменно изложить просьбу с вескими
аргументами, тогда другое дело - да хоть в другую часть переводитесь, раз
эта не по душе. Сумеете?
  - Нет.
  - Ну, а на нет - и суда нет, верно, сержант?
  - Вам виднее, товарищ старший лейтенант, а я ни на кого не жалуюсь, но
никого и не держу, для меня все равны.
  - Да-а, вот и толкуй с вами... Ребров, может, еще чего сказать хотите?
  - . Мне добавить нечего.
  - Ну, тогда идите, оба. Свободны!
  Резолюция на рапорте: "Причин для перевода не имеется. В просьбе отказать.

  Командир 1-й учебной роты

  старший лейтенант Ю.Каленцев

  20 мая 199... г. Подпись".

  Когда Новиков впервые увидал из окна казармы Серегу Реброва, стоящего
возле автобуса, что привез новобранцев в часть, он почему-то подумал: так
оно и должно было случиться. Хотя причин для подобных фатальных мыслей не
было абсолютно никаких.
  Они не дружили и не приятельствовали, но время от времени жизнь сталкивала
их - учились в одной школе, в разных, правда, классах, занимались
плаванием в одной секции и даже какое-то время в одной группе. Ни из
одного рекордсмена не вышло, дальше "подающих надежды" они не пошли - и
занятия оба бросили: сначала Ребров, а потом и Николай. И тот и другой
совсем чуток не дотянули до первого разряда. Но зато поднабрались и
силенок, и выносливости.
  Случай свел их еще раз после школы - вместе сдавали вступительные экзамены
в институт, в одном потоке. Оба сдали, и оба не прошли по конкурсу, баллов
не набрали. Той же осенью Новикова призвали на службу.
  С тех сор полтора года пролетело. Многое изменилось. Изменился и сам
Николай - стал сдержаннее, спокойней. Привычка не выставлять своих
переживаний напоказ сделалась необходимостью,
Но были и у него слабости, не из камня же человек! Да и попробуй-ка в
такой ситуации быть кремнем! Ну, день, два, неделю - может, и выдюжишь, а
потом? Нет, не каменный человек, из плоти и крови он. А еще - из нервов!
  Серьезный разговор был неизбежен. Потому Новиков и пошел на него. Первым,
еще тогда - в курилке. И понял, что Серега о нем ничего и не знал, что
надо было смолчать, не раскрываться. А он-то, простофиля, в открытую

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг