внутренности осознания простого факта, что план, за который я держался
подобно утопающему с его соломинкой, рушится, что разговорами я ничего
здесь не добьюсь, что время потеряно - от всего этого я почувствовал
прилив ярости: ясной, ледяной и испепеляющей одновременно. Ярости,
которая когда-то помогла мне выжить. Ярости, с которой легко идти на
войну и которая, завладей она человеком в дни мирной жизни, способна
его уничтожить.
Я поднял пистолет-пулемет на уровень глаз, прицелился в
бородатого.
- Хорошо же, - сказал я, выцеживая слова (а в подобном состоянии
произносить слова невозможно, только - выцеживать). - Не желаете
по-доброму, по-свойски?.. Мне, мужики, терять нечего. Да и свидетелей
здесь нет. Помочь вам некому. Одного в расход пущу, другой - все мне
скажет. Ну, кого из вас? Кто пули не боится?
Бородатый даже не удосужился взглянуть на направленный ему в
голову ствол, продолжая рассматривать нечто ему интересное над моею
макушкой. Вельветовый, впрочем, резко оборвал свист и снова украдкой
взглянул на бородатого. Мне показалось, что-то новое появилось за
выражением безразличия на его ухоженном, гладко выбритом лице. Может
быть, страх? Или отражение какой-то идеи?
Я отступил на полшага назад: на всякий случай, из расчета успеть
выстрелить, если кто-нибудь из них надумает продемонстрировать свое
владение искусством восточных единоборств.
- Ну! Кто-нибудь будет говорить?! - заорал я так, что замолкли
щебетавшие в подлеске птицы.
И наверное, с криком этим вышел весь мой запал. Исчезла без следа
ярость, как откатившаяся с журчанием по гальке морская волна. И угроза
моя показалась самому нелепой, пустой, не смешной чуть ли. В самом
деле: "одного в расход, другой - все обскажет" - детский сад.
Рука с пистолетом опустилась сама по себе.
- Сволочи вы, - констатировал я устало. - Одно слово - ГЭБЭ!
Потом поставил пистолет на предохранитель, сунул за пояс и,
запахивая на ходу куртку, зашагал в сторону станции.
Вот и все, думал я. Был план - нет теперь плана. Была ниточка -
нет теперь ниточки. Ничего теперь нет...
Глава двадцать шестая
В 22.37 подошла электричка из Краснофлотска. Я уселся на крайнюю
скамейку спиной к топтунам. Видеть мне их больше не хотелось.
Мысли метались, не было сил усмирить это мельтешение, призвав к
порядку. ПАНИКА - да, вот как это называется. Я паниковал.
Я словно видел, как Герострат, перемигнувшись своими
разъезжающимися в стороны глазами, снимает с шахматной доски коня,
швыряет его в угол (почему-то угол этот представлялся мне пыльным,
словно угол давно неубираемой комнаты: там над слоем пыли натянута
паутина, творение вечно голодного черного паучка; конь, падая, рвет
ее, и паучок испуганно перебегает на стену). Потом Герострат встает,
отодвинув стул, вынимает из кобуры под мышкой пистолет, оттягивает
затвор, смеется, заглядывая в отверстие ствола, прячет пистолет, и,
уже окончательно без удержу заливаясь, выходит из комнаты в ночь.
От отчетливости этого видения, от бессилия как-то повлиять,
остановить движение Герострата из комнаты с пыльными углами на поиски
новых жертв, хотелось взвыть. Рвать, метать, стрелять. Драться.
ПАНИКА.
И поделом тебе, что самое главное. Выдумал, высосал из пальца
дерьмовый план, убедил сам себя: не успеет, не успеет, не успеет. Да
кто тебе сказал, что топтуны располагали хоть граммом необходимой тебе
информации? Им-то зачем знать? Они - пешки в игре, а
стратеги-гроссмейстеры не имеют привычки делиться своими мудреными
комбинациями с пешками, которыми так легко жертвовать при хорошей
игре. И зачем ты потащил их в такую даль? Не мог то же самое выяснить
в ближайшей подворотне? Думал, если на тебя или на кого-нибудь из них
подвешен "жучок", топтуны и разговаривать с тобой не станут? Хотел
выйти за радиус? А они и так не стали разговаривать. Этого ты, конечно
же, предвидеть не мог! Да и кому надо подвешивать на тебя "жучок"? Ты
же предсказуем. В любом твоем поступке. В любом твоем побуждении. Ты -
ПРЕДСКАЗУЕМ!..
Идиот, кретин, дилетант несчастный! Проиграл - так хотя бы веди
себя достойно!
Последняя мысль отрезвила. Даже частично сняла позыв к дальнейшему
самобичеванию. Но видения уходящего в ночь Герострата не изгнала, а
оно, это видение, отчетливое, жалило меня больнее всего.
На скамейку кто-то подсел. Я взглянул мельком и не поверил глазам:
то был бородатый гэбешник. Усевшись, он не стал поворачиваться ко мне
лицом, а рассматривал, словно бы в самом деле заинтересовавшись, схему
железнодорожных маршрутов Балтийского направления, повешенную на стену
вагона прямо над предупреждением: "Места для пассажиров с детьми и
инвалидов" белой краской на грязно-зеленом фоне.
"Для пассажиров с детьми"... В самую точку!
- Напрасно вы так, - вполголоса без выражения сказал бородатый. -
Мы действительно разыскиваем одного и того же человека. Только наш
противник серьезнее. И опаснее во сто крат. Нам нельзя допускать
ошибок: ни больших, ни малых - иначе он немедленно ими воспользуется.
И тогда уж достанется не только нам, но и вам. Рикошетом.
Впрочем, останавливать вас мы не собираемся, продолжайте розыск -
это нам не мешает. Если вы его не найдете, в конце концов мы его
найдем. Вопрос времени. Что касается ваших знакомых, то мы понимаем,
насколько это серьезно, и со своей стороны предлагаем вам следующее.
Здесь и сейчас вы напишите список имен тех, кто, по вашему мнению,
может оказаться в числе потенциальных жертв. Не забудьте указать
адреса и телефоны. Мы установим круглосуточное наблюдение. Конечно, не
в той форме, что с вами, но в обязательном порядке, я вам гарантирую.
Чтобы вы мне поверили, добавлю, что нам это тоже выгодно: еще одна
возможность локализовать деятельность нашего противника.
Список передадите мне из рук в руки, когда доберемся до
Балтийского. Все остальное мы берем на себя - не беспокойтесь. Сами
отправляйтесь домой и ложитесь спать. Повторяю: вам не о чем
беспокоиться.
Бородатый замолчал, посидел еще с минуту в неподвижности, а я
ждал, добавит он хоть слово к уже сказанному, но он не добавил, встал
и вернулся к вельветовому.
Вот так-то. Есть еще люди и в ГБ. А ты его пристрелить грозился.
Супермен хренов.
Показалось, сейчас расплачусь от невыразимой благодарности. Как
последняя размазня. Но тут же себя одернул: не сметь! Что бы не
говорил бородач, Герострат вполне способен выкинуть очередной фокус,
играючи обмануть "круглосуточное наблюдение": на фокусы он горазд. А
тем более помнишь: "...Конь - интересная фигура. Такая вся из себя
необыкновенная... Трудную задачку задал Борька-хитрец, трудную. Ну да
мы ее решим. Отдыхай, сынок." - помнишь?
Да, расслабляться нельзя. Спускать на тормозах - тем более. Пусть,
конечно, эти ребята действуют сообразно своим представлениям о борьбе
с пресловутым "противником". Я их продублирую.
И вот интересное дело: стоило появиться и начать
выкристаллизовываться новому плану, как словно груз неимоверной
тяжести свалился с плеч, а назойливое видение рассыпалось в груду
разноцветных осколков. Мысли неохотно выстроились по ранжиру -
сплошное заглядение. Как то и "положенУ" мыслям супергероя.
Я составил список из тридцати (!)Фамилий. Перечитал, проверяя не
позабыл ли кого. Но, кажется, не позабыл, помянул всех, с кем нахожусь
в более-менее периодически возобновляемых связях. Свернул листок,
выдранный для этого из блокнота, в маленький бумажный квадратик и
передал его бородатому, как и условились, на выходе из вагона по
прибытию на Балтийский вокзал. К чему вся эта конспирация, было мне не
совсем понятно. Находись в вагоне наблюдатель "более серьезного
противника", он уже давно обязан был бы вычислить, что между нами
произошел некий информационный обмен. Хотя кто его знает -
профессионалам виднее.
С Балтийского я направился домой. Опять же как условились.
Пока добирался, то приободрился. Уже, надеюсь, не выглядел таким
понуро-озабоченным, как днем после возвращения из больницы института
Скорой Помощи.
Накормив меня ужином, мама ушла закончить вечернюю работу, а я
устроился на кухне с телефоном и обзвонил всех тех, кого включил перед
в список для бородатого комитетчика. Четверых не оказалось в городе,
один лежал в больницу с аппендицитом, кое-кто не вернулся еще домой с
ежевечерней "оттяжки". Но кого застал попросил сегодня быть
осмотрительнее, проверять, кто звонит в дверь, не открывать незнакомым
людям. Для того, чтобы увещевания мои не выглядели бредятиной
съехавшего на почве "Криминального канала" долдончика, приходилось
каждый раз импровизировать на ходу, используя с понятной осторожностью
имена общих знакомых, промышляющих в коммерческих структурах,
рассказывать мрачноватую байку о "счетчиках", "временных трудностях" и
"странном недоразумении". Вроде бы, все поверили и прониклись.
Удовлетворенный проделанной работой, я положил трубку, выпил еще
чашечку крепко заваренного кофе, покурил, размышляя опять, точно ли не
упустил никого из виду. Решил, что точно не упустил, хотя и продолжало
дергать смутное беспокойство по поводу: "конь - интересная фигура".
Кого же все-таки Герострат имел в виду?
Кроме того оставалось еще одно место, куда он мог нагрянуть,
вполне понятно, без предупреждения. Это место было здесь, у меня дома:
очень в духе нашего смешливого затейника. Поэтому я подумал, что спать
сегодня, скорее всего, не придется. Но в конце концов для меня
подобное испытание выдержать не впервой. Бывало по трое суток спать не
приходилось, хотя и казалось, что стоя уже засну, а здесь-то, под
боком: неизмеримые запасы хорошего кофе и книжку интересную можно
поискать. Смотришь, за этим и ночь пройдет.
Главное, чтобы ничего не случилось. Главное, чтобы обошлось.
Я сходил, порылся в домашней библиотеке: только не детективы
(хватит с меня детективов) - выбрал сборник американской фантастики:
куда уж дальше от моих сегодняшних проблем. Но все равно не читалось,
я курил, поглядывая в окно, заваривал себе регулярно кофе, дожидался
рассвета и снова в который уже раз думал, кого, ну кого имел в виду
Герострат, разглагольствуя о "коне - интересной фигуре".
Еще думал, как там Елена, и сумеет ли она меня простить, даже если
все закончится благополучно?.. И думал, как это странно, что вот я уже
вполне свыкся с мыслью, что она похищена, и способен воспринимать эту
мысль без истерики, безотносительно к самому себе, как некий
отстраненно-знакомый, почти абстрактный факт.
Так я и уснул, сидя за столом в компании с раскрытой книгой,
молчащим телефоном, пепельницей, полной окурков, и чашкой недопитого
остывшего кофе.
Глава двадцать седьмая
Шел первый час лекции по сопромату. Преподаватель, Марк Васильевич
Гуздев, долговязый с совершенно седыми патлами, ускоренно закончил
очередную "четвертинку", чтобы рассказать обожаемый аудиторией, но не
слишком приличный анекдот из жизни преподавателя сопромата, умевшего
особым способом поддерживать интерес студентов к своей лекции. В
исполнении Гуздева анекдот звучал примерно так:
- Как-то раз хитроумный преподаватель сопромата, профессор, читал
лекцию. Читает он ее, читает и вдруг видит, что-то его студенты стали
клевать носами, засыпают прямо на глазах. Тогда профессор говорит: "А
в конце лекции, товарищи студенты, я раскрою вам секрет, как уберечься
от беременности". Студенты, естественно, пробудились, проявили
известный интерес к столь актуальной тематике. Проходит час. Снова
заклевали носами, кто-то даже захрапел. Тогда преподаватель опять
говорит: "А в конце лекции, товарищи студенты, я расскажу вам о
способе, как на сто процентов уберечься от беременности". И снова -
проснулись, снова - оживление. Но вот лекция подходит к концу,
профессор собирает свои бумаги, складывает их в портфель и
направляется к выходу. "А как же способ? - вскакивает одна из
студенток. - Вы же обещали рассказать, как уберечься от беременности."
И тут преподаватель отвечает с улыбкой: "А ведь за эти два часа никто
из вас на сто процетов не забеременел".
Жизнерадостный смех.
Гуздев снисходительно улыбается. По всему, он доволен
произведенным эффектом. Кажется, еще немного и начнет раскланиваться
под бурные аплодисменты, спонтанно переходящие в овацию.
Без стука приоткрывается дверь аудитории. В нее заглядывает
молодой человек в очках.
- Ну что же вы остановились, товарищ студент? - добродушно
осведомляется Гуздев. - Проходите, если уж решили порадовать нас своим
присутствием. Только в сдедующий раз, попрошу, не опаздывать.
- Извините, профессор, - смиренно отвечает молодой человек, потом
делает резкое движение правой рукой и захлопывает дверь.
В аудиторию, в ее недоуменную тишину влетает круглый
темно-зеленого цвета предмет.
Он падает на кафедру перед Гуздевым, катится по ней, а когда Марк
Васильевич наклоняется посмотреть, что это такое, вдруг взрывается
ослепительно ярко, разметывая вокруг себя десятки осколков. А сразу
вслед за ним криками боли и ужаса взрывается тишина.
Глава двадцать восьмая
Ночью на кухню пришла мама, но будить меня не стала: наверное,
догадывалась, что тогда я точно откажусь ложиться. Убрала чашку с
кофе, книгу, вытряхнула окурки в мусорное ведро, перенесла телефон в
прихожую, а под голову мне сунула подушку.
Я обычно сплю чутко, но в ту ночь измотанный нервными и
физическими нагрузками, ничего не заметил.
Мне снился Герострат.
Он сидел за столом в той самой комнате с пыльными углами, что так
ясно привиделась мне днем; на столе там стоял телефон с хитроумным
защитным устройством и средних размеров шахматная доска. За спиной
Герострата была видна дверь. На двери надпись фосфоресцирующими
буквами: "ARTEMIDA". И я во сне знал, что за дверью этой находится
Елена, закованная в тяжелые цепи; натертые холодным металлом запястья
ее кровоточили; кровь стекает на холодный бетонный пол, по которому
время от времени пробегают, попискивая, крысы размером с упитанного
мопса. Елена стонет, вздрагивает, когда крысы, пробегая, касаются
лапками ее обнаженных ног, и зовет, зовет: "Боря! Боря! Боря!".
Я знаю, мне срочно нужно туда, в этот склеп за дверью. Но на
дороге стоит стол, на дороге - Герострат. Он ухмыляется оскалом от уха
до уха. Он подмигивает мне. Он подмигивает, и меня ударом отбрасывает
прочь. Я кувыркаюсь, я невесом... Я кувыркаюсь и оказываюсь на полу.
Я вижу, как меркнет свет, комната разделяется четкой, словно
нарисованной, границей между светом и тенью, и Герострат, и шахматная
доска разделена ею надвое. Фигуры на доске шевелятся. Это уже не
фигуры, а живые существа. Как в той забавной игре для IBM РС, в
которую я поиграл полчасика на работе у Елены, дожидаясь когда она
освободится. Только здесь нет ничего забавного: пешки здесь не
маленькие, но храбрые копьеносцы, кони - не блестящие закованные в
латы всадники, а ладьи - не гориллоподобные чудища, навеянные
программистам увлекательным фильмом "Кинг-конг". Все фигуры на этой
доске - живые люди, и многих я узнаю: там собраны почти все мои
знакомые.
Я вижу, они переговариваются друг с другом, недоумевают, как такое
получилось, что оказались они вдруг на странном поле, разбитом на
черные и белые клетки. Они еще не понимают, какая угроза нависла над
их жизнями; они не видят той копошащейся на темной половине нечисти,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг