- Адам, ты попроще. Я ведь мало учен и не так чтобы много книг
прочитал, - взмолился опять Иван Ермолаевич. - Прости, что я насчет Ийиного
сыночка от всей души полюбопытствовал.
- Да что ты опять, Иван, у меня прощения просишь? В ее судьбе я даже
не пятое колесо. Но если бы случись при Алексее сын или дочь от Руфины
Дулесовой или от какой-то другой разлучницы... Ийя не стала бы спрашивать,
черен он, белобрыс или рыж, кривобок или горбат. Она бы прижала его к своей
груди и назвалась матерью.
- Так и Алешка то же самое говорит, - стал оправдываться Иван
Ермолаевич. - Он давно его сынком своим называет. И мы его со Степанидой за
родного полюбили заглазно. А Ийя даже поминать о нем не велит. Имечка не
называет.
- И правильно делает, - твердо сказал Адам. - Малый дитенок не
куренок. Им нельзя играть. Нужно Алексею с Ийей о самих себе решить, а
потом уж и...
- Самим о себе им решать нечего, - заговорил Иван Ермолаевич круто. -
Все решено. И перерешения никакого не может быть. Это я говорю тебе. Ты
меня знаешь, каков я в гневе. Если что не так, не пожалею и любимого внука
от сердца оторвать. Они для меня четыре года муж и жена. Весной венчаны,
любовью обручены, как и мы со Степанидой Лукиничной. Понял ты или нет этот
стих?
- Да вроде начинаю понимать, - ответил все еще настороженно
Красноперов.
- Как звать правнука, Адам?
- А как бы тебе хотелось, Иван?
- Мало ли как... - Иван Ермолаевич вдруг прослезился. - Не обо всем
скажешь, чего хочешь, о чем думаешь.
- А ты не бойся своих желаний. Глядишь, они и сбудутся.
- Не морочил бы ты меня, Адам, дал бы ты мне челябинский адресок...
- А зачем он тебе? - спросил Красноперов, испытующе глядя из-под очков
на присмиревшего Ивана Ермолаевича.
- Хочу сам поехать туда. Сам его в дом ввести. Сам!
- Ну что ж, - поразмыслил Адам Викторович, - коли такое у тебя
желание, я противиться не буду. Только адреса наизусть не помню. Улицу
знаю, а номера запамятовал. Зайди в дом, там я тебе его и запишу.
Адам Викторович поднялся, не торопясь взял скамеечку и, широко шагая,
направился к дому. Векшегонов рысцой побежал за ним.
XVI
Давно не бывал в этом доме старик Векшегонов. Ничего здесь не
переменилось. Те же чучела птиц, жуки и бабочки под стеклом на иголках. И
тот же запах.
Проведя Ивана Ермолаевича в свою комнату, Красноперов прошел в
соседнюю. Это была комната Ийи. Вскоре, вернувшись, Адам Викторович сказал:
- Иваша, посиди здесь малость, а я сбегаю на трамвайную остановку. Что
там ни говори, а ведь мы теперь каким-то боком родня. И хоть четвертинку,
да надо распить.
- О чем разговор? Я ведь, Адам, сюда тоже к тебе не чужим человеком
шел. Не изволь беспокоиться, пол-литра при мне.
Это развеселило Адама:
- Спасибо, Иван. От души спасибо. Хорошо, что ты подумал об этом...
Только уж ты извини меня, в своем доме гостевой водки не пью. Я сейчас...
Да и не только ради этого я ухожу. Еще кое-что хочу.
Оставшись один, Иван Ермолаевич стал рассматривать стены, просевший от
времени пол, старую кафельную печь. Все был ветхо. Отжил дом старого
лесничего.
Думая о доме, Иван Ермолаевич не расслышал, как скрипнула дверь и как
из Ийиной комнаты появился малыш.
- Ты кто? - спросил он.
Иван Ермолаевич оглянулся. В дверях стоял мальчик. На его головке
вились крупными кольцами золотые кудри. Под писаными бровками цвели два
синих василька.
"Не чудится ли?" - испугался Иван Ермолаевич и, проверяя себя, робко
спросил:
- Ты тут живешь?
И мальчик ответил голосом Ийи:
- Нет. Я тут не живу, а жду.
У Ивана Ермолаевича задрожали руки. Но это было не наваждение. Все же
еще раз нужно проверить:
- А чего же ты ждешь тут, кудряш?
И опять зазвенел голос Ийи:
- Жду, когда мама поведет меня к папе.
- А как звать твоего папу, красавчик?
Мальчик ответил отчетливо и заученно:
- Так же, как и меня, Алексей Векшегонов. Только он Романович, а я
Алексеевич.
Этот ответ ничего уже не прибавил к увиденному и понятому минуту
назад. Но как нужно было поступать и что делать дальше, Иван Ермолаевич не
знал.
Схватить мальчика? Зацеловать его?
Но какое впечатление произведет это на ребенка? Не напугает ли он его
своей трясущейся бородой? Нужно было спросить что-то еще, чтобы сдержать
душащие Ивана Ермолаевича слезы. И он сказал:
- Хорошее у тебя имя - Алексей Векшегонов.
- А тебя как зовут?
Этот вопрос застал врасплох Ивана Ермолаевича.
- Меня? - замялся он. - А я, понимаешь, тоже, шут побери, Векшегонов.
Мальчик лукаво посмотрел на Ивана Ермолаевича и не поверил ему:
- Такие Векшегоновы не бывают.
- А какие же они бывают, Алешенька?
- Такие, которые никогда не плачут. Никогда-никогда. Хочешь, - сказал
он, подбегая к Ивану Ермолаевичу, - щипни мою руку, больно-пребольно, и я
не зареву. Щипай!
Иван Ермолаевич наскоро утер рукой глаза и уже совсем по-свойски
сказал:
- Зачем же мне испытывать тебя, дорогой товарищ Векшегонов? Я и без
того вижу, что ты стойкий мужик.
Маленькому Алеше это очень понравилось:
- А мы, Векшегоновы, все такие... И папа, и дедушка, и пра.
- А пра-то кто? - спросил Иван Ермолаевич, усаживая мальчика на
колени.
- Пра - это самый главный мой дедушка, Иван Ермолаевич.
Сердце старика сладко сжалось. Слезы опять были готовы хлынуть из его
глаз. Но он боялся уронить свое достоинство перед маленьким Алешей. Ему так
хотелось сказать, что он и есть его пра Иван Ермолаевич. Но было страшно:
вдруг да Алеша опять не поверит ему? И он спросил:
- А откуда ты так хорошо знаешь про этого самого пра?
- От мамы. У меня еще и дядя есть. Дядя Сережа. У него ружье и собака.
А у бабушки-пра вылеченная кошка. Мурзей.
- Это хорошо. Славная, стало быть, у тебя мамочка, Алешенька. Ну а
папочку-то ты своего узнаешь, ежели встретишь его?
Алеша вытаращил глазенки, как будто ему задали несуразный вопрос. Не
отвечая, он спрыгнул с колен Ивана Ермолаевича и убежал в комнату. Оттуда
он вернулся с альбомом.
- Вот смотри! - сказал он. - Это папа... Это тоже папа... И это
папа... И это... А тут он маленький. Видишь, какой он похожий на меня.
Для переживаний Ивана Ермолаевича данных оказалось более чем
достаточно. А маленький Алеша безумолчно щебетал, рассказывая о своем отце
такие подробности, что трудно было поверить, что эти слова принадлежат
ребенку.
Послышались шаги. Это вернулся Красноперов. Войдя, он поставил на стол
четвертушку и как ни в чем не бывало спросил:
- Ну как ты тут? Жив еще?
Старики молча обнялись. Алеша смотрел на них, широко раскрыв глазенки.
Адам Викторович погладил мальчика по головке и весело сказал ему:
- Сегодня кончились твои ожидания, Алексей Алексеевич. Ты пойдешь к
отцу. Тебя твой дедушка-пра отведет домой.
- Правда? - с дрожью в голосе спросил Алеша.
- Разве я когда-нибудь обманывал тебя, Алексей Алексеевич?.. Варвара
Акимовна! - крикнул Красноперов.
Появилась знакомая Ивану Ермолаевичу старуха Веснина. Она будто ждала
вызова, находясь где-то за дверью.
- Здравствуй, Ермолаевич.
- Здравствуй, Акимовна.
- Грибков подать? - спросила она. - Или еще что?
- Да нет, Варвара Акимовна, - ответил Красноперов. - Одень, обуй
Алексея Алексеевича. Сегодня он войдет в свой дом.
- Это раз-раз, - заторопилась Варвара Акимовна. - Где ты, птенец?
- А я сам... Я сам, - послышался голос мальчика, силящегося надеть
свою шубку.
У Ивана Ермолаевича вздрагивала в коленном суставе левая нога. Ему
самому хотелось одеть Алешу и как можно скорее взять его на руки. Да
нельзя. Нужно блюсти чин.
Адам Викторович достал из шкафа банку с маринованными опятами и два
стакана. Вышиб пробку. Разлил водку. Смерил, ровно ли налил. Потом сказал,
кивнув на мальчика:
- Вот как оно бывает... Будь здоров, Иваша!
- И ты тоже! - чокнулся и поклонился Адаму Иван Ермолаевич.
Маленький Алеша притих. Он все еще не верил, что его поведут к папе и
маме.
Но его повели...
XVII
Адам Викторович проводил счастливого Ивана Ермолаевича до трамвая:
- Ты извини, но я не должен вводить его в твой дом. А вечерком я
наведаюсь. Прибереги свою поллитровую.
В вагон старик вошел гордо через переднюю площадку. Он взял два
билета, но занял одно место. Закутав и без того тепло одетого Алешу в полы
своей шубейки, он шептал ему:
- Счастье-то какое... Счастье-то какое, Алешенька...
В трамвае появились знакомые со станкостроительного завода. Они с
любопытством смотрели на Ивана Ермолаевича, прижимающего к своей груди
синеглазого мальчика. Перешептывались. Недоумевали. Наконец одна из женщин,
жена токаря Сударушкина, спросила:
- Кого ты и куда везешь, Иван Ермолаевич?
А тот только и ждал этого вопроса. Ему так хотелось, чтобы все слышали
его ответ. И он ответил громко. На весь вагон:
- Я везу домой своего правнука, Алексея Алексеевича Векшегонова.
И мальчик подтвердил сказанное:
- Да!
На улице еще не начинало смеркаться, а Иван Ермолаевич так боялся, что
он не успеет до сумерек. Ему хотелось пронести Алешу на своих руках
засветло по Старозаводской улице. И это ему удалось.
Старик медленно шел мимо дулесовского дома, но, чувствуя, что этого
недостаточно, остановился, спустил с рук маленького Алешу и сказал:
- Теперь маленечко своими ножками пошагаем.
Алеше давно хотелось пробежаться по незнакомой дороге. И он побежал по
ней.
- Товарищ Векшегонов, - нарочно громко предупреждал правнука Иван
Ермолаевич, - не споткнись смотри, а то мне знаешь как на орехи от твоего
папочки достанется.
Это слышали многие. Сегодня будет о чем поговорить на Старозаводской
улице.
А Степанида Лукинична то и дело смотрела в окно.
- Да что ты, бабушка, ждешь кого, что ли? - спросил Алексей.
- Дед где-то запропастился...
- Явится. Никуда не денется, - успокоил он бабку и продолжал
рассказывать Ийе о новом станке.
Иван Ермолаевич вошел в дом так тихо, что никто и не слыхал, как он
раздел в прихожей Алешу. Приведя мальчика в полный порядок, он торжественно
ввел его в большую горницу.
У Степаниды Лукиничны запал язык. Стоявшая спиной Ийя не заметила
вошедших. Алексей, сердясь, через силу доедая третью котлету, тоже не
обратил внимания на появившихся.
- Кто это, Алешенька? - спросил Иван Ермолаевич и указал пальцем на
Алексея.
- Папа! - бойко ответил мальчик.
Алексей замер, из его рук выпала вилка.
- Здравствуй! - крикнул Алеша и подбежал к отцу.
Алексей был белее снега:
- И! Милая И!.. Этого не может, И...
Алексей схватил маленького Алешу, а Ийя, еле удерживаясь на ногах,
прошла за перегородку.
- Вот как оно бывает, - повторил Иван Ермолаевич слова Красноперова и
пошел вслед за Ийей.
Степанида Лукинична все еще не обрела дара речи. Она сразу узнала
живое повторение своего внука. Ей не надо объяснять, что и как. И это так
взволновало ее, что у нее не оказалось даже слез. Она целовала такие
знакомые ручки маленького Алеши и, может быть, впервые неодобрительно
посмотрела на большого Алексея.
А до него только-только начинало доходить все случившееся.
Маленький Алеша, обнимая отца, не переставал шептать ему на ухо, не то
утверждая, не то спрашивая:
- Ты папа... Ты папа... Ты папа...
Громко хлопнула дверь. Это вбежал Сережа. Снова хлопнула дверь.
Появились отец и мать - Роман Иванович и Любовь Степановна Векшегоновы.
Слухи быстрее телеграмм.
- Доченька моя милая! - бросилась к Ийе Любовь Степановна и залилась
слезами.
- Он! Он! Как две капли, - твердил Роман Иванович, любуясь маленьким
Алешей.
А мальчик, пугливо прижимаясь к отцу, не знал, скольких людей он
соединил сегодня и скольких - размежевал.
XVIII
Счастливую пору переживал старый векшегоновский дом. Неожиданное
отцовство заполнило всего Алексея. Радость была так велика, что он не мог
поверить в нее. Особенно ночью. Просыпаясь, он спрашивал себя: "Правда ли
это?" А потом, вскочив, Алексей подбегал к белой кроватке. В ней спал его
сын. Сколько теперь в нем заключено!
- Милый мой, - шептал Алеша, - как хорошо, что ты ничего не знаешь о
своем отце... Милый мой, как мне стыдно...
Стоя на коленях у белой кроватки, Алексей хотел и не мог найти себе
хоть какое-то оправдание. Почему не пришло ему в голову то, что сейчас так
ясно? Ийя в первый же день встречи прямо намекнула ему... А он? Как он
теперь презирает за это себя...
Он знает, что Ийя никогда ни о чем не напомнит ему. В ее доброй душе
нет места для злой памяти. Зато Алексей навсегда сохранит в себе свой позор
и никогда не даст ему замолчать.
Никто не знает угрызений совести Алексея Векшегонова. Да и до нее ли
теперь людям на счастливом повороте его жизни, который не может не радовать
даже вчуже всякого хорошего человека...
В людской молве снова вспомнилось забытое и родилась устная повесть,
которая с каждым пересказом обрастала новыми подробностями. Имена Ийи,
Алексея, Руфины и маленького Алеши называли и те, кто их не знал.
Старуха Митроха Ведерникова стала желанной гостьей многих домов. Уж
она-то не от кого, а от самой Степаниды Лукиничны знала чистую правду и
своими глазами видела векшегоновского правнука.
Живет в народе неодолимая потребность рассказывания и слушания
"роковых историй", особенно тех, где героями оказываются знакомые люди, с
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг