он вёл себя нагловато и очень удивился, когда его почти с ходу отправили в
КПЗ.
В камере предварительного заключения Стриженый провёл сутки и начал
беспокоиться. Охрана ни в какие переговоры не вступала, на просьбы пустить
к телефону "менты поганые" отвечали дружным ржанием. Кроме того, к
Стриженому никого не подсаживали, что было само по себе странно, учитывая
извечную перегруженность сортировочных пунктов между свободой и зоной. На
вторые сутки в камеру вошёл некто, одетый в цивильное, с большими тёмными
очками на хрящеватом носу. Охранник принёс табурет, некто уселся посреди
камеры и, насмешливо глядя на слегка уже заросшего щетиной Стрижельчика,
сказал:
- Я не стану читать тебе нотаций, Павел. Ты не из тех, кого можно убедить
нотациями. Ты признаёшь только деловые предложения. Что ж, у меня есть к
тебе деловое предложение.
Стриженый в те далёкие времена был ещё довольно глуп и вместо того, чтобы
спокойно сидеть и слушать незнакомца в очках, начал плакаться в том
смысле, что его арестовали по ошибке, держат в камере в нарушение
уголовно-процессуального кодекса, он хотел бы встретиться со своим
адвокатом и позвонить домой, сказать мамочке, почему и где задерживается.
Незнакомец выслушал этот детский лепет, зевнул, встал и покинул камеру. Не
прошло и минуты, как его место заняли двое звероподобных охранников с
дубинками. Эти деловых предложений не делали, сразу приступив к тому, что
у них, видимо, получалось лучше всего. Когда через полчаса незнакомец в
тёмных очках снова появился в камере, Стриженый заметно поумнел и готов
был слушать его хоть сутки напролёт.
- Ты недавно в этом бизнесе, - продолжил незнакомец столь неудачно
прерванный монолог, - и на тебе ничего серьёзного нет. Нас это устраивает.
Мы предлагаем тебе свою защиту и долю в прибылях. За это ты будешь делать
всё, что я тебе скажу.
Несмотря на острую боль в почках, Стриженый решился уточнить:
- Вы хотите, чтобы я стал осведомителем?
- Нет, - сказал незнакомец. - Осведомителей у нас хватает. Ты будешь
заниматься валютными операциями. Но запомни, никто никогда не должен
узнать, для кого ты менял.
- А если я откажусь?
- Если ты откажешься, то сядешь прочно и надолго. На зоне теперь нравы
крутые. Слышал, как там с "чушками" поступают? А ты будешь "чушком" -
гарантирую.
- Но ведь вы сами сказали, что на мне ничего серьёзного нет! - плачущим
голосом напомнил Стриженый.
- Был бы человек... - незнакомец в тёмных очках не закончил знаменитую
фразу, принявшись вместо этого перечислять статьи и сроки, под которые
подпадает студент Павел Стрижельчик. - Статья 156, нарушение правил
торговли, один год. Статья 162, занятие запрещёнными видами индивидуальной
трудовой деятельности, два года. Статья 162, пункт 1, уклонение от подачи
декларации о доходах, два года...
Стрижельчик затосковал. Его вербовали, вербовали нагло, и он ничего не мог
с этим поделать.
- Я согласен, - выдавил он, сам удивляясь лёгкости, с какой пошёл на
сотрудничество с органами.
- И правильно, - одобрил незнакомец. - Распишись вот здесь и обговорим
детали.
С ловкостью дьявола, покупающего очередную душу в обмен на исполнение
сокровенных желаний, он извлёк из внутреннего кармана пиджака сложенный
вдвое лист бумаги и предоставил Стриженому возможность ознакомиться с
текстом договора, включающего в себя как права, так и обязанности будущего
сексота25. Стриженый ознакомился, крякнул, но подписал.
- Как мне... называть вас? - спросил он, закончив с этой малоприятной
процедурой.
- Называй меня Куратором, - отвечал незнакомец.
Сотрудничество с могущественным Куратором быстро принесло плоды. Через
руки Стриженого потекли такие деньги, о которых он не мог раньше даже
мечтать. Отработав на отмывании валюты чуть больше года, Стриженый
переквалифицировался в прорабы финансовых пирамид. Следуя указаниям
Куратора, которые тот отдавал на еженедельных тайных встречах, Стриженый
действовал смело, напористо и ни разу не пожалел об этом. Скоро дружбы с
ним - удачливым нуворишем - стали искать многие.
Попутно с возведением финансовых пирамид Куратор поручил ему "добычу
драгоценных металлов", то есть скупку изделий из платины, золота и
серебра, печатных золотосодержащих плат и самородков, поступающих по
нелегальным каналам с приисков Сибири. "Старательская" стезя не привлекала
Стриженого. Более того, она его пугала. Ещё в бытность свою мелким
фарцовщиком он знал, что чёрный рынок драгметаллов в Петербурге давно
поделен, всё там схвачено, а новому человеку могут запросто голову
отвернуть. Однако Куратор был уверен в успехе, и действительно, стоило
Стриженому только начать, как всё завертелось само собой, и матёрые
"старатели" без разговоров расступились, пропуская к кормушке молодого и
наглого новичка. Стриженый был приятно этому обстоятельству удивлён,
получив ещё одно подтверждение всемогущества Куратора.
Со временем Стриженый начал брить голову, располнел, обзавёлся виллой в
Крыму, роскошным автомобилем и собственной криминальной группировкой.
Теперь ему не надо было всё делать самому, на него работали другие, он
вкусил силы и власти, и встречи с Куратором стали его тяготить. Однако
первая же попытка пойти своим путём, избавиться от негласного контроля
была подавлена с беспощадной жестокостью. Купленный им через подставных
лиц ресторан в центре Петербурга подвергся нападению неизвестных. Серьёзно
пострадал персонал и охранники, а само заведение выгорело дотла. На новой
встрече Куратор отчитал Стриженого, как мальчишку, и напомнил, что, помимо
всего прочего, где-то лежит и ждёт своего часа подписанный неким Павлом
Стрижельчиком договор, и партнёры Стриженого по бизнесу вряд ли
обрадуются, узнав, что он - секретный сотрудник КГБ. Покрывшись холодным
потом, Стриженый поклялся никогда больше не утаивать инициативы и доходы
от своего Куратора.
Вот и в этот тёплый сентябрьский день он выехал в направлении Лебяжьева,
чтобы предстать перед Куратором с очередным отчётом и передать очередную
чековую книжку. На эти встречи он, разумеется, ездил один.
Куратор дожидался его в лесочке у дороги, изображая то ли грибника, то ли
бомжа-автостопщика. Выслушав рапорт и приняв книжку, он сказал:
- Есть работа. Нужно разгрузить один самолёт. Двадцать тонн. С последующей
реализацией на чёрном рынке.
- Какой груз? - жадно поинтересовался Стриженый.
В нём заиграла кровь, эта работа ему уже заранее нравилась.
- Натовское шмотьё, пищевые рационы.
- На этом много не заработаешь, - предупредил Стриженый.
Куратор не удостоил ответом.
- Где будем брать груз?
- Карелия. Слышал о такой местности?
- Моя доля?
- Десять процентов.
- Десять процентов?! - Стриженый совершенно искренне возмутился. - Это же
грабёж среди бела дня! Да у меня на бензин больше уйдёт!
Куратор оскорбительно засмеялся.
- А ты, Стрижельчик, ловчила, - сказал он таким тоном, словно никогда
этого не знал, а вот теперь понял вдруг, с кем приходится иметь дело. -
Хорошо, - продолжил он, посерьезнев. - Сколько тебе надо для полного
счастья?
- Пятьдесят! - заявил Стриженый, быстро сведя в уме дебит с кредитом. - И
ни цента меньше!
- Размечтался, - Куратор любил поторговаться. - Тебе же всё на блюдечке
принесут. Пятнадцать процентов, и ни цента больше.
В итоге сошлись на двадцати двух процентах от суммы, которую Стриженый
выручит, продав амуницию и пайки.
- И чтобы без сюрпризов, - предупредил Куратор, назвав время и место. - И
своих придурков как следует проинструктируй.
- Всё будет в лучшем виде, товарищ Куратор, - пообещал Стриженый. - Вы
меня знаете...
(Будё, Северная Норвегия, сентябрь 1998 года)
Лейтенанту ВВС Герхарду Бьернсону не нравилось, когда им помыкают, словно
мальчиком с бензоколонки. И ладно бы ещё собственное начальство помыкало
(на то оно и начальство, чтобы помыкать), а то ведь эти... Лейтенант
задумался, как определить "этих", но не смог подобрать в норвежском языке
эпитета, который вместил бы в себя и адекватно выразил гремучую смесь из
ненависти и презрения, которые он испытывал по отношению к иностранному
экипажу, прибывшему в Будё неделю назад.
Впервые он увидел четвёрку офицеров, одетых в форму турецких ВВС, за
стойкой бара "Атлантик". Он сам зашёл туда пропустить кружечку тёмного
пива и перекинуться парой слов с хозяином заведения Нильсом. Поскольку он
бывал здесь довольно часто, новички сразу привлекли его внимание. Они
говорили на незнакомом гортанном языке, а когда переходили на английский,
то демонстрировали ужасающий акцент и бедный словарный запас. Они походили
на турок, но, конечно же, не были турками, - турецкие офицеры известны
своей скромностью, а эти вели себя развязно, курили какую-то наркотическую
дрянь, гоняли хозяина и требовали девочек. С ними был сопровождающий -
унылый и незнакомый Бьернсону лейтенант, который поначалу пытался их
увещевать, а потом махнул рукой и отошёл за отдельный столик. Бьернсон
подсел к нему со своей кружкой и спросил, подмигнув:
- Что это за парни?
- Союзнички! - ответствовал лейтенант с брезгливой миной. - Поведут
транспорт на Восток. Быстрее бы.
- Турки?
- Нет, не турки.
- А кто?
Лейтенант назвал страну, откуда были родом развязные пилоты, но название
было столь труднопроизносимым, что Бьернсон его тут же забыл. Он только
успел сообразить, что это где-то в России.
- Они - русские?!
- Да какие они русские, - лейтенант удивился непонятливости собеседника. -
Они мусульмане. Видишь, не пьют. А русские - православные и всё время пьют.
- А-а, - высказался Герхард, так ничего и не поняв.
В любом случае эти офицеры (русские они там или не русские) произвели на
него отталкивающее впечатление, поэтому он не обрадовался, когда утром
следующего дня выяснилось, что именно ему, Герхарду Бьернсону, как
командиру подразделения технического обслуживания, предстоит загрузить,
заправить, подготовить к вылету один из "Геркулесов"26, находившихся в
Будё и передаваемых этой шайке в её полное распоряжение.
Наихудшие предчувствия Герхарда подтвердились. И на чужой авиационной базе
пришельцы из загадочной России вели себя точно так же, как в баре
благовоспитанного Нильса. Они во всё совали свой нос, требовали к себе
какого-то особенного отношения, ругались на смеси английского, русского и
своего родного языков, откровенно напрашивались на драку. Терпение
Бьернсона лопнуло, когда один из них обратился к нему с просьбой "сгонять
в город за травой". Герхард пошёл к своему непосредственному начальнику в
лице майора Мунка и попросил освободить его от работы с этим конкретным
экипажем. Майор Мунк затопал ногами, забрызгал Герхарда слюной с ног до
головы и велел возвращаться к своим прямым обязанностям и не совать нос
куда не следует, потому что это не просто экипаж, это экипаж наших
потенциальных союзников на Востоке, их не следует обижать, а, наоборот,
следует любить и оберегать с той же нежностью, что и старенькую маму.
Бьернсон в сердцах плюнул на пол, чем исчерпал весь свой запал.
К счастью, время потихоньку шло, грузовой отсек "Геркулеса" заполнялся, и
скоро ненавистному экипажу предстояло отправиться в путь. Заправочная
команда закончила последние процедуры и сматывала шланги, красавец
транспорт был готов к длительному перелёту. Бьернсон суетился тут же,
присматривая за подчинёнными, и был настолько поглощён работой, что даже
не понял сразу, почему и как он вдруг оказался на бетоне
взлётно-посадочной полосы, уткнувшись в неё разбитым носом. Сначала он
подумал было, что сам споткнулся, но потом тело подсказало - его с силой
толкнули в спину. Помогая себе руками, он сел и увидел, что над ним стоят
все четверо офицеров из вздорного экипажа и громко, заливисто хохочут.
Бьернсон хотел вскочить и дать немедленно сдачи, но вовремя сдержал себя,
потому как вспомнил: график рейса расписан по минутам, малейшая задержка
повлечёт штрафы, а спишут всё на него - на Герхарда Бьернсона.
Продолжая смеяться, ненавистный экипаж направился к "Геркулесу". Бьернсон
встал и, утирая рукавом кровь, текущую из носа, смотрел, как эти четверо
один за другим поднимаются по трапу и уходят из его жизни навсегда. Уходят
столь же самодовольными, наглыми, какими пришли.
Он дождался, когда раскрутятся винты и транспорт, разогнавшись на полосе,
оторвётся наконец от земли. А потом лейтенант Бьернсон сказал такое, чего
никогда нельзя говорить вслед взлетающему самолёту.
- Чтоб тебя сбили! - прокричал он и погрозил небу кулаком.
Вполне возможно, что его желанию вскоре суждено будет сбыться...
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ОПЕРАЦИЯ "ИСПАНЬОЛА"
(Кольский полуостров, сентябрь 1998 года)
Медицинскую комиссию прошли без проблем. Фёдор Семёнович - единственный и
незаменимый военврач на всю часть 461-13"бис" - спросил только:
- Когда последний раз "шило" закладывали?
- Позавчера, Фёдор Семёнович, - ответил Громов, честно глядя военврачу в
глаза.
- Побожись! - потребовал тот.
- Так я же еретик, - со смехом напомнил Громов. - Чернокнижник.
- Знаем мы... - буркнул Фёдор Семёнович, расписываясь в карте. - Летите,
соколы.
Погодка тоже не подкачала. Направившихся к ангарам офицеров встретило
приветливое и совсем ещё неосеннее солнце. Громов заулыбался, щурясь, и
Лукашевич отметил, что командир всё-таки нервничает - перед обычными
вылетами майор всегда был предельно серьёзен и собран. Впрочем, и сам
Лукашевич нервничал.
Натянув комбинезоны и надев лётные шлемы, под весёлые прибаутки техников
пилоты влезли в кабины истребителей, отработали готовность номер один.
Закончив с положенными перед взлётом процедурами, Громов запустил
двигатель, и вывел "МиГ" в начало взлётно-посадочной полосы.
- Седьмой, - обратился он по обычному каналу связи к
командно-диспетчерскому пункту "ближнего привода". - Двести тридцать
первый к взлёту готов.
Времена "волнушек-боровиков" давно миновали, и позывные снова
присваивались в зависимости от настроений дежурного по КДП. Так, позывной
"двести тридцать первый" означал, что сейчас в небе Заполярья нет ни
одного "МиГа-23" и истребитель Громова будет первым в списке.
- Двести тридцать первый, взлёт разрешаю! - отозвался дежурный и после
паузы добавил: - Не заиграйтесь там, ребята.
Громов снова усмехнулся и увеличил обороты турбины. "МиГ" разогнался на
километровой полосе и, набрав скорость в 90 метров в секунду, оторвался от
земли. За истребителем Громова место в начале полосы заняла машина
Лукашевича. Через минуту истребитель старшего лейтенанта (позывной -
"Двести тридцать второй") поднялся в небо, принимая на себя роль
"ведомого".
Штурманом наведения сегодня был молодой капитан, недавно появившийся в
авиаполку. Появился он не случайно, но об этом в воинской части
461-13"бис" мало кто догадывался.
- Двести тридцать первый, двести тридцать второй, на связи база, -
напомнил штурман о себе почти сразу после того, как истребители набрали
высоту. - Как слышно меня?
- Слышу вас хорошо, база, - доложил Громов. - Какие будут распоряжения?
- К проведению плановых учений готовы?
- Готовы, база.
- "Испаньола", - произнёс штурман раздельно. - Повторяю: "Испаньола". Как
поняли меня?
- Вас понял, - отвечал Громов. - "Испаньола".
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг