Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
проснуться и заявить о себе при первом удобном случае.
     Поэтому  нам  следует  хотя  бы  прислушаться  к сомнениям Сережи. Дети
иногда видят больше и чувствуют лучше, нежели взрослые.
     Сережу  в  семье считают по-прежнему мальчиком. И он был им еще в июне,
на  школьном  балу. Но теперь август. За эти недели так много произошло, что
ему  даже  самому  не  верится,  как он вырос и возмужал. Руфина открыла ему
глаза  на  многое.  За  это Сережа ей благодарен, но будет ли благодарна она
себе за это?
     Научившись  смотреть  шире,  Сережа научился и действовать. Действовать
открыто и прямо. Он решил увидеть Руфину и поговорить с нею.
     Встреча  произошла  на  дулесовских  мостках.  Зады  огорода  Дулесовых
выходили  на  берег  пруда.  На  этих  мостках полоскали белье, ловили рыбу.
Сережа  решил  поудить  с  мостков. Он пришел туда, когда Руфина каталась на
лодке. Руфина обрадовалась, увидев Сережу, и причалила к мосткам.
     - Пришел мириться? - спросила она ласково.
     - А  мы  и  не  ссорились,  -  ответил  Сережа. - Я пришел поговорить с
тобою, Руфа.
     - О чем?
     - О брате.
     - От него?
     - От себя.
     - Говори. Я слушаю.
     - Руфа, ты любишь брата?
     - Да, - ответила она.
     - А он?
     - Не знаю... А ты как думаешь, Сережа?
     - Я думаю, Руфа, что ты должна его разлюбить.
     Руфина побледнела.
     - Зачем?
     - Он не будет счастлив с тобой...
     - Что? Что ты сказал? С кем же он может быть счастлив, с кем?
     - Я не знаю...
     Руфина  вышагнула  из лодки на мостки, затем привязала к мосткам лодку,
выпрямилась и сказала:
     - Сережа, я прошу тебя ловить рыбу в другом месте.
     Сережа наскоро смотал леску и ушел, ничего не сказав.
     Руфина   осталась   в  раздумье.  Для  нее  Сережа  всегда  был  милым,
простоватым  мальчишкой.  Зная  его  влюбленность,  Руфина могла расценивать
сказанное  Сергеем  как  очередное  мальчишеское  умничанье. Но глаза Сережи
были строги. Голос звучал убежденно.
     А  вдруг да он говорит правду? Может быть, Алексей делился с ним? Может
быть, Сережа пришел сюда по просьбе брата?
     Нет,  это  невозможно.  Алеша  всегда  любуется  Руфиной.  Ему  приятно
появляться с нею. Он так внимателен к ней. Внимателен, но не более.
     Он  никогда  не  разговаривает  с  нею  ни  о  чем  серьезном. Ничем не
делится.  Не рассказывает о себе. Не дает заглянуть в себя. Что-то прячет...
От чего-то уходит...
     Да уж будет ли в самом деле он счастлив с нею?
     Будет!
     Он  еще  не знает Руфины. Пусть время идет. Не все и не всегда приходит
сразу. Так говорит тетка Евгения. Так думает теперь и Руфина.
     Сбудется твоя мечта, Руфина. Сбудется. Побеждают терпеливые.


                                     XV

     Осень,  словно  желая смягчить свое безрадостное появление, задабривала
все  живое  щедрыми  дарами  полей, лесов, садов и огородов. Шумнее с каждым
днем  зеленые  ряды  на  рынке.  Мешками продаются огурцы. Яблоки - ведрами.
Капусте  счет  ведут  уже  на сотни кочанов. Привычка к собственным солениям
жива в рабочих семьях.
     Леса  полны  веселыми  "ау",  восторгами  грибных  находок:  "Чур!  Мое
гнездо!"  И  если уж малец нашел гнездо груздей - другой не подходи. Грузди,
растущие  большими  семьями,  могут  за  полчаса  наполнить  доверху корзину
грибника.
     Руфина  усиленно  ищет  любимые  Алешины  грибы.  Она  уже  засолила  в
новеньком  дубовом  бочоночке  отборные  грузди. Поймет же он, какие чувства
вложены  в  эту  прелесть и сколько нужно было исходить лесов, чтобы собрать
такую красоту!
     Алеша  с  утра до вечера пропадает на заводе. Днем за наладкой и пуском
новых станков, а вечером в конструкторском бюро.
     Машины  -  это  его  радость и наслаждение, его мир творческих поисков.
Так  много  замыслов  и  пока  еще так мало свершений. Они будут. Непременно
будут.
     Машина   капризна   в   своем   рождении.   Она   куда  капризнее,  чем
стихотворение.   Алеша,   мечтавший   стать   поэтом,   помнит   эти   муки.
Стихотворение  всегда  спорит  с  автором то лишним, то недостающим слогом в
строке. То вдруг огорчает чужеродным словом или глухотой рифмы.
     Но  даже  самое  простое приспособление к станку требует не меньших, а,
пожалуй,  еще  больших усилий. Какая-нибудь маленькая шестерня или ничтожный
храповичок  кажутся  нужными  в  ночных  раздумьях,  а приходит утро - и они
оказываются лишними деталями, как мертвые слова, отягощающие стихотворение.
     Зато  какая  радость, когда живущие порознь детали, как порознь живущие
слова,  соединяются  в  разумное  произведение.  Пусть  не  всем понятна эта
поэзия Алексея Векшегонова, но она его волшебная стихия.
     Сейчас  он  занят  автоматической приставкой к своему станку "ABE". Это
обойма  с  подающим механизмом. Простая вещь, а сколько мук. Ему хотелось ее
закончить  до  отъезда, но впереди так мало дней, а подающий механизм обоймы
сопротивляется.   Не   хочет   подавать   детали.   Если  бы  еще  неделю  -
обойма-автомат сделала бы его "ABE" автоматическим станком.
     Беспокоит  его  и  дипломная  работа.  Он  решил  заканчивать последнее
полугодие  заочного института "очно", а все равно грызут сомнения. Справится
ли  он  с  нею? По плечу ли она ему? Не слишком ли претенциозно ее название:
"Теория  непрерывной  реконструкции"?  Но  ведь  тема  не  надумана  им.  Ее
подсказал  сам  завод.  Он  иногда  будто  шепчет  ему:  "Брось  ты, Алешка,
заниматься обоймами. Бери шире. Копай глубже. Не бойся замахиваться".
     Станкостроительный  завод,  конечно,  обязан  многими  успехами  дядьке
Алексея,   главному  инженеру  Николаю  Олимпиевичу  Гладышеву.  Неустанному
труженику.  Это  верно.  Но  Алексею  кажется,  что  завод  стареет,  а дядя
Николаша  не  замечает  этого. Если завод сравнить с живым организмом, тогда
он,  как всякий организм, нуждается в беспрестанном обновлении своих клеток.
А этого нет.
     Николай  Олимпиевич  -  душа завода - иногда кажется душой, привыкшей к
своему  телу,  душой,  не  замечающей  его  одряхления.  Потому и возникла у
Алексея  теория  непрерывной  реконструкции. Реконструкции не эпизодической,
реконструкции не время от времени, а именно непрерывной.
     Заимствуют  же  инженеры очень многое из механики природы. Почему им не
перенести из природы планомерную цикличность обновления клеток завода.
     Может  быть,  это  фантазия  пылкой  головы... Но ведь все живое растет
безостановочно,  непрестанно,  планомерно.  И  если  так  не  растет  завод,
значит, он перестает быть живым организмом.
     Алеша  верит  своим  мыслям, но и боится их. Если бы он мог так же, как
дядя  Николай  Олимпиевич, умещать в своей голове весь завод, вот тогда было
бы все ясно.
     Как  мало  у него знаний и как еще ничтожен опыт, а вокруг столько дел,
простых и сложных, больших и малых, второстепенных и неотложных...
     Отъезд  подоспел  куда  скорее,  чем  казалось. Руфина пришла провожать
Алексея  на  вокзал.  Она  была  очень нарядная, в темном платье, в дымчатом
прозрачном  плаще,  накинутом  на  случай дождя. Ее глаза грустны. И весь ее
печальный облик даже на посторонних людей навевает грусть.
     Руфина  принесла  подорожники  -  черемуховые  пирожки.  Их  тоже любит
Алеша. Не обошлось, разумеется, и без груздей.
     Грузди  были  в  ведерке  с крышкой, тщательно припаянной к нему руками
Руфины. Паять ее между делом в школьных мастерских научил Алексей.
     - Какая хорошая пайка! - залюбовался Алексей. - Неужели сама?
     - Разве  дарят  чужое?  -  Руфина  опустила  густые  ресницы. - Я хочу,
Алеша,  хоть  чем-нибудь  быть приятной тебе. Пирожки тоже пекла я. Наверно,
не  так  хорошо,  как  твоя  бабушка.  И  грузди  я, наверно, нашла не самые
лучшие.  Лучшее  всегда  почему-то  достается другим. Более счастливым. Чаще
всего  тем, кто не дорожит счастьем... Но все-таки это очень хорошие грузди.
Если  понравятся,  я  их  буду  присылать вместо моих писем, которые тебе не
нужны. Совсем не нужны... Как и ничего тебе не нужно, кроме машин...
     Скажите,  как  можно было Алексею не поцеловать на прощание Руфину? Как
можно было не растрогаться и не сказать:
     - Не сердись, Руфина... Я и сам недоволен собой... Но это пройдет...


                                    XVI

     Первого  сентября  улицы  города  белели  фартучками школьниц, пестрели
букетами  цветов.  В этот день Руфина стала к сверлильному многошпиндельному
полуавтомату  "ABE".  Она  в  первый  же  день  выполнила  норму на знакомом
станке. И это было сразу замечено сменным мастером и начальником цеха.
     Ее поздравили с первым успехом.
     Главный  инженер  завода, проводя в цехах большую часть дня, подходил и
к  "ABE",  на  котором  работала  Руфина. Он вовсе не хотел этим выделить ее
среди  других  молодых  рабочих,  пришедших  на  завод,  но  внимание  к ней
главного  инженера помимо его воли влекло за собой некоторые организационные
последствия.
     В  цехе  замечался каждый успех молодой сверловщицы, и, когда она стала
перевыполнять   производственное   задание,  об  этом  заговорили  несколько
громче,  нежели  следовало.  Ее  имя назвал на планерке завода и сам Николай
Олимпиевич.  Хотя это не вызвало кривотолков, все же нельзя было думать, что
такое лицо на заводе называет ее случайно.
     Ларчик  открывался  просто.  Когда  Николаю Олимпиевичу было столько же
лет,  сколько  теперь  Сереже,  он,  как  и  Сережа в Руфину, был безнадежно
влюблен в ее тетку Евгению.
     Евгения  позволяла  семнадцатилетнему  Николаю  ухаживать за собой. Она
отправлялась   с  ним  в  далекие  прогулки.  На  камни-гольцы.  На  вершину
Шайтан-горы.  Окружающие  рассматривали  все это не более чем желание редкой
красавицы иметь при себе пажа, а старухи говорили проще - хвост.
     Двадцатидвухлетняя  Евгения  обещала семнадцатилетнему Николаю подумать
о  замужестве  и  подождать,  когда  он  выбьется  в  техники.  Обещание она
подтверждала  звонкими поцелуями. Иногда она клала его голову на свои колени
и пела:

                Баю-баю, баю-бай!
                Спи, мой мальчик, Николай.

     Это  было  обидно,  но  приятно.  Такое  богатство ощущений. Такое море
счастья.  Незнаемых  открытий.  Наверно,  Евгения по-своему любила Николашу,
как  большую  куклу,  которой  она  безнаказанно играла перед тем, как выйти
замуж  за  техника  из  Магнитогорска.  Она уехала, не попрощавшись со своим
"хвостом".
     Как  давно  это  было...  И  кажется, уже многое забылось. А Руфина, не
зная  того,  воскрешала в памяти Николая Олимпиевича его первую, поруганную,
незабываемую  любовь.  Он даже как-то, не заметив, назвал Руфину Женей. И та
не поняла оговорки Николая Олимпиевича.
     Когда  в  цехе  и  в  заводоуправлении  увидели,  что  Руфина  Дулесова
перевыполняет  даже  "теоретические"  нормы  на  своем  станке, появились не
только  поздравительные  "молнии"  цеховой  комсомольской  организации, но и
пространные интервью начальника цеха в газетах.
     Вначале  Руфина  называлась одной из первых в цехе, а потом - первой. В
цех  стали  приходить  фоторепортеры,  а  вскоре прибыл сюда и кинооператор.
Пока  что  из  местной  кинохроники.  И  Руфа  всего  лишь  несколько секунд
покрасовалась на экране, зато крупным планом. Но все заметили ее.
     Для  кого-то  все  это "не из тучи гром", но те, кто знал, как вечер за
вечером  влюбленная  Руфина  в  школьных  мастерских  подчиняла своей воле и
станок  и  руки,  желая  понравиться  Алексею, не назовут чудом естественный
результат неодолимого и настойчивого желания - быть замеченной.
     Скорая  слава  -  как снег. Либо она, "попуржив", растает, либо растет,
превращаясь в снежный ком.
     От  Алеши  пришла  уже  вторая  поздравительная телеграмма. Приходили и
письма. Приходили письма и от совсем незнакомых людей.
     "Уважаемая  Руфина.  Очень  бы  желал  с вами познакомиться..." Или: "Я
восхищен  вашей работой. Хотите ли вы завести со мной переписку?.." И другие
в этом же роде.
     Письма   читала  и  сортировала  мать  Руфины.  Некоторые  из  них  она
пересылала  Алексею.  Как бы для смеха. На самом же деле преследовались иные
цели.
     Так  началась  трудовая  жизнь  Руфины. Не только другие, но и сама она
удивлялась своим первым шагам.


                                    XVII

     Время  будто  укоротило  свой  длинный  маятник  и  растеряло из своего
механизма  большие  шестерни,  замедлявшие  его  ход.  Часы, а за ними и дни
потекли  тем  быстрее,  чем  стремительнее нарастали успехи Руфины. Любовь и
слава  стали  неустанными  подручными Руфины у станка "ABE", помогая ей, как
только   могут   помогать  эти  две  силы,  не  знающие  устали,  предела  и
успокоения.
     И  не  заметила  Руфина,  как  на смену бурой осени явилась белая зима.
Зима  пришла,  а  в цехе лето. Маками цветут Руфинины успехи. Июльской зарей
полыхает  ее  слава.  Проворству  и  точности  ее рук удивляются все. Многие
бегают в цех посмотреть на ее работу.
     А   руки   выглядели   медлительными,   как  и  сама  виновница  шумных
восхищений.  Это  не  удивляло  мать  Руфины. Она уже привыкла, что ее дочь,
медлительно  защипывавшая пельмени, делала их больше, чем все другие. Стирая
белье не торопясь, она управлялась быстрее и стирала чище.
     Не  удивлялись  и подруги. Если Руфина играла в баскетбол, брошенный ею
мяч  почти  всегда  оказывался в корзине. И в стрельбе из духового ружья она
целилась как-то очень лениво, но всегда брала верх по времени и попаданию.
     Видимо,  какая-то особая врожденная расчетливость движений стала теперь
основой  ее  успехов.  Но  здесь  речь пойдет не о технологии сверления, а о
том,  какие  перемены  происходили в жизни сверловщицы Дулесовой. А они были
разительными.
     На  встрече  Нового  года  Руфина сидела в том же зале Дворца культуры,
где   проходил  бал  десятиклассников.  Руфина  сидела  за  почетным  столом
передовиков завода. И это тоже было запечатлено на кинопленке.
     А  вскоре  в  журнале  "Огонек",  а  затем  в журнале "Смена" появились
цветные фотографии Руфины.
     Алексей  не  верил  своим  глазам, а товарищи по институту сомневались,
что  этакая  красавица  может быть влюблена в такого в общем-то простоватого
студента Векшегонова.
     И  мать Алексея, Любовь Степановна, побаивалась, как бы не занял кто-то
другой Алешино место в сердце Руфины.
     У  Дулесовых  всегда молодежь. На улице снег, а на столе у Руфины живые
цветы.  Не просто же все это так... Не из одного же уважения к превышению ею
норм  на  двух  станках. Кому не лестно теперь жениться на знаменитой Руфине
Дулесовой. И Любовь Степановна написала сыну в письме:
     "...если  нет,  так  нет, а если да - так зачем тянуть? Приехал бы хоть
ты,  Алеша,  на  денек-другой и решил бы, что и как. Я тебя не хочу ни в чем
убеждать.  Ты  -  бабушкин  сын,  но  ведь  и мать как-то доводится тебе, и,
наверно,  матери тоже хочется видеть своего первенца счастливым. Прошу тебя,
приезжай хоть на денек-два повидаться с нами..."
     И Алексей приехал.
     Он  увидел  Руфину  в  ореоле  славы.  От  незнакомых  людей продолжали
приходить   письма   пачками.   И  в  некоторых  из  них  не  только  хотели
познакомиться,  но  и  предлагали  сердце,  руку.  Предлагая, прилагали свои
"анкетные данные" и фотографии.
     "Я  как  увидел  вас  в  журнале,  и  потерял  покой..."  - писал очень
симпатичный  лейтенант,  снятый  и  в  военной  форме,  и  в штатском модном
костюме в лесу, на пне, и в косоворотке.
     "Руфина  Андреевна!  Я  ничего  не знаю о вас, но кажется, знаю больше,
чем   о  себе..."  Далее  следовали  фамилия,  имя,  отчество  и  занимаемая

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг