Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
Анестезия (откладывает штопку, замирает).Hе могу и все тут...
Отстоякин (благодушно). Ладно, Аниста, давай как можешь. Только не молчи, мне твой голос приятен.
Анестезия (берясь за иглу). Правда? Вот не знала, не догадывалась даже... Так я что хотела сказать? Ах да, про вечер этот... Hе подумайте чего дурного, но люди мы незамысловатые, живем ограниченно, ничего не сочиняем, без достойного партнера вам скоро наскучит, больно требовательная у вас натура. Отклика живого так и просит, так и просит...
Курицын (промозглым голосом). А все же, Постулат Антрекотович, любопытно знать, по какому праву...
Отстоякин (трогая Анестезию за локоть). Hу, скажи ему. Прямо на рожон лезет! Hу, выклянчит он красную <197> потом что? Апелляции пойдут, судейскую коллегию созывать, морока такая... Отошли его кашеварить, от греха подальше. Пусть нам кофейку замутит, без сахара. Я пью без сахара, диабет нам ни к чему. Пусть покашеварит, Аниста...
Анестезия (не поднимая глаз от штопки). Hе делайте вид, что ничего не слышали, Валериан Купидонович. Ступайте и замутите нам по чашечке кофе. И без дураков. И без сахара. Диабет нам ни к чему, инсулином потом всю жизнь колоться... Сделайте, Валериан, не жидитесь. Без глупостей только, ничего не подмешивайте. Сами знаете, что за это бывает... (Курицын безжалостно ухмыляется: ага, забоялись! Можно и замутить,<197> многообещающе объявляет он,<197> отчего же не замутить, если люди просят? Как ни в чем не бывало!..<197> жуткая мерцающая улыбка блуждает по его лицу, а глаза его сей момент готовы испепелить бесцеремонных попрателей законных прав и нажитых устоев,<197> нет, зря они в эти мгновенья манкируют его улыбкой и взглядом, уж они бы легко позаимствовали кое-что поучительное!..) Вот ваша пижамочка, Постулат Антрекотович. Видите, вот здесь я ее заштопала. А брюки вам починить не надо? Можно вас попросить не одеваться сразу? Hе часто случается наблюдать торс настоящего мужчины в интерьере.
Отстоякин (придирчиво оглядывает аккуратные стежки, пробует на разрыв, умудряется тут же подмахнуть рукавом у себя подмышками, наконец, благостно рыкает, говорит по-чебурашечьи). Мастерица! Золотая игла! Божественно! Такую хозяйку в доме держать <197> сущее блаженство! Дайте немедленно вашу руку, я ее сперва расцелую, а потом погадаю по линиям... Зачем стесняться, несравненная моя? Запечатлеть поцелуй благодарности <197> дело обычное. Все нормальные человеки так реагируют...
Курицын. Руку и только? Выше бери... (его не слышат).
Анестезия. Ой, что вы, что вы! Я гадалок терпеть не могу, Курицын вон сколько порывался, а я не хочу. Узнаешь все про будущее <197> и жить потом скучно.
Курицын. А кофейку замутить <197> это можно...
Отстоякин (рубашку пижамную бросает под стенку, начинает лежа, преодолевая неудобства, стягивать брюки). Как скажете, Анестезия Петровна. Гадания обождут, но давайте все-таки займемся чем-нибудь, пока помеха буйствует на экране. Давайте поиграем, я знаю тысячу игр и забавок, что душа пожелает, то и затеем. К чему душа потянется, тем и позабавимся...
Курицын (сглотнув и утершись). И чашечка крепкого кофе (щелкает пальцами). Человек! Два кофе покрепче, без сахара! Диабет нам ни к чему!
С поклоном, руки на груди, Владлен Купидонович пятится из спальни вон. Без сахара, без мышьяку, без дуста. Если же кто-либо окочурится от подозрений, то это личная забота каждого. А подан будет чистейший, без цикория, черный кофе,<197> внезапно привкус кислятины, ощутимо донимавший Владлена Купидоновича, уступает место желчной горечи. Вернее, сперва была лишь мягкая горчинка, подкисленная прежним ощущением. Такая неприметная поначалу, что называется, едва-едва, как будто он пригубил свежезаваренного, с пеночкой, кофе. Hа пробу.

                       IV. Игры надводных царств

Курицын идет на кухню, однако, проходя мимо комнаты девочек, зачем-то останавливается; вероятно, его внимание привлекли полоска света и голос старшей из погодок. Они всегда читают по очереди, одна читает, другая слушает, потом непременно обсудят прочитанное, случается, что и поспорят. Уровень развития у них одинаково высок, старшая постоянно подтягивает младшую, не позволяет той поддаваться расслабляющим соблазнам младшинства,<197> и правильно делает. Прелесть, а не девки,<197> Курицын, босоногий и беззвучный, замирает возле двери и прислушивается.
<197> Теперь я,<197> говорит младшая.
<197> Вот отсюда,<197> старшая, должно быть, передает ей книгу.<197> Я ногтем пометила.
<197> От <174>взрослых по обыкновению<175>? <197> уточняет младшая.
<197> Да, от <174>взрослых по обыкновению<175>...
<197> <174>Взрослых, по обыкновению, дома не было,<197> немножко нараспев, очень выразительно читает младшая.<197> Брат и сестра играли в куклы, когда внезапно послышался сокрушительный удар по крыше. Потом еще и еще.
Братец глянул в окно.
<197> Снег пошел,<197> сказал он сестренке радостно.<197> Слышишь?
Следующим ударом проломило крышу, в дом потянулся студеный ветер. Стали осыпаться оконные стекла, кухонная дверь под напором сквозняка хлопнула по косяку и раскололась. Дети сидели в обнимку, снегопад продолжал свою разрушительную работу.
<197> Вот и зима началась,<197> сказала сестренка, прислушиваясь к вою и грохоту.<197> Погулять бы на саночках...
<197> Это если дождемся папочку. Дом он заколотил, а инструмент унес,<197> братишка шмыгнул носом.
<197> Хорошо тебе, ты уже и насморк схлопотал,<197> сказала сестренка.
<197> Это не сопляки, это кровь,<197> сказал обиженно братец, утираясь обрубком руки.<197> Видишь какое оно красное?
<197> Хотела бы я увидеть хоть что-нибудь,<197> сказала сестрица.<197> Когда бы на прошлый день рождения не выплакала все глаза... я бы... мне бы...
<197> А новые уже никогда не вырастут,<197> утешил ее братец.<197> И в магазине не купишь, как говорила наша мамочка...<175>
<197> Дай мне,<197> просит старшая.<197> Hе жадничай.
<197> Я только-только зачиталась,<197> возражает младшая.
<197> Старших надо слушаться,<197> напоминает ей старшая.<197> Тебе еще надо поработать над интонацией. Ты берешь на полтона ниже, а тональность надо выдерживать. Иначе текст рассыпается.
Подслушивая, Владлен Купидонович испытывает двойственное чувство. С одной стороны, ему страшно неловко, ибо с младых ногтей он усвоил принцип неподслушивания-неподглядывания-неподчитывания, когда тот, за кем ты подглядываешь-подслушиваешь-подчитываешь, даже не догадывается, что за ним подчитывают-подслушивают-подглядывают. С другой стороны, Курицына подмывает сейчас же проверить свои познания по части отечественных и зарубежных авторов: ану как погодки начитаются и захотят потолковать с родителем на равных? Что же это такое? <197> мысленно бормочет Владлен Купидонович.<197> Hа Александр Сергеевича не похоже, слог не тот, и уж конечно, Михаил Юрьичем тут и не пахло. Николай Васильевич, пожалуй, мог бы, как пить дать, мог бы, ему-то ничего не стоило задать душку, так эпоха вроде бы другая, хотя <197> снегопады имели хождение и в прошлом веке, и в позапрошлом, а <174>сопляки красные<175> <197> не гений ли добросовестного предвидения положил в строку? А Федор Михалыч? Замесил нарочно, чтобы подразнить Ивана Сергеевича,<197> взял детишек, дом какой-то, тридцать три несчастья, как водится,<197> счастья, как показывает история, в те годы никто не знал, ровным счетом <197> никто. Даже Иван Сергеевич не по летам седел от тоски безысходности, вечный недобор с имения <197> какое тут счастье? Сидишь в Париже, а тебе назло недобирают, хоть совести их, хоть под плуг закладывай, не можешь кой-чего позволить себе, то одного не можешь, то другого, а Полинка говорит, что любит, а ждать не любит, давай, говорит, Иван Сергеевич, давай, говорит, а? А что ты дашь, когда тебе самому не додают хронически? Нет, Иван Сергеичу не до того было, не до детишек заколоченных, концы с концами человек сводил <197> какие уж тут обрубки? А Федор Михалыч мог бы, да все-таки не его это, как-то куцевато, что ли, суженно до масштабов пары-тройки замордованных судеб, опять же детишки там плакать как будто и не собираются. Живут они там, детишки эти...
<197> От <174>магазина<175>? <197> спрашивает старшая.
<197> От <174>магазина<175>, я ногтем отметила...
<197><174>...И в магазине не купишь, как говорила наша мамочка. Сама-то она из последних сил держалась, чтоб не расплакаться. Потому что сильно жалела нас: <174>Если и я расплачусь <197> то кто же присмотрит за вами, горемыки мои ненаглядные? Этот головорез только и знает, что все заколачивать...<175> Она не плакала даже когда умирала <197> папочка заколотил ее, а еще долго было слышно, как она дышит под крышкой: спокойно и ровно. Потом она задышала чаще <197> помнишь, сестрица? <197> все чаще и чаще, и как-то с присвистом,<197> но все равно не плакала. Когда начнется зима, сядьте посреди комнаты, играйте в куклы, согревайте друг друга,<197> завещала она в последний момент, а папочка сказал: <174>Тебе не надоело воздух переводить? Будь покойна, уж я их посажу как надо<175>.<197> <174>А ты, душегуб, не тяни с женитьбой, не мучай себя и детей, сразу же заколоти эту псарню, пропади она пропадом, и уходи к другой женщине, не заставляй ее долго ждать. Так всем будет лучше...<175> <197> <174>Всем уже и так хорошо, лучше некуда<175> <197> заверил ее папочка... И он сдержал обещание, наш папочка если что пообещает <197> в лепешку разобьется, жилы себе надорвет, ничего и никого не пощадит,<197> а сделает...
<197> Счастливый ты,<197> сказала сестренка брату.<197> Еще помнишь хоть что-то. А у меня все в дырочку выдувает,<197> и она сунула пальцем себе в череп.
<197> Надо будет бумажку скрутить и закупорить, чтоб песку не надуло. Я говорю про входное отверстие, входное всегда получается небольшое, почти правильной формы. А на выходе затянем чистой тряпочкой. Вот кинется кто-нибудь, что мы здесь папочку дожидаемся, кто-нибудь, у кого найдется бумажка с тряпочкой,<197> и мы тебя законопатим. Жаль только, что к тому моменту меня задерут бродячие собаки. Мне так хотелось посмотреть, как ты устроишься в жизни...
<197> А мне бы посмотреть хоть что-нибудь,<197> успела сказать сестрица, прежде чем ее привалило рухнувшим перекрытием.
Братец еще долго вертел головой и окликал ее. Потом он решил, что она хоть и шустренькая, но вряд ли успела отползти далеко. Если постараться, можно еще догнать ее и сделать так, чтобы она не мучилась... Изловчившись, согнутый в три погибели, он начал перегрызать себе ногу, зажатую, точно клещами, меж бетонными плитами, из которых, оказывается, построен был этот дом...<175>
... Hо и не Писарев, не Чернышевский, не Добролюбов с Добронравовым! <197> наотмашь гадает Владлен Купидонович.<197> Бетоном тогда заливали? Неизвестно, широкому кругу читателей <197> неизвестно, а если заливали, допустим,<197> так не жилье же, муровали кирпичом, по старинке... И не Саша с Демьяном, и не Владимир Владимирович с Алексей Максимычем. А может, в наше время мы этого автора и не проходили? Даже по разряду внеклассного чтения? Какой-нибудь Корифейчиков, Иванов, Петров, Сидоров... Что ж,<197> предается сомнениям Курицын, Владлен Купидонович,<197> дело наживное, нынче нет <197> завтра полное собрание, в сороках томах, успевай только выкупить... Hе Проскурин, не Чаковский, не Бондарев. Тот сразу бы танков нагнал, танками прошелся бы, а танков тут, как ни верти, не наблюдается,<197> зима тут, снегопад, и этим все сказано.
В глубочайшей задумчивости Владлен Купидонович попадает на кухню, берет из хлебницы кусок бородинского и начинает есть. Бородинский горчит, не должен бы, а горчит. Владлен Купидонович внимательно рассматривает надкушенный кусок, отъедает еще немного,<197> может, сразу загорчило, а потом ничего? <197> но с бородинским что-то не то, и Владлен Купидонович аккуратно обрезает надкушенный край и прячет обрезок обратно в хлебницу. Hи одного писательского имени он придумать уже не пытается, нобелевских лауреатов затрагивать всуе не желает, поэтому некоторое время расходует на то, чтобы избавиться от горечи во рту: он стоит над раковиной мойки и полощет рот теплой кипяченой водой. Внезапно, сплюнув, резко проговаривает: не Бондарев, не Бондарев,<197> и возвращается к полосканию, но тут же снова, в довольно резкой форме обращается к воображаемому оппоненту: не гавкай! <197> пресекает Владлен Купидонович кого-то, кто, по всей видимости, пристроился в закутке и оттуда раздражает Курицына.<197> Сказано тебе <197> не Бондарев! Юрия Васильича я знаю, все последние годы я только его и читал, я его всего перечитал, не он это! Да не он же, вот зараза! У Анисты спроси, она тоже в последние годы только его и читала, и тоже всего! Пойди и спроси, разбуди и поинтересуйся. Ладно, пойдем вдвоем, Аниста не обидится. И врать не станет, своенравная...
Владлен Купидонович, держа в руке стакан с кипяченной водой, на цыпочках заходит в спальню и видит, что Анестезию будить не надо, она не спит, а сидит на подушках и расчесывает волосы. Они у нее длинные, аж до бедра, а гребешок <197> кроваво-красного цвета, и рукоять гребешка инкрустирована каким-то зелененьким, красивой огранки камнем. Рядышком с Анистой <197> очень близко к ней, поперек дивана,<197> разложился сосед Отстоякин и елозит по животу руками, хлопает резинками, пытаясь освободиться от пижамных брюк. Анестезия расчесывается, Отстоякин ворочается и елозит, но это ничуть не мешает им вести оживленную беседу.
<197> А шубу вы мне купите? <197> спрашивает непредсказуемая.
<197> Это в первую очередь,<197> говорит Отстоякин.
<197> Может, и не очень дорогую, но приличную...
<197> Hа какую глаз положишь <197> та и твоя.
<197> А сапожки? <197> спрашивает Анестезия.<197> Зимние?
<197> И сапожки,<197> говорит Отстоякин.<197> Что за шуба без сапог?
<197> А вот если... кухоньку подремонтировать? Плиткой обложить. Мне туда уже заходить противно...
<197> Ремонт <197> святое дело. Считай, что уже поремонтировалась. И кухню, и куда покажешь.
<197> А вот еще... можно еще, Постулат Антрекотович?
<197> Давай, Анестезийка, гулять так гулять! Один раз живем <197> проси, что хошь!
<197> Мне бы кофемолку еще одну. Я бы в старой перец молола, а новую держала бы для кофе...
<197> Ради всего святого, я тебе и две куплю, и плитку газовую новую поставим, и меблишку сменим... Хочешь <197> эту перетянем, хочешь новенькую завезем.
<197> И на платье отрез? <197> спрашивает Анестезия.<197> И свежие фрукты зимой <197> детей витаминизировать?
<197> Считайте, Анестезия Петровна, что в моем лице вы видите скатерть-самобранку, а на ней <197> старика Хотябыча... А-а, Вельямин! Что же ты стоишь, как сиротинушка бездомный?
<197> Аниста, ты Юрий Васильича всего читала? <197> прямо спрашивает Курицын.
<197> Опять он со своим Юрий Васильичем,<197> недовольно отмахивается Анестезия.<197> Как только что-то такое, ему сразу Юрий Васильич да Юрий Васильич...
<197> Слыхал, Вельямин? <197> спрашивает сосед Отстоякин, предварительно хлопнув резинкой.<197> Дама не желает про Юрий Васильича. Значит, про Юрий Васильича не будем.
<197> Я <197> что,<197> говорит Владлен Купидонович.<197> Там матрешки зачитываются...
<197> Ты хоть матрешек не трогай! <197> раздраженно восклицает своенравная.
<197> Слыхал? <197> говорит Отстоякин.<197> Дама не желает, чтобы ты матрешек касался, значит, не касайся.
<197> А вы тут <197> что? <197> спрашивает Курицын соседа и намеревается сказать еще что-то резкое, без обиняков, но Отстоякин опережает его,<197> как бы прося прощение, как бы сожалея о том, что Курицынведет себя неподабающе, и вот добрячок Отстоякин поневоле, вынужденно <197> должен приструнить зарвавшегося, хоть ему, Отстоякину, и неприятно это, но тут выбирать не приходится, надо делать то, что надо, иначе Курицын, который и без того уже напозволял себе, начнет позволять еще большее, потом совсем зарвется, кинется в разгул <197> и если не превентивные меры сейчас,<197> то можно представить, чем это все обернется впоследствии,<197> так что ты, брат, извини, но строгача ты схлопотал заслуженно, а обижаться можешь сколько угодно, твое законное право <197> обижаться, хоть это и не на пользу, но можешь, пообижайся, чего уж тут, зато потом спасибо скажешь, когда дорастешь до понимания,<197> опережая его, сосед бросает нехотя: <174>мы так не договаривались<175> и <174>все, Викториан, допрыгался, красная карточка тебе, удаление то есть...<175> <197> и язык Владлена Купидоновича, минуту назад еще достаточно хлесткий,<197> вдруг онемевает в буквальном смысле слова. Будто Владлену Купидоновичу, во избавление от горького привкуса, начинили рот обезболивающим.
<197> Красная, красная! <197> злорадно повторяет непредсказуемая.<197> И правильно, Постулат Антрекотович, сколько можно терпеть? Уже до матрешек добрался, я вот подумаю еще да и лишу его родительских прав, лучше совсем без отца, чем с таким папашкой.
<197> Hу, это дело поправимое,<197> говорит Отстоякин.<197> Отцовство переоформляется в законном порядке, существует соответствующая статья. Кодекс гражданского законодательства <197> вещь сер-рьезная...
<197> М-м-м,<197> мычит на них Курицын, держась за обе щеки.
<197> В случае чего <197> в шесть секунд усыновим,<197> развивает тему Отстоякин.<197> По первому сигналу.
<197> Как же усыновим? <197> удивляется Анестезия.<197> У нас ведь дочери...
<197> Значит, удочерим,<197> говорит Отстоякин.<197> Какая разница? Ты, Вольдемар, чеши на кухню и без кофе не возвращайся. Видишь, какие струны ты затронул, ты, парень, трогать трогай, да о последствиях тоже подумывай. Семь раз подумай, потом уже резани. Да и то еще неизвестно, как оно обернется, с какой стороны, каким концом к тебе: тут, брат, еще та геометрия, палочку рисуем, две на ум кладем, пусть полежит, подождет, палочки на уме жрать не просят, а с ними как-то спокойнее... Вот послушай, тоже из раннего: <174>Чем больше линий на уме, тем меньше пятен на Луне. Hа Солнце тоже пятна есть,так что наукам не до сна: когда ж, когда придет весна? <197> чтоб человечеству расцвесть!..<175> Во, брат, какие империи вызревают...
<197> Hу его к лешему,<197> говорит своенравная соседу,<197> ничего вы ему не докажете, а вот блузочку... блузочку новую вы мне купите? С рюшками, с тамбурной вышивкой, я вам в каталоге покажу...
<197> Блузочку? <197> переспрашивает Отстоякин.<197> И не одну, и не только с тамбурной. А потом я тебе катер куплю, покататься в лагуне. Потом <197> яхту, самолет с электровозом <197> все у тебя будет. Верь мне, Аниста.
<197> Кому же еще довериться, как не вам! <197> с чувством отвечает непредсказуемая.<197> О, Постулат Антрекотович... О!..
<197> М-м-м,<197> мычит Владлен Купидонович, страстно желая знать, чем же все это кончится,<197> засвидетельствовать и все такое, застукать на горячем <197> и больше ничего, доучаствовать в апогее событий <197> всего лишь. Надо, надо было принести им кофе, может, и в чем ином услужить, поспособствовать, с холодком отстраненности, безусловно: делайте, люди добрые, делайте, я <197> вот он, но я желаю правды, не снисхождения и жалости, а чистой неприукрашенной правды-матки. А потом я оставлю вас. Навсегда. Бесповоротно. Вас будет преследовать по жизни призрак Курицына, обескровленного человеческим обманом,<197> но это буду не я, это будет мой призрак, тень моя, моя отлученная от тела аура. Hо вас никто не принуждал, господа, вы сами сделали свой выбор, стало быть, бодайтесь с призраками на свое усмотрение, и не зовите меня, я не услышу... Курицын ставит кофеварку на огонь и лишь теперь обнаруживает, что находится на кухне и уже поставил на огонь кофеварку, и шкафчик навесной уже открыт, и его, Курицына, руки перебирают баночки, извлекая из множества одну, в которой покоится молотый колумбийский кофе, который накануне Владлен Купидонович собственноручно же подкалил на сковородке, потому что кофейное зерно, пусть и жаренное, все ж лучше еще и собственноручно довести до готовности, подкалив на сухой сковородке, но не передержав на огне, не доведя зерно до черноты горелости, тогда зерно, считай, загублено, и кофеин улетучивается, остается бесполезный жмых, погадать на гуще, конечно, можно, но ты ведь собирался испить бодрящего напитка, а не упражняться в гадании, черт возьми!
Курицын несет кофейник в спальню, а у хорошисток уже все стихло, темно у них; Курицын отчетливо представляет, как они, умаявшись за день, поговорив после чтения о детерминизме, эклектичности новейших направлений в искусстве и эксгибиционизме в явлениях общественной жизни, посапывают во сне, набираются сил на завтра. Почитали не Юрия Васильевича <197> и баиньки. Некоторым взрослым давно пора поучиться у некоторых подростков, это факт. Перебороть, подавить в себе гонор взрослости, стать как дети, радоваться хорошей погоде, ветерку, грязной луже, давайте смотреть на мир глазами ребенка, люди, своевременно ложиться спать и видеть во сне голубые колокольчики, усеянные утренней росою. Иначе видеть вам не перевидеть то, что увидел Владлен Купидонович, когда с парующим кофейником в руке вошел к себе в опочивальню: Анестезия, жена его, хоть и не дремлет, но и не расчесывается гребешком, а уже расчесанная <197> волосы длинные, до бедра,<197> она царит на подушках, показывает органичные телодвижения восточного танца,<197> руки, шея, бюст,<197> все движется как надо, лишь ноги своенравной остаются в неподвижности, поскольку она демонстрирует свое умение сидя. Рядом с нею кряхтит лежащий поперек диван-кровати сосед Отстоякин, норовит стянуть с себя пижамные брюки, но по неловкости путается в резинках, хлопает ими, а победить пижаму никак не может. При этом Отстоякин говорит басовито, как в трубу: дайте, дайте немедленно вашу руку, я ее сперва расцелую, а потом погадаю по линиям... Зачем стесняться, несравненная моя? Запечатлеть поцелуй благодарности <197> дело обычное. Все нормальные человеки так реагируют...
Анестезия. Ой, что вы, что вы! Я гадалок терпеть не могу! Курицын вон сколько порывался, а я не хочу! Узнаешь все про будущее <197> и жить потом скучно.
Отстоякин (голосом Буратино). Как скажете, Анестезия Петровна. Гадания обождут, но давайте все-таки займемся чем-нибудь, пока помеха буйствует на экране. Давайте поиграем, я знаю тысячу игр и забавок, что душа пожелает, то и затеем. К чему душа потянется, тем и позабавимся,<197> надо же как-то обустраивать свой досуг.
Анестезия. Замечательно, Постулат Антрекотович, я страсть как люблю поиграть, позабавляться. Меня хлебом не корми <197> дай сыграть с хорошим компаньоном. Только Курицын уже шестнадцать лет надо мной измывается, ничего такого не предлагает, а если я сама попрошу <197> решительно отказывает. Я ведь, в сущности, душою еще девочка... (непредсказуемая зарделась, бросила вилять на подушках, руки опустила на колени).
Отстоякин. Вот и воспользуйтесь случаем, отведите душу...
Анестезия. А вы <197> вы тоже любите? Это вам не в тягость?
Отстоякин (голосом актера Смоктуновского). Мне, Аниста, с тобой ничего не в тягость.
Анестезия (польщенно опустив глаза). Во что же мы сыграем, Постулат Антрекотович?...
Отстоякин. А кто кого пересмотрит. Моргнул <197> выкладывай фантик. Два раза моргнул <197> два фантика выложи. И так до тыщи.
Анестезия (сокрушенно). Hе получится у меня, Постулат Антрекотович, вам в глаза невозможно глянуть, чтоб сердце не дрогнуло. Они у вас такие... такие... ну, вы сами знаете, какие они у вас...
Отстоякин (хлопнув резинкой). Вы хотели сказать <197> глаза гордого леопарда?
Анестезия (радостно). Именно это, Постулат Антрекотович! Как вы умеете подобрать каждому значению свое слово!
<B%-2>Отстоякин.<D> Это у меня в крови: и взгляды, и умение... А вот есть такая игра: кто кого перелюбезничает.
Анестезия (ласково). Нет, нет, тягаться с вами в любезностях безнадежно...
Отстоякин. А ты потягайся, потягайся, я и фору дам...
Анестезия. Зачем же время зря переводить? Это же и так понятно: вы и тысячу угодников перелюбезничать горазды. Хоть и с форой...
Отстоякин. Такой уж уродился, это с генами передается, в поколениях.
Курицын (держась за кофейник двумя руками). Hу-ну...
Отстоякин (вздыхает). Хитренькая вы, Анестезия Петровна.
Анестезия. Отчего же это <197> хитренькая?
Отстоякин. Хитренькая <197> и все тут...
Анестезия. (капризно). Нет, скажите. Скажите-скажите!
Отстоякин. Так вдруг и сказать? Так сразу?
<B%-3>Анестезия.<D> Сразу и скажите, а я сразу и послушаю.
Отстоякин (голосом Мальвины). Hо я не привык так сразу, милочка! Сперва подогреваю женское любопытство, до белого каления, гляжу: готовенькая, есть! <197> тогда и карты на стол...
Анестезия. Можете считать, что я не просто готовенькая, а готовенькая дальше некуда... Говорите, интриган, я сейчас разревусь...
Отстоякин. Только не это! Слез я не выношу под любым предлогом... ну, так и быть: вы хитренькая потому, что не желаете играть во что попало. Прелесть моя, вы божественно переборчивы, вы хотите получить максимум удовольствия,<197> но кто я такой чтобы осуждать вас за это? Hе стремлюсь ли и я к тому же?.. Белый флаг, Аниста, я в плену. И мы играем в самую забористую, самую увлекательную игру всех времен и народов! В кто чего боится!
Аниста. И вы пытались это скрыть? У вас такие игры, такие замечательные забавки, а вы...
Отстоякин. Вы рады?
Анестезия. Безумно! С Курицыным я и мечтать не могла!
<B%-3>Отстоякин.<D> А на что же мы сыграем? Hа интерес <197> не интересно. Hа интерес и пятиклашки давно не клюют, такую корысть развели <197> мимо школы не пройдешь, чтоб не обобрали до нитки.
Анестезия. Мне кажется, вы несправедливы. Школа <197> это заря нашей жизни, она приходит к нам с первым звонком, уходит с последним. Тоже на зорьке, на закатной... Скоро и наши матрешки упорхнут... голубки наши... (хлипает носом).
Отстоякин (голосом артистки Раневской). Все, придумал, на что играем. Если, допустим, вы, Анестезия Петровна, верх возьмете, то Курицын ваш, допустим, отправляется к моей коросте, там ему и отоспаться устроят, и всего остального навешают. А я тем временем у вас заночую, буду охранять ваш чуткий сон, как собака. Буду лизать вам руки, шею, груди...
Курицын (восторженно.) Приехали!
Отстоякин. Ежели выигрываю, допустим, я,<197> ваш покорный слуга то есть,<197> то я остаюсь у вас, сторожу ваш чуткий сон, а Курицын, как представитель проигравшей стороны, отваливает к моей коросте, там и получит все, что ему причитается. В любом из вариантов побеждают дружба, равенство, братство.
Анестезия (мечтательно). Ах, плутишка, ловко же вы сеточку забрасываете, клинышки подбиваете... ловелас, неотразимый повеса, знаете, чем женщину прельстить!
Отстоякин (голосом главбуха Гриневича <197> из той самой конторы, где служит Курицын). Само собой получается, Анестезия Петровна, специально я не стараюсь. Это все потому, что я непростительно, непостижимо талантлив. Одарен, так сказать... Так что же наша игра? Условия для вас приемлемы?
Анестезия. Предупреждаю, Постулат Антрекотович,<197> пощады от меня не ждите...
Курицын (объявляет, как на великосветском приеме). Кофе подан!
Отстоякин. Первый ход за вами, азартная. Начинайте...
Анестезия (запальчиво). В подачках не нуждаюсь, начинайте вы!
Отстоякин. Hе по-джентльменски как-то. Первый ход <197> ваш.
Курицын. Кто заказывал кофе? Я тут кофе принес...
Анестезия. Нет, ваш! И берегитесь <197> ответным ходом я повергну вас в тихий ужас!
Отстоякин (шаловливо). Бедная моя головушка!
Курицын. Если кофе заварен <197> его надо потребить. Иначе произойдет перевод продукта...
Анестезия. Ай-ай-ай, Постулат Антрекотович! Еще не начавши <197> за голову хвататься...
Отстоякин (с рыком, голосом инспектора службы газа Питяхина). Держись, несравненная! Меня за красивые глазки не купишь! В атаке я неудержим, как тысяча тачанок! Бью с разворота: больше всего на свете я боюсь центрифуги!..

                   V. Игры надводных царств <197> 2

...Это какая же центрифуга, Постулат Антрекотович? Не та ли, в которой космонавтов наверчивают? <197> в которой белье отжимают, Анестезия Петровна, более жуткого зверя я не знаю, короста закладывает белье, запускает вертушку и сама убегает, а я стою над стиралкой и думаю: вот сорвется да как врежет! переживаю на все сто, аж коленки подгибаются,<197> это что, Постулат Антрекотович, меня другие страхи донимают: у нас в туалете кран сливной <197> а может, и труба, я не разбираюсь <197> так рычит <197> просто кажется, еще минута, и все это хлынет сперва на меня, потом людей затопит, кто внизу живет, пять этажей насквозь <197> это вам шуточки? <197> ни в коей степени, Анестезия Петровна, только моя короста придумала такое, что будь здоров: она от трамваев млеет, десять раз соберется с духом прежде чем в вагон забраться, все ей мерещится, что вот сейчас ее зажмет пневматической дверцей <197> и так потащит, наполовину она там, наполовину здесь, а люди кричат, а вагоновожатый не слышит и в зеркальце свое не глядит, вагончик катится, позванивает, а бедная женщина свисает с приступок, бьется головой по асфальту,<197> это действительно страшно, Постулат Антрекотович, но страшно и другое, я вот до смерти боюсь в метро заходить, туда заходишь <197> это же страсти Господни, когда эта штучка по ножкам хлопает, а еще когда лестничка вдруг замирает и все, кто ехал на ней, вот-вот на тебя повалятся, да и лестнички эти <197> не вечные, обрушиться могут, а там такие высоты, такие глубины, даже сердце тюхкает, как подумаешь,<197> а вы бы жетончик в щелочку опускали, штучка бы по ножкам и не хлопала,<197> случается, что и опустишь, а все равно как-то боязно, как-то не по себе, так что же кидаться жетончиками, если одинаково тревожно? а еще меня страхи преследуют, что случайно битого стекла покушаю, защербатится горлышко у банки, или бутылочку открываешь с противным таким стекольным скрипом <197> так и знай, белый свет у меня перед глазами гаснет: вдруг да попало? проскочил осколочек <197> что тогда? прямо умираю от предчувствия, сяду
<197> не сидится, стану <197> не стоится, хожу, по углам заглядываю <197> вдруг да вдруг? процежу десять раз, переберу по крупинке, а чувство такое, будто уже наглоталась... это хорошо мне сейчас отвлеченно рассказывать, пережить такое <197> куда страшнее,<197> советую вам впредь выставлять продукты со стеклами на площадку, делать это инкогнито <197> но делать, кто-то да подберет, не испугается, когда про стекло не знаешь, то и не страшно, не пропадать же продукту на помойке,<197> как хорошо вы посоветовали, Постулат Антрекотович, в следующий раз я так и поступлю, однако вы почему-то ничего не говорите про свои страшилки, ваша очередь <197> а вы как будто увиливаете,<197> я увиливаю? ничего подобного, только что, Анестезия Петровна, вы про метро упомянули, но как-то походя, поверхностно, а есть там одна страшная-престрашная рельсочка, знаете? там есть такая рельсочка, под напряжением, так это же форменный ужас, если человек угодил на нее <197> чернеет, как уголек, а люди так и толпятся на краю платформочки, им говорят: не скапливайтесь, рассоситесь, не подходите близко, пьяница какой-нибудь вильнет бедром, потеряет равновесие, толкнет одного, тот по инерции толкнет другого, а тот, другой, на остальных наедет, как доминошки: хлоп-хлоп-хлоп,<197> и на рельсочку, только угольки чернеют,<197> но согласитесь, Постулат Антрекотович, оборванный проводочек электропередач ничуть не хуже вашей рельсочки: человек идет себе по улице, по дороге, по полю даже, где столбы стоят, идет себе, ни о чем не догадывается, не делает никаких скоплений, вдруг <197> на тебе, проводочек под ногами, ищи потом виновного, горелая кочерыжка вместо человека торчит,<197> а вот еще про электричество, знаете ли вы, бесценная Анестезия Петровна, что слова <174>гроза<175> и <174>угроза<175> имеют идентичный корень? во время грозы ни в коем случае, ни под каким предлогом нельзя перебегать по открытой местности, молния перебежчиков жалует весьма своеобразно, испугаться как следует не успеешь <197> шарахнет в темя, как золотой петушок царя-батюшку, что
 скажете на это, азартная вы моя? <197> а то и скажу, что шаровая молния не видит различий между местностью открытой и закрытой, живет себе человек, за покупками ходит, прибирается в комнатах, стирку затевает, посуду мыть собирается, как внезапно <197> здра-а-астьица, в форточку влетает плазма и давай кружить по дому, иногда покружит-покружит и улетит без последствий, иногда же все кончается сокрушительным смертоубийственным взрывом, с плазмой ведь шутки плохи, ее не пристыдишь, на подкуп она не берется, поэтому человек, завидев плазму, уже не может быть спокоен, ни пылесосом работать не может, ни чай готовить, остается ему стоять и ждать, что она выбрыкнет между прочим, казнит или помилует, сколько безвинных человеков завершили свой путь земной таким вот непривлекательным образом! <197> это да, Анестезия Петровна, но согласитесь, что и банальный бытовой прибор, та же стиралка, представляет собой опасность не меньшую, чем плазменные выкрутасы: кто не пользуется при изъятии белья деревянными щипцами, а запускает в бак голые руки <197> тот, говорю вам искренне, немало рискует извлечь оттуда вместо стиранных рейтузов удар на поражение, бац <197> и отстирался человек, до посинения, белье в комод, атлас на крышку гроба...
<197> М-м-м...<197>Курицын показывает жестами нечто падающее на голову, нечто, похожее на кирпич, буханку хлеба и радиорепродуктор одновременно.
<197> А ты, Валентин, помалкивай, сразу в игру не включился <197> теперь тебе табу,<197> ну в самом деле, Валентин Купидонович, вам уже и карточки показывали, а вы тем не менее суетесь, вот еще страхи Господни, Постулат Антрекотович, когда человеки недопонимают, что соваться им нечего, только другим навредят, а они все суются и суются, это почти как гадюка, я гадюки тоже боюсь, не больно частый гость <197> гадюка, но какой это ужас <197> воображать, как она проползает по полу, извивается, тычет мордочкой, норовит под простыню забраться, чтоб еще неожиданнее было, но жалит человека не сразу, а сперва позабавится, охмурит его, с помощью гипнотического воздействия лишит его всякой воли к сопротивлению, обращается с жертвой, как кошка с мышкой, а мыши ведь тоже <197> не просто грызуны, но, быть может, первейшие разносчики микробов, которые сами по себе <197> организмы как организмы, только очень махонькие, микроскопические, но стоит им очутиться где-нибудь на кожном покрове человека или, того лучше, угодить куда-нибудь на слизистую, или <197> что и вовсе хорошо,<197> поселиться на внутренних органах, к лимфатическому узелку пристроиться, проникнуть в кровеносные сосуды <197> как тут же начинают они паразитировать, подтачивают храм духа и разума изнутри, поедают его по крупице, а это называется заболеванием, вот что страшит меня всякую минуту жизни,<197> тигрица! умница! непревзойденная! здорово же вы отыграли, Анестезия Петровна, недооценил я вас, поучился бы, Викториан, чем ходить и мычать тут без толку <197> ты ноги на ночь мыл? а зубы чистил? <197> не отвлекайтесь, Постулат Антрекотович, а вы, Викториан, не изображайте из себя глухого и порченного, вам говорят: пойти помыться <197> так пойдите и помойтесь, в реке, в ручейке, в океане, и в ванне <197> всегда и везде, Викториан Купидонович, вечная слава, вечная память, а то с нечищенными зубами, с немытыми ногами вы навеваете мне мысль о просроченном белковом креме, тоже, знаете ли, подарочек, коварство видимой услады, невинная с виду ароматная пеночка, а слизнешь <
197> пошло человека нудить, выворачивать всего...<197> браво, Анестезия Петровна, брависимо! белковый крем, кто бы мог подумать, а ведь и правда <197> выворачивает не хуже, чем залежалые рыбные консервы <197> кровавые поносы, обезвоживание организма, потребитель, естественно, долго не выдерживает и умирает в муках <197> о вечный, о неукротимый черный гений ботулизма! словно в мясорубку попадаешь, но и столбняк ни в чем ему не уступает, ударился человек по случаю, а противостолбнячного укола не делает, ждет чего-то, о чем-то постороннем мечтает <197> кошмар! ударился <197> так сделай! <197> иначе прямая тебе дорога оказаться во власти мышечных судорог, и без надлежащего медицинского ухода <197> сами понимаете...<197> а то еще собака человека покусает, бешенная, я, Постулат Антрекотович, как увижу пеночку из пасти <197> бегу аж ноги подо мной заходятся, аж гудят, сама себя обгоняю <197> такая вот бегунья от страху...<197> но еще страшней <197> неупорядоченные половые связи, живет себе человек, ничего особенного не помышляет, как вдруг попадает в плен полового влечения <197> жуть да и только! он, конечно, подчиняется велениям инстинкта, вступает в связь, а сам <197> ни сном, ни духом, что партнер ему попался прямиком из группы риска, может, даже не совсем того пола, на который человек рассчитывал...<197> что есть <197> то есть, Анестезия Петровна, практика, доложу я вам, весьма распространенная, гори оно ярким пламенем, это я уже про пожары, про них, про родимые, жутчее пожара ничего не бывает, если, разумеется, в то же самое время не случится авария на химическом предприятии! вот где страхи страшные часа своего высиживают! <197> а что же <197> град величиной с яйцо? а косточка, Постулат Антрекотович, косточкой, подавиться не хотите ли? а очутиться в пустыне, без капли воды в бурдюках, или очнуться посреди океана, на утлом плотике, опять же без капли пресной влаги, над километровой толщей влаги соленой, непригодной к употреблению!..<197> неплохо, милейшая Анестезия Петровна, очень даже неплохо, но что вы скажете по
поводу пыток в домашних условиях?..<197> м-м-м... страшнее страшного... м-м-м...<197> опять он вмешивается! Аниста, обуздай его! подсказка же, нарушение правил, результат аннулируется! <197> что вы, что вы, я сражалась столь самозабвенно, столько всяких жутиков припомнила, пережила как впервые, да я скорее с балкона выкинусь...<197> понял, Курицын? ты, брат, вникни и не кукай, не будешь кукать <197> избежишь неприятностей, будешь кукать <197> не избежишь, так что выбирай, что тебе ближе: доморощенная твоя посказочка <197> или Аниста собственной персоной, над пропастью... кстати, о доморощенном, я тут про пытки не договорил, набегут мерзавцы, руки-ноги опутают и пускают в ход утюги с паяльниками, что попало, такие вот мероприятия <197> разве не боязно? <197>... а я, Постулат Антрекотович, скажу последнее: страшно так-таки и не узнать, что оно такое <197> настоящее светлое счастье, большое, человеческое, неразменное... жизнь промелькнет, как ласточка за окнами, только и заметишь, что хвостик у нее раздвоен <197> ага, значит, ласточка была, не воробей, не коршун, ласточка так ласточка, и больше ничего <197> ни что у нее под перышками, ни кому она песнь свою понесла... вот что мне страшно, страшнее даже, чем лезвие в кошельке, только-только за деньгами полезешь <197> а тебе по пальцам, по фалангам, по маникюру... я победила, Постулат Антрекотович, и сообщите, что положено, Валентину, пусть, в конце-то концов, знает...
Отстоякин (бросает хлопать резинками, поднимает руки). Победила, Анестезийка, победила! Все, Курицын, продулся ты до винтика! Твои страхи оказались самыми жеванными, тебе вон всего лишь повестка припорхнула, фитюлька на оберточной, а ты и раскис! Проиграл <197> имей мужество признаться, выбрасывай белое полотнище, тащи контрибуцию!..
Курицын. М-м-м... страшнее страшного <197> измена...
Отстоякин. Hе смеши людей, Валентин, после драки не машут, озаботься контрибуцией по полной программе: с огурчиком, селедочкой, сальца копчененького не забудь, в тонких ломтиках, чтоб аж светилось! Я люблю <197> чтоб аж светилось, и чашек не бери, из чашек свинье хорошо хлебать, а человека хрусталь благородит. Давай, Вельямин, по-благородному возлакаем, из хрустальных!
Анестезия. (очень серьезно). Никогда и ни с кем не было мне так беззаботно, Постулатик. И это сущая правда...
Отстоякин. Ты чего это, Владлен? Ты это брось... побалагурили, повеселились на сон грядущий...
Анестезия (очень-очень серьезно). Сущая правда <197> никогда, ни с кем...
Курицын (набычившись, с леденящим огоньком в глазах). Слишком долго, желая убедиться, до каких границ простирается наглость и наплевательство... проклятая любознательность <197> едва не погребла меня под обломками... но всему приходит конец! Теперь я говорю: довольно! Довольно же, говорю я и знаю, что меня поддержали бы и Лев Николаевич, и Алексей Максимович, сам Юрий Васильевич стоял бы сейчас на моей стороне: довольно, сказали бы мы дуэтом,<197> довольно хлопать резинками и делать вид, что ничего не происходит!
Отстоякин (с ноткой нервозности в голосе актера Ефремова-старшего). Экий ты впечатлительный, Владленчик, предупредил бы что ли, дураков тут нет, все подобрались понятливые... сама по себе впечатлительность <197> грех не великий, в чистом, так сказать, выражении... но применительно к конкретным обстоятельствам... Прости, брат, за конкретику и послушайся дядю Отстоякина: нельзя, понимаешь ли, подключаться в сеть напрямую! Без трансформатора-стабилизатора, напряжение прыгает, предохранители слабенькие, схема на соплях...
Курицын (привыкая к новому вкусовому ощущению <197> словно пожевал он дубовой коры, вкусил неразбавленной терпкости). Довольно! Я вам не брат, а вы мне не дядя! И что это за манера <197> <174>тыкать<175> взрослому человеку на каждом слове? Я с вами коров не пас и девок не портил! Прошу оставить в покое мой дом <197> мою крепость, меня и мою супругу!
Отстоякин (поворачивается к Анестезийке, ищет в ней поддержку, и непредсказуемая, с отсутствующим выражением лица, вдруг извлекает из-под подушки маленькую губную гармонику, пробует звучание; похоже, что в репертуаре своенравной наличествует вальс <174>Амурские волны<175>). Обожди, Владлен! Дай музыкой насладиться!.. (Hо Курицын подскакивает к жене, выхватывает у нее из рук гармонику и швыряет в угол, за телевизор, что никак не влияет на качество демонстрируемой помехи). Вон ты какой!.. Я ему <197> семьями дружить, хлеб делить, про вертолеты рассказывать... Я, может вертолетами сызмальства интересуюсь, болен ими, Валериаша...
Курицын (жестко). Hе надо ничего делить, гражданин Отстоякин, и кончайте перевирать мое имя. Меня зовут: Курицын Владлен Купидонович. И убирайтесь к чертям собачьим. Более того <197> уж теперь-то я дозвонюсь Васьпану...
Отстоякин (недоверчиво). Безвестного человека тревожить...
Курицын (наслаждается). Трудно говорить, во рту немеет, но я скажу: шестьдесят семь, шестьдесят семь, шестьдесят семь...
Отстоякин. Нет, Курицын, нет!
Курицын. Да, Постулат Антрекотович. Что да <197> то да...
<197> Нет и еще раз нет,<197> отрицает Отстоякин, но вдруг тяжело переваливается на бок, сползает с ложа, пробует ступнями коврик на полу, трудно пытается стать на ноги и распрямить себя. При этом взгляд его блуждает, то находя, то теряя Курицына, который со своей стороны никак не может решить, чего же в глазах Отстоякина больше: заискивания или праведной требовательности, смущения или притворства, немого укора или готовности разразиться подзаборной бранью; помимо этого, в глазах Постулата Антрекотовича мерцали в совокупности: желание понять, осознать и предотвратить нечто совершенно неприемлемое, тоска, отчаяние, порыв укрыться с головой и уже потом <197> отмахнуться, младенческая беззащитность, уголек неугасимой ненависти, зеленца романтической сонливости, целеустремленность стервятника, скука непризнания и всепрощенчество глубинного пошиба, и что-то еще, что-то такое, отчего и лет через сто швырнуло бы в жар любого, кто отважился бы восстановить это <174>что-то<175> в памяти,<197> словом, то был взор уходящего. Курицын же, судя по всему, вот-вот произнесет последнюю фразу этой отвратительной ночи: а вообще-то, Постулат, я тебе сейчас морду набью,<197> но почему-то тянет-затягивает паузу, и тогда Отстоякин не выдерживает, хватается за сердце, мгновенно бледнеет и валится навзничь. А повалившись, откидывает голову, и многозначительные глаза его закатываются, начинают мерцать белками, в то время как с посиневших губ поверженного срывается скверная хрипотца: со мною нельзя так... непоправимая ошибка, Владлен... некому будет просветить и надоумить... поздно... теперь уже <197> все, эпилог... трагический в своей необратимости...<197> а потом, с дрожью в голосе, Отстоякин сообщает следующее: папа, мама и я <197> учащаяся семья. Необычная встреча состоялась в театре <174>Эра<175>. Сюда пришли семьи, все члены которых учатся. Первокласник 8-й средней школы Алеша Бондаренко старательно подготовился к уроку, который состоялся здесь же, перед зрителями, и получил, как в школе, <174>отлично<175>. Hа <174>хорошо<175> и <174
>отлично<175> учится и его сестра, шестиклассница Оля... Что такое? <197> обалдело спрашивает Курицын непредсказуемую.<197> Да вот,<197> отвечает ему своенравная, заливаясь слезами,<197> вот, хороший человек покидает нас... Отец Алеши и Оли, Петр Иванович,<197> продолжает покидающий их хороший человек и сосед по лестничной клетке Постулат Антрекотович Отстоякин,<197> токарь-расточник производственного объединения <174>Новокраматорский машиностроительный завод<175>, ударник труда, учится на четвертом курсе Краматорского индустриального института. Мать Екатерина Ивановна <197> плановик этого же объединения <197> повышает свой политический уровень в сети политпросвещения. Взрослые рассказали, как учеба помогает им в работе и крепкой дружбой связывает всю семью. По материалам члена юнкоровского клуба <174>Гайдаровец<175> Алены Гончаренко... молодец Аленка, что тут скажешь, а ты, Владлен, учиться наотрез отказываешься,<197> хрипит уходящий, ворочая жуткими белками в полуприкрытых глазницах,<197> ты у нас <197> семи пядей о трех головах, все постиг, ничто тебе не в диковинку, а ведь рядом с тобой, бок о бок,<197> люди... человеки рядом, Владлен... одно неосторожное движение... случайно сорвавшееся слово, да помысел даже <197> и...
Отстоякин мелко застонал, и непредсказуемая, вся в слезах, потянулась к нему и гладящим движением ладони смежила ему веки. Курицын бессознательно прикладывается к кофейнику и отпивает глоток-другой, но онемение в полости рта не исчезает: многое в эту ночь не поддается исчезновению, и деваться от этого, по сути, некуда, а бороться с этим <197> все равно, что сотворять прическу лысому, когда лысый вопит, что все <197> законно, что он оплатил работу и требует ее выполнения, и рассчитывает на качественный результат: не смейте стоять с опущенными руками, вы здесь находитесь не для того, чтобы стоять с опущенными руками, работайте, работайте, не смейте стоять и строить глазки, ваши глазки никого не интересуют, вы должны, вы обязаны, вам не удастся объегорит того, кто оплатил сполна и вправе потребовать, вам не удастся, вы не можете, вы понесете суровое наказание, вам никто не позволит, вы пожалеете, вы будете ползать на коленях и лизать подошвы, вы проклянете тот миг, когда на свет родились, потому что казнят вас не сразу, сразу казнить <197> это слишком просто, это ничему не научит того, кто ничему не учился, сперва вы пройдете через горнило пыток, вам преподадут науку высшего расцвета чувств и ощущений, вам помогут понять, что всякий выбор хорош, когда он сделан своевременно, когда еще что-то позволительно и допустимо, когда выбор еще чему-то учит, что-то прививает, предохраняет от чего-то...

                      VI. Hа смерть Отстоякина

...Постик, Постичек, ты это что надумал?.. Для чего это?.. Hе оставляй нас, Господом Богом прошу...<197> в режиме <174>пиано<175> поскуливает Анестезия, а Курицын опускается перед вытянувшимся Отстоякиным на корточки, но касаться поверженного, тем более производить над ним какие-либо действия восстановительного характера,<197> не решается. Отчасти потому, что его самого будто пришибло непостижимостью происходящего, отчасти же по причине полной некомпетентности в вопросах оказания первой медицинской помощи.<197> Постичек, Постулат Антрекотович, миленький, обаятельный, за что вы нас так-то?.. вы же прямо на полу, я же давно не пылесосила, не прибиралась, что же вас так подкосило, словно передового бойца в атакующем строю... ну же, Постулат Антрекотович, останьтесь, потерпите, вспомните свою силу... свою непреклонность... да много чего вы могли бы еще... вам отпущено...
Правая бровь Отстоякина как-то беспричинно подергивается, нежданно глаз под нею приоткрылся, на миг показался зрачок, прозревающий окружение.
<197>... нет, Анестезийка, мне уже ничто не поможет...<197> роняют синие отстоякинские губы.<197> Hа чьей это совести <197> лучше помолчу... да вы тут по мне не убивайтесь... что я для вас... это я про вас <197> и там буду помнить... а вы <197> живите с миром... не все успелось Отстоякину <197> так что ж, не первый, не последний я... все, Анестезийка... это уже все...
<197> Ничего не все, ничего не все! <197> не соглашается своенравная, заламывая руки и сухо похрустывая суставами.
<197> Все-все, теперь я знаю, как это бывает... очень даже просто, буднично, без всякой помпы... только-только расправишь крыло, на ветер поставишь, а воздушный поток уже и тю-тю, отключили уже... до восхода солнца, нарочно, чтобы солнышка не увидел напоследок... чтоб не пробежался на рассвете босиком по росе, не навестил могилы предков, не испросил у них напутствия... намости что-нибудь под голову, подушку, что ли... если, конечно, не жалко...
<197> Курицын, подушку!..
Владлен Купидонович в точности исполняет указание.
<197> Только проследите, чтобы иглы в ней не оказалось,<197> просит умирающий Отстоякин.<197> Хочется уйти безболезненно... хоть я и терпеливый...
<197> Курицын, не стой! Делай же что-нибудь! Он уходит, уходит...<197> обессиленно взывает Анестезия.
Владлен Купидонович снова опускается на корточки, спрашивает Отстоякина: вы нас не разыгрываете? Вы это серьезно?
<197> Более чем,<197> синими губами отвечает тот.<197> Эх, ты, друг, товарищ и брат... не было печали мне тут перед вами помереть шутя...
<197> Погодите,<197> растерянно озирается Курицын.<197> Есть же какие-то способы... лекарства, хирургия, воздействие биополем...
<197> Есть-то есть,<197> говорит синегубый Отстоякин,<197> только где оно все? Что-то не видать пока...
<197> Что-то надо предпринять,<197> говорит Владлен Купидонович непредсказуемой.<197> Он и правда не шутит!
<197> Вот и прояви себя,<197> говорит Анестезия.<197> Покажи, на что ты способен, ты же взрослый человек, помоги умирающему...
<197> Hе надо,<197> говорит Отстоякин.<197> Пустое это... слишком поздно...<197> на глазах у ошеломленных хозяев гость вытягивается, виски его вздуваются фиолетовыми венками, скулы делаются острее.<197> Так-то, братцы... что поздно <197> то поздно... побудьте просто со мной...
<197> Валидол! <197> говорит Владлен Купидонович.<197> Дадим ему валидолу!
<197> Мертвому припарка,<197> всепрощающе хмыкает Отстоякин.<197> Может, кому-то и помогло бы, кто землю под собой двумя ногами чувствует, а я одной ногой уже <197> там, за чертой... не ходите никуда, не ищите бесполезного... мне сейчас важнее слово последнее высказать... чтоб донеслось оно, чтоб услышалось...
<197> Молвите, Постулат Антрекотович,<197> просит умирающего своенравная.<197> Для меня оно свято...
<197> Спасибо,<197> вздыхает, морщась, Отстоякин.<197> Сердечная ты, Аниста... как тебе минувшая ночка показалась? Последняя для меня... Извела она тебя? Притомила?... меня вот и вовсе доконала, а я тем не менее <197> веришь ли? <197> рад-радехонек, есть же что вспомнить...
<197> Помилуйте, Постулат Антрекотович, как у вас язык поворачивается говорит про себя такое? Да мы еще с вами...<197> непредсказуемая обливается слезами, слезинки сыпятся у нее с подбородка сказочными горошинами, успевают лишь сверкнуть и угаснуть в отсветах мерцающего помехой телеэкрана.<197> Да мы еще с вами, да вы еще...
<197> Hе-ет, девочка,<197> мямлит безнадежный Отстоякин.<197> Отбегал свое Постулат Антрекотович, честь по чести отбегал... не тоскуйте чрезмерно, всему свой срок... единственно о чем я сейчас сожалею с удовольствием, так это о том, что не все успелось, что было задумано... Выношено, выстрадано, вымечтовано... Такие пути приоткрывались, такие высоты голову клонили... и про коньяк не рассказал Валентину, и рецептик от прусачков собирался дать, и еще <197> по мелочам, по мере сил и возможностей... не сложилось, полсотни лет,<197> а как одно мгновенье... я бы сказал <197> только и жить-то начал... не убивайтесь, ненаглядные мои... как сон, как тень от облака, как искра короткого замыкания...<197> казалось, вот-вот Отстоякин закостенеет, но прежде <197> сверкнут последним проблеском зеницы уходящего, и что-то далекое, видимое лишь ему одному,<197> полыхнет от этой жаринки, точно пересохшая солома на сиротливых полях. И во всем честном мире вдруг станет чуточку теплей и просветленней, и чьи-то нелегкие дороги и судьбы обогреются от зажженного им огня.<197> Hе хнычьте надо мной...<197> проникновенно, опадающим голосом велит Отстоякин свидетелям своего ухода.<197> Давайте прощаться, как подобает верным спутникам жизни... не в том заслуга, чтоб покропить вокруг горючими слезами, но в том, чтоб не выронить древко, не попустить стремена, на порцию котлет не разменяться...
<197> Так вы котлеток хотите? <197> обнадеженно спрашивает Анестезия.
<197> Прости, Аниста, отхотелось. А главное <197> отмоглось... мне и говорить-то нелегко, а кушать <197> так и вовсе...
<197> Надо, надо что-то делать,<197> говорит Владлен Купидонович.<197> Может, горчичники сгодятся? Или банок ему наставить?
<197>... отмоглось,<197> говорит умирающий со вкусом, смакуя каждое слово, каждый звук, выкатывающийся у него изо рта.<197> Отмечталось, отдумалось, отработалось, отлюбилось, отсиделось-отпрыгалось, отвиделось, отлеталось, отпечалилось, отмоталось, отхрапелось, отсопелось, отмочилось, отнюхалось...
<197> Электрошок,<197> перебирает возможные варианты Владлен Купидонович, Аниста же почему-то хранит гробовое молчание, лишь покачивается над умирающим, истекая слезами.<197> Массаж грудной клетки, укол внутривенно <197> одноразовым, с первого попадания, желательно <197> с первого... Переливание крови, хирургическое вмешательство...
<197>... отпелось, отплясалось, отъездилось, откружилось, отругалось, отпокупалось, отдышалось, отсморкалось, отболелось... опять же, хочется особо отметить: отлюбилось, отпрыгалось, отмоталось, отсопелось, откушалось, отболелось...
<197> Водные процедуры? <197> спрашивает Владлен Купидонович.<197> Или прогулки на свежем воздухе?
<197> Искусственное дыхание, рот в рот,<197> подсказывает непредсказуемая, клонится над отдышавшим, жадно припадает своими ярко-алыми устами к синюшным губам Отстоякина; оба застывают, Курицын беззвучно делает языком <174>ала-ала<175>, пытаясь согнать с него навязчивую терпкость. Процедура искусственного дыхания по методу <174>рот в рот<175> венчается мощным захлебом Постулата Антрекотовича и краткосрочной приостановкой его же сердечной мышцы.<197> Ничего не помогает,<197> в отчаянии говорит запыхавшаяся Анестезия.<197> Он уходит, уходит...
<197> Надо бы воды ему дать,<197> говорит Владлен Купидонович.<197> Обычно вода способствует выздоровлению, желательно <197> кипяченая...
<197> Сходи и принеси,<197> насилу отвечает своенравная.<197> Ты же видишь <197> горе утраты совсем подавило меня, я с места не сдвинусь...
<197> Все валят на инфаркт,<197> мертвенные губы Отстоякина и его же правый глаз снова приходит в движение.<197> Чуть что <197> инфаркт, инфаркт... но существует же масса, казалось бы, второстепенных расстройств, которые, однако, ведут к тому же печальному результату... живой пример: о существовании поджелудочной железы в народе знают вообще очень мало, а между тем сок ее оказывается важнее всех других в пищеварительном отношении <197> так писал великий русский физиолог И.М.Сеченов... действительно, панкреатический сок (панкреас <197> по-гречески поджелудочная железа), вырабатываемый железой, содержит ферменты, без которых нормальное пищеварение невозможно. Если по каким-либо причинам количество панкреатического сока уменьшается, переваривание и всасывание питательных веществ сразу нарушаются, возникают различные функциональные расстройства. Часто после приема пищи мучает изжога, появляется тошнота, аппетит снижается, стул становится неустойчивым, может быть вздутие кишечника...
<197>... кишечника,<197> эхом отзывается Анестезия.
<197> Кто знает, не страдал ли я все эти годы вышеизложенными симптомами?..<197> мужественно вопрошает умирающий.<197> И если да <197> то какого еще финала я мог ожидать с этих дел? Ведь поджелудочная железа не только одна из основных пищеварительных желез <197> она действует и как орган внутренней секреции... гормоны, которые она вырабатывает, поступают непосредственно в кровь и принимают активное участие в обмене веществ и прежде всего <197> углеводов... Да вы меня совсем не слушаете!..
<197> Слушаем, слушаем,<197> заверяет уходящего Владлен Купидонович.
<197> Владлен, пощупай меня, не побрезгуй,<197> просит полумертвый Отстоякин.<197> Hе случилось ли вздутие кишечника... любопытно все же знать напоследок...
<197> Что-то есть,<197> говорит Владлен Купидонович, производя требуемые манипуляции.<197> Hо точно подтвердить не решаюсь, это парафия опытных специалистов...
<197> Hа все воля Божья,<197> соглашается полумертвый Отстоякин.<197> Количество панкреатического сока, вырабатываемого железой, с течением жизни уменьшается... сравните: железа молодого человека в сутки вырабатывает от 1200 до 2000 миллилитров сока, а железа пожилого <197> около 500-600 миллилитров... такая возрастная недостаточность пищеварительной функции поджелудочной железы не ведет к нарушению пищеварения, если соблюдать правильный режим питания... но стоит, как говорится, позволить себе лишнее, есть много жареного, жирного, увлечься копченостями или сладостями, как появляется отрыжка, изжога, тяжесть в поджелудочной области... наполовину снижают секрецию поджелудочной железы и крепкие алкогольные напитки... поэтому людям пожилым даже в дни праздников, семейных торжеств лучше ограничиться кружкой пива, бокалом сухого вина... что касается низкосортного пойла, запах которого до сих пор преследует меня, то тут двух мнений быть не может... не может быть, Владлен... все остается, как было, только уже без меня... молчи, молчи... не надо лишних слов, не тирань мне душу... горечь безвременного ухода захлестнула меня, члены мои отказываются подчиняться воле моей, рассудок отказывается быть... Что ты скажешь близким моим, когда подоспеет минута прощания? Кого утешат твои нелепые оправдания? Смертный луч пронзил мое тело, а таких, как я, безглазая лупит влет! И падают они сраженными птахами и бьются об острые камни безводных бассейнов, где, по самым скромным прикидкам, должно плескаться лазурным водам с подогревом... молчи, Владлен, пробуждайся к пониманию, если в тебе хоть что-то еще теплится... тебя ли тронет предел людской? Тебе ли горевать о безвинных? Ты ли останешься на этой земле, когда все мы, кто раньше, кто позже, оставим бранные поля, до конца израсходовав запас прочности?.. Во что ты веришь, если не веришь Сеченову, Отстоякину?.. Прощай, Владлен... прощай Анестезийка...
Постулат Антрекотович судорожно дернул ногой и замер.
<197> Усоп,<197> Анестезия опять закрывает усопшему глаза, монотонно оповещает Курицына: полагается обмыть, переодеть, пока не закоченел... одевают во все чистое... бедный-бедный Постулатик... ты, Курицын, по кухням мотался, матрешек подслушивал, а Постулат мне душу изливал, задумками делился... такой широты воззрений, таких глубинных чувств тебе и не снилось... трудиться и учиться для блага, готовиться стать защитником, активным борцом за мир, другом всех трудящихся, равняться на одних, стать другим, вести за собою третьих... дорожить честью своего подъезда, этажа, лестничной площадки, быть правдивым и смелым, ловким и умелым, читать и рисовать, играть и петь, быть надежным другом, товарищем и братом, старших уважать, о младших заботиться, всегда поступать по совести... закаливать себя в горниле физкультуры и спорта, совместные походы в кино, театр, по местам трудовой славы <197> с последующим обменом впечатлениями... впечатлениями обменяться <197> это вещь, говорил Постулат, и был прав: это действительно вещь, теперь и я понимаю... еще он призывал активнее строить планы на будущее, верил, что оно у нас есть, у нас и у него... планировать трезво и широкоохватно, не мелочиться, не привередничать, податься прямиком в прорабы жизни: довольно прозябать в подручных на растворе, стариться на неквалифицированных работах... а послушал бы ты, как он отзывался о досуге! тут и вылазки на природу, и совместная обработка садово-огородных участков, металлолом с макулатурой собирать, возрождать народные промыслы, например, резьба по дереву, выжигание... увлекаться разными делами и делать их хорошо... не забыл он и про дружеские вечеринки до упаду, собирался искренне порадоваться взлетам наступающих поколений, поскорбеть о его ошибках и падениях... да мало ли что еще...
<197>... мало ли что еще,<197> внезапно оживает Постулат Антрекотович, повергнув в замешательство чету Курицыных.<197> Действительно, аптеки освобождены от приема у населения стеклянной посуды. И вот почему. Неоднократные проверки, проводившиеся органами и учреждениями санитарно-эпидемиологической службы здоровья страны, показали, что бывшая в употреблении аптечная посуда, как правило, загрязнена бактериальной микрофлорой. Даже тщательная дезинфекция не гарантирует полного уничтожения болезнетворных бактерий, а это может стать источником загрязнения лекарств микробами... кроме того... мытье и обеззараживание возвращенной населением посуды в аптеках и даже централизованно требуют... значительно больших затрат труда... и средств... чем изготовление новых флаконов...
<197> Господи, он жив! <197> освобождается от замешательства непредсказуемая и теплой рукой берет холодную руку Владлена Купидоновича.<197> Я знала <197> просто так он не сдастся. Hе из таковских он...
<197>... однако это вовсе не означает, что использованную аптечную посуду надо выбрасывать...<197> продолжает свой рассказ едва не умерший.<197> Пункты <174>Вторсырья<175>... принимают от населения стеклянную тару из-под медикаментов... либо для поставки предприятиям бытовой химии... либо как стеклобой...
<197> Еще можно помочь ему,<197> говорит напористо Курицын.<197> Мы не сделали и сотой доли того, что могли бы... чем старше ребенок, тем больше он требует внимания, но зато тем разнообразнее и интереснее родительские заботы и обязанности. Больше, конечно, становится дела и для папы. Hа десятом-одиннадцатом месяце дети уже в состоянии бодрствовать 3-3,5 часа подряд. Во многих семьях все это время ни на минуту не оставляют малыша одного, не спускают с рук, беспрерывно забавляют. Это не только трудно, но не нужно и даже вредно... я почему-то был уверен, что похоронных хлопот не миновать, но я ошибся. Нельзя, непростительно для взрослых людей в такие минуты предаваться растерянности. Надо действовать, действовать и еще раз действовать, а ребенок <197> ребенок может и должен иногда оставаться <174>наедине с собой<175>. Ему доставляет большое удовольствие, например, вставать и садиться, держась за барьер манежа, переступать вдоль барьера или, сидя, складывать маленькие игрушки в коробочку и вынимать их из нее, открывать и закрывать матрешку, катать мяч... Мы совсем упустили из виду такое действенное средство как клизма! Кроме того, никто, и не дернулся сбегать и вызвать <174>скорую<175>. Правда, телефон безнадежно поломан, но есть другие аппараты <197> у кого-нибудь из соседей, на улице, в конце концов...
<197>... в конце концов,<197> подает голос насилу живой Отстоякин.<197> Исследование гигиенистов показали... что если телевизионные передачи смотреть непрерывно в течение 2-3 часов, то возникает утомление... оно объясняется отнюдь не какой-то спецификой телевидения... а слишком длительным просмотром без соблюдения необходимых условий... расстояния от экрана, освещенности комнаты... Викториан, Викториан... вот если бы моя жизнь... жизнь простого Отстоякина действительно зависела от тебя... ты решился бы сделать все возможное и невозможное?.. невозможное меня интересует больше... возможное <197> это что, это само собой... я ведь из кожи лез, чтоб у тебя все было... правильные предчувствия <197> вот наш поводырь по этой ниточке... пока не оборвалось, пока не сошел с дистанции... вот как я, твой явный доброжелатель... Бог тебе судья, что ты собрался кому-то там звонить... какому-то Васьпану... и позвони, коли нужда припекает, дело-то хозяйское, но сперва ответь тому, кто уже заглянул в роковую бездну... невозможное <197> ты мог бы решиться?.. пожертвовать, так сказать... я ведь о чем мечтал при жизни... когда мечталось... чтобы любой за любого... в огонь и в воду, в лепешку, вдрызг...
<197> Да мог бы, мог бы,<197> кивает непредсказуемая.<197> Вы только намекните...
<197> Боюсь, не успеется... или не дойдет... вот чего я всю жизнь опасался... всю свою короткую, чересчур коротенькую, может, даже кем-то укороченную... а, Владлен?.. осознанную необходимость ощутить как свободу... слабо?.. или как?..
Владлен Купидонович собирается что-то ответить, отмалчиваться у смертного одра негоже, неприятно и все тут, но умирающий в этот момент приподнимает указательный палец, требуя тишины и особой чуткости. Он словно прислушивается к звучанию потустороннего, внезапно приоткрывшегося для него. И это успокаивает, умиротворяет Отстоякина навсегда. Вот мы и потеряли его, Царствие ему Небесное,<197> глухо проговаривает Анестезия, закрывая усопшему глаза. Потом прижимается к застывшей груди щекой, удостоверяется в полной остановке сердца, начинает тереться ушком по волосяному покрову Отстоякина, приговаривая уныло: я ведь только-только собиралась рассказать ему про студень, даже связала себя обещанием, я обещала ему <197> выпадет свободная минута <197> тотчас расскажу... у человека должна быть какая-то отдушина, маленькие слабости, а студень как раз и принадлежал к числу его маленьких, быть может, врожденных слабинок... ну, слушай, милый, ты меня и оттуда расслышишь, правда же? Когда речь идет о таком блюде, как студень, который перед употреблением не подвергается тепловой обработке, особое внимание следует обратить на необходимость соблюдения санитарно-гигиенических правил и на недопустимость приготовления его впрок. Это надо зарубить себе на носу, так как студень <197> отличная питательная среда для развития микроорганизмов... Однако мало посадить малыша в манеж, набросать ему игрушек,<197> Владлен Купидонович не в состоянии более хранить молчание, когда Отстоякин действительно отправился в мир иной и, быть может, оттуда внемлет, критически приглядывается ко всему, что сейчас происходит вокруг его бренных останков; ведь при жизни он открыто ратовал за детство, мечтал иметь хоть матрешек, хоть ванек-встанек, словом, росточек своего, отстоякинского продолжения на грешной земле.<197> Одни дети активны, энергичны и сами начинают действовать, другим надо сначала показать, что делать с кубиками, пирамидкой, мячом. Готовят студень из телячьих, свиных ног или голов, а также из говяжьих ног,<197> продолжает Анестезия, прижимаясь к
бездыханному соседу,<197> голье сначала опалите, разделите на части, в течение двух-трех часов вымочите в холодной воде. Затем тщательно вымойте щеткой, сложите в кастрюлю, залейте холодной водой из расчета 1-1,5 литра на килограмм продукта и варите на небольшом огне 5-6 часов, периодически снимая сверху жир и пену. Как только мякоть начнет отделяться от костей,<197> а это вы определите вилкой,<197> предоставьте малышу развлекаться, а сами, сидя поодаль, спокойно занимайтесь своими делами: если манеж надежен, минут на 15-20 можно оставлять ребенка одного в комнате, но только если вы убедились, что он играет,<197> продолжает Владлен Купидонович.<197> Молчание, тишина не всегда означает, что все благополучно, выньте и то и другое шумовкой и отделите мякоть,<197> выговаривается своенравная.<197> Кости сложите обратно в бульон, добавьте в него репчатый лук, морковь, петрушку, лавровый лист, соль, перец, поварите еще час-полтора, а после этого процедите; иногда, скучая в одиночестве, ребенок начинает сосать палец, воротник кофточки, отучить от этого потом очень трудно, и к тому же, стремясь познать окружающее, малыши изучают самый доступный объект <197> самих себя,<197>выговаривается Владлен Купидонович,<197> ребенок разглядывает свои руки, ноги, ощупывает лицо, уши, бывает и трогает половой орган <197> ощущения, возникающие при этом, иногда привлекают его внимание, мякоть мелко порубите, положите в процеженный бульон <197> в это же время добавить в него и мелко порезанный чеснок <197> и обязательно доведите до кипения, возможно, он попытается воспроизвести их и, за неимением других занятий, будет делать это часто и подолгу, подготовьте формы или глубокие блюдца, их надо тщательно вымыть, а затем обдать кипятком, онанизм, как и другие дурные привычки у маленьких детей,<197> порождение своего рода безнадзорности, а для нарядности <197> положите на дно формы кружочки яиц и фигурно вырезанной вареной моркови... Особенно сильно устают глаза, когда изображение на экране нечеткое, малоконтрастное, а кадры мелькают... поэтом
у пользоваться следует только исправным телевизором...
<197> Жив курилка! <197> одновременно восклицают Курицыны, Владлен и Анестезия.<197> Живого человека едва не схоронили!..
<197> Охо-хо,<197> обнаруживает Отстоякин свой отстоякинский голос, хоть и сильно подуставший.<197> Кря, бря, мря...
Анестезия вскакивает, начинает метаться по спальне, зачем-то подбирает валявшуюся на полу губную гармонику; Владлен Купидонович, сидя на корточках, пытается почесать себе под правой лопаткой, но дотянуться ему сложно, а Отстоякин медленно поворачивает голову на бок и пускает изо рта струйку слюней.
<197> Сядь, Анестезийка...<197> просит он жалобно.<197> Пожалей меня..
Непредсказуемая снова подсаживается к нему, берется гладить Отстоякину залысины; Курицын то и дело прикладывается к кофейнику, пытаясь разжижить клубок приторно-сладкой напасти, которая незаметно сменила напасть онемения во рту.
<197> Тихо здесь...<197> блеклым голосом произносит недоумерший.
<197> Тихо,<197> вторит пришибленная горем Анестезия.
<197> Тихо-мирно, хорошо...
<197> Хорошо...
<197> Нет людей, нет человеков на земле... только призраки бездушные...
<197> Бездушные...
<197> Подложное человечество расплодилось...
<197>... плодилось...
<197>... и вершит свою подложную правду...
<197>... ду...
<197> Кому что, Анестезийка, а мне за правду и матери родной не жалко...
<197>... алко...
<197> Себя вот тоже <197> на заклание отдал...
<197>... ал...
<197> И <197> ничего... ни о чем не жалею...
<197>... лею..
<197> Хочется сказать напоследок... что-то неожиданное, нетривиальное, что-то вечное...
<197>... ечное...
Умирающий беззвучно плачет; плачет Анестезия, непредсказуемая. Всплакнул бы Курицын, когда бы не имел на тот момент более кропотливого занятия <197> его аж мутило от ядовитой сладости во рту, а из кофейника уже поступала гуща, и надо было сплюнуть этот комок, но это означало бы по меньшей мере на время удалиться из комнаты, что, в свою очередь, означало бы вопиющую бестактность по отношению к недоумершему и его опекунше, расходовавшей на опеку последние силы.
<197> Опять мне мнится тень задухи...<197> с мучительным удивлением речет недоумерший.<197> Глуха, как полночь, и безбрежна...
<197> И тихо смотрят друг на друга,<197> подхватывает Анестезия.<197> По-товарищески и нежно...
<197> Стих пошел, и хорошо пошел,<197> удивляется недоумерший.<197> Я уж и не чаял, но Боги вновь заговорили, слова их мерны и просты, последней пищей: или-или,<197> встречают вечный пост они... лучше будет: <174>последней пищей: или-или,<197> наводят к Вечности мосты<175>?.. Мосты, посты, хвосты... м-да, поискать надо, не вдруг строка ложится... я ведь в искусстве <197> не Моцарт, я, Анестезийка,<197> Сальери. Раб лампы, все своим трудом, в поте лица и мыслей... Поддоны тьмы и днища света кладут охотничьи костры... предначертания звезды <197> узрит упавшая комета... ничего?
<197> Ничего,<197> соглашается своенравная.<197> Вашему таланту цены не сложишь, а вы умирать затеяли.
<197> Hе затеял, а так получилось,<197> грустит недоумерший.<197> Есть еще пара мгновений... Ты, Аниста, потом... когда уже мать сыра земля меня примет... ты потом дурного про меня не слушай, не верь дурному... и Курицыну своему подскажи, чтоб не верил... Васьпану этому мифическому, его подлизам... Запомните меня так: все мы <197> по-своему симпатичные люди, хоть Моцарты, хоть Сальери... Что в природе существует <197> ею же и произведено, ее же продукт... значит, так ей и надо, что хотела, то и получила, какая ехала <197> таких и встретила... да не судимы будем... Легионы нас! <197> вдруг рявкнул Отстоякин и опять померк, бормоча:
И черепашку не оставь,
Она <197> дитя Творца, как все мы...
Дай влаги ей
И дай кормиться,
А посягателей <197> гони,
Ты ей защита и опора...
От табака и винного кошмара,
От пива и селедочных костей <197>
Чем люди травят в забытьи рассудка...
От посягательств тех, кто и шкатулку
Из панциря, не ведавшего лиха,
Готов устроить на продажу снобам...
Пускай подавятся от смрада устремлений <197>
Те, кто лелеял этот смрад в себе!
О, нищие, беспочвенные души!
Когда бы приоткрылся глаз Творца,<197>
Он был бы поражен своим твореньем
И удручен к тому же. А теперь <197>
Ты створки распахни, о друг любезный,
Хочу я солнечного эликсира каплю,
Или глоток, коли судьба отпустит...

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг