что его дипломный проект увенчает полуавтомат "ABE", превратив станок в
законченный автомат. Но теперь все окрасилось иным цветом.
Мастер цеха со всей определенностью заявил:
- Эта хитроумная штукенция высвобождает руки сверловщика. Станок будет
работать сам по себе.
Кажется, обычные и привычные слова. Мало ли рук высвободила
автоматизация производства. И она всеми, в том числе Руфиной, встречалась
как дорогая, желанная гостья. А в данном случае?..
В данном случае автоматическое усовершенствование станка "ABE"
устраняло не чьи-то чужие, отвлеченные рабочие руки, а ее руки, руки
Руфины.
Мысли Руфины бегут стремительно и логично. Если приставка к "ABE"
заменит ее руки, значит, заменит и ее. Ее, знатную сверловщицу, славящуюся
виртуозной работой. И если теперь вместо Руфины ту же работу и, как говорит
мастер цеха, лучше, точнее, скорее и экономнее будет производить эта
неизвестная, но уже ненавистная "штукенция", то что же будет делать она?
Что?
В висках стучит. Воображение сменяет картину за картиной, одну
печальнее другой.
Во-первых, кому не придет в голову мысль о том, что если сравнительно
небольшое усовершенствование может заменить такие искусные руки сверловщицы
Дулесовой, то в чем же заключалась незаменимость, непревзойденность ее рук?
Пусть подруги, которых она оставила где-то там, ей этого не скажут...
Но ведь иногда достаточно и взгляда, чтобы понять, о чем они думают. А
показ работы на трех станках? Зачем он теперь? Кто захочет любоваться
светом керосиновой лампы, когда появилась электрическая?
В горле Руфины сухота и горечь. Она, такая одинокая, сидит на скамейке
озелененного пролета цехов. Сидит, не замечая, как ярок солнечный день, как
ласков весенний ветерок, как хлопотливо кричат грачи.
Ничего нет для нее сейчас. Она в самом деле очень скоро будет
выглядеть в своем цехе догорающей лампой. Лампой, которая еще может светить
месяц-два. А потом, когда появятся не экспериментальные, а серийные
приставки, лампа мигнет и погаснет. А вместе с нею погаснет и слава!
Легко сказать - погаснет слава! А что стоит за этим словом "погаснет".
Не перечтешь. Может быть, все, чем она жила. Да и будет ли Алексей любить
ее без славы... Впрочем, об Алексее потом. Не растекайтесь, мысли. Дайте
понять, как это произошло и с чего началось, кто гасит ее славу? Кто?
Случай? Неизбежность замены старой техники новой? Рационализация? Но
ведь нет рационализации самой по себе, как и техники. Это же люди.
Приставка не появилась просто так. Она рождена Алексеем. И может быть,
рождена не случайно... Нет, так она не может думать о нем. Но почему не
может... Ведь говорил же он в лесу: "А так ли уж велики, Руфа, твои
достижения?" Да, он говорил это. И может быть, теперь сконструированная им
приставка станет неопровержимым доказательством сказанного?
Кажется, надо остановиться и думать о чем-то другом. Но это теперь не
в ее силах. В ней проснулось печальное жулановское наследство. Заговорило
то, что с детства прививали ей мать и практичная тетя Женя, воспитанные в
свою очередь незнаемыми Руфиной дядьями и дедами, жившими для себя и сами
по себе, мерившими весь свет по своему корыстному аршину. Она старается, но
не может перебороть впитанный ею дух жулановской семьи, который в их дом
пришел с ее матерью, перекричать эти потомственные голоса, не может
победить в себе страшнейшее подозрение. А вдруг он... пусть не он, а его
зависть, его желание возвысить себя над нею, надоумили избрать для
дипломного проекта это усовершенствование станка его имени? Не чьего-то, а
его имени. Пусть даже он поступил так подсознательно, какая разница? Ранят
ли утку или какую-то другую птицу, специально целясь в нее или случайным
выстрелом, - ей одинаково больно.
Руфину не узнали дома.
- Не больна ли?
- Нет, - отговорилась она, скрыв от матери свое горе. - Устала я
как-то сегодня... Даже не хочется есть.
Искать защиты у матери, жаловаться ей было бесполезно. Теперь уже
ничего не изменишь. Автоматическая приставка существует. Отменить защиту
дипломного проекта не может никто. Даже сам Алексей.
Он, кажется, пришел. Да, это его шаги. Что она скажет ему? Как она
изольет свое горе? Поймет ли он ее? Может ли он понять? Может ли?
Наверное, нет.
XXII
Так оно и случилось. Руфина искала то, чего не было в душе Алексея.
Разговор происходил на берегу пруда. Они сидели за огородами на
перевернутой дулесовской лодке. Сидели рядышком. Как один человек.
Обнявшись. Прикрывшись большой суконной шалью Анны Васильевны. Еще не
наступили теплые вечера.
- Как ты позволяешь себе так думать, так хотеть, - упрекал Алексей
прижавшуюся к нему Руфину. - Разве твое маленькое благополучие может идти
вровень с таким большим делом, которым живут миллионы людей...
Его голос был очень родным, а слова? Их, казалось Руфине, произносил
не он, а кто-то другой, сидящий в нем. Какой-то буквенный, какой-то
параграфный человек. Правильный, как формула. Точный, как аксиома, и
непогрешимый, как алгебра. Но не как жизнь со всеми яркими и блеклыми
красками, счастливыми отклонениями и заманчивыми ошибками.
Неужели ее Алеша, кудрявый, голубоглазый, такой живой и, хочется
сказать, такой "житейский парень", на самом деле жертва самовнушения? Ведь
то, что он сейчас говорит, не может быть истинной сутью живого человека.
А он, пока размышляла Руфина, продолжал восторженно рассказывать о
роли автоматики как матери производительности, о необходимости
рационализаторских поисков и находок, о труде как подвиге, как творческом
горении. Он говорил обо всем, что составляло суть, цель и содержание его
жизни, а для Руфины было лишь одним из условий, пусть очень необходимых, но
всего лишь условием ее жизни, ее будущего.
- Алешенька, - прервала его Руфина, - ты будто делаешь доклад или
читаешь лекцию. А ведь мы одни. Ты посмотри, как отражаются звезды в пруду.
Послушай, как бьется мое сердце...
- Я слышу... Слышу и хочу, чтобы оно билось вместе с моим сердцем. Как
одно.
Где-то крякнула дикая утка. Потом послышался всплеск кем-то напуганной
рыбы. Потом опять стало тихо. Алексею больше не хотелось возвращаться к
прерванному разговору. Сегодня впервые заползла в его голову мысль: любит
ли он ее?
Любит ли он ее?
Подумав так, Алексей почувствовал легкую дрожь.
- Кажется, холодно?
- Да, - ответил он Руфине, - кажется, "похолодало".
Они поднялись. Он посмотрел на часы:
- Завтра ты в утреннюю смену? Тогда я провожу тебя и...
Руфина задержалась и тихо повторила его мысль:
- Любишь ли ты меня, Алеша?
Этот вопрос, казалось, не мог не удивить Векшегонова. А он не
удивился:
- Ты спроси об этом себя. Тебе виднее... Тебе все всегда виднее куда
лучше, чем мне...
Алексей открыл калитку дулесовского огорода, и они пошли молча.
Нехорошие предчувствия обуревали Руфину. Страшная автоматическая
приставка теперь показалась ей малым облачком по сравнению с тучами,
которые надвигались откуда-то из-за темного горизонта.
Они простились. Алеша впервые не поцеловал ее при расставании. А
впереди ночь. Молчаливая ночь раздумий. А потом утро, цех и станок "ABE".
Станок, ожидающий реконструкции. Станок, с которым она скоро разлучится.
Как просто было раньше, когда ее мать и отец, полюбив друг друга,
стали женой и мужем. А теперь?..
Нет, нет, не надо ничего усложнять и выдумывать. Не может же, в самом
деле, какая-то автоматическая "штукенция" растоптать ее счастье. Она
достаточно умна. Умна не только для своих лет. Ну а если у нее не хватит
ума, то у тети Жени достаточно опыта.
Напрасно она помешала Алексею высказаться. Иногда нужно терпеливо
слушать даже скучные рассуждения, если они доставляют удовольствие
рассказчику.
Завтра будет день, она снова увидит его, и снова будет светло.
XXIII
Тетка Евгения выслушала Руфину и вынесла решение:
- Пренебречь. Всем пренебречь. Принять. Понять, согласиться.
Сказав так, она прошлась по скрипучим половицам дулесовской горницы,
посмотрелась в большое зеркало, расправила широкие рукава своей пунцовой
кофты и принялась разъяснять:
- Алексей не из тех лещей, которых можно вытянуть из пруда за один
мах. Смирен, да упрям. Таких выхаживают, вываживают, а потом - р-раз,
сачком, да и в сумку. И был таков...
Что-то грубое, хищническое, браконьерское слышалось в словах тети
Жени, но ее совет был единственно верным. Как ни прискорбно сравнивать
Алешу с лещом, а в этом сравнении есть какая-то правда. Обидная, но правда.
Не сам по себе пришел к Руфине Алексей. Не сам. Многих усилий ее и его
родных стоило это сватовство. Именно сватовство. Иначе и не назовешь. И
теперь, когда осталось так немного дней до желанного исхода, нельзя шутить
с огнем.
Тетя Женя так и сказала: "Порох сыпуч и тих, да горюч и лих". А он
порох. Малейшая неосторожность - и будет поздно раскаиваться. А теперь еще
можно все исправить. И это было сделано.
Руфина не стала дожидаться прихода Алексея и сама пришла к нему.
- А я собирался к тебе, Руфа. Проходи. Я один дома.
- И очень хорошо.
Алеша провел Руфину в свою комнату. Сели. Обменялись виноватыми
взглядами. И кажется, не о чем говорить. Теперь следует обняться, и все
будет ясно.
Нет. Этого мало.
- Алешенька, - начала Руфина, - тебе не хочется за вчерашнее проучить
меня? Наказать?
- Нет.
- Напрасно. Такие, как я, нуждаются в хороших выволочках. Отругай
меня, пожалуйста. Громко. Назови дурой. Зазнайкой. Воображалкой. Мухой в
сметане. Мещанкой. Наглой задирой. Идио...
- Нет, нет, - оборвал ее на полуслове Алексей.
Прозвучал поцелуй, другой, третий. И кажется, уже ничего не нужно
говорить. Все выяснено.
Все ли?
Руфина пришла сюда не за минутной вспышкой. Ей нужно убедить Алексея
и, может быть, убедить себя в том, что она поняла, как ничтожна была боязнь
за свое личное, каким маленьким оказалось ее тщеславное желание показывать
свою работу на трех "ABE", и что вообще... Вообще очень многое произошло в
эту ночь, когда она не спала.
Алексей не хотел слышать подробностей. Ему довольно было трех слов
Руфины: "Я все поняла". И если даже она пока еще поняла не все, а лишь
начинает понимать, то поймет рано или поздно. Больше не о чем
разговаривать. Не следует торопить того, что требует не ночи, а многих
дней. Нужно глубже, как можно глубже осознать губительную власть славы,
которая чуть было не околдовала ее. Мало ли людей, даже на его памяти,
запутывались, как в паутине, в золотистых лучах славы. Из них выпуталась
Руфина, и он счастлив.
Так думал Алексей, не зная, что ложь, притворившаяся правдой, соткала
языком Руфины иную сеть. Но кто знает, во что это выльется. А вдруг да
Руфина и в самом деле поверит в то, что сейчас ею было сказано притворно?
Так тоже можно предположить.
XXIV
Все эти дни перед защитой дипломного проекта Алексеем Векшегоновым
прошли в предсвадебных мальчишниках и девичниках. Векшегоновы и Дулесовы не
ради приверженности к старине и ее обрядности, а ради того, чтобы
предотвратить возможные разногласия между женихом и невестой, старались не
оставлять их наедине. Или, как говорила тетка Евгения, "леща выхаживали и
вываживали, не давая ему опомниться".
Появились и бывшие школьницы, с которыми раздружилась за последнее
время прославленная сверловщица. Веселился и Сережа Векшегонов. Был бы
только счастлив милый, хороший брат Алеша. Наверно, так и будет. Хотя
где-то, очень глубоко, еще дают о себе знать сомнения, которые он старался
заставить умолкнуть. Но, может быть, это не сомнения, а любовь к Руфине,
избитая и раздавленная, не желая умолкать, шепчет ему всякое и разное...
Зря. Теперь уже все! Прощай, Руфина! Не знай ты тех страданий, которые
пережил глупый мальчишка, вообразивший, что он любим тобой.
Но почему все - и родители Сережи, и родители Руфины - так часто
где-то между слов убеждают не то себя, не то Алексея, что все будет хорошо,
что и весна не бывает без пасмурных дней. Почему, разве Алеше необходимо
внушать, что он любит Руфу? Разве он этого не знает сам?
Какие-то смутные сомнения роятся в Сережиной голове, словно кто шепчет
ему черные слова неверия. Он хочет, от всего сердца хочет верить, что брат
любит Руфину, а этого не получается. Даже в улыбке брата он улавливает
какое-то непротивление тому, что происходит. И ему кажется, что брат будто
не женится, а всего лишь не противится женитьбе.
Сережа, перестань! Не выдумывай. Ты пристрастен. Ты сочиняешь свои
предчувствия. Танцуй, пой!
И Сережа поет и танцует. На девичниках, на мальчишниках, на семейных
сборищах будущей родни. Здесь все - и Дулесовы и Векшегоновы. Приходят
ближние и дальние дядьки и тетки. Веселится дядя Николаша - Николай
Олимпиевич Гладышев. Только нет деда с бабкой - стариков Векшегоновых. Один
жалуется на поясницу, другая - на ноги. А дрова пилят, с огородом
управляются. Целый день в ходьбе и работе.
Опять пробегают тучки в Сережиной голове, опять шепчет голос всякое и
разное, а музыка гремит, бежит танцевальная лента магнитофона, жаром дышат
рыбные пироги... Хватит, Сергей. Не морочь себе голову. Посмотри, как
отплясывает Руфинина тетка.
Ярмарочной каруселью кружились дни. Алеша и не заметил, как подоспел
день защиты дипломного проекта. Защиту назначили на воскресенье вечером в
цехе.
Он должен собраться с мыслями. Еще раз перечитать написанное. Хотя
исход защиты и предрешен, но все же... Это серьезный день в его жизни.
Руфина очень предупредительна. Она даже посоветовалась с Алешей, в чем
ей лучше всего прийти в цех на защиту. Остановились на темном платье. Хотя
оно не празднично для такого дня, но это же официальный день.
В газете появилось сообщение о дне, времени и часе защиты.
Объявлялось, где можно ознакомиться с дипломным проектом.
В жизни Алексея наступило затишье. Теперь уже было все оговорено и
улажено. Больше нечего обсуждать, выяснять, проверять, теряться в
догадках...
Нужно перестать мучить себя и Руфину.
Дни, полные тихой радости, переживали Векшегоновы и Дулесовы. Их
желания накануне исполнения. Соединяются два рабочих рода, жившие порознь
на одной улице. Докупается недостающее к свадьбе. Лучше перебрать, чем
недобрать в таких случаях.
Счастливые хлопоты. Милые заботы. Тепло, светло, радостно. И черемуха
зацвела. Все, как хотелось, мечталось, думалось счастливым матерям Руфины и
Алексея.
Неужели еще что-то может омрачить эту весну на Старозаводской улице?..
XXV
Наступил вечер защиты дипломного проекта.
В цехе были воздвигнуты подмостки. Затем установлен стол, покрытый
зеленым сукном. Принесены кресла. Трибуна из Дворца культуры стала
кафедрой. Съехались преподаватели, профессора. Необычная для цеха
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг