по подарку заметно. Он принес ни много ни мало две пары серег, три брошки,
часы-браслет и серебряные с позолотой сахарные щипчики. Что попалось под
руку в ювелирном, то и купил.
Войдя и поздоровавшись, он не стал тянуть и сказал Серафиме
Григорьевне при всей ожегановской родне так:
- Мои чувства к вашей дочери Ангелине Николаевне известны, наверно, не
только вам, но и всему заводу... Так что я, понимаете, пришел выяснить
окончательно ваши ко мне отношения и спросить, согласна ли Ангелина
Николаевна стать моей супругой.
Мать посмотрела на дочь, и та, вспыхнув, вполголоса спросила:
- Так уж сразу и отвечать?..
- А почему бы и не сразу? - сказала Серафима Григорьевна.
- Но все-таки... Я хотя и готова к этому ответу, но жить-то где?
На это Василий сказал:
- Мне, Линочка, понимаете, тридцать семь... И я, прежде чем сделать
такое ответственное предложение, объяснил в дирекции завода и в завкоме мое
семейное положение. И мне сказали, что на той же неделе могут дать
квартиру. Отдельную. Две комнаты. А если, понимаете, две комнаты мне
покажутся тесноватой квартирой и я захочу, сказали мне там, то они могут
помочь мне возвести коттедж личного пользования. За мои любезные, но с их
долгосрочной ссудой и предоставлением некоторых материалов.
- Свой-то бы дом лучше, - перебила Серафима Григорьевна. - Горновой
Бажутин со Стародоменного вон какую домину в Садовом городке сгрохал. А чем
хуже его знатный сталевар Киреев?
- Ну, так у Бажутиных не семья, а коммуна. Столько работников - они
горы свернут, - заметил Василий. - Да им никак и нельзя без большого дома.
- Это так, - не стала спорить Серафима Григорьевна. - Но и малой семье
в своем доме не худо. Квартира - она и есть квартира. А дом - это дом. И
луковую грядку можно посадить, и кур завести, а если охота будет, то и
боровка в клетушку запереть. Соглашайся на дом, Василий Петрович.
- Мама, - остановила ее Ангелина, - так сначала же главный вопрос надо
решить, а потом уж и о доме говорить...
- А главный-то вопрос твои щеки решили. Вон как горят. Подойди к
жениху да уткнись в его широкую грудь. Стоит он того. А слова говорить не
будем. Лучше посмотрим, что за коробочка у него, которая, видать, ему руки
жжет.
- Мама! - оговорила Ангелина мать. - Всему же есть край!.. Я согласна,
Василий Петрович, - сказала она Кирееву и подошла к нему и припала, как
велела мать, к его широкой груди.
- Большего я ничего и не желаю, Линочка, - сказал Киреев. - Спасибо,
что так все просто и хорошо. Это для вас. Наверно, глупости купил. Зато ото
всей души, от чистого сердца.
- Э-э-э! - удивилась Серафима Григорьевна, рассматривая серьги, броши
и часы. - По-царски ты, парень... Только не следовало бы такие деньги
бросать, если ты дом строить собрался. Теперь каждый рубль считать надо.
- Мама! - еще раз остановила ее дочь. - Нельзя же так...
На столе как-то сами собой появились закуски и то, что предшествует
им. Сели всей новой родней за стол. Пригласили и тещу по первой, покойной
жене Василия - Марию Сергеевну.
- Что ж, - сказала она, - от жизни не уйдешь. Поздравляю тебя,
Василий, и тебя, Ангелина. Желаю вам счастья.
Так началась вторая семейная жизнь Василия Петровича Киреева.
Вскоре он переехал на временную квартиру, предоставленную дирекцией
большого металлургического завода. Старая семья - Ваня, Лида и Мария
Сергеевна - остались в прежней квартире. И все это находили правильным.
Дети уже подросли. Они были привязаны к Марии Сергеевне, а что касается
некоторых тонкостей переживаний, особенно младшей, Лидочки, то тут уже
ничего не поделаешь. Это неизбежно. И Лидочка понимала, что, любя отца,
нельзя желать ему пожизненного вдовства.
Дом решено было строить рядом с садовыми участками. Земельные власти
отвели Кирееву пятнадцать соток земли, примыкающей к садовым шестнадцати
соткам. Не отбирать же их.
К тому же Серафима Григорьевна резонно доказывала:
- Если бы мы не строили дом, так садовые-то сотки были бы нашими.
Зачем же мы теперь должны попускаться ими?..
И землеустроители не стали спорить. Принималось во внимание и то, что
Василий Киреев был "фондовым" рабочим, и если какие-то там сотки в
нарушение закона окажутся лишними, то невелик грех, Киреев за день
возместит эту земельную поблажку сверхплановой сталью.
Василий задумался над этими поблажками. Куда ему столько земли?.. А
тещенька, умница-разумница-наставница, опять на Бажутиных кивнула. У них и
спортивная площадка, и лагерь палаточный для гостей, и баня... говорилось и
о том, что при малом участке куда ни ткнись - везде изгородь рядом. Кашляни
- у соседа слышно. В своем дому - не как в коммунальной квартире. Живешь
будто в витрине магазина - в исподнем во двор не выйдешь.
И это верно. Уж городить так городить. Натура у Василия Петровича
широкая. Знакомых много. Будет где гостям разгуляться. Не для себя же лично
это все. То Юдин с семьей, то Веснин, то подручные пожалуют в подвыходной.
Приезжай! Милости просим! Ешь, пей, закусывай! Хоть хоровод затевай... Да и
у детей своя компания. Тоже надо где-то и в городки поиграть, и мяч
побросать. Весело будет у него, как у Бажутиных. Сирени можно насадить,
цветы развести - ни один гость без букета домой не уедет, без ягод не
погостит. Особенно ребятье. Жалко, что ли? Лакомься, рви, а такой, как
Афоня Юдин, может и варенье сварить у него. Пожалуйста...
Малина, смородина что твой сорняк: воткни черенок, вкопай корень - вот
тебе и ягоды. Работы на вечер, а удовольствия не на один год.
Нет, не для себя Василий Петрович берет такой большой участок. Жил он
с людьми, для людей все эти годы - так и будет жить...
...Весело начиналось строительство дома. Радостно было ходить Василию
по такому большому и такому милому сердцу участку. Любо было ему копать
ямки, а затем ставить в них и утрамбовывать со щебенкой столбы будущей
ограды.
Большой дом вырастет у Василия Петровича. На всех хватит. Летом здесь,
как на даче, будут жить его дочка Лидочка и сын Ванечка.
С улыбкой засыпал Василий Петрович рядом с милой Линочкой. Счастливым
просыпался он, любуясь робко зацветающей женской красотой...
Ах!.. Маловаты листки, коротковаты строчки для этой большой любви
хорошего человека Василия Петровича, превосходного сталевара Киреева,
нежного мужа и покорного зятя. И ста страниц недостанет, чтобы рассказать
на них, как пришло счастье в большое и чистое сердце, истосковавшееся по
любви...
VII
Дирекция завода помогла возведению дома, но Василию Петровичу, и Лине,
и Серафиме Григорьевне досталось строительство нелегко. В замысле всякий
дом кажется прост и дешев, а стоит начать, как появятся такие трудности,
такие расходы, которые никак нельзя было предвидеть.
Не обошлось и без услуг Кузьки Ключа. Не все легко и просто можно
достать. А Ключу только скажи - из-под земли выроет, со дна моря достанет.
На пустом лесном складе для него и тес и доски. У кого-то перебой с
материалами, а у Кузьмы Наумовича Ключникова всегда полный ассортимент.
Конечно, за это особая плата. И если она кажется высокой, то Ключ не
навязывается, можете сами достать, если достанете.
В большую копеечку влетело строительство. Пришлось кое-что попродать,
кое-где призанять. Почти два года строил дом Василий Петрович. Работал
вечерами, прихватывал ночи, не знал выходных. Ангелина не отставала от
мужа, трудилась не покладая рук. Муж - за одну ручку пилы, жена - за
другую. Только земли да шлаку перетаскала она на чердак тысячи ведер. Одной
замазки вымазала она добрых две старые квашни. На каждую работу не наймешь
со стороны. Ссуда ссудой, заработки заработками, но и у них есть дно...
Возьмите вы тех же стекольщиков-"леваков". Они готовы раздеть-разуть,
особенно когда дело идет к осени. Вот и приходится самим. А центральное
отопление? Не нанимать же слесарей, если есть свои руки. Мелкие трубы Лина
нарезает, крупные - он, а монтаж ведут вместе. Кажется, просто, а не легко.
Поворочай радиаторы, посгоняй сгоны, понавертывай сотни муфт, погни "утки"
- подводки к батареям... Хочется-то ведь как лучше. А это "лучше" требует и
рук и времени.
Простое, кажется, дело - окраска дверей и окон. Простое, если одно
окно или одна дверь. А попробуй во всем доме произвести окраску. Даже малой
кистью так намахаешься, что своя-то кисть руки готова отвалиться к вечеру.
И красить надо тоже не как попало. Не сухо, не сыро. Без ласин и слез.
Заслезилась дверь - вот тебе и счищай весь слой. Снова подшпаклевывай да
снова крась. А хватки малярной у него нет, а уж про Линочку-то и говорить
нечего. Но стараются, работают и учатся на ходу. Для своего ведь гнезда.
Хоть и устает Василий, работая за полночь, зато сколько радости любоваться
на белую дверь, на застекленную раму, ощутить первое тепло тобой же
установленной батареи центрального отопления и ступать босыми ногами по
ласковым сосновым половицам. Забудешь, ходя по ним, как они были добыты, с
какими трудами настланы и что за них заплачено.
А пахнет-то, пахнет-то как от стен. Будто в бору, а то и на Пицунде,
где когда-то любовался древнейшими соснами Василий Киреев.
Или взять печь. Конечно, можно было сложить плиту с духовкой. Но
русская печь привычнее Серафиме Григорьевне. И пироги в ней как пироги, а в
случае чего и окорок можно запечь. Круглый день тепло. Обед не разогревай,
щи так славно томятся в вольном жару. Начнешь их есть - горшком пахнут.
Какая прелесть! Ну а плита при русской печи - сама собой. Под шестком.
Нужно скороварку, скородумку по летней поре, сунул щепу в подтопок - и
пожалуйста.
В доме Василия Петровича все предусмотрено Серафимой Григорьевной. И
кладовки, и чуланы, и подпол, и сенцы, и две комнаты для Ивана с Лидией.
Случалось, конечно, что эта предприимчивая тороватость хлопотуньи
Серафимы Григорьевны претила Василию, шибала в нос кержацким скопидомством,
кулацкой запасливостью. Бывало, и семейно спорили. Спорили не то чтобы пыль
до потолка, а семейно - на степенной основе. И всегда получалось так, что
Василий напрасно начинал прения.
Если кур завели, то как им жить без курятника! Или свинье - без
свинарника. Можно, конечно, и не заводить кур, только зачем в городе яйца
покупать? Вози их. Да береги, чтобы не раздавить. А тут они под рукой и
всегда свеженькие. Без штемпеля знаешь, какого числа снесены. То же и
свинина. Сколько после обеда всякого добра остается! Не вываливать же в
помойку? Или, того смешнее, не отдавать же это все чужой свинье. И если
опять взять в рассуждение коренных коммунистов Бажутиных. Покойный Корней
Бажутин чуть ли не с пятого года в партии состоял, а Евграф даже член бюро,
а свою свинью держит, и никто даже не думает на вид ставить или намекать на
какие-то там разные кержацкие, кулацкие замашки.
Жизнь - это жизнь. И если ты живой человек, то как ты можешь обойтись
без бани! Ванна, душ - это ж купание, а баня - мытье, все тело с богом
разговаривает, и все хвори выпариваются.
Не Серафима же Григорьевна придумала баню. Уж на что царей взять -
всякие брызгальные фонтаны могли завести, а мылись в бане. И уж если такой
дом срублен, то смешно поодаль от него баньку не поставить. Хоть бы два
метра на три. Самую крохотную. Без предбанника.
И опять здравый смысл на тещиной стороне. Только два на три метра -
это не баня, а собачья конура. Три на четыре - это еще можно терпеть. И
постирать есть где. И все такое. Зимой тоже лыжи с палками надо куда-то
поставить. Не в дом же тащить.
Себе Серафима Григорьевна, как ее ни упрашивали, взяла комнатку самую
маленькую. "Мне не телиться", - заявила она Василию Петровичу, и тот высоко
оценил скромность новой тещи, все более и более доверяясь ей и советуясь с
ней о каждом своем шаге. А Серафима Григорьевна, всячески ублажая своего
зятя, затмевала его первую тещу Марию Сергеевну. Хоть и знала Серафима
Григорьевна, что Мария Сергеевна не будет жить в новой семье Василия, а
предусмотрела место и для нее.
Если захочет она пожить с внучками Ванечкой и Лидочкой на даче -
милости просим, хлеб да соль.
Тягостными были дни строительства дома, да хороши награды за труды.
Каждая скобочка улыбается Василию Петровичу, каждый сучок стенного
бревна подмигивает. А дом покрякивает, осаживается. Всякое бревно в своем
пазу паклю уплотняет, тепло бережет.
Стены рублены хотя и по-старому, а все в доме по-новому, на уровне
новейшей санитарной техники. Даже вместо выгребной ямы специальный
резервуар с дозатором и рассасыванием смывных вод по дренам в верхних
почвенных слоях. Дважды разумно: и за выгреб платить не надо, а растения
получают добавочную подкормку.
Жить да радоваться. Любоваться молодым садом. Наслаждаться, глядючи в
изумрудные глаза своей женушки. Гладить нежный пепел ее волос. А на работе
побольше отдавать внимания своей мартеновской печи. Годы строительства дома
поубавили его сталеварскую славу...
Маловато занимался он и сыном Иваном. А ведь он продолжатель
отцовского дела. Будущий сталевар. В заводе на хорошем слуху. Пусть не
делегатом, а всего лишь гостем, но все же он был в Большом Кремлевском
дворце на Всесоюзном слете трудовой юности. На слете передовиков,
соревнующихся за звание ударников и бригад коммунистического труда.
Передовой, значит, парень. Вот только дома тише воды, ниже травы. По всему
видно - что-то в доме ему не по душе. Но молчит. В чем дело? Надо
как-нибудь поговорить с сыном начистоту и о семейных и о заводских делах...
Впрочем, о заводских делах Иван не молчал. Недавно прямо сказал отцу:
- Пап! Нам новую печь отдают. В полное наше распоряжение. А
распоряжаться некому. Тебя комсомольцы хотят. И в дирекции тебя, пап,
называют. "Пора, говорят, уж..."
- Что пора-то? - насторожился тогда Василий Петрович.
- "Пора, говорят, заводу внимание уделять..."
Это прозвучало как упрек. Как справедливый упрек. Конечно, давно пора
кончать с домоустроительством. Надо бы постоять у печи с сыном и с его
дружком Мишей Копейкиным. И вообще заняться молодежью в цехе, как он это
делал всегда. Да нет времени. То весенние работы в саду, то подготовка к
зиме. Дрова, уголь и все такое... Добудь, доставь, сложи. Пустое дело -
свинарник утеплять, а месяца нет. Вот и теперь: осталось только опрыснуть
кусты и деревья, а тут - бац! - губка! Грибок! И снова все к чертовой этой
самой... в тартарары!..
- Ангелина! За что же это все, моя милая? - жалуется ей Василий. -
Неужели, понимаешь, опять в колья-мялья и снова за пилу, за топор? Шутка ли
- вырубить полы, подвести новые венцы... В месяц не уложишься... А деньги?
Долги еще не выплачены. Крыша покраски требует. Электрическую линию нужно
менять. А это все немалый расход, особенно если поручить работу пройдохе
Кузьке Ключу. Глаза бы его не видели, а как обойтись без него? Для этого
Ключа ничего нет запретного. Все откроет, все найдет и рабочую силу добудет
на полном законном основании.
Ангелина молчит и слушает мужа. Потому что ей нечего ответить ему и
нечем помочь. Да и какие бы слова ни сказала она, все равно полы и венцы
нужно менять, крышу красить, тянуть вместо временных новые провода. И от
этого никуда не уйдешь, так же как не обойдешься без Кузьки Ключа.
Лина молча хлопает ресницами, разглядывает свои обветренные и
погрубевшие на работе руки и потом советует:
- Может, садовый домик продать? Или "Москвича"? Все равно старенький.
Эти мысли приходили в голову и Василию Петровичу. Но как можно
расстаться с "Москвичом" и ежедневно ходить два километра до трамвайной
остановки, а потом минут сорок стоять в переполненном вагоне? Это же потеря
добрых двух часов в день. А на "Москвиче" сел - и через двадцать минут на
заводе. Час сорок минут - разница. А за этот час и сорок минут многое можно
сделать в своем хозяйстве.
Нельзя было продать и садовый домик. Как можно было оторвать Прохора
Кузьмича Копейкина от любимых садовых занятий? К тому же у Копейкина без
малого шесть лет прожил в сиротские годы Василий, а теперь сам же упросил
Прохора Кузьмича поселиться в этом домике.
На этой странице нужно бы подробнее рассказать о старике и старухе
Копейкиных, об их появлении в садовом домике, об их внуке Мише и другой
родне. Но теперь пока не до них. Вернемся к невеселым раздумьям Василия
Петровича.
Нет, нельзя продать садовый домик, окончательно решил Василий. Ведь
вместе с этим домиком нужно было отдать участок, на котором буйно цвели
яблони и так хорошо плодоносили кусты новейшего сорта черной смородины
"Лия-великан". Кроме того, пришлось бы лишиться пристроенного к дому
курятника и вольера для кур из отличной сетки.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг