ЮРИЙ ПЕТУХОВ
Измена, или Ты у меня одна
Лирико-эротический роман о любви и верности
МОСКВА МЕТАГАЛАКТИКА 1990
ВВК 84 Р7 П 31
Художники
ЕЛЕНА КИСЕЛЬ и АЛЕКСАНДР ЯЦКБВИЧ
Петухов Ю.Д.
П 31 Измена, или Ты у меня одна. Роман- - М.: "Метагалактика".
Приложение к журналу "Приключения, фантастика", 1990. - 384с.
Роман "Измена" - это эротико-лирическое повествование о любви и верности,
изменах и алчном ненасыщаемом сладострастии. Автор выводит читателя из
рамок штампованного "классического" любовного треугольника, ибо жизнь
сложнее и любовные переплетения имеют гораздо большее число углов.
Особое место в романе отведено историко-романтической линии - походу князя
Святослава на Византию. Показан быт язычников, еще не перешедших от
полигамных любовных отношений к моногамным, а также нравы клонящейся к
упадку Византии.
4702010201-031 П
Без объявления
ББК 84 Р7 083(02)-90 ISBN 5-265-02222-8
c Юрий Петухов, 1990.
Пролог
ПРОВОДЫ
Он не собирался устраивать шумного застолья, но так уж получилось. Ребята
приволокли два ящика водки, рюкзак бормотухи и для приличия - пару
бутылочек коньяку, дешевого и неестественно красного.
- Серый, олух, ведь это ж раз в жизни бывает! - заявил ему друг Коля,
тряся за плечи. - Нет, ты осознай, балбесина! Себя не уважаешь, хрен с
тобой, уважь нас!
Коля горел, его распирало и от дружеских чувств, и от обилия спиртного, а
прежде всего от горячечного зуда в преддверии грандиозной попойки.
А Сергею было не до того. Он наотрез отказался справлять не слишком
радостное событие у себя дома. Еще чего! Там обстановка была неподходящая.
Но друзья уладили и это - сняли на вечерок помещение в ближайшей столовке.
Почти задарма - пару пузырей водяры отдали и две красненьких наличными, -
за все про все вышло сорок рубликов, по нынешним деньгам вообще ничто:
четверть штанины от грошовых индийских штанов или две магнитофонные
кассеты.
Бескомпромиссная и непримиримая борьба с пьянством завершилась, и по
стране океаном разлилась сивуха: пей до захлеба - не хочу! И потому
проблем не было. Водяру брали тут же, в молочном. Бормотень давали в
соседнем овощном магазине.
Закуси каждый принес из дому, что мог. Да и в столовке им оставили ушат
позавчерашнего салата, непонятно из чего наструганного, плюс к нему -
шесть ящиков пива-долгожителя, хранившегося, наверное, еще с доуказных
времен. За это пришлось платить особо, по двойной цене.
Но ребята не скупились - и вправду, раз в жизни!
- Все по-людски будет. Серый! Не пожалеешь!
Организатор Коля был доволен.
Кого не понабилось только в крохотной обшарпанный зальчик! Сергей не то
что по именам да фамилиям не всех помнил, но и в лицо не каждого
признавал. Одно дело, что и незнакомцы приходили не с пустыми руками, а
кое-кто и вовсе уже готовыми! Не тесно было и не скучно. Веселись, честной
народ!
Любу он не позвал - знал, во что выльются проводы, сам не раз бывал на
подобных мероприятиях, только не в качестве главного действующего лица.
Через полчаса после "торжественного открытия" вечера половина гостей была
в дымину пьяна.
- Серега! - Один из школьных приятелей влез ногами на стул, поднял стакан
с непроницаемой бормотенью. - Серега!!! Служи! Защищай нас! А мы тут
остаемся. Серый! В натуре! На самом переднем крае борьбы с этой вот... -
Он ткнул указательным пальцем другой руки в поднятый стакан, потерял
равновесие и сверзился к всеобщему удовольствию со стула.
Хохот сотряс воздух в прокуренном помещении, задрожали, зазвенели стены.
Но оратор встал, оправился и с четвертой попытки вновь влез на стул.
- Все до единого помрем! - Он всхипнул трагически. - В борьбе за святое
дело поголовного уничтожения зеленых змиев! Не-е, ты понял, Серега-а-а?!
На этот раз его скинули насильственным образом, а точнее, стянули за полу
пиджака. Больше оратор не поднимался. Но никто не сожалел об этом - здесь
собрались те, кто не любил длинных тостов. Наливали и пили, пили и снова
наливали - а вспоминали о виновнике торжества или нет, кому какое дело.
Удалая шла гульба!
Сергей сидел совершенно трезвый. Не лезла в него в этот день сивуха - ни
прозрачная, ни подкрашенная. Так, пригубил немного коньячку, да и то чуть
не выворотило наизнанку, не принимал сегодня организм отравы, ну ни в
какую нe принимал! И потому ему было странно смотреть на все
происходившее, на эти у кого побагровевшие, а у кого позеленевшае рожи, на
глуповато поблеcкивающие глаза, на всю эту сутолоку и бестолковость. Ох,
тяжко в пиру трезвым-то, тяжко! Но и не уйдешь, коли все за-ради тебя
устроено.
Мишка Квасцов, сидевший по левую руку, тискал какую-то девицу,
примостившуюся у него на кoленях. Всю помаду с губ слизал. Но девица томно
поглядывала почему-то на Сергея, все ловила его взгляд. Она была явно
глупа и в трезвом виде, а сейчас выглядела и вовсе дурочкой. Сергей
старался не встречаться с ней глазами.
Справа Коля пожирал невесть из чего сотворенный салат-винегрет прямо из
ушата. Он был настолько увлечен своим занятием, что забывал наполнять
стакан. Соседи рвали у него из рук ушат, им тоже хотелось. Коля держал
пластиковое корытце мертвой хваткой. Но при этом успевал после каждой
проглоченной порции высасывать полбутылки пива. Груда пустой сосуды
перекатывалась, позвякивала у него под ногами. Со стороны Коли несло
кислятиной. Кончилось все тем, что на Колю напала жуткая и непреодолимая
икота. Тут-то он и спасовал, корытце с остатками травянистого месива у
него отвоевали.
- Серега! Скажи слово! - выкрикнул некто малознакомый с другого конца
сдвинутых столиков.
- Ага! Пускай скажет! Давай, Серый! - посыпалось отовсюду.
Пришлось встать. Наполнить до краев стакан красноватым псевдоконьяком
якобы грузинского производства и подмосковного розлива. И произнести
короткую речь.
- Я еще вернусь, ребята! - закончил он.
Все дружно приложились к самым разнообразным сосудам, сосудикам,
посудинкам, но в основном к граненым стаканам. И одновременно врубили
магнитофон.
И-эх! Одесса - жемчужина у моря!
И-эх! Одесса!!
Немногих девиц подхватили, вынесли на свободное пространство и принялись
уже совершенно беззастенчиво обжимать и лапать в темпераментном и
диковатом танце. Девицы повизгивали, похохатывали и были явно довольны.
Нет, невмоготу было на все это смотреть сухими глазами. Сергей налил себе
стакан водки и медленно, по глоточку выпил его. Немного прихватило, начало
пробирать. Он сразу же повеселел.
- Получай, сучара! На тебе, на тебе!
В углу за его спиной втихаря били все еще икающего Колю. Сергей развел
драчунов. Ему сегодня подчинялись, он был на особом положении. Коля,
освободившись, принялся заливать икоту кислым пивцом, и его совсем
разобрало, а потом и вывернуло наизнанку. Теперь сидеть в этом углу было
невозможно. Но Сергей не осуждал Колю, знал, что тот прикладывался с
самого утра, понемногу, немудрено было и сломаться.
Закончилось все диким и жутким мордобоем, в котором непонятно было, кто и
кого бил. Но кулаки находили рожи, а рожи напрашивались на кулак. Побоище
закончилось погромом, битьем посуды, переворачиванием столов... Но,
разумеется, ни одна хотя бы и немного наполненная бутылка в этой битве не
пострадала. Утихомирившись и утерев сопли да кровь, допили оставшееся,
прихватили обмякший рюкзачок с собой и шумной гурьбой, сокрушая на своем
пути все, что попадалось, не давая проходу прохожим, отправились по улицам
и площадям - провожать...
Кого, куда?! Оставалось непонятным. Но провожали, пели, горлопанили,
задирались, падали, шли шатаясь и цепляясь друг за друга толпой, стадом,
оравой - одуревшей и по-пьяному бесшабашной.
А Сергей сидел в разгромленной столовке. Ждал Любу. Она обещала прийти под
утро, к концу торжеств. Рядом с ним присоседился какой-то забулдыжного
вида мужичонка, неизвестно как втершийся в кампанию да и обезножевший от
обильной дармовой поиловки. Он смотрел на Сергея мутными и слезливыми,
умильными глазками.
- Чего празднуем-то, никак не пойму?
Сергей отвернулся.
Но мужичонка был приставучий. Пришлось ответить.
- Провожают в армию, понял или нет?
- Чего ж непонятного тут!
Забулдыга сцедил из десятка бутылок почти полный стакан полупрозрачной от
водки бормотени, вылакал его с прихлебом, скосоротился, поскреб ладонью в
корытце и сунул в рот пучок зелени.
- Майский, стало быть? - вопросил он задумчиво.
- Чего - майский? - Сергей нервничал.
- Набор, говорю, майский, стало быть? Весенний?
- Угу, я и сам майский, - уточнил Сергей.
Мужичонка покряхтел, посупился, пошмыгал трубно носом и выдавил
многозначительно, но совсем трезво:
- Родился в мае, значит, парень, всю жизнь тебе маяться!
Глава первая
"ЗЕЛЕНЕЕ ТРАВЫ"
Так выкладываться, как в этот бесконечный, суматошный день, ему еще не
доводилось ни разу в жизни. Даже тогда, когда он занимался одновременно в
секциях плавания и борьбы, когда приходилось, толком не отдышавшись и не
усмирив дрожи в разгоряченных мышцах, бежать с одной тренировки на другую.
Нет, там было легче. И проще. Там он знал, что может остановиться в любую
минуту, в любую секунду расслабиться, передохнуть или, в конце концов,
сославшись на недомогание, вообще уйти - неважно куда: домой, в кино,
бродить по улицам, глазея на витрины и прохожих, да в тысячу самых
различных мест! Здесь деваться было некуда. Сказывалось, наверное, и
нервное напряжение - с непривычки, от бесконечной смены новых впечатлений,
от резких, будоражащих душу команд, окриков, коротких и раздраженных
перепалок с малознакомыми, по существу, ребятами, такими же внутренне
взъерошенными и настороженными. Стоило лишь на мгновение остановиться, и
накатывала непомерная, свинцовая усталость, сами собою слипались веки и
повисали руки... И все же он нашел в себе силы и в краткий миг передышки
уже перед самым отбоем примостился у тумбочки и на половинке тетрадного
листа в клеточку вывел непослушными, негнущимися пальцами: "Люба, милая,
любимая! Вот и прошел один день. Утром ты провожала меня, знаю точно, что
сегодня утром! А кажется, будто год прошел, нет два, три года, целая
вечность, все понятия о времени перепутались в моей голове, и лишь теперь
я начинаю понимать, что это такое - теория относительности, это как в
космосе: кто мчится на световых скоростях, теряет дни, недели, а для
оставшихся проходят века и тысячелетия. Только с нами все наоборот: там у
вас - минуты и часы, здесь - года, впрессованные в мгновенья. Может, это
лишь поначалу так, а? Не знаю, ничего не знаю и не понимаю пока. Один день
вечность! Так сколько же этих вечностей нам придется прожить..."
- Носок! Носок тянуть!
В легкой, но уверенной походке сержанта ощущалась вальяжность и даже
некоторая снисходительность к стоящим перед ним "салажатам". Он слегка
щурил глаза, переводя взгляд с одного новобранца на другого, и краешки губ
на обветренном и загорелом уже в мае лице чуть подергивались так, будто
сержант вот-вот улыбнется, а то и вовсе расхохочется. Но он не улыбался.
Да и вообще упрекнуть его в чем-либо было невозможно: четкий неспешный
шаг, прямая подтянутая фигура, ладно сидящая форма, серьезное лицо
говорили сами за себя - сержант работал. Работал на совесть, и ему было
так же нелегко, как и стоящим на плацу под пекущим солнцем молодым,
только-только призванным солдатам. Даже не солдатам еще, а так,
карантинникам.
- Рядовой Ребров, выше ногу.
Сержант ткнул кончиком сапога в подошву стоящего перед ним, и тот
качнулся, раскинул в стороны руки, стараясь удержать равновесие.
- Стоять!
Казалось, стоять так стоять, чего проще: левая нога вытянута вперед,
правая рука согнута в локте - кулак у блестящей пуговицы гимнастерки,
левая рука - наотмашь назад. Просто, да непривычно. А вдобавок носок
тянуть надо, да следить, чтобы вытянутая нога не гнулась в колене, да чтоб
спина не прогибалась и чтоб не качало... Морока!
Капля пота выкатилась из-под пилотки с остриженного взмокшего лба, повисев
немного над левой бровью, спрыгнула вниз, на ресницу, на ней и застряла.
Моргнуть Сергей не смел - сержант смотрел на него в упор, прямо в глаза. И
лоб у сержанта был абсолютно сух.
- Так, хорошо. Бодрости, бодрости больше!
Сержант хмурился, супил выгоревшие брови, но в глазах его не было ни
злости, ни даже сердитости. Глаза как глаза - ясные, голубые, отражающие
весь плац, а заодно и стоящего в журавлиной позе Реброва.
Капля наконец сорвалась с ресницы и темным пятнышком застыла на
новехонькой хлопчатобумажной гимнастерке, прямо над сжатым кулаком. Сергей
скосил на пятно глаз, и тут же из-под пилотки выкатилась вторая капля...
"Неужели не узнает? - свербило в его мозгу. - Второй день ведь, и ни
слова!"
Сержант удовлетворенно хмыкнул себе под нос и отошел. Теперь он так же
придирчиво всматривался в стоящего справа от Сергея лопоухого парня,
нескладного, мешковатого, покрасневшего от натуги. Парень под сержантским
взглядом чувствовал себя явно не в своей тарелке и краснел еще гуще,
мучительнее.
- Дела-ай... - Сержант выдержал паузу и зычно рявкнул: - Д-два!
Дробное эхо прокатилось по плацу, подошвы впечатались в его бетонные плиты
- строй сменил ногу. И смена эта отозвалась гулким выдохом облегчения.
"Ну хорошо, полтора года, ну и что? - Сергей мучился от наплыва тягостных
мыслей сильнее, чем от изнурительной и надоевшей позы. - Что это, сто лет,
что ли! Ведь не мог забыть, ведь я-то его помню, как не помнить? Пускай
изменился, пусть форма эта, привычки новые и все прочее, но мозги-то ведь
не отшибло, поди!"
Пот уже заливал лицо. Струйки его стекали по вискам к подбородку, одна
капелька повисла на носу, и, как Сергей его ни морщил, как ни раздувал
ноздри, стряхнуть ее не удавалось.
Солнце пекло в затылок, его лучи сушили гимнастерку на спине, даже
хотелось передернуть лопатками, чтобы отогнать их как назойливых мух. Так
ведь дергай не дергай, а не отгонишь. И солнце как лампочку не выключишь!
Было до того неуютно и тоскливо, что временами казалось: вот сейчас кто-то
посторонний, но всесильный добродушно-веселым голосом из-за спины пропоет
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг