падлам живется. Вон, про одного в газете писали, про такого
же, как мой бывший начальничек. Дескать, продал свой "жи-
гуль" через комок якобы, а сверху три с половиной тыщи хап-
нул. Ну делают так, знаем, все. Нехорошо! Так этот писака,
репортер, от восторга визжал; вот, дескать, новые времена,
торжество справедливости! не взирая на должности! строго на-
казан! И там же пояснил - как наказан. У него этот верх, три
с полтиной забрали, да выговор партийный. Вот тебе и нака-
зан! вот тебе и торжество справедливости!! Я за голову схва-
тился, как же, братцы? Да я когда первый разок с дисками вы-
шел, еще работал когда, ну и один трехрублевый, самый деше-
вый, за четыре загнал, на рупь дороже! Понимаешь - на рупь,
а не на три с половиной тыщи! Так у меня все пластинки кон-
фисковали, на полторы сотни, и на пятнадцать суток! Понял,
за рупь - пятнадцать суток! А за три тыщи - выговор! А ты
говоришь...
Игорь ничего не говорил. Ему не было жалко бородатого -
получил свои сутки, так за дело ведь, сиди и помалкивай. А
статью ту он тоже читал. И не восторгался вместе с репорте-
ром. И не считал уважаемого чиновника достойным выговора.
Сидеть бы им на пару с бородатым: только бородатому свои
пятнадцать, а тому года три-четыре, не меньше! Хоть и уважа-
емый, хоть и с большим, наверняка, стажем, а ведь по правде
бы было, по справедливости?! Он не стал высказывать вслух
свои соображения, а лишь философски выложил:
- Всякое бывает.
- Это точно, всякое бывает, - эхом отозвался бородатый.
Нет, конечно, надо издавать и что-то легонькое, думал
свое Игорь. Но меру при этом знать. Не превращать "чтиво" в
единственный вид литературы. Вот скажем, если издают бесчис-
ленные вымыслы о похождениях тех же графинь и герцогинь,
маркизов и баронетов, то почему одновременно с этим не печа-
тать документальных, правдивых произведений по западной ис-
тории, где ясно и четко сказано, как оно на самом деле, что
белоснежные, обсыпанные пудрой парики, например, носили не
от особой европейской утонченности, возвышенности, а для то-
го лишь, чтобы скрыть немытые, кишащие паразитами колтуны на
головах. А если вспомнить посольство Петра I во Францию,
вспомнить записки его спутников, зажимавших платками носы,
когда они входили в Версаль, - канализации в королевской ре-
зиденции не имелось, и все во дворце и парке было завалено
нечистотами. Вспомним "благородных" рыцарей, мывшихся один
раз в жизни - в день посвящения. Недурно, не так ли! Когда
дело касается нашей российской истории, мы не жалеем самых
черных красок, щедро мажем все дегтем, но... Но там, у них -
все воздушно и прекрасно, все рафинировано и очень благород-
но, а свобода и просвещение такие, что можно подумать и не
было ни инквизиций, ни религиозных войн, ни страшнейших, не
ведомых России эпидемий. Был у нас Чаадаев, который сказал
слово о России, - мы его любим и ценим. Но нет и не было у
нас такого Чаадаева, который бы сказал подобное слово и о
Западе, тут идеализациям предела нет и все требования гово-
рить правду и только правду в литературе и на экране сразу
же забываются.
Толпа не редела: одни уходили, приходили другие. Суети-
лись, искали, нервничали.
Нервничал и Игорь - время шло впустую.
- Я пойду, поверчусь, - сказал он, - может где-то Соловь-
ев появился.
- Давай, - вяло согласился бородатый и вытащил из сумки
свои детективы.
В толчее сразу закружилась голова, Игорь даже потер вис-
ки, чтобы отойти немного. Толкали, казалось, со всех сторон
одновременно. Поначалу он очень злился, реагировал на каждый
толчок случайный. Стоило комуто слегка задеть его локтем,
как внутри все вскипало, появлялось резкое желание ответить
еще более чувствительным тычком. Но уже через пару минут он
понял, что это с непривычки, что это лишь нервы! И почти
сразу успокоился - куда деваться, здесь все в таком положе-
нии, избранных нет.
Сумки, саквояжи, авоськи, портфели, чемоданы - и все с
книгами. Океан книг! Но лишь на сотню, а то и две попадалось
что-либо стоящее, все остальное: фантастика, приключения,
детективы или же бабочки-однодневки, скороспелые поделки об
"ужасных" приключениях всевозможных "детей Арбата", якобы
замученных и затравленных режимом кровожадного деспота, сте-
нограмма помыслов и замыслов которого приводилась тут же, в
промежутках авантюрного сюжета. Но что делать - в рекламу
подобных "откровений" были вложены такие громадные средства
прессой, телевидением и радиовещанием, что, как ни крути,
она дала результаты - расхваленное во всех углах варево
пользовалось спросом, его глотали наспех, не замечая даже
вкуса. Мода, всесильная мода! Вчера культ "гения всех вре-
мен"! Сегодня тот же, но более изощренный культ "кровожадно-
го палача"! Со знаком минус, и все же культ!
Игорь не то чтобы осуждал бравших поделки, нет. Ему их
было жалко. Но к жалости примешивалась и горечь. Ведь можно,
скажем, слезно пожалеть ослика в шорах, тянущего повозку и
видящего лишь болтающуюся перед самыми глазами морковку и
ничего больше. Жалко его, конечно, жалко как-то по-есенинс-
ки: "милый, милый, смешной дуралей!" Но ведь это... люди!
Они обижаются на жалость. И не разобъяснишь ведь всем! Ну,
ничего, разберутся со временем. Да и, если по правде, Игорь
отлично знал, что далеко не всех охватила горячка поверх-
ностных, но остреньких разоблачений и жажда всевозможных
жгучих "секретов" из жизни правившей "элиты". Большинство,
подавляющее большинство народа смотрело на жизнь присущим
ему во все времена и при всех испытаниях трезвым взглядом.
А корешка мельтешили... Получалось как-то, что следом за
Игорем почти впритык всю дорогу брел унылого вида мужчина в
сером демисезонном пальто и черной кроличьей шапке, очки
заслоняли половину его лица, другая половина была не слишком
выразительна - маленький рот, скошенный назад подбородок.
Выбившийся шарф открывал худую, морщинистую шею. В руке он
держал распахнутый старомодный портфель, в котором корешками
кверху был выставлен Дледно-сиреневый восьмитомник Николая
Васильевича Гоголя. Мужчина жалостливым взглядом озирал тол-
пу, временами выговаривал вяло: "А кому собрание сочине-
ний?!" Но покупателей на восьмитомник не находилось. Его
толкали вовсю, доставалось больше, чем Игорю, но, казалось,
он ничего вокруг вообще не замечал.
Когда Игорь обернулся, заглянул в портфель, мужчина обра-
тился к нему заискивающе:
- Берите, молодой человек, глядите - какое состояние,
идеал! Жалеть не будете!
- Спасибо, у меня Гоголь есть, - ответил Игорь, чем очень
расстроил унылого.
Взгляд у того стал совсем обреченный. Заметив проталкива-
ющуюся рядышком женщину интеллигентного вида с макулатурными
"Тремя мушкетерами" в руке, он чуть не бросился на нее со
своим портфелем:
- Дама, лучшее собрание сочинений, задаром, согласен на
одну вашу обменять, ну-у, не упускайте момента, решайтесь,
второго такого случая не будет, целое собрание - на одну! -
маленький подбородок у него затрясся от напряжения.
"Дама" заглянула в чрево портфеля, презрительно фыркнула.
- Пфу! Ну вы даете, уважаемый! Вы меня за кого принимае-
те? Я школу лет тридцать как кончила, не ученица, вышла из
того возраста, когда Гоголя проходят! - она была явно ос-
корблена. - В людях не разбираетесь, дорогой, надо знать,
кому что предлагать. Да еще за такую вещь, за Дюма!
Унылый совсем завял. А Игорь спросил у "дамы":
- Ну, а что, например, вы ищете в таком случае?
- Да уж посерьезней что, посолиднее. Что жизненное! - от-
ветила та совсем иным тоном, даже дружелюбно.
- Например? - не отставал Игорь.
"Дама" заулыбалась, видимо, довольная, что на нее обраща-
ют внимание, интересуются.
- Ну-у, например, - она даже кокетничала слегка, - Буссе-
нар, э-э, альбомы всякие люблю с иллюстрациями. Или вот, са-
мое-самое - Анн и Серж Голон, слыхали? Ну, приключения Анже-
лики, прелесть, вершина, я просто без ума от нее. Вот это
талант! Запад, что ни говори, умеют!
- Да, вообще-то, авторы по происхождению наши, - вставил
Игорь, - русские...
- Что вы! - махнула на него рукой "дама". - Что вы! Наши
так не могут, культура не та. Нет той, понимаете, тонкости,
изящества, обхождения. Не-е, у нас так не напишут, не научи-
лись еще! Правильно сейчас говорят по телевизору, в "Огонь-
ке" пишут - у нас литература серая! А там, ну что вы, - она
улыбнулась с нескрываемым превосходством, - там у всех обра-
зование европейское, любая кухарка нашим писакам фору
даст... Ах, что за прелесть! Анжелика! Само имя! А что там у
всех этих гоголей - ваньки, маньки, парашки! Тьфу!
Игоря обожгло. Только позавчера, перечитывая Белинского,
он вновь наткнулся на страшные, несправедливые слова. Критик
негодовал по поводу "ужасного зрелища страны", "где люди са-
ми себя называют не именами, а кличками: Ваньками, Стешками,
Васьками, Парашками". Сколько он уже встречал в прессе ста-
теек, в которых ссылались на это высказывание, раздувая его
смысл, дескать, рабы! и обхождение у них рабское! единствен-
ная страна в мире, где рабство и плебейство в самой крови!
так себя называть, так себя унижать, нигде такого нет!!!
Страшно читать было. Игорю становилось не по себе - до такой
степени не любить своего народа!
"Ужасное зрелище"?! "Клички"?! А скажите-ка, в какой еще
стране Европы, мира называют того же человека по отчеству, с
уважительностью, не известной иным странам и народам?! Что
же это мы себя в грязь втаптываем! Да что же они, эти псев-
доученые делают, как же можно терять настолько совесть?
"Единственная в мире"! Да вы бы задумались, попытались бы
постигнуть: именно единственная! Где еще есть такой язык,
такое богатство, обилие форм? Ведь не только Ванька, но и
Ванюша, Ванечка, Ваня, Иванко и еще с десяток вариантов! Ну
у кого еще есть такое разнообразие?! Что там - Джон, Джо,
Джонни - и все, и точка?! Прав был Николай Васильевич, гово-
ря, что для знания жизни и понимания ее маловато сведений,
почерпнутых из столичных фельетонов и популярных брошюр. За-
думались бы, что сам строй языка нашего такой, что не только
Стеша, Стешка, Стешенька, но и, к примеру, книга, книжка,
книжечка, или же - стена, стенка, стеночка, сума, сумка, су-
мочка, и до бесконечности так. А какое именно обращение выб-
рать из всего этого кладезя, человек сам знает и не к месту
ненужного не скажет. А его в рабы, в плебеи! Как же все пе-
ревернуть можно, исказить, опошлить и испоганить! Помрачение
какое-то! Неважно, по дурости ли, со злым умыслом или в за-
пале! Суть-то одна, неуважение к тому, кто тебе не только
жизнь дал, но поистине могучим, необычайнейшим языком наде-
лил - к своему народу! Вот и "дама" эта туда же, нахваталась
из псевдопрогрессистских статеек, фельетончиков, в которых
все вины валят на "бескультурный, неподготовленный полити-
чески и нравственно" народ наш... А тот молчит, безмолвству-
ет. Почти как у Пушкина в "Годунове". Но это пока, до поры
до времени. Не век ему в молчунах ходить!
Нет, нету зла, нету нетерпимости к таким вот "дамочкам" и
сходным с нею. Одна жалость только. Да горечь. Сколько же у
нас ловко манипулировали такими, именно такими! Теми, кто
всегда на поверхности толкется, кто видимость народа созда-
ет, а по сути своей лишь легкая пленочка на его непомерной,
великой толще, лишь мятущаяся и нестойкая пена.
Игорь потерял интерес к "даме", поклоняющейся анжеликам.
Да и та, почувствовав это, отошла со своими "Тремя мушкете-
рами", вновь ввинтилась в толпу, раздвигая ее очень ловко и
плечами и локтями.
- Во-о, уплыла, - промямлил унылый мужчина. - Много тут
таких, приоденутся, намажутся, замакияжутся под интеллектуа-
лочек, на первый взгляд, не отличишь от настоящей умной ба-
бы. А рот раззявит, так и видно сразу - анжелика из втор-
сырья, маркиза с овощной базы!
Игорь кивнул, спорить не стал, хотя был уверен, что сами
по себе ни вторсырье, ни овощная база не виноваты. Здесь все
глубже, сложнее - низвержено, искорежено, изуродовано,
ошельмовано столько, что голова не вмещает. Тут уж, точно,
не наособицу надо, а все миром, как встарь!
Он потихоньку продвигался в толпе, подчиняясь ее законам.
Нигде, ну нигде не было книги Соловьева, ни у кого! Да, сог-
ласен, маленький тираж, не просто найти, не всем достанется.
Но вон же сколько кругом бумаги! Той самой, которой не хва-
тает на нужное, но хватает почему-то и на "прелестных" анже-
лик и на героев "арбатского" мирка.
Он зашел еще на минутку в магазин, погреться. Там толчея
не стала меньше. Игорь постоял у батареи, давая отдых и но-
гам и глазам.
Когда он вышел, у самого входа в магазин толпилась куча
молодых, здоровенных парней. Он видел только их спины. Что
они там затеяли? Тоже, небось, греются, только по-своему,
подумалось Игорю. Нашли место! А ребята толкались, подпрыги-
вали, слышались звуки тычков, хлопков, смех. Особенно сильно
смеялся один - диким дурашливым смехом, другие громко разго-
варивали, покрикивали с босяцким, нехитрым юморком, подбад-
ривала друг друга. Ишь ты, разрезвились мальчики! Игорь хо-
тел обойти их стороной. Но они вдруг сами, как-то одновре-
менно разошлись, продолжая шутить, толкаться - какой-то миг,
и молодых здоровяков, по виду совсем не книжников, уже не
было у входа. На стадион побежали или в кино, почему-то ре-
шил Игорь.
Проходя мимо стеклянной витрины магазина, он обратил вни-
мание на сидящего на корточках мужичка в шубе. Шапка была
надвинута на самые глаза, шуба вся в снегу - трудно даже по-
нять, какого она цвета, размотанный шарф вот-вот свалится,
на руках то ли грязь, то ли кровь засохшая. Очень непригляд-
ный мужичок. Игорь скривился, и сюда пьянь проникла, места
ей мало, нашел где усесться, алкаш! Он прошел, стараясь не
задеть, не прислониться случаем.
Рядом с бородатым стоял худощавый парнишка в кожаном
пальто и такой же кепке. Черные узенькие усики у него на гу-
бе нервно подергивались. Говорил парнишка отрывисто, быстро.
Бородатый Игоря не видел. И он решил не встревать в разго-
вор. Мало ли, встретились приятели, чего он мешать будет. Но
слова доносились до его ушей.
- Надоел ты мне, понял, - говорил бородатый с какой-то
неприязнью, но в то же время посмеиваясь, - я за неделю ни
одной не отдал, усек? Навара-то нету, пошевели мозгой, ты ж
дело знаешь, чего хочешь, когда навару нету?
Парнишка в коже все крутил головой. Игорю запомнился его
острый, рельефный профиль.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг