Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
деда  Трофима  Дягилева.  Он думал и о двадцатидвухлетней Гале, заведовавшей
теплицами  на  первом  участке.  Они оба походили чем-то друг на друга. Галя
показывала  Трофиму  длинные  и  невысокие  теплицы-фонарики,  по  сути дела
являвшиеся  увеличенными  до  роста человека парниками, обогреваемыми теплом
преющего  навоза. В них высаживали рассаду, выращиваемую в зимних теплицах с
центральным  водяным  отоплением.  Казалось  бы,  находка невелика, а доходы
огромные.
     Галя,  как  и  Пантелей,  любовно объясняла прибыльность таких теплиц и
привела  даже  цифры.  Оказалось,  что затраты на постройку теплицы-фонарика
окупаются  половиной  ее  урожая  первого  же  года.  И этому нельзя было не
поверить,  потому  что  Трофим  видел,  как плотники возводили основания для
десяти новых теплиц, общая протяженность которых составит добрую милю.
     Судя  по  одежде, Галя, как и Пантелей, не получает еще тех заработков,
которых  так  хочет  добиться  Петрован  через  два  года.  Они  не получают
какого-то  особого,  выгодного  процента за успехи в своей работе. Почему же
тот  и  другой  так  привязаны  к  своему  делу,  будто  выпас  или  теплицы
принадлежат им?
     Неужели все дело в сознании?
     Неужели  труд, как говорит Тудоев, становится радостью, и если это так,
значит,  и  впрямь  на  свете  рождается новое, неизвестное Трофиму чувство,
которое приходит на смену сильнейшей из сил - собственности?
     На  ферме за ферму держится только тот, кому она принадлежит, но не те,
кого  нанимает  фермер постоянными или сезонными рабочими. Те даже стараются
сделать  меньше  и  хуже. Им нет дела, скольких свиней откормит Трофим и как
удешевит  этот  откорм. Об этом приходится думать только ему одному. А здесь
думают  все. И каждому работающему, даже свинарю, есть дело до того, сколько
будет вложено в свинью и сколько выручено за нее.
     Конечно,  думают  и нанятые люди. Но думание у них не трудовая радость,
а  служба.  Повинность.  Одни  работают  руками,  другие  - мозгами. Кто как
умеет, тот так и ловчится.
     Если  взять,  к примеру, Галю. Галя помимо колхозной конторы знает, что
с  квадратного  метра  она  должна получить по плану шестнадцать килограммов
огурцов,  а  добивается восемнадцати. А его рабочий заботится только о своей
выгоде   и   уже  в  понедельник  думает  только  о  субботе,  когда  Трофим
выплачивает заработанные деньги.
     Рассуждая  так,  он  дошел до Большой Чищи, где давным-давно охотился с
шомполкой,   подаренной  дедом.  И  здесь  тоже  трудились  Гали,  Пантелей,
подрастающие Дуровы, Сметанины.
     Он  слышал  об  осушении Большой Чищи, но не допускал, что из нее можно
сделать   пахотную   землю.  А  теперь  он  увидел  черно-коричневые  полосы
вспаханной  земли.  Увидел и стал прикидывать эту ширь на корма и на коровьи
головы, которые может прокормить Большая Чища.
     Не  верилось.  Неужели  опытный  глаз обманывал Трофима? Нет, Трофим не
ошибался.  Это  было  неслыханное  богатство,  которое  уже  в  будущем году
скажется большими доходами.
     Увлекшись  подсчетами, Трофим и не заметил, что трактор, ревущий на всю
Чищу,  подымающий  непаханую  землю, пашет без тракториста. Он протер глаза,
потом  посмотрел,  прикрывая глаза обеими руками от яркого солнца, и увидел,
что тракториста нет.
     Уж  не  начало  ли  это  помешательства?..  Не  повреждение  ли мозгов,
сотрясаемых  со  дня  приезда  сюда?  Он  закрыл  глаза. Постоял. Обмахнулся
платком.  Прочитал  "Отче  наш"  и снова посмотрел на трактор, который успел
повернуться  и  шел обратно. Тракториста не было. Трофиму стало как-то не по
себе  в безлюдной равнине, о которой в старые годы рассказывалось всякое. Но
тут он услышал:
     - Не срабатывает. Виляет! Ого-о!.. Давай ко мне!
     Голос  принадлежал  худощавому  парню  в  майке  и в засаленных штанах,
расположившемуся  в  тени  кустов.  Крикнув,  парень стремительно бросился к
трактору,  потерявшему  управление.  С другой стороны вспаханного поля бежал
второй парень и кричал:
     - Я сам! Я сам!
     Вскоре  трактор  был  пойман  и  остановлен.  Трофим  заметил  в кустах
аппарат,  напоминающий  радиоприемник.  Когда  молодые люди вернулись, он их
спросил:
     - Как, прошу покорно прощения, это следует понимать?
     Им,  видимо,  было  не  до  вопросов. У них что-то не ладилось. Поэтому
худощавый парень в майке раздраженно ответил:
     - Не видите разве, что мы пробуем управлять трактором по радио?..
     Трофим  решил больше не спрашивать и опять подумал о Гале, о Пантелее и
снова  стал  сравнивать  незнакомых  ему парней со своими наемными пахарями.
Это были тоже другие, совсем другие люди.
     Не  дожидаясь,  пока  они  наладят свой аппарат, управляющий трактором,
Трофим пошел дальше по дороге, ведущей в Дальнюю Шутёму.


                                    XXXI

     По  этой  дороге  хаживал  Трофим  на  тайные свидания с Даруней. Тогда
здесь было куда глуше. А теперь бегают мотоциклеты...
     Трофим  посторонился,  услышав  позади  себя шум. Уступил дорогу. С ним
раскланялся,   притормозив  мотоциклет,  спешащий  куда-то  главный  механик
Андрей Логинов.
     - Далеко ли, государь мой? - спросил Трофим.
     - Да так, - смутившись, ответил Логинов, - по делам.
     Тут  Трофим  вспомнил разговор брата и Логинова о Кате, о купленном для
нее альбоме.
     "А что, если он едет к ней?" - подумал Трофим и посмотрел на часы.
     Если  принять  во  внимание,  что  сегодня  суббота,  а часы показывают
половину  пятого,  то  Логинов  не  может ехать по каким-то делам, когда все
поразбрелись  на  отдых  и только два одержимых парня учат трактор слушаться
радио.
     К  тому  же  непонятно  и  то,  что Логинов не заехал на Большую Чищу к
трактористам:  никак  нельзя было пробовать новую пахоту без ведома главного
механика,  а он, такой дотошный человек, должен был завернуть к ним, хотя бы
на пять минут.
     Значит,  что-то более важное манит молодого человека, мчащегося во весь
опор,  не  жалея  ни  себя,  ни машины. Если вспомнить, что Дальняя Шутёма -
родная деревня Дарьи, то, может быть, именно туда и уехала она с внуками?
     Попытка  не  пытка, семь верст не столь дальняя прогулка. И он пошел по
дороге в Дальнюю Шутёму.
     Не  прошел  он и трети пути, как захотелось вернуться. Но повстречалась
женщина лет сорока в шелковом розовом полушалке.
     - Не попадалась ли вам, случаем, комолая коза?
     - Нет, - ответил Трофим.
     - Для  развода, понимаете, купила ее, а она как заячьего следу напоена,
- продолжала разговор женщина, остановившаяся в раздумье.
     - Да  что  горевать, - стал успокаивать Трофим, - как ни блудлива коза,
а от своего дома никуда не денется. Пошатается-пошатается да вернется...
     - Это  верно.  На  той  неделе  тоже  дня  три где-то шлялась... Может,
свой-то  козел  не  люб...  Бывает  ведь так, - рассмеялась женщина, показав
рот, полный белых зубов. - А потом пришла.
     - И на этот раз явится. Я ихнего брата знаю.
     - Да,  пожалуй,  что  так.  Далеко  она  не  могла убечь. Надо бы мне с
механиком  вернуться,  а  то  пешком-то  далеконько шагать, он бы живехонько
домахнул меня до развилки, а там мне рукой подать.
     Они пошли рядом. Трофим спросил женщину:
     - А вы, стало быть, из Дальней Шутёмы?
     И та сказала:
     - А  как  вы  это  могли  догадаться?  Ваши-то,  из дома отдыха, дальше
коровьего брода не гуляют. Знаете, что ли, нашу Шутёму?
     - Знавал в молодые годы.
     Женщина насторожилась.
     - А вы, случайно, не брат Петра Терентьевича из Америки?
     - А  кто  это  Петр  Терентьевич  и  что  у  него за брат из Америки? -
схитрил Трофим.
     - Неужели  не  слышали?  В  газете  об  этом  писали. Сорок лет в наших
местах  его,  серого  волка,  не  было,  а потом объявился в Америке и к нам
пожаловал.
     - Зачем?
     - Да  кто его знает. Писал он что-то такое об этом своей жене. Конечно,
она  уж  ему  никакая не жена, коли он ее на какую-то там, прости господи, в
Америке  сменял...  Пишет,  значит, что хочу прощенья перед тобой на коленях
выпросить...  А  она  и  видеть  его не захотела... Хлысь по кобылке - да на
Митягин  выпас  уехала. И внуков забрала, чтобы его волчья морда не обнюхала
их, красавчиков.
     - Хороши, стало быть, у него внуки?
     - В  кино  только  таких  показывают.  А  старшая-то,  которой  механик
провиант  разный  да  письма  от  матери  возит,  ни  дать  ни  взять княжна
Тараканова,  только белобрысенькая, и годов помене, и тела женского пока еще
на  ней  нет.  А так вылитая картина из журнала "Огонек". Бабка ее, Дарья, в
молодые  годы,  сказывают,  тоже всякого встречного заставляла оглядываться.
Сильного  цвету,  говорят, была женщина. Покойник Артемий Иволгин на девятом
месяце  молил  ее женой ему стать. А она вышла за него, когда ее Наде, стало
быть  Трофима  Бахрушина дочери, три года было. Все ждала своего подлеца. Не
верила,  что  он  под Омском погиб. Вот и дождалась... Выжил, костяная душа,
тряпичное  дягилевское  отродье!  Ну  да  ничего.  С  чем  приехал,  с тем и
уедет...
     Незнакомая  женщина  долго  и  подробно  рассказывала  Трофиму знакомую
историю с неизвестными для него добавлениями.
     - Ее,  говорят,  в те выборы депутатом выдвинут. Так мыслимо ли ей себя
ославить  в Бахрушах и с каким-то там... уже вы сами, гражданин хороший, это
не  бабье  слово  про  себя  вымолвите... разговоры разговаривать, - сказала
женщина и плюнула в сторону.
     Они дошли до развилки.
     - Ишь  куда  бабий  язык  завел  вас...  Вот  она, дорога-то на Митягин
выпас.  Там раньше скит, говорят, был. Ну, так счастливого вам отдыха, а мне
- сюда.
     Трофим,  раскланявшись  с женщиной и поблагодарив ее за рассказ, присел
на  пеньке  возле развилки лесных дорог и, вытащив трубку, показал этим, что
ему  необходимо  отдохнуть,  покурить  перед  тем,  как двинуться в обратный
путь.


                                   XXXII

     Трофим  просидел  так  более часа. След мотоциклетных шин, уходивший по
дороге  на  Митягин  выпас, звал его. А он не решался ступить на эту дорогу.
Он  боялся теперь встречи с Дарьей. То, что говорила ему незнакомая женщина,
несомненно,  выражало  отношение  к  нему  Дарьи.  Может быть, ее слова были
повторены здесь.
     Но  желание  видеть ее было велико. Если он станет перед нею на колени,
а  потом  падет  ниц  и  скажет:  "Я  так  долго хотел услышать из уст твоих
отпущение незамолимых грехов моих", может быть, она и не прогонит его?
     Нет.  Ему  нужно найти другие слова. Ему нужно рассказать правду о том,
как  счастливый  случай  выболтал  к  ней  дорогу,  и  не напускать никакого
тумана.  Бог  для  ее сердца будет плохой отмычкой. Но ведь Трофим и в самом
деле  не  преследует  никакой корысти. Ему нужно видеть ее и сказать ей, что
он  любит  ее  одну,  и даже если ему казалось, что Эльза была любима им, то
это  случилось  потому,  что ее сатанинская бесстыдная плоть полонила его. И
это  нужно  было сказать Дарье, чтобы она знала, как в этих лесах началось и
кончилось  его  счастье  и  что только здесь останется продолжение его рода,
который не хочет и, наверно, не должен узнавать в нем своего отца и деда.
     Тишина.
     Вечерело.  Лес  смолкал.  Ни  ветерка, ни писка птенца. Солнце было еще
высоко, и на верхушках елей густо зрели в его лучах золотые шишки.
     Все  живое  оставляет  после  себя  потомство.  И  ель, и папоротник, и
замеченный Трофимом под елочкой мухомор.
     И  зачем  не  ответил  тогда  Трофим девствующей во вдовстве Марфе и не
вошел  в  ее  тосковавшую  по  мужику  избу!  Может  быть, теперь он бы и не
оказался таким одиноким.
     Где-то  далеко,  очень  далеко,  заговорил  мотоциклет. Несомненно, это
возвращается  Андрей  Логинов.  Трофиму  не  следует  встречаться  с  ним  в
двух-трех  верстах  от  Митягина  выпаса.  Об  этом завтра же будет известно
Дарье.
     Пойти  назад  по  дороге  в  Бахруши?..  Но  далеко  ли уйдешь? Главный
механик нагонит и спросит Трофима, как и зачем он забрел сюда.
     А  мотоциклет  все  ближе  и ближе. Самое верное - спрятаться в молодом
ельничке,  а  потом,  пропустив  Логинова, пойти ближней тропой, если она не
заросла. Так он и сделал.
     В  густом  еловом молодняке не раз хоронился он с Даруней от чужих глаз
и часами просиживал, не замечаемый даже птицами.
     Мягок  и сух лесной покров в жарком июле. Как на хорошей постели, лежит
Трофим. Здесь еще гуще пахнет грибами и ярче видится прожитое.
     Мотоциклет  замолк.  По  дороге  прошла комолая коза. Наверно, та самая
блудня, которую искала женщина в розовом полушалке.
     Мотоциклет  снова  объявил  о  своем  приближении  и наконец показался.
Трофим прижался к земле, пригнул голову, но так, чтобы видна была дорога.
     Это  был  он.  В коляске мотоциклета сидела девушка в голубом сарафане.
Она сказала Логинову:
     - Дальше бабушка не велела...
     - Я знаю, - ответил Андрей.
     Девушка легко выпрыгнула из коляски и протянула руку.
     - Завтра приезжай пораньше.
     - Да  как  же  пораньше...  Надежда  Трофимовна по воскресеньям рано не
встает.
     - А ты разбуди маму.
     - Это  все  равно...  Пока  до  завода  да обратно... Да она и забоится
скорой  езды...  Вот  тебе  и  три  часа.  Раньше одиннадцати не приехать...
Погоди, Катя, не уходи... Еще мало времени.
     Если  бы  Андрей не назвал Катю по имени, если бы Катя не произнесла ни
единого  слова своим тягучим в певучим, никогда не смолкавшим в ушах Трофима
голоском,   если  бы  Катя  встретилась  Трофиму  на  Бродвее  или  в  самом
неожиданном  месте,  он все равно остановился бы и окликнул ее: "Даруня, как
ты попала сюда?"
     Ни  одежда,  совсем  не похожая на ту, что косили сорок лет тому назад,
ни  две косы, заплетенные вместо одной, ни слова, которых не знала Даруня, -
ничто не помешало бы узнать ее.
     Холодный  пот  крупными  каплями покатился по лицу Трофима, заливая его
глаза.  Он  пошевелился,  чтобы  достать  из  кармана платок. Катя повернула
голову в его сторону.
     - Да  что это, право, мы, Андрей, ни туда и ни сюда... Проводи уж лучше
меня... Мне как-то не хочется тут сидеть...
     Логинов  стал  заводить  мотоциклет  в  ельник, чуть было не коснувшись
передним  колесом  Трофима.  Затем Катя и Андрей, взявшись за руки, медленно
пошли  по  дороге  обратно  к Митягину выпасу. Трофим, проводив их глазами и
дождавшись,  когда  пропадут  их  голоса, поднялся. Пот лил не переставая, в
висках стучало.
     Постояв  у ели, он наскоро набил трубку и направился прямиком через лес
с  твердым  намерением  вернуться  в  эту  же засаду, чтобы хоть краем глаза
увидеть свою дочь Надежду.


                                   XXXIII

     В  субботу  вечером Петр Терентьевич сидел в молодой голубой рубашке за
вечерним  чаем.  Причесанный  рукой  Елены  Сергеевны,  он  пребывал в самом
разотличном  настроении.  Бахрушин  только  было  хотел  начать рассказывать
жене,  до  чего хорошо кончились его ряды-переряды с железнодорожниками, как
звякнула щеколда и на дворе появился Тейнер.
     - Если  товарища  Пэ  Тэ  Бахрушина  нет  дома,  то  скажите ему, Елена
Сергеевна,   что   совершенно   одинокий   и   "спозабытый,  спозаброшенный"
иностранец хочет вызвать сожаление у местного населения...
     - Давай,   давай,  казанская  сирота,  американское  сосуществование...
Самовар  на  столе,  витамины  в  графине,  -  отозвался  Петр  Терентьевич,
приглашая  Тейнера.  -  Коли  слаще поешь, пьянее попьешь, может, и напишешь
лучше...

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг