Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
а мне еще надо быть здесь.
   - Я настаиваю. Как врач. Вы должны подчиниться.
   - Это невозможно, Алеша. У нас всего один скафандр моего размера.
   - Я вернусь и сумею закончить вахту без вас.
   - Не сомневаюсь. Но где гарантия, что все пойдет без осложнений...
   Я понял, что уговаривать его бесполезно.
   - Скажите, командир, вы видели ее?
   Шаров не ответил. Наверное, не слышал моего вопроса.
   Я смотрел прямо перед собой в белый овальный потолок. Такие же овальные
потолки   были   в   лаборатории   энцефалярной   диагностики    института
нейрохирургии, где мне  довелось  проходить  студенческую  практику.  Нас,
студентов, называли там "букварями"...  Белые  халаты,  пляска  изменчивых
графиков на экранах, виварий с подопытными обезьянами, шумные  диспуты  на
ученых советах, рабочая тишина операционных, сверкающих стеклом и никелем,
- где все это теперь?.. Я мечтал остаться работать в "обители белых богов"
- как часто  полушутя-полусерьезно  называли  институт.  Но  жизнь  решила
иначе: я попал в число участников  двенадцатой  меркурианской  экспедиции.
"Ты правильно выбрал - космос послужит тебе хорошей школой, - напутствовал
меня руководитель лаборатории профессор Шкловский.  -  Там,  на  Меркурии,
тоже нужны специалисты-диагносты, и  наверняка  даже  нужнее,  чем  здесь.
Работай, учись, обогащайся опытом, и ты вернешься к  нам  с  грузом  новых
идей. Наблюдай, сопоставляй, думай, проявляй любопытство, ибо только очень
любопытный человек сможет  стать  настоящим  ученым".  Ты  оказался  прав,
старик, в моей голове созрел замысел. Когда я вернусь, я подарю его вам...
Но это не все, мой старый,  мудрый  учитель.  Ты  говорил,  что  космос  -
хорошая школа, которая обогащает? Да, именно так ты и говорил, считая  эту
фразу наиболее точным и полным мерилом всей работы  в  пространстве.  Экое
благопристойное и вполне педагогическое определение! Прости, старик, но ни
черта ты в этом не смыслишь... Нет, я сохранил к тебе  мое  уважение,  мою
любовь. Но ты перестал быть моим кумиром.  И  это  потому,  что  я  прошел
эту... не  школу,  нет,  -  академию  мужества,  романтики,  товарищества,
страха, боли и долга, и знаю, что это такое. Это - жизнь, которой  отдаешь
частицу себя... Космос не любит шутить, и если мы побеждаем его, то платим
за это тяжелым трудом, сверхнапряжением мысли, лишениями,  кровью  и  даже
собственной жизнью... Мы, космонавты, часто бываем веселыми, но никогда  -
беззаботными, здесь ценят шутку, но не могут терпеть слабодушия, мы бываем
суровы, но нам чужды жестокость и злоба,  мы  мечтаем  о  дивных,  далеких
мирах, но и знаем тоску по Земле.
   "Обогащайся опытом!" Милый, наивный учитель! Произнося эти слова, ты не
мог себе  даже  представить,  насколько  мал  их  размер,  чтобы  вместить
действительное содержание. Наш опыт - это миллионы километров межпланетных
трасс и миллионы метров магнитной  пленки  с  ценнейшими  астрофизическими
данными,  это  колкие,  холодные  лучики  звезд  и  всепожирающий  пламень
огромного Солнца, надежные плечи друзей и мертвые тела погибших товарищей.
Наш опыт - это не отступать там, где, казалось бы, идти вперед невозможно,
проходить там, где до нас не проходил  никто,  распутывать  сложные  тайны
пространства и уметь постигать то, что кажется непостижимым...
   - Хороший режим, - сказал командир. - Акопяновский...
   - Вы это о чем? - не понял я.
   - Об электронном лоцмане.  Каждые  десять  минут  увеличивает  мощность
пространственных двигателей на  пять  тысячных.  Можно  подумать,  что  за
пультом сидит Акопян... Вот что, Алеша: сходи в салон и посмотри, что  там
поделывает Веншин. Про Акопяна - ни слова, нечего расстраивать его  раньше
времени.
   Шаров тяжело поднялся  и  вышел.  Несмотря  ни  на  что,  он  старается
казаться спокойным. Идол чугунный...
   Я привел в действие движущий механизм  щита.  Пока  нагнетался  воздух,
отнес закованное в панцирь тело Акопяна ближе к стене. Глотаю застрявший в
горле комок.
   Откинув крышку люка, я шагнул в салон... и остолбенел.
   "Мало вам космических девушек".
   В кресле пилота сидел Акопян.
   Веншин, как ни в чем не бывало, копошится у приборного стенда.
   Акопян поворачивает голову в мою сторону.
   - Ты, Алешка?.. Командир не пришел?
   Не помню, как я вернулся в переходную камеру. Помню только, что с силой
захлопнул за собой крышку люка. С недоумением и страхом гляжу на скафандр,
лежащий у стены, на громадную вмятину. Меня колотит озноб.
   "Мало вам космических девушек..."
   Шарова я нашел в десятом секторе. Увидев  меня,  он  опустил  сварочный
пистолет и с тревогой в голосе спросил:
   - Что-нибудь... случилось?
   - Да...
   - Говори.
   Но я не мог говорить.
   Шаров встряхнул меня за плечо:
   - Говори же!
   - Вы... вы не поверите мне.
   - Веншин?.. Он жив?
   - Нет, - верчу я головой в скафандре. -  То  есть  да,  но  не  в  этом
дело!.. Не трясите меня, я скажу. Там, в кресле пилота, сидит Акопян.
   Шаров выключил пистолет и швырнул в сторону.
   - Повтори.
   Я повторил.
   - Тебе померещилось...
   - Не знаю. В переходной камере лежит скафандр...
   Я стою и жду, что скажет командир. Озноб не проходит.
   - Так-так... - произносит командир. - Так-так...
   В переходной камере Шаров заставляет меня  вскрыть  скафандр.  Огромная
вмятина мешает откинуть замки.
   На нас  смотрело  мертвое  лицо  Акопяна.  Бледное,  горбоносое,  такое
знакомое...
   В салон командир не вошел. Он только приоткрыл крышку люка и заглянул в
образовавшуюся щель. Молча захлопнул люк.
   - Ну и что ты обо всем этом думаешь, Алеша?
   Могу ли я о чем-нибудь думать сейчас? Я  в  изнеможении  прислонился  к
стене. Потом, собравшись с духом, сказал:
   - Алитора.
   - Чушь! - говорит командир. - Впрочем... Ну а Веншин?
   - Веншин тот же. Я заметил на его левой щеке  кровоподтек,  который  он
имел до нашего ухода.
   - И он никак не реагирует на появление второго Акопяна?
   - Он поглощен работой и, верно, даже  не  заметил,  что  Акопян  вообще
уходил из салона.
   - Н-да...
   Шаров  долго  ходит  вокруг  распростертого  тела  пилота.  Наконец  он
останавливается и спрашивает:
   - Она утверждала, что алиторы абсолютно неразличимы между собой?
   - Да, так она говорила. Люди двойных алитор обретают различие только со
временем. Это легко проверить - тот, второй, Акопян не должен знать о  нас
ничего, начиная с того самого вечера, когда рассказывал про джед-джедаков.
   - Я видел ее, - вдруг признался Шаров.
   У меня перехватило дыхание.
   - Я видел ее в тот момент, когда она уходила, - продолжал командир. - Я
думал, это померещилось мне...
   - Нет, не померещилось, - подтверждаю я.
   - Что же нам делать? Тот, в салоне, должно быть,  и  не  подозревает  о
существовании своего мертвого двойника...
   - Должно быть, - соглашаюсь я.
   - В таком случае я предлагаю устроить погибшему почетные  похороны.  Но
второй ничего не должен знать об этом.
   - Не должен. А чем мы докажем там, на Земле?
   Шаров махнул рукой:
   - Зачем нам доказывать? Мне, например, наплевать.
   Мы уносим тело к шахте подъемника. Командир склоняется над скафандром и
долго смотрит в темную щель перископа.
   - Ладно, давай... - говорит он дрогнувшим  голосом  и  нажимает  сигнал
общей тревоги.
   Пронзительный крик сирены разносится по  всему  кораблю.  И  снова  мне
чудится в этом крике жалоба и прощание. Я закладываю блещущее броней  тело
пилота в пневматическую камеру и нажимаю рычаг.
   Мы поднимаем правые руки - прощальный салют космонавтов...
   Рядом с нами появляется фигура в  скафандре.  Она  отключает  сирену  и
голосом Акопяна спрашивает:
   - По какому  случаю  вы  устроили  здесь  шумный  праздник?  Что-нибудь
произошло?
   - Заткнись, - строго говорит Шаров. - Помолчи немного.
   - С какой стати? Я хочу знать, что случилось?
   - Случилось то, чего уже  не  поправишь.  -  В  голосе  Шарова  скрытая
неприязнь. - Пришлось выбросить в космос твой скафандр.
   - Это еще зачем?! - удивляется голос Акопяна.
   - Так, ерунда... Заражен радиоактивностью.
   -  Ха!  А  я-то  ломаю  голову:  куда  мог  деваться  мой  персональный
скафандр?! Что ж, буду пользоваться скафандром Веншина. Тесноват,  правда,
но ничего, терпимо. А что это у тебя с рукой, дорогой?
   И столько  неподдельной  тревоги  слышится  в  этом  вопросе,  что  мне
становится не по себе. Не по себе и Шарову - я чувствую, он смущен.
   - Да так... ничего особенного, - буркнул он.
   - Хитришь, командир!.. Работа есть? Зачем вызывали?
   - Иди заканчивай. В девятом секторе.
   Некоторое время мы с командиром внимательно следим, как двойник Акопяна
ловко орудует сварочным пистолетом. Накладывая ровные швы на  поврежденные
части теплоприемника, он не перестает удивляться:
   - Эй, ребята, и когда вы успели развести здесь такое  свинство?  Стоило
мне проспать свою вахту, и вот, пожалуйста!.. Кстати, всю ночь сегодня мне
снились джед-джедаки. К письму, наверное.
   - Пойдем, Алеша... Все в порядке.
   Мы с Шаровым отправились в переходную камеру. За всю дорогу командир не
произнес ни слова. Я тоже молчал. Но думали мы об одном и том же...
   С рукой  Шарова  я  провозился  около  часа.  Фаланги  указательного  и
среднего пальцев были раздроблены. Удивляюсь, как  он  мог  терпеть  такую
боль!.. Я извлек осколки костей и сделал  все,  что  мог,  чтобы  кисть  в
дальнейшем не потеряла гибкости движений. Хирург  из  меня,  прямо  скажу,
никудышный, но рентгеновский снимок показал, что операция прошла  довольно
удачно.
   - Будет работать? - коротко спросил командир.
   - Лучше, чем прежде, - поспешил я его успокоить.  Я  знал,  что  значит
рука для такого человека, как Шаров. - Впрочем, теперь все зависит от вас.
Покой и отдых.
   -  Покой  и  отдых...  -  задумчиво  проговорил  командир,   поглаживая
подбородок здоровой рукой.
   Только  теперь  я  заметил  на  его  подбородке  розовый  шрам.   Шаров
перехватил мой взгляд и усмехнулся бледными губами:
   - Это память о Марсе, Алеша. Поиски экспедиции Снайра проходили не  так
весело, как об этом рассказывал Акопян...
   Командир  направился  к  пульту  навигационной  машины.  Я  хотел  было
протестовать, но подошел Веншин и тронул меня за плечо:
   - Оставьте, доктор, это все равно ни к чему не приведет. Такие, как он,
покидают свой пост только мертвыми. Простите меня.
   - Не понимаю, за что?!
   - Гелиана... Я вам не поверил тогда.
   Значит, он тоже пережил  внезапность  появления  второго  Акопяна...  А
может быть, даже он видел ее?..
   Звякнула крышка люка переходной камеры.
   - Ни слова при нем! - умоляюще прошептал я. - Ведь он такой же?
   - Знаю, - кивнул Веншин. - Иначе я не допустил бы его к пульту. Куда вы
дели того?..
   Я махнул рукой в сторону шахты подъемника. Веншин понял.
   - Это вы, пожалуй, напрасно. Впрочем...
   Я с благодарностью пожал ему локоть.
   Живой и невредимый Акопян - у меня не поворачивается язык  назвать  его
по-другому, - весело насвистывая, выбрался из скафандра.
   - Ку-ку, а вот и я! Готово, все последствия аварии  ликвидированы.  Вам
надо было разбудить меня раньше.
   Он подошел к Шарову сзади и тронул его за плечо:
   - Уступи мне место, дорогой... Ну, как рука?  Отлично?  Ай  да  Алешка!
Док, профессор - или как вас там? - примите искренние поздравления!
   Шаров пересел в кресло слева.  Он  поправил  руку  на  перевязи  и,  не
оборачиваясь, объявил:
   - Приказываю: экипажу "Бизона" занять свои места. Стартовое ускорение -
три с половиной "же". Через восемь часов - разгон на полной тяге.  Курс  -
двадцать девятый сектор эклиптики. Цель - Меркурий!
   - Готов! - первым откликается Акопян. Голос его звучит  торжественно  и
строго.
   - Готов! -  тихо  произносит  Веншин.  Он,  как  всегда,  занят  своими
мыслями.
   Я тоже произнес это слово - "готов!"  Собственное  спокойствие  удивило
меня. Почему я так непривычно спокоен?  Наверное,  страшно  устал...  Нет,
скорее всего я просто повзрослел за это время, возмужал...
   Окидываю взглядом салон, устраиваюсь  в  кресле  поудобней  и  закрываю
глаза. Где-то в глубинах сознания бродит в поисках выхода легкая грусть...



ЭПИЛОГ

   Сейчас вокруг меня тихо кружит голубоватый шарик величиной с  апельсин.
Нет, это не тот загадочный шарик, который мне подарила девушка с неземными
глазами, это плазменный ретранслятор биоизлучений, модель двадцать  вторая
- гордость нашего института. В шутку я отмахиваюсь от него рукой -  ПРБ-22
пугливо отскакивает в  сторону,  мгновенно  покрываясь  яркими  блестками.
Видно, как он ритмично пульсирует: в таком ритме бьется сейчас мое сердце.
   Я  подхожу  к  окну  и  поднимаю  штору.  В  кабинет  врывается   гомон
белоснежного облака чаек,  ветер,  пропитанный  запахом  моря  и  солнцем.
Хорошо!..
   Невдалеке  виднеется  главный  корпус  института,  ослепительно  белый,
сверкающий стеклами крытых галерей.
   Там, в лабораторной тиши, десятки-биофизиков сейчас внимательно следят,
как послушные лучики выписывают на  экранах  замысловатые  частоколы  моих
биотоков. И среди наблюдателей - мой старый учитель профессор Шкловский. Я
выполнил обещание - я принес ему свой замысел.
   Возвращаюсь к столу. Ветерок шевелит исписанные листки, покачивает куст
олеандра.
   Я посмотрел на часы и сильно ущипнул себя за руку.  Шарик  побледнел  и
заметно увеличился в размерах.
   Прозвучал  гудок   контрольного   вызова:   мои   коллеги   встревожены
неожиданным всплеском "физиологического фона".
   - Все в порядке, ребята! - кричу я в тонфоны переговорного устройства и
не могу сдержать счастливого смеха, наблюдая, как ПРБ-22 выравнивает  свой
полет.
   Делаю запись  в  дневнике  испытаний:  "Пятнадцать  ноль-ноль.  Болевые
ощущения в области левого предплечья..."  Далее  следуют  несколько  строк
специальных терминов  врачебной  диагностики,  а  в  конце  -  заключение:
"Реакция ПРБ последовала немедленно".
   Мое внимание привлекают гулкие удары по мячу и  женский  смех.  Это  на
спортплощадке оздоровительного сектора...  Люди  смеются.  А  ведь  совсем
недавно они, беспомощные, лежали в больничных палатах, и сотни врачей вели
нелегкий поединок со смертью. За их жизнь, за их сегодняшний смех.  Многие
из них не знают, что опасность еще не миновала. И наверняка никто  из  них
не догадывается о том, что  коллектив  огромного  института  занят  сейчас
решением проблемы непрерывного контроля за состоянием больных  -  контроля
дистанционного,  который  сделает   ненужными   обременительные   датчики,
постоянные врачебные осмотры и надоедливую опеку диагностических машин.
   Стражем здоровья станет прирученная шаровая молния - голубоватый шарик,
послушно следующий  всюду  за  своим  "хозяином".  Да,  теперь  они  могут
смеяться: ПРБ будет непрерывно передавать в Следящий центр сигналы о любых

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг