ЮРИЙ ПЕТУХОВ
ДАВНЫМ-ДАВНО
Совершенно исключительный исторический интерес представ-
ляют сказки, в которых врагами русского богатыря являются не
Змеи, а змеихи, жены и сестры убитых Змеев, или Баба-Яга,
ездящая верхом на коне во главе своего воинства... что неиз-
бежно наводит на мысль об амазонках, живших у Меотиды.
Академик Б. А. Рыбаков
XIX век.
- Ну расскажи, деда-а-а. - Маленький Ивашка теребил Дани-
лу за рукав, выдергивая его из привычной старческой полудре-
мы.
Мать с отцом возились во дворе со скотиною, и потому в
полутемной избе оставались они вдвоем - старый да малый. Из-
ба топилась по-черному, но маслянистая сажа заволакивала
лишь три вышних венца сруба, и в самой горнице было тепло и
чисто. Ивашка слышал дедовы сказки не раз, да уж больно ве-
чера были долгими.
- Про Ягу, деда-а, - тянул внучок, - да не спи ты!
Данила, прогоняя остатки сна, уселся на лавке поудобнее,
привалился спиной к печи.
- Слухай, Ивашка, да запоминай - придет черед, и ты маль-
цам баять будешь. Хоша и больша жизня моя была, а каплей она
малой в ручейке том, что сказ сей до нас донес. Слухай. Ива-
на-то, дурака, не по то дураком кличут, что дурен был, сам
понимаешь, а за то, что чином-званьем не вышел. Только кода
прозвали уж, не переимянешь, так-то. Вот. и пошел, значит,
Иван-дурак-то по указу царя в самое девичье царство, чтоб
Красу-Моревну добыть да и царю тому в жены привесть...
XIV век.
...Это так для складу говорица-то, что один он, Ванька,
побрел судьбу пытать, а ты смекай, Николка, - был тот Иван в
войске царевом, потому как таки дела в одиночку-то - рази
провернешь? А было то исчо до Батыя поганого задолго, глубо-
ко в веках затерялося. И прадед мой, Митроха, что бесерменс-
кий наход пережил и самого Батыя окаянного в глаза видал, и
тот не ведал - где корешки поведанья сего.
В лесу дремучем, на полянище - изба, да не проста, а на
курьих лапах стоит. Иван-то и обомлел...
Х век.
...а эта самая Яга как заверещит звериным рыком - птичьим
клекотом: "Поворотися ко мне лицом, а к Ваньке-дурню задом"
- да в ступу свою - скок! Эх, внучатко милай, тута у меня
память отшибло чтое-то. Вот дед мой, Славята, упокой господи
его душу некрещеную, хоть и язышником поганым был, а складно
молвил - ему-то сам прадедич наш Твердыня, что с Ольгом-кня-
зем Царьград примучивал, сказывал о том. Да ить скоко годин
пронеслося...
V век.
...и почал он рубать головы-то у ягишен, дочек кровных
самой Яги. Одну долой с плеч - а с половинок тела разрублен-
ного - две новы встают. И такое их множество великое, что
застили-то свет весь белой... Что? Нет, Всеславушка, князюш-
ки нашего Кия о ту пору и в помине не было, да и валы Троя-
новы, что ромеи поставили при прапрадеде моем на сторожу се-
бе, не высилися тогда стеною каменною. Только старый Улеб
говаривал, помню, что - быль сие, не баснь попусту набаян-
ная. Ты слушай да запоминай хорошенечко - род памятью жив.
... век.
...А было то, Вячко, с дедушкой моим по материной ветви.
Он один из роду нашего вернулся назад в те годы лихие. Он и
рассказчик един был - хочешь, верь, хочешь, нет - других не
осталося: все полегли у Большой воды в Поле Диком, только и
к нам не пустили ворога. А стоял-то он у земель наших столь-
ко, сколько наше племя живет на свету белом и под своим име-
нем вящим себя помнит. И сколько помнит, с ворогом тем, что
с восхода на день обступил рубежи наши, бьется. Мирится и
опять бьется. И так всегда. И не знает никто уж - новый ли
ворог пришел на смену али старопрежний стоит...
Ба-Баян-Га, старейшая из великих воительниц, доживала
свой век. Уже минуло девять весен, как ее не брали в набеги.
Редко кто из воительниц дотягивал до ее лет, обрекая себя
тем самым на безрадостную тусклую старость в вечно кочующем
походном становище. С ней еще считались ее более молодые
соплеменницы и никогда не обходили при дележе добычи, ее
приглашали на совет, и никто не смел прерывать ее слова, как
бы длинно оно ни было. Но разве шло все это, вместе взятое,
хоть в какое-нибудь сравнение с бешеным вольным ветром, бь-
ющим в лицо, когда полудикая кобылица несет тебя во весь
опор по бескрайней степи, с отчаянным, горячащим кровь и
опьяняющим душу азартом всегда внезапного, молниеносного
наскока на беспечных чужаков и такого же стремительного,
несмотря на полон и захваченный ясак, отступления, почти
бегства, но не простого, а восхитительного и ничем не оста-
новимого бегства победителей?! А сам миг битвы, когда меч в
сильной проворной руке подобен беспощадному жалу, а лицо и
полуобнаженное тело ласкают брызги вражеской крови, когда не
чувствуешь собственных ран и увечий, потому что сознание,
будто сильнейшими порошками Востока, одурманено видом чужих
смертей?! Собственная всегда придет незаметно, в сладчайшее
мгновение сечи, и унесет вырвавшийся наконец, свободный,
только дочерям их племени ниспосланный дух в лучший изо всех
заоблачный мир... Всем ее подругам было даровано это мгнове-
ние, всем сверстницам, всем, кроме нее самой. И потому дух
ее, остававшийся в немощном теле, вынужден был терпеть все
это никчемное стадо рабов, верблюдов, негодных для битвы ко-
ней и мужчин племени, всю эту суету, и рабынь, вскармливаю-
щих своим молоком детей ушедших воительниц, и тягучее время.
Ба-Баян-Га возилась у походного котла, высокого, вытяну-
того вверх, с узким круглым дном. Такую работу можно было
доверить и рабыне, но старая воительница находила в приго-
товлении пищи особую да и, пожалуй, единственную утеху. Вре-
мя от времени она подбрасывала в варево коренья и травки,
только ей известные, - они придадут, сил усталым после набе-
га соплеменницам. Если те, конечно, надумают вернуться се-
годня.
Три дня назад ушли они во главе с Ай-Ги-Ща, дочерью ста-
рейшей воительницы. И только один ветер степной знает, где
их можно отыскать теперь. Он всюду летает, и нет ему прег-
рад. А ей, а что ей? Ба-Баян-Га не может теперь без посто-
ронней помощи даже на коня взобраться - девять весен назад
чей-то меч, в схватке и разглядеть не успела, прежде чем
сознание ее затмилось, отхватил начисто правую ногу почти у
самого колена. Три недели - уже даже тогда старая - Ба про-
валялась в беспамятстве. Нетерпеливая дочь ее готовила триз-
ну -ведь небо требовало души предводительницы племени. И
праздник должен был превзойти все предыдущие погребения
знатных женщин их рода. Но тризны не получилось, небо распо-
рядилось иначе и послало на помощь больной раба-лекаря. Раб
был с берегов Дальнего Океана, оттуда, где племя великих во-
ительниц кочевало весен двенадцать назад, но, не выдержав
сырости и зноя, поворотило коней на север. Раб был искусен в
своем деле, но помощью его пользовались редко, больше на
судьбу полагались да на горячую, неукротимо-здоровую кровь.
На этот раз раб пригодился. Он не только залечил рану, но и
научил других невольников, как сделать из тяжелого бивня тех
огромных зверей, что водились на его родине, ногу, почти что
настоящую, только без ступни. Полгода привыкала Ба-Баян-Га к
своей новой ноге. Ходить-то стала, припадая, терпя боль, но
привыкнуть так и не сумела. Уж лучше б ей тогда голову снес-
ли!
Ай-Ги-Ша умело водила племя. И мать, глядя на нее, тайком
радовалась - такая не ведает жалости к врагам, славная заме-
на. Вот только стянутые тугой повязкой, а если распустить -
разлетающиеся до крупа коня смоляные волосы Ай уже тронула
седина, но Ба-Баян-Га знала, что ее дочери предстоит долгая
еще жизнь. Жизнь настоящая, не у котла и арбы, а там - в
степи.
У самой старейшей воительницы и волос-то почти не оста-
лось - из-под повязки выбивались в разные стороны грязно-се-
дые, поблекшие клочья, спутанные, никогда в жизни не знав-
шие, ласки водяных струй. Были, были и у нее косы не хуже,
чем у Ай, а может, и лучше! Но где то время? Были и глаза
чернее ночи и жарче огня. А теперь один мутно выглядывал на
мир, а второй заплыл под багровым, со лба на щеку, рубцом -
памяткой уже здешних мест. Нос набряк и вытянулся к острому,
поросшему за последние годы редкой, но колючей седой щетиной
подбородку... Ба-Баян-Га давно не смотрела на себя в начи-
щенный рабынями медный таз. Она и без того знала о себе все,
и, главное, то, что годы красоты не приносят.
В ее распоряжении были богатейшие ткани всех стран и на-
родов, драгоценнейшие шелка и узорчатые парчи, золотые поб-
рякушки и каменья, которых хватило бы на то, чтоб украсить
не только всех воительниц, но даже и их рабынь и кобылиц. У
нее было все, чего она так страстно желала в свои юные годы.
И ничего этого ей уже не было нужно. Ба-Баян-Га была в том,
уже полуистлевшем, превратившемся в лохмотья платье, в кото-
ром ее вынесли с поля боя. Даже пятна крови, почерневшие и
заскорузлые, были те же. Худое тело ее перетягивал боевой
кожаный пояс, на котором рядышком покоились ножи и связки
зубов-талисманов, вырванных изо ртов покоренных вождей чужих
племен. Да на шее висела тяжелая железная цепь. Та цепь, ко-
торой был прикован к арбе раб, подаривший ей жизнь. Она сама
сняла цепь с него и отпустила. Не из жалости, нет. Отпусти-
ла, чтобы никого больше из племени не постигла ее участь.
Ведь она была так близко к небесным вольным лугам, где ее
ждали ушедшие туда раньше, ждали затем, чтобы вместе и уже
вечно нестись по лугам этим, преследуя обреченных врагов и
радуясь новой, неземной жизни.
Она снова подошла к котлу, помешала в нем длинным костя-
ным, с бронзовым наконечником жезлом. Потом тяжело опусти-
лась на землю, выбросив вперед негнущуюся желтую ногу. Прик-
рыла глаз. Из становища доносились рев верблюдов, женские
голоса, плач детей... Как ей все это надоело! И кто сможет
узнать об этом? Ведь ни соплеменницам своим, ни дочери, ни
внучкам она никогда не скажет ни слова. Да и не поймут ее. К
чему слова!
Воительницы вернулись в этот день. Как она и предполага-
ла. Значит, не зря готовила для них кушанья. Благодарности
не ждала - оценят ли они, возбужденные и радостно-злые, как
и всегда после похода? Нет, и не заметят. И не надо.
Ба-Баян-Га увидала пыль над степью первой. Она не вышла
навстречу. Так и осталась у костра, со своим жезлом в руке.
Щуря глаз, вглядывалась - большой ли полон, много ль скота
пригнали, добычи привезли? Но ни того, ни другого, ни треть-
его не было. А привезли, скорее даже принесли, соплеменницы
из набега совсем другое, то, чего старая Ба никак не ожида-
ла.
Четверо из них, а впереди две ее внучки, дочери Ай-Ги-Ши,
ведя коней круп к крупу, держали между ними что-то на куске
белого, залитого кровью полотна. Когда они спешились и по-
дошли ближе, Ба-Баян-Га увидела, что они несли. Она не стала
ни рыдать, ни голосить, из ее единственного глаза даже не
выкатилось слезинки. Те, кто видел старейшую со стороны, и
не подумали бы, что она не такая, как прежде. И только сама
Ба чувствовала, как сжало тисками ее сердце и помутилось в
голове. Она усилием воли оставалась на ногах, но лицо ее не
размякло - наоборот, черты заострились, приобрели хищное вы-
ражение. Выказывание своих чувств не поощрялось в племени.
На полотне, расстеленном прямо на траве, лежала ее Ай.
Лежала уже мраморно-белая, со сведенными судорогой губами и
торчащим из-под ключицы обломком широкого обоюдоострого лез-
вия. Расспросы были ни к чему.
- Вот он, - сказала Баян-Ша, дочь убитой и внучка старей-
шей, указывая пальцем назад. Из-за ее спины вытолкнули и
бросили на колени пленника. - Остальных мы решили не брать.
Ба-Баян-Га молча кивнула и отвернулась.
- Стой, - резко сказала внучка, - теперь моя очередь,
старейшая! Скажи им свое слово!
- Совет решит, - жестко ответила старая Ба, - готовьте
тризну, все должно быть по обычаю!
Она поглядела на пленника - он был среднего роста, это
было видно, несмотря на то что голова его сейчас доходила ей
лишь до пояса, светлокудрый, с волосами до плеч, стянутыми
кожаным ремешком на лбу. Чистые серые глаза смотрели не ми-
гая. На шее, обмотанной арканом, висела рукоять меча с обло-
манным лезвием. "Гляди, гляди, - подумала старая Ба, - это и
хорошо, что ты ничего не понимаешь, а то корчился бы сейчас
в ногах, извиваясь от ужаса, - завтра этим обломком, часть
которого осталась в груди моей дочери, тебя раскромсают во
время тризны на части! А твоя голова с запавшими глазами и
такими светлыми, шелковистыми кудрями станет отличным укра-
шением становища, торчать ей на колу посреди уже ссохшихся
голов и изъеденных вороньем черепов". Но она ничего не ска-
зала. Лишь показала глазами, чтобы пленного бросили у ее ар-
бы.
- Ба! - снова воскликнула за ее спиной Ша.
- Уходи, - тихо ответила та.
И услышала, как заскрежетали в злобе и нетерпении зубы ее
внучки. Ничего - закона она не нарушит, не посмеет!
Убитую унесли - к утру надо было подготовить тело для
погребения. А заодно и тех рабынь, что были ей близки, и
скот, и принадлежащую ей часть сокровищ. Никто не стонал, не
убивался - все знали, что это лишь переход в лучший мир, что
это праздник для самой Ай, для всего рода. Многие из вои-
тельниц, даже самые молодые, завидовали сейчас своей старшей
сестре. Они называли друг друга сестрами, ведь в роду все
были связаны кровными узами, от самой знатной и удачливой до
самой простой из воительниц. И различие между ними было сов-
сем невелико.
Иан открыл глаза. И долго не мог понять, где он находит-
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг