- Да кто его знает, Аркадий Михайлович... Но ведь если разобраться и
вдуматься, то получится: что за десятком ходить, что - за тремя. Да и
нагрузка на петуха правильная, - попыталась она пошутить, но Баранов не
принял шутки.
Они пошли дальше. Возле сараюшки послышалось хрюканье.
- Ого! Значит, и свиноферма своя, Серафима Григорьевна! Сколько их у
вас?
- Трое.
- Правильно. Что за одной свинкой ходить, что - за тремя.
- Вот именно, Аркадий Михайлович. Золотые слова! Свое мясо едим, свои
окорока солим.
В это время из свинарника на прогулочный дворик, огражденный высокой
балясниковой изгородью, вышла огромная свинья с доброй дюжиной поросят.
Белая, холеная, отличная свинья. Аристократка. Из столбовых. Не без
английских кровей красавица.
Баранов залюбовался степенностью, неторопливостью животного,
переступавшего своими короткими ножками с достоинством обладательницы
великолепных, рожденных словно специально для кинематографа, розовых
поросят.
- У вас, стало быть, и свиноматка своя?
- Да еще какая! Редкостная. Золотую могла бы получить. Да не хочу. И
без того завистников достаточно.
- А зачем она вам, эта свиноматка, Серафима Григорьевна?
- Вот вам и здравствуйте! - удивилась Ожеганова и тут же разъяснила: -
Каждый год поросят не напокупаешься. Да и какие попадут... Купишь за
скороспелых, а тебе такой мусор продадут, что за год и пудового боровка не
выкормишь. А это уже свой завод. Точно знаешь, какой приплод, какой привес.
- Да, тут уже не может быть ошибки, - не без ехидства согласился
Баранов. - Но приплод слишком велик. С ним много хлопот. Вам для откорма
нужно не больше двух, а остальных куда?
Серафима Григорьевна весело расхохоталась:
- Были бы поросята, а поросятники находятся! То кровельщикам пару
боровков, то за доставку досок свинку. Мало ли дыр-то при своем доме! Хоть
бы то же сено для коз взять. Что ни поросенок, то воз. У окрестных колхозов
такой породы нет, а у меня она есть. Ты мне - сено, я тебе - редкую породу.
- Так у вас и козы свои?
- Да. Тоже редкие козы, Аркадий Михайлович. Помесь с пензенскими. И
молока невпроед, и пуху не вычешешь. Не хуже гагачьего. Такие шали у
Ангелиночки получаются, что в перстенек можно продеть. Она теперь не
работает у меня. Да и зачем? Шаль свяжет - вот тебе и месячное жалованье в
диспетчерской. А долго ль шаль связать?
- Ну да, конечно. И ездить на завод не надо... А Василий согласился на
уход Ангелины Николаевны с работы? - спросил Баранов.
- Какое там согласился? Возражал. И круто возражал, - степенно
объясняла Серафима Григорьевна. - Ну да ведь он у нас человек логический и
здравомыслимый. Умные слова от него не отскакивают. Я подсчитала ему, во
что выливается это все и в рублях и в часах:
- И он понял?
- Понять, может, и не совсем понял, а спорить не стал. Не стал свою
точку защищать.
"И я не буду спорить и защищать свою точку", - решил про себя Баранов,
желая лучше узнать и понять эту расторопную женщину с мягким голосом и
твердым характером. А Серафима Григорьевна, поощренная интересом Баранова к
ее хозяйству, расхваливала своих коз, приплод от которых тоже не шел
"вразрез целесообразности жизни".
- Пруд-то Василию Петровичу козлята да поросята вырыли.
- Какой пруд? - изумился Аркадий Михайлович.
- Милости прошу, - пригласила Ожеганова. - Форменный рыбий садок.
Извольте посмотреть.
Она подвела Баранова к прямоугольному водоему длиной до пятнадцати и
шириной примерно до десяти или более метров. Вода водоема была прозрачна.
Не напрягаясь можно было увидеть крупных рыб и молодь. Это были
преимущественно карпы.
- Часами Василий Петрович на рыбу любуется. И нет для него лучшего
развлечения, чем кормить ее. Киньте-ка вы им, Аркадий Михайлович,
корочку... вот на столбике сохнет. Да посмотрите, что будет.
Баранов последовал совету Ожегановой. И как только хлебная корка
оказалась в воде, началось невероятное. Одна, другая... Десяток... Два
десятка мелкой и крупной рыбы ловчились схватить черствую корочку.
- Это я Василия надоумила свой пруд выкопать. Болотце на этом месте
стояло. Потому что низинка. Аккурат перед этой низинкой, где мы стоим, наша
изгородь кончалась. Я и говорю: "Плохо ли будет для Садового городка,
Василий, если ты в противопожарном отношении прудок выроешь?" А его как
осенило. Он живехонько в райисполком. А там с превеликим удовольствием
разрешили ему вырыть этот прудок. На случай если пожар в городке, то не
одна тысяча ведер обеспечена. А он за это попросил пригородить болотце или,
стало быть, будущий пруд к своему участку. Потому что должен же он как-то
покрыть свои траты на пруд. Вот и завел рыбку. А если пожар, руби изгородь
и хоть всю воду высоси. С умом ведь дело сделано?
- Да еще с каким, Серафима Григорьевна! Вам бы совхозом руководить...
- Куда там! А вообще-то - я бы могла...
Разговаривая так, Аркадий Михайлович и Серафима Григорьевна и не
заметили, как раскрылись ворота и как появился маленький серенький
"Москвич", а в нем - Василий Киреев.
XI
Снова пришел тихий розовый вечер. В стороне, у маленького прудика, в
честь дорогого гостя Аркадия Михайловича был вынесен и накрыт большой стол.
Хозяйничала Серафима Григорьевна. Сегодня, как ею было замечено, она
зарезала двух кур. Как ни считай, а за столом, кроме нее, будет семеро:
четверо Киреевых, Баранов и двое стариков Копейкиных. Пришлось пригласить и
их. Потому что Прохор Кузьмич с первого часа приглянулся Аркадию
Михайловичу. А вчера Копейкин на свои, на пенсионные, выставил две
чекушечки в знак сочувствия к Василию Петровичу в смысле домового грибка.
Говоря по правде, Серафиме Григорьевне было жаль в самое ноское время
жарить двух несушек, но курицы были очень стары и когда-никогда их нужно
было отправить на сковородку.
Киреев и Баранов ловили рыбу. Вернее, ловил Баранов, а Василий
насаживал на крючок хлебные шарики.
- Ты, Аркадий, не торопись, - предупреждал он друга, - дай ему,
понимаешь, заглотнуть, а потом тяни. Да эластично тяни, чтобы не вырвать
губу.
Аркадий Михайлович так и делал. Рыба, кишмя кишевшая в водоеме,
видимо, недоедала, поэтому клевала отчаянно. Но не всякая из них была годна
на сковороду. Мелочь осторожно снимали с крючка и бросали в пруд.
- Рано ей еще на столе быть. Пусть подрастет.
Брошенный в пруд карпишка давал стрекача, вызывая радость и смех
товарищей.
А за изгородью, никем не замечаемые, наблюдали за ловлей карпов
горящие мальчишечьи глаза страстных рыболовов. Их сердчишки бились,
выстукивая: "Вот бы нам выудить такую!"
Ангелина и младшая дочь Киреева Лидочка тут же потрошили пойманных
карпов и укладывали на сковороду вместе с тонкими ломтиками картофеля.
- Красота! - воскликнул Василий.
- Красота! - повторил Аркадий.
- Свежее не может быть рыбы. Стерлядь пробовал пускать в пруд, да не
живет в непроточной воде. А ерши есть. На хлеб они, изверги, понимаешь,
никак. Их надо на червей. В другой раз я тебе налажу ершиную снасть.
Знатную съедим уху.
Они то и дело обменивались улыбками, то один, то другой начинал:
- Ты помнишь, Вась, когда мы наводили мост...
Или:
- А ты еще не забыл, Аркадий, как под Смоленском ночью...
И несколько сказанных слов воскрешали пройденное, прожитое.
Вспоминаемые дороги смертей и страданий, огня и крови, атак и окружений
заставили того и другого задуматься над тем, как скоро человек забывает
прошлое.
- Как мы только выжили тогда, Аркадий?.. Мне и до сих пор снятся сны,
в которых я погибаю, - признался Василий. - То, понимаешь, подрываюсь на
мине, то, понимаешь, тону...
- И я тоже, - пожимая ему руку, тихо сказал Баранов. - От этих снов,
видимо, не уходит ни один фронтовик.
Они не могли наговориться. Им нужно было так много сказать важного, а
в результате все свелось к грибку. К домовой губке. Никуда от нее не мог
уйти Василий Петрович. Даже в этот вечер такой радостной, такой
долгожданной встречи с Аркадием Барановым. Губка надрывно ныла в душе
Василия, ни на минуту не давая забыть о себе.
И когда были съедены карпы, когда зубы гостей и хозяев ценой немалых
усилий обглодали кости кур, Василий Петрович поведал о несчастье, постигшем
его дом.
- Эта губка, понимаешь, - сказал он, - съедает дерево, как туберкулез
легкие. Мы вот тут, понимаешь, сидим, говорим, а она его ест и ест...
Выслушав друга, Аркадий Михайлович довольно спокойно сказал:
- Оттого, что мы будем переживать и хмуриться, твоя губка не
приостановит свою разрушительную работу. Я уже кое-что слышал о ней от
Прохора Кузьмича. И нахожу, что ничего страшного нет. Из такой ли беды мы
выходили с тобой, Василий!
- Это так, Аркадий, - не очень охотно согласился Василий, - но где
взять денег? Это ведь, понимаешь, капитальный ремонт. Капитальный! Весь
пол, все балки, новый накат... А заработки мои пали.
- Как же это так? Почему?
- Даже не знаю. Или я устаю по хозяйству. Или, понимаешь, фарту не
стало... Только нет уже теперь у меня, почти нет, тех плавок, что были
раньше. Случаются, конечно, удачи. Сегодня, например... А вообще-то редко.
А если удач нет, нет и этих самых, без которых ни доски, ни бревна на
лесном складе не дадут.
- Это плохо, но голову вешать не надо. Твоя теща Серафима Григорьевна
- женщина, как мне показалось, хозяйственная, хорошо знающая и меру и цену
вещам, - осторожно заметил Баранов, - у нее, я думаю, найдется кое-что для
такого случая.
Василий Петрович настороженно оглянулся, проверяя, не слышит ли
кто-нибудь их разговор. И, убедившись, что поблизости никого нет, все же
предложил пройти в дальний угол участка, заросший густым малинником. Там он
спросил Аркадия:
- Ты думаешь, у нее могут найтись деньги?
Аркадий Михайлович, не пряча улыбки, сказал:
- Не я один так думаю. - А потом как бы между прочим заметил: -
Умнейший человек Прохор Кузьмич Копейкин. Если я обоснуюсь здесь на самом
деле, он у меня будет первым советчиком и консультантом.
- Да, он весьма и даже очень башковит. Но как-то, понимаешь, легковат
в словах и делах. Будто не живет, а порхает. А порхание ему уже не по
годам. Он тебе, что ли, сказал про тещины деньги?
Баранов на это ответил так:
- Намекнул.
Василий Петрович вздохнул, потом сорвал малиновый лист, помял его в
руках. Понюхал и спросил:
- А откуда у нее могут быть деньги?
- Вась! - сказал Баранов, кладя на плечо товарища руку. - Хорошо быть
простым человеком. Простым, но не простаком. Иногда нужно кое-что не
замечать "по целесообразности жизни", но жить с закрытыми глазами едва ли
следует. Я ничего не утверждаю пока, Василий, но думаю, что все эти козы,
свиньи, плантации заведены Серафимой Григорьевной не для
научно-познавательных целей и не ради любви к живой природе. Или я
ошибаюсь?
Василий подумал о чем-то, что-то взвесил в уме, потом сказал:
- Конечно, я ее не учитывал. Но ведь, Аркадий, понимаешь, рента,
подоходный, страховка... Я ничего этого не знаю. Все она. Это с одной
стороны.
- А с другой?
- А с другой, понимаешь, к ней ходит эта Панфиловна. С виду божья
коровка, а вникни - ядовитая паучиха-крестовичиха. Видеть ее не могу. На
порог бы не пускал... Но ведь не запретишь же, понимаешь, теще...
- Конечно, конечно, - ответил нейтрально Баранов.
Василию не хотелось верить, Василий боялся верить и тем более
признаться, что мать Ангелины способна вести двойную игру. Но чего ради
доброжелательному человеку Баранову ни с того ни с сего порочить его тещу?
Может быть, на его свежий глаз виднее это все, чем ему, привыкшему доверять
во всем Серафиме Григорьевне? Никак нельзя было заподозрить в клевете или
склочничестве и Прохора Кузьмича.
- Как ты можешь, Аркадий, и дня не прожив, сориентироваться во всем?
Наверно, это у тебя с войны. Помню, бывало, займем населенный пункт, у
которого мы и названия не слыхивали, а ты сразу разбираешься, где, что и
что к чему. Да и людей взять. Случалось, человек и рта не раскроет, а ты по
глазам читаешь его биографию. Это, верно, дар в тебе такой?
Сказав так, Василий снова задумался. Зерна сомнений заставили его
кое-что вспомнить. И это "кое-что" не обеляло его тещу.
- Может быть, ты и прав, Аркадий, - продолжал Василий. - Но у нас,
понимаешь, с нею очень хорошие отношения. И я не могу их портить. Ради
Лины. Ради себя. Как я посмею начать разговор с ней на эту, понимаешь,
довольно щекотливую тему? У нее, наверно, есть сбережения. И если ей
намекнуть... Хотя бы взаймы... или как-то еще, но под благовидным,
понимаешь, предлогом и без обид найти вежливые ключи...
Василий Петрович сорвал еще один малиновый лист и растер его в руках,
потом чуть ли не шепотом стал признаваться:
- Я очень, понимаешь, люблю дом. И дом будто в самом деле не дом, а я
сам. И будто гибнет не он, а я... Мне очень нужно, Аркадий, для моего
самочувствия вылечить дом от губки.
Лицо Василия Петровича теперь нескрываемо выражало страдание, даже
вздрогнули губы.
Заметя это, Баранов пообещал:
- Поищем "вежливые ключи". И если, на худой конец, постигнет неудача,
заем найдется. На этом и порешим.
На этом и порешили.
XII
Аркадию Михайловичу была отведена светелка на втором этаже. Туда он и
отправился. Василий Петрович решил проведать кур. Теперь он это будет
делать ежедневно. Хотя подкоп хоря и был засыпан щебенкой, перемешанной с
битым стеклом, все же надо поглядывать. А вдруг хитрый гость из соседнего
леса ведет новый ход?
Но все обстояло благополучно. Вернувшись в дом, Василий застал Лину
спящей. Тут нужно было бы приписать еще несколько строк и полюбоваться
вместе с Василием Петровичем живописно покоящимися на подушке пепельными
косами молодой женщины, подивиться ямочке на ее плече и увидеть, как она
улыбается кому-то во сне. Эти улыбки во сне хотя и наводили Василия
Петровича на некоторые размышления, но разве человек волен в своих встречах
во сне? От таких встреч никуда не уйдешь. Лишь бы их не было наяву.
И Василию Петровичу снились всякие сны. Разные свидания случались во
сне у него. Но это было до женитьбы. А после нее он видел другое. Дом.
Цветущий сад. Огромных налимов и осетров. А сегодня, если он уснет, ему
будет сниться губка или хорь, крадущийся, скалящий на него острые зубки и
щурящий свои подлые, злые глазки.
Василий спал тревожно. И снился ему действительно хорь. Он был в
сапогах, в шляпе и с ружьем. Как тот знаменитый сказочный кот на обложке
книги, которую давным-давно Василий Петрович купил своей дочери Лидочке.
Василий Петрович, вооружившись двустволкой, крался по кустам и стрелял в
хоря. Но дробь почему-то отскакивала от зверя, и хорь смеялся над ним.
Снилась и губка. Она была живой. Дышала и шипела: "Съем, съем,
съем..."
А потом снилась Серафима Григорьевна. Поминутно оглядываясь, она шла
по окраинным улицам города. За нею по-пластунски полз, как это было на
фронте, Аркадий Баранов. И когда теща свернула в переулок, где стоял
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг