Михайлович, - мне Лидочка говорила, - вы герой. И не стоит этого
стесняться. И если бы вы и Василий Петрович Киреев были менее скромны, то
ваше геройство было бы отмечено высокими наградами. Но это между прочим...
Баранов слушал не слова, а голос. Мягкий. Неторопливый. Искренний.
Слушая Алину и наблюдая за ней, он убеждался, что перед ним человек,
во-первых, прямой и правдивый и, во-вторых, несчастный. Об этом он
разузнает у Лиды. У Василия. У Серафимы Григорьевны, наконец... Сейчас его
интересовало другое.
Любознательного Баранова интересовало благополучие этого дома. Вернее
- источник благополучия. Откуда взялось и на чем держится все это? Ковры,
мебель, сервировка стола, антикварное изобилие ненужных, но дорогих вещей,
роскошество сада, гараж на две машины и все остальное, на что никак не
могло хватить ветошкинской пенсии.
Может быть, Ветошкин, как и Серафима Григорьевна, стрижет прибыли с
цветов, ягодников или свиней? Но сад у него не промышленный. Скотом даже не
пахнет, как и птицей. Канарейки, заливающиеся в мансарде, тоже не могут
давать дохода. Так что же?
Распознание Павла Павловича не составило особенного труда. Он не
прятал себя, как Серафима Григорьевна.
- Нет, батенька мой, не медицинское дело заниматься цветочками на
продажу, разводить этих самых, из которых получаются окорока, корейка и
копченая колбаса, - ответил Павел Павлович на вопрос Баранова о дороговизне
содержания такой дачи.
- Так что же, Павел Павлович, позволяет вам утопать в таком
великолепии? - польстил Баранов хозяину, обводя широким жестом стены
столовой, увешанные хорошими картинами.
- Хо-хо-хо! - закатился Ветошкин смехом. - Сто лет угадывайте - не
угадаете! В интересах вашего аппетита я не могу раскрыть секрета моих
доходов во время еды. А после завтрака не только расскажу, но и покажу...
Ветошкин сдержал свое слово. Взяв под руку Баранова, он повел его в
глубь сада. Там, в зелени сирени и жасмина, находилось довольно большое
каменное здание с высоко расположенными окнами, какие бывают в скотных
дворах.
Ветошкин открыл дверь, обитую клеенкой, затем вторую. Пахнуло резким и
кислым. Они вошли внутрь.
Вдоль стен и посередине помещения, как книжные составные полки, в
шесть рядов стояли клетки, а в клетках суетились белые крысы и крысенята.
- Как это понять, Павел Павлович?! - опешив и, кажется, испугавшись,
спросил Баранов.
Ветошкин, злоупотребивший до этого коньяком, развязно заявил:
- Вы лучше, голуба, спросите, как и во что следует оценить это научное
звероводство.
- Вы ведете исследовательскую работу?
- Бог с вами! Я всего лишь способствую ей. Я поставляю моих белых
питомцев научно-исследовательским и лечебным учреждениям.
- Каким образом?
- Самым простым. Приезжают. Отсчитывают. Забирают. Расписываются.
Увозят. Затем без хлопот переводят причитающееся на сберегательную книжку.
И все.
Баранов едва ли не лишился дара речи. А вопросов нахлынуло так много,
и который из них уместнее задать, он не знал. Постояв минуту-другую, он
наконец спросил:
- А почему же лечебные и научные учреждения сами не разводят
подопытных животных?
- Нерентабельно. Не укладываются в ассигнования. А я не только
укладываюсь, но, как видите, кое-что приобретаю. Хо-хо-хо!.. Конечно, это
все кое-что стоит и мне. Корм... Феня. Феня кроме обычного жалованья
получает еще два. И проценты за перевыполнение запланированного
поголовья... Она великолепно владеет тонкостями ухода за матками и
приплодом. Она же бывшая свинарка колхоза "Красные зори". У меня есть и
свинки. Только морские... Вот. Пожалуйста, полюбуйтесь, какие красавицы...
Вспомнив название колхоза, Баранов вспомнил и недавний приход
Сметанина.
- А почему Фенечка оставила колхоз?
- Она же доктор! Академик! Как Фенечка могла гибнуть в колхозном
свинарнике и получать какие-то... Конечно, - спохватился Ветошкин, - у нас
есть отличные сельскохозяйственные артели, но в данном случае я ее спас. Вы
видите, какие я ей создал здесь условия!
- Вижу!
- Блеск! Для медицинских целей нужна не просто крыса, а своего рода
стерильная крыса. Абсолютно чистая кровь. Чистый волосяной покров.
Еженедельно бывает эпидемиолог. Он у меня получает второе жалованье. Зато
никаких признаков болезней за все эти годы. Он определяет состояние
здоровья по глазам крысы безошибочно. "Эта больна", - и сейчас же в
карантинник... Вот это моя лечебница...
Ветошкин указал на загородку, где стояло до пятнадцати клеток,
застекленный шкаф с медикаментами, шприцами, маленькими термометрами,
чем-то еще, чего не стал рассматривать Баранов. Ему хотелось как можно
скорее покинуть эти стены, заставленные клетками с кишащими в них крысами.
Но влюбленный в свое предприятие Ветошкин сообщал все новые подробности о
повышении рождаемости, о температуре питомника, об особом рационе для
маток, уходе за ними в период помета. Затем - вычисления. Прогрессия
прироста. Роль жиров. Известняка. Яиц. Полезность кварцевого облучения.
Значение гексахлорана в борьбе с блохами...
Баранов вышел из крысятника шатаясь. Серафима Григорьевна показалась
рядом с Ветошкиным светлым ангелом.
- А налог вы платите? - спросил он, чтобы что-то спросить, а потом
закруглиться и уйти.
- Какой налог? Что вы! За крыс - налог? Хо-хо-хо! Такого нет и не
может быть...
"А не помешало бы", - подумал Баранов и начал прощаться.
Алина Генриховна ждала их на площадке перед домом. Не сказав ни слова,
она сказала очень много, взглянув на Баранова. Он видел, как ей было стыдно
за Ветошкина и за себя. А может быть, только за себя...
Павел Павлович, кажется, порозовел еще более. Может быть, этому
помогал зеленый фон растений. Но что бы ни помогало - фон, коньяк или
солнце, - Баранова не оставляло назойливое слово: "Упырь".
- Мне очень жаль, - послышался голос Алины, - Павел Павлович напугал
вас своим питомником.
Она протянула руку и улыбнулась Баранову.
Как много иногда заключается в улыбке! В ней она просила прощения. В
ней она роняла надежду на встречу. В ней она повторяла уже сказанное: "Вы
добрый человек".
Аркадий Михайлович, пообещав заглянуть к ним, пригласил Ветошкиных
ответить ему визитом на дачу Киреевых и поспешно удалился.
На пути перед его глазами вырастали стены с клетками и белые крысы, а
в голове назойливо звучало: "Белые крысы, черный барон..."
Над городком просвистел самолет. Потом послышался дальний гул поезда.
На горизонте, за лесом, дымили трубы. Где-то пела круглая электрическая
пила. Сигналили автомашины.
Это была другая жизнь. Жизнь, из которой пришел он и очутился в этой
яме. И люди, живущие там, едва ли сумели бы поверить ему, если бы он стал
рассказывать им обо всем увиденном. Да и сам он теперь готов усомниться:
явь ли это все? А если явь, то как она могла возникнуть и смердеть под этим
голубым и огромным небом, куда опять улетел новый чудесный космический
посланец его страны?
Что породило эту проказу, этот духовный распад Ветошкина, любующегося
своим цинизмом?..
Надо же было так сложиться дню! Надо же было встретиться с этим
пресыщенным негодяем!
Домой Аркадий Михайлович не пошел. Хотелось прийти в себя.
XXIX
После встречи с Ветошкиным Аркадий Михайлович несколько раз обошел
Садовый городок, размышляя о нем и его населении.
Садовый городок состоял главным образом из небольших разномастных
домишек, теснящихся на окаймленной лесом гектаров в пятнадцать - двадцать
поляне, когда-то числившейся в заводских покосных землях.
Справа и слева от городка проходят железнодорожные магистрали.
Свидетельство этого - неумолкаемый шум поездов, сирен электро- и мотовозов,
гудки все еще пока здравствующих паровозов. Стоило пройти километр вправо
или полтора километра влево, чтобы убедиться, как напряжены эти
железнодорожные артерии страны. Грузы - лес, цемент, нефть, известняки,
кирпич, огнеупоры, прокат, машины. "Белые" поезда, везущие мясные, молочные
продукты. "Черные" - угольные поезда. "Коричневые" - рудные... Сборные.
Специальные. Пассажирские. Неперечислимое множество длинных грохочущих
составов, стремительно проносящихся в далекие и ближние города,
свидетельствовало о ритме жизни огромной страны. Страны спешащей и
успевающей. Страны строящейся и создающей. Великой индустриальной державы.
Здесь сотни младших сестер знаменитой Эйфелевой башни несут на своих
стальных плечах тяжелые высоковольтные провода. Это электрическая
магистраль. Тут ее дельта. Она ветвится многими линиями, передающими
электрическую силу рудникам и заводам, образующим огромное промышленное
кольцо вокруг большого города.
Рядом, в двухстах метрах от Садового городка, роют траншеи, сваривают
трубы, в которых, почти не сгибаясь, бегают дети. Это магистраль
газопровода, который, вступив в строй, будет событием этого года.
Огромнейшим событием.
И тут же проходит новый нефтепровод. Тоже магистраль.
Все это пространство, вся эта лента шириною в два или более
километров, вправе называться одной из магистральных дорог, соединяющих
Сибирь и европейскую часть Советского Союза. Над этой великой трассой, как
бы венчая ее, пролегла дорога воздушных кораблей, и близится к завершению
еще одна невидимая дорога - дорога взаимного обмена городов телепередачами.
И надо же было именно здесь, в промежутке магистральных путей,
появиться Садовому городку.
Ничто, даже грибы, не возникает без причин. Всякий, желающий
рассмотреть пристальнее этот городок, увидит в нем некоторую закономерность
издержек времени.
Рост населения больших промышленных городов Урала долгие годы опережал
размеры и темпы жилищного строительства. Новые дома возводились начиная с
первой пятилетки. Возникали рабочие поселки и города. Но настоящее, большое
строительство, проводимое новейшими индустриальными способами, стало
особенно ощутимо за предшествующие три года и в первые два года пятилетки.
После XXI съезда КПСС для многих граждан получение новой квартиры из
предположительной возможности стало реальной, а иногда и "календарно
определенной". Особенно точным в этом отношении было руководство Большого
металлургического завода. Заводская жилищная планировка и распределение
квартир на ближайшие два года были сверстаны с точностью до квартала. Если
ожидающий знает, сколько ему осталось ждать, он чувствует себя куда
спокойнее, нежели тот, кому обещают "твердо" без "твердого" срока
ожидания...
Некоторые в ожидании счастливого новоселья построили себе под видом
садовых домиков временные жилища. Построили, не заботясь об их внешности,
благоустройстве, зная, что одни через год, другие через два года получат
запланированную им квартиру.
Это одна категория застройщиков, называющихся в просторечии Садового
городка "временные". Другая категория - это "любители". К ним относились
садоводы, огородники, цветочники и просто желающие провести летний вечер,
воскресный день на свежем воздухе.
Для этой категории садовые домики были улучшенным продолжением лесных
и покосных балаганов.
Балаганы в старые годы ставились уральскими рабочими на покосах в
страдную пору и в лесу в грибную пору. В этих балаганах, сооруженных из
елового лапника, из домотканых половиков, рабочие живали семьями. Это был
своеобразный летний отдых, совмещенный с заготовкой сена, дров, со сбором и
солкой грибов. А теперь более капитальным потомком балаганов явился
утепленный садовый домик - своеобразная дача. И в этом Баранов не видел
ничего зазорного, как и в садах, уход за которыми приносил столько радостей
садоводу, исключая и тень корысти.
Конечно, старая ведьма, не выходившая эти дни из головы Аркадия
Михайловича, караулила под каждым кустом бескорыстных садоводов, и кое-кто
из них клевал на ее поживку, как это произошло с Василием. Но есть и
Бажутины...
Дом Бажутиных куда больше дома Киреевых. Те же яблони, вишни,
ягодники, цветы. То же хозяйство. То же, да не то. Не то, начиная с широко
распахнутой калитки, будто приглашающей вас. Здесь всегда шумно. Днем -
детвора, вечером - молодежь. Здесь бывает и Лидочка. Здесь, а не у отца на
даче Лидочка встречается со своими сверстниками. Сюда приезжает на
велосипеде и Миша Копейкин.
Этот гостеприимный дом будто и не принадлежит Бажутиным. Да и Бажутины
не знают теперь, кому он принадлежит. Начинал строить его дед, продолжил
отец, а сыновья и зятья в свою очередь прирубали прирубы, надстраивали
второй этаж. И что теперь чье, кажется, никому нет дела.
Таким, как мы помним и как знает Аркадий Михайлович, хотел видеть свой
дом и Василий Петрович. И если бы это так произошло, то не о чем было бы и
говорить. Кто что может сказать о рыбаке или грибнике, для которых ужение
или сбор грибов - радостный отдых? Но мы тотчас обращаем внимание и на
рыбака и на грибника, гоняющегося за наживой. Даже цвет черемухи, лесные
ландыши, еловые ветви с нарядными шишками становятся иногда жалким товаром
в руках стяжателя. И это правда.
Аркадий Михайлович вспомнил, как в Крыму, в Ялте, маленькая, хорошо
одетая девочка торговала на берегу ключевой водой. Пятачок за стакан. Она
приносила воду в большом чайнике. Торговля шла ходко. И девочка радовалась
пятакам.
Кто подсказал этой девочке торговлю водой? Кто ее отравил стремлением
собрать как можно больше пятаков? Может быть, некая тетка вроде Панфиловны?
А может быть, и родная мать? Как скажется все это на девочке, как отзовется
эта торговля на ней, когда она вырастет?
Серафима Григорьевна тоже была когда-то девочкой. И, наверно,
приятной, как все дети. А потом отец, его мечта о золотой жиле, рассказы о
кладах и вся атмосфера семьи, желающей разбогатеть, отравили душу маленькой
Серафимы. И она стала жить отцовской желтой мечтой стяжательницы.
Мы знаем, что госпожа частная собственность чаще всего ставит свои
капканы на землях личного пользования, будь то садово-дачные или колхозные
приусадебные участки. Однако же не они, а человеческая душа, внутренний мир
человека, - единственное и главное место, где старая ведьма может сплести
свою губительную паутину.
Не кажется ли вам, что можно быть собственником, не имея ничего?
Ничего, кроме желания владеть, стяжать, наживать, обогащаться.
У великого русского писателя Чехова в свое время было имение в
Мелихове, а потом дом в Ялте, между тем Антон Павлович никогда не был
собственником.
У бездомной ханжи Панфиловны нет даже собственной кровати. Панфиловна
снимает углы. Между тем ее темная, густо затканная собственническими
тенетами душа ничем не отличается от души владетельного банкира,
ворочающего миллиардами.
Так думал Аркадий Михайлович. Может быть, так же думаете и вы...
XXX
Утром Аркадий Михайлович решил пойти побродить по городу. Здесь ему
жить и работать не один год. Надо знакомиться.
Город густо дымил на окраинах. Дымил металлургическими, химическими,
цементными заводами. Машиностроительные заводы, заводы приборостроения,
мебельные фабрики и фабрики одежды обходились без дыма. Там царствовало
главным образом электричество.
Прекрасен этот город. Таких не больше пяти или шести на Урале, если
сюда же включить столицу Башкирии Уфу. Здесь в эти дни все дышит вторым
годом пятилетки. И витрины магазинов, и большие фанерные щиты, сообщающие о
достигнутом заводами и о том, чего еще нужно достичь. Доски показателей и
доски Почета - привычные спутники советских городов. Есть они и здесь.
Вот доска Почета Большого металлургического завода. На ней все еще
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг