Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
бы спокойно. И он вылез.

   Папашу Пуго нарядили в самые лучшие одежды. Еле сыскали в
поселке дореформенные штаны - черные,  широкие, на пуговках,
и телогрейку,  синенькую, расшитую голубями мира. Наряд при-
шелся впору.  Лишь длинные грабли папаши торчали из  рукавов
на полметра,  свисали до самой земли. Но они и отовсюду тор-
чали,  не научились,  видно, шить на таких, как папаша Пуго,
да и когда теперь научатся.
   Поселковые женщины заглядывались на передовикакрасавчика,
обряженного получше иного жениха.
   - Гы-ы, гы-ы! - радовался сам папаша.
   Буба Чокнутый носился с "народным избранником,  как с пи-
саной торбой. Дура Мочалкина и вовсе слюной исходила.
   - Ну и чего мы с им теперь делать станем,  едрена вошь? -
спросил Бубу инвалид Хреноредьев,  после того,  как все было
готово для сдачи избранника туристам.
   - Ну и безмозглый же ты обалдуй, как я погляжу, - ответил
Чокнутый. - Дурак из дураков!
   Хреноредьев раздулся пузырем, из носа потекло.
   - Ты при людях,  едрена-матрена, мене не оскорбляй, Буба!
- сказал он запальчиво. - У нас тоже гордость имеется, едрит
тя кочергой!
   Папаша Пуго  обнял Хреноредьева и слюняво поцеловал в си-
ние губы.
   - Гы-ы, гы-ы, гы-ы!
   Сколько ни поили папашу, а он оставался все таким же, как
и в самом начале,  не падал,  не пускал пузырей из носа,  не
норовил притулиться где-нибудь в  уголку  и  соснуть  чуток.
Видно,  папаша  чувствовал свою особую роль неким врожденным
чутьем и потому - держался молодцом.  Лишь почти новехонькие
черные штаны на радостях замочил,  но ему это в вину не ста-
вили.
   Мочалкина кокетливо  отводила слипающиеся глазки,  стара-
лась смотреть поверх голов, в пространство.
   - А  я повторю,  Хреноредьев,  - сказал Буба,  - при всех
повторю,  что тупарь, он и есть тупарь! Здесь, как верно за-
метил наш Коко, хер хрена не слаще.
   Хреноредьев подпрыгнул и ударил Бубу в живот протезом-де-
ревяшкой.  Да так, что Буба согнулся в три погибели и засто-
нал. Папаша Пуго дал щелчка инвалиду, и тот упал без чувств.
Потом он пригнулся к Бубе и смачно,  взасос поцеловал и его.
Мочалкина зарделась.  Она все  думала,  когда  же  Пуго  про
нее-то вспомнит! И вспомнит ли!
   Но все  завершилось  благополучно.  Бегемот  Коко  разнял
спорщиков,  дал каждому по затрещине, в том числе и дуре Мо-
чалкиной.  Та сразу же позабыла про папашу и  уставилась  на
Коко влюбленными глазами.
   - Пора!
   Буба стряхнул пыль с колен,  расправил плечи.  Они стояли
чуть ли не посередине площади. Но никто, кроме двух десятков
местных хозяек, сгрудившихся в одну кучу, на них не реагиро-
вал. Трапы, по которым обычно ходили туристы, чуть покачива-
лись и,  казалось,  протяжно и тонюсенько пели на ветру. Же-
лезная клепаная башня, проржавевшая снизу и немного покосив-
шаяся,  стояла  как  и обычно - наглухо задраенная.  Люки не
открывались.  И никто не появлялся,  хотя пора бы уже,  пора
было появиться!
   - Буба, браток, может, ты и впрямь Чокнутый, а? - спросил
неожиданно Коко.  - Может, про нас и думать забыли, а мы тут
дурака валяем?!  - При слове "дурака" он выразительно погля-
дел на Хреноредьева. И тот снова лишился чувств.
   Папаша Пуго приподнял инвалида за шкирку,  он  не  любил,
когда обижали слабых и всегда жалел их.
   - Гы-ы, гы-ы!
   От липкого и слюнявого поцелуя Хреноредьев очнулся.
   - Все, едрит-переедрит! - сказал он задиристо. - Все! Щяс
начну всех калечить! Без разбору, едрена-матрена!
   Но калечить он,  конечно же,  никого не стал. Он и сам-то
был  калекой  - из трех ног лишь одна своя,  остальные две -
деревяшки.  Руки у него были с рождения кривыми,  да и какие
это руки!  Туловище все - наперекосяк,  ни сказать,  ни опи-
сать.  Поговаривали,  что и с мозгами у Хреноредьева было не
лучше.
   Доходяга Трезвяк помалкивал и ни во  что  не  вмешивался.
Ему было страшновато. Правда, состояние это для Доходяги бы-
ло привычным,  еще бы,  жить под куполом с этим народцем, на
трезвую голову, и ничего не бояться мог лишь воистину чокну-
тый, тот, у кого крыша совсем набекрень съехала!
   Рядом с Трезвяком стоял Длинный Джил,  глухонемой мужик с
окраины.  Он был припадочным и на работу не ходил. Но погла-
зеть на всякое-разное любил.
   Джилу было почему-то жалко и папашу Пуго и инвалида  Хре-
норедьева,  в  его  глазах стояла такая невыраженная скорбь,
что Мочалкина, случайно заглядывавшая в них, начинала реветь
в три ручья.  Но Джил был меланхоликом и ни во что не вмеши-
вался. Так и стояли с Трезвяком на пару. И если Доходяга ду-
мал о том, как бы смотаться, то Длинный Джил помышлял о спа-
сении передовика Пуго от этих ловкачей-туристов.
   - Все ясно!  - заявил наконец Буба Чокнутый. - Эй ты, Бе-
гемот, иди-ка сюда!
   Коко не пошевелился даже. И Буба сам подошел к нему.
   - На вот тебе разводной ключ,  - он  достал  железяку  из
кармана, - иди к башне и поколоти! Да погромче!
   Коко вздохнул. Но согласился.
   - Прощайте, братишки! - сказал он грустно.
   Все замерли.
   Но Коко не успел подойти к башне.
   - Стой! - выкрикнул неожиданно Буба.
   Бегемот остановился, прижав разводной ключ к животу всеми
четырьмя лапами.
   - Стой! - повторил Буба. - Так не годится!
   Он шепнул что-то на ухо  Трезвяку.  Тот  куда-то  убежал,
прихватив с собой Джила и Хреноредьева. Через пару минут они
приволокли старую  перекособоченную,  оставшуюся,  наверное,
еще  с  позапрошлого  века  трибуну,  выкрашенную в бордовый
цвет. И поставили ее посреди площади.
   - Уф-ф! Едрит ее через колоду, тяжеленная! - прокомменти-
ровал события Хреноредьев. - Несерьезно все это!
   Трибуна имела метра три в ширину,  два в высоту и полтора
в глубину.  Больше пяти человек поместиться на ней не смогло
бы при всем желании. Но Буба и не собирался впихивать на нее
всех.  Он прислонил папашу Пуго к передку трибуны.  Сам заб-
рался наверх.
   - Не-е, едрена колокольня, - проворчал снизу Хреноредьев,
- так не пойдет, так нескромно как-то!
   Буба сморкнулся в него сверху из одной ноздри,  но не по-
пал, инвалид был увертлив.
   - Граждане!  - возопил Буба. - Соотечественники! Тружени-
ки!
   Хозяйки как-то одновременно,  кучкой сдвинулись с места и
подобрались поближе к выступающему.  Стекался и прочий наро-
дец, в основном, калеченный или малолетний.
   - В эту торжественную для всех для нас минуту...
   - По-моему,  он чего-то не то говорит,  - прошептала дура
Мочалкина на ухо Трезвяку.
   Тот хотел поддакнуть. Но не решился, мало ли чего, време-
на какие-то смутные пошли, еще настучит кто, что языки слиш-
ком длинные у некоторых.
   - ...все как один,  миром, выйдем мы на площадь и покаем-
ся!  Нам есть в чем каяться,  собратья, на всех на нас лежит
великий  грех,  тяжкий и неискупный.  Мы подняли руку на са-
мое... на самое святое!
   - Эй, Буба! - выкрикнул кто-то из толпы. - Ты трепись, да
не затрепывайся!  На кого это мы все руку подняли! Чего бол-
таешь! Какой такой грех?!
   - Точно, охренел Чокнутый!
   - Я те щя дам,  охренел,  я те, ядрена вошь, щя покажу! -
взвился взбалмошный Хреноредьев.  - Ты у мене забудешь,  как
оскорблять честных людей!
   На этот раз  успокоительного  инвалиду  прописал  Длинный
Джил  - он просто прихватил крикуна за горло,  и тот покорно
смолк.
   - Нет!  Нет, собратья!!! Все покаемся, все до единого! На
колени!  На колени, я говорю, олухи! С места не сойдем, пока
прощения нам не будет! До второго пришествия простоим!
   - Гы-ы, гы-ы! - радовался внизу папаша Пуго.
   - Все как один!
   Буба вдруг осекся. Выпучил глаза.
   Он вспомнил про Бегемота Коко.
   Тот стоял с разинутым ртом у башни. Разводной ключ валял-
ся под ногами Бегемота,  в пыли. По щекам у сентиментального
Коко текли слезы.
   - Ты чего хавало раззявил?!  - завизжал Буба с трибуны. -
Болван!  Негодяй!  Предатель!  А ну, стучи, дегенерат! Я для
кого говорю, ублюдок паршивый!
   Перепуганный Коко подхватил ключ и принялся со всей  силы
колотить по железному боку башни.  В жутком грохоте потонули
яростные вопли Бубы Чокнутого и неожиданные,  громкиг рукоп-
лескания толпы.  Многие уже стояли на коленях, но и они хло-
пали.
   Доходяга Трезвяк спрятался за трибуну. Ему было не просто
страшно, на него вдруг повеяло ужасом - сейчас придут они, и
все будет кончено!
   Папаша Пуго стоял на полусогнутых в луже,  которую он сам
и наделал перед трибуной, и с чувством ударял одной огромной
ладонью о другую не менее огромную ладонь. Кто-то из малышни
подбежал к нему и, подпрыгнув что было мочи, водрузил на лы-
соватую голову папаши большой и красивый  венок,  сплетенный
из валявшихся тут же на площади обрывков проволоки, каких-то
прозрачных трубочек и прочего мусора.
   - Гы-ы-ы!!! - рев папаши Пуго перекрыл все звуки. Это был
звездный час обходчика-передовика. - Гыы-ы-ы!!!
   На такой восторженный рев нельзя было не откликнуться. Но
туристы не откликнулись и на него.
   У Бегемота  Коко уже онемели все четыре руки,  но он про-
должал наколачивать по железу. Он совершенно оглох от грохо-
та и не слышал диких воплей Бубы.
   А тот орал как никогда в жизни:
   - Хва-а-атит!!! Га-ад!! Остановись, своло-очь!!!
   Кончилось тем, что Буба свалился с трибуны прямо на папа-
шу  Пуго.  Но  тот не расстроился и не обиделся.  Он привлек
Чокнутого к себе,  обхватил огромными горилльими ручищами  и
принялся   лобызать   -  со  всей  братской  и  товарищеской
страстью, с искренним и неукротимым желанием поведать о сво-
их пылких чувствах...
   А Хитрый Пак сидел в засаде и выжидал.  Он  выбрал  самое
удобное место - за мусорным бачком, который стоял в ряду та-
ких же собратьев значительно левее трибуны, но зато напротив
люка. Лучшей точки было и не найти.
   Паку надоело бояться.  И он решил,  что прикончит любого,
кто  высунется из люка.  Пусть только попробуют!  Он им всем
даст жару!  Ну,  а если и его пришлепнут, значит, так тому и
быть, судьбы не минуешь.
   С минуты на минуту должен был подоспеть Гурыня-предатель.
Его хлебом не корми,  баландой не накачивай,  дай в заварухе
какой поучаствовать. Но что странно, каких бы приключений ни
искал Гурыня на свою собственную задницу,  куда бы он ни со-
вался,  всегда из воды сухим выходил!  Другое дело - это ду-
рачье,  что выдуривается на площади. Пак поглядывал на наро-
дец с презрением.  Быдло!  Простофили! На коленях о прощении
молят! Сейчас, прямо, дадут им прощения! Как бы не так!
   - Ну че, падла? - прошипело из-за плеча.
   Пак даже вздрогнул,  не ожидал он, что Гурыня подкрадется
столь незаметно.
   - Че они, суки, выкобениваются, а?!
   - Заткнись! - оборвал Гурыню Пак. - Гляди!
   Папаша Пуго все-таки сломался, не выдержал огромного нап-
ряжения и рухнул в собственную лужу. Уснул мертвецким пьяным
сном.
   Но от Бубы Чокнутого не так-то просто было отделаться. Он
приказал  принести  веревки,  и  папашу,  бесчувственного  и
счастливого во сне, подняли. Веревки обвязали вокруг кистей,
концы забросили на трибуну, подтянули тело, закрепили концы.
Теперь знатный обходчик висел на веревках, едва касаясь поч-
вы ногами и мерно покачивая из стороны в сторону своей голо-
вой с реденькой рыжей шерсткой.  В обрамлении пышного  венка
эта голова - пускай не мыслителя и философа,  не поэта и ху-
дожника,  а простого труженика - выглядела внушительно, даже
как-то аристократически.
   А Буба не мог остановиться.  Проповедь захватила его, по-
несла.  И казалось, что вовсе не Буба Чокнутый вещает с три-
буны простому люду,  а некий грозный и  всевидящий  небесный
страж, спустившийся на землю и поучающий заблудших.
   - Не будет прощения! Ибо грехи столь велики и неискупимы,
что прежде гора взлетит к небу и оживут статуи,  чем снизой-
дет на вас благодать!!! Ниц! Падайте ниц! Уткните свои пога-
ные рожи в землю,  в навоз, задохнитесь в нем, захлебнитесь!
И пусть это покажется вам раем по сравнению с  теми  муками,
которые ожидают вас впереди...
   - И все-таки, по-моему, он чего-то не то говорит, - выра-
жала свои сомнения Трезвяку Мочалкина.
   Трезвяк думал,  что смываться поздно.  Что это конец! Что
вот-вот  из люка вылезут туристы с железяками в руках и всех
тут перещелкают, никто и ахнуть не успеет. Доходяга стоял ни
жив, ни мертв.
   - ...приидите же!  Приидите и примите покаяния наши!  Или
обратите  нас  во прах!  Истребите аки саранчу и скорпионов!
Огнем очистите нас,  ибо сами мы неспособны! И пусть суд бу-
дет неумолим и праведен!
   - Нет,  Доходяга, - Мочалкика наконец утвердилась в своем
решении,  - Буба у нас - точно, чокнутый! Пора его переизби-
рать, как ты считаешь?
   Но Доходяга Трезвяк ничего не ответил, он сидел за трибу-
ной и тихо трясся.
   - Все вы чокнутые! - заключила Мочалкина.
   Бегемот Коко вернулся к трибуне и стоял,  смиренно сложив
руки на животе.  Ключ он потерял где-то по дороге. Но не ве-
лика была потеря, чтоб сожалеть о ней. Как зачарованный Коко
слушал Бубу.
   Но того хватило ненадолго. Буба быстро скис и умолк, зах-
лебнулся в собственном красноречии, выдохся. Все смотрели не
на башню, и не на люк, из которого должны были появиться ту-
ристы, а на умолкшего оратора.
   - Спекся, болван! - процедил за своим баком Хитрый Пак.
   - Шлепнуть его, и дело с концом, падла! - заявил Гурыня.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг