экспериментировать и дальше мы уже не могли - обнуленное время
заканчивалось. Синапсии челноков автоматически распутали в обратном
порядке все узлы уже пройденных нами топологических перегибов, и вскоре мы
вышли в пространство, где в зоне стабильного дрейфа ждали нас фазереты.
При подготовке к старту Миран проявил пугающее безучастие, и в конце
концов между нами возникла некоторая напряженность. К исходу обнуленного
времени я, как никогда раньше, мучился от удушья - готов был отдать что
угодно за глоток кислорода. Мучения мои, однако, не шли ни в какое
сравнение с душевными страданиями моего несчастного друга... Мне казалось,
это пройдет у него на Новастре, в домашних условиях. Не прошло. Он
замкнулся, стал необщителен - все эти дни уклонялся от встреч со мной. А
сегодня я вдруг узнал, что Миран ушел на Планар самостоятельным тревером.
Впервые один! Ладно, если просто для того, чтобы испытать себя в
индивидуальной форме дальнодейства. Хотя и здесь ничто не мешало ему
объясниться со мной напрямую. Неужели он думал, что я его не пойму?.. Да,
вряд ли все это понравится первооткрывателю Планара, но уж такова ситуация
на данный момент... Привет от меня общинникам девидеры Камчатского
экзархата, привет отцу!"
Выждав немного, Кир-Кор снял напряжение ментаконтакта.
- Свет! - произнес Ледогоров, и стало светло.
В этот раз пиктургенты зашевелились без промедления - со всех сторон
послышался разноголосый говор.
Фундатор встал, развел руками в белых перчатках:
- Уважаемые коллеги, извините... я думаю, с обменом впечатлениями нам
следует повременить. Скажем - до завтрашнего утра. Информация, которой
одарили нас грагалы, требует сугубого осмысления... Итак, доброго вам
вечера, спокойной ночи. Поблагодарим друг друга. Да оросит нас всех свет
великой Ампары!
- Уже! - послышалось из передних рядов. Оттуда, где находились
коммуникатор и региарх.
Автор восклицания, по-видимому, региарх. Произнес он это "уже!" не
очень громко, но был услышан: многие повернули головы в его сторону. Олег
Владимирский-Люпусов поднялся из кресла, обвел коллегиум взглядом. В руке
он держал брошюру в синей обложке.
- В каком смысле "уже"? - полюбопытствовал Ледогоров.
- В прямом. - Региарх уложил брошюру на ладонь, слегка шевельнул
пальцами - и знакомый Кир-Кору пресс-релиз, плавно удалившись кверху на
метр с небольшим, завис в воздухе.
Минуту коллегиум недвижно и молча наблюдал за левитацией
синеобложечного предмета.
- Никакими пси-кинетическими способностями я раньше не обладал, -
признался, глядя вверх, новоявленный чародей.
- Я - тоже, - прогудел в бороду Алехандро Эроховерро. Весело сверкнув
глазами, коммуникатор встал рядом с главой курии фармакопеев плечом к
плечу и показал всем карманный несессер. Поблескивая лакированной кожей,
несессер неторопливо взмыл выше уровня высоты, на котором держалась
глянцево-синяя книжица. Потом вдруг камнем упал в ладонь коммуникатора.
Тишину амфитеатра нарушил хальфе:
- Люди, они оба инициированы!
Пресс-релиз плавно вернулся в руку своего владельца.
- Совершенно верно, - подтвердил догадку хальфе Олег
Владимирский-Люпусов. - Но это, уважаемый Умар Ибн-Махмуд ал-Хорезми,
только половина правды. Инициированы мы все!
Кир-Кор беспомощно взглянул на застывшего Ледогорова.
- Не знаю, проявление это воли Ампары или что-то другое, - продолжал
региарх, - но после сеанса ретроспективной пиктургии мы инициированы все
до одного. Прислушайтесь к себе!.. Мой совет - пока не станет ясно, что к
чему, старайтесь не делать резких движений.
- Не кощунствуй! - тихо, но внятно произнес хальфе. - Иначе будет
лживым твой дерзкий язык!
- Великая Ампара!.. Уважаемый захид, я ведь просил не делать резких
движений.
Умар Ибн-Махмуд ал-Хорезми отвернулся и, встряхнув четками, засеменил к
центральному выходу. Экзарх проводил его взглядом. Снял перчатку, мельком
глянул на поврежденную ладонь. Сказал грагалу, словно бы извиняясь за
что-то:
- Молодежь запросто освобождает легендарных богов из мира забвения... а
старикам трудно освободиться от современного, слишком рассудочного
категоризма.
Кир-Кор не нашел, что ответить фундатору.
13. ЭПИПТЕЙЯ
Утомленный гость философской экседры получил наконец возможность хотя
бы недолго побыть одному. Ледогоров оставил его в полукруглом салоне один
на один с лазоревой глубиной светопластического воздушного океана и ушел
куда-то в глубокой задумчивости. "На пять - десять минут". Кир-Кор был рад
десяти или даже пятиминутному одиночеству. Он сел на подушки мягкого, как
морская пена, дивана, позволил себе расслабиться и - не успели еще створки
двери сойтись за спиной экзарха - смежил веки. Физической усталости он не
чувствовал - его утомило обилие впечатлений. Молодым помощникам сказочно
повезло... Находка фрактального топопреобразователя (в просторечии -
эколата) вполне может изменить условия существования Дигеи. Как изменила
их в свое время находка первого пампагнера.
В салоне спокойно, тихо. Впрочем, спокойно, тихо было и по соседству -
в зале с амфитеатром. Кир-Кор чувствовал, что, кроме него самого, на этом
этаже высотного "яйца" АИЛАМ не было ни души... Музыкальные гномики внутри
терминала нежно озвучивали ежеминутные мерки времени - "длинь-дзинь", - да
изредка вздыхала о чем-то колонка салонного бара. Кир-Кор обнаружил, что в
недрах дивана томятся бездействием надувные подлокотники; не открывая
глаз, включил привод наддува. Пневмоподлокотники вспухли под
расслабленными руками - сидеть стало удобнее. "Релаксация, - подумал он. -
Не "соскользнуть" бы в полусон до возвращения Агафона..."
Ему показалось, диван сдвинулся. Плавно так шевельнулся вместе со всей
внутренностью яйцеобразного здания - словно контактная линза, прилепленная
к склере гигантского глазного яблока. Обычно так начинает свое движение
лювер, когда его выводят на белотуманную поверхность стартового
пампагнера...
Кир-Кор остался сидеть с опущенными веками. Иллюзорные движения
заслуживают одного: полного равнодушия. С внезапной ясностью он вдруг
увидел в туманном расплыве женскую фигуру в светлом. Подумал: "Прямо-таки
мистическое явление". Шагов не было слышно.
Он так и не понял, откуда Она появилась. "Длинь-дзинь, - размеренно,
нежно подытоживали звукосигнальчики истекшие минуты. - Длинь-дзинь". Он
ясно видел Ее сквозь сомкнутые веки. Видел, как Она подходит ближе,
ближе... сероглазая, статная, будто богиня любви Фрейя, в ниспадающей до
лодыжек светлой одежде с голубовато-жемчужным отливом, которая не могла
скрыть от его взгляда колдовски-прекрасного тела с узкой талией, широкими
бедрами и женственно развитой грудью... Сначала он принял Ее за участницу
отмененного сегодня спектакля "Руслан и Людмила". И вдруг понял, что это
не так...
Тут многое было "не так". Он почему-то не ощущал потребности удивиться,
стряхнуть с себя собственное спокойствие. Наверное, потому, что обыденное
здесь слишком уж гармонично и просто сочеталось с трансцендентальным.
Ничего необычного не было в том, что сквозь сомкнутые веки, сквозь
длиннополую одежду он видел Ее обнаженное белое тело, упругую белую грудь
с малиновыми сосками - для грагалов, не слишком угнетенных денатурацией,
это в порядке вещей. Но совсем не "в порядке вещей" было его нежелание
удивиться или хотя бы встать, подняться навстречу прелестной женщине,
пусть даже невесть откуда возникшей. Приближаясь, Она смотрела на него
так, как смотрят при встрече на старого друга или близкого родственника,
однако лично ему в Ее облике не открылось ничего узнаваемого... Ее лицо,
особенности телосложения были ему незнакомы. Никогда раньше он с Ней не
встречался.
Левую руку Она положила ему на плечо, правую приблизила к виску - он
ощутил глубоко проникающее тепло ее ладони и одновременно -
морозно-колючие токи мощной энергетики ее тела. "Сон? Явь? - подумалось
ему. - Однако странные бывают встречи".
При том, что от ладоней Незнакомки исходило ощутимое тепло, вряд ли Она
была человеком. От Нее пахло прозрачностью и мягким светом. Пахло снегом
горных вершин, утренней свежестью чистой воды, рассекаемой взлетом
серебристо-белого, изящного, как молодой месяц, лебедя. Так пахнет ранняя
заря на Байкале. "Все-таки сон?.."
"Одрерир, - услышал он мысль Незнакомки. - Испей семь глотков - одрерир
приводит дух в движение".
Дивной красоты руки, увитые блескучими цепочками крохотных молний,
вложили ему в ладонь круглую, как половина кокосового ореха, и светлую,
как лунный блик, чашу.
"Фрейя... - подумал он. - Фрейя!.."
"Длинь-дзинь, - прозвучало в ответ. - Чаша Времени..."
"Я буду пить из Чаши Времени в честь твою и за твое бессмертие,
прекрасная богиня!"
Взметнулись кверху призрачно-белые крылья - его обдало пронзительным
электрическим ветром, и он почувствовал Ее постепенное исчезновение в
стратосферном озоне среди колючих лучиков северных звезд. Был всплеск
магнитных сполохов приполярных сияний...
Кир-Кор открыл глаза. В руке - круглая чаша величиной в половину
кокосового ореха. Он взвесил ее на ладони. Чаша была из белого нефрита.
Точнее - из белесой его разновидности. В чаше опалесцировала
голубовато-сизыми кольцами янтарная жидкость. Пахло медом, яблоками и
чем-то еще, чего он никак не мог определить... Запах светлый, приятный...
Секунду поколебавшись, он сделал глоток. На вкус жидкость понравилась ему
меньше. Хотя... гм... вполне ничего!.. Сладковатая, освежающая, терпкая, с
какими-то пряными травами. Бодрит.
После второго глотка он ощутил холодок на коже в том месте, где Фрейя
касалась ладонью виска. После третьего - это место уже явственно
обозначилось холодящим пятном... После четвертого - вернулся экзарх и
сразу, буквально с порога, уставился на чащу озабоченным взглядом.
Приблизившись, перевел взгляд на грагала. "Длинь-дзинь..."
- Испей, Агафон. - Кир-Кор протянул ему чашу. - Булем считать, это наша
с тобой братина.
Агафон снял перчатки, принял братину обеими руками со смятением на
лице. Машинально отпил. Было заметно, что его больше интересует сама чаша,
нежели ее содержимое. Он осмотрел чашу снаружи и как-то очень осторожно,
бережно вернул сотрапезнику. Кивнул:
- Хороша сурица.
- Сурица?..
- Сурья, если точнее. Сурья, сома, хаема, нектар и амброзия - напитки
бессмертных богов.
- Мне сказано - одрерир, - внес поправку Кир-Кор. - Если мне память не
изменяет, это - легендарный медовый напиток поэтов.
Он сделал глоток. Передал сосуд Ледогорову:
- Пей, не стесняйся. За бессмертие не ручаюсь, но дух приводит в
движение - это уж точно. Я, к примеру, уже готов заговорить стихами.
- Говорить стихами ты, по-моему, готов всегда.
Когда чаша была испита до дна, фундатор поставил ее на стеклянный стол
и включил подсветку снизу - стенки сосуда озарились мягким сиянием.
Кир-Кор склонился над чашей и увидел в толще каменного донышка выявленный
подсветкой темно-сизый рисунок. Простенький такой рисунок: окружность и
стилизованная птичка. Обычная канцелярская "галочка" с острием угла в
центре окружности. К "рожкам" этой "галочки" за пределами окружности
пририсованы две горизонтальные черты - крылья. Концы крыльев слегка
загнуты кверху.
- Впечатляет? - спросил Ледогоров.
- Нет, - признался Кир-Кор (он недолюбливал стилизацию). - Но идея
символа мне понятна. Птица, рожденная в центральной точке ограниченного
мира, стремится вырваться за его пределы.
- Это - эпиптейя, - пояснил экзарх. - Самый древний из известных нам
космогонических символов. В нем отражена идея единения Разума с миром,
который внутри него, и миром, который снаружи. Триада. Потом это нашло
свое эмоциональное отражение в образах Тримурти, Троицы, в освящении числа
"три".
- Именно о Разуме здесь идет речь? Ты уверен?
- Ну не о птицах же! В символах речь всегда идет о первостепенном.
Этому символу много тысяч лет. Предположительно - восемнадцать.
- А чаше?
- Она, конечно, моложе самой эпиптейи, однако старше египетских
пирамид. Или, по крайней мере, их современница. Редчайший памятник почти
неизвестной нам доегипетской цивилизации.
- Каким же способом в те времена мог быть сделан рисунок в толще
нефрита?
- Сие никому не ведомо. Секрет наших далеких предков.
Агафон улыбнулся, как будто "сия неведомость" доставляла ему
удовольствие.
- Я, как тебе известно, любитель редких камней, - напомнил Кир-Кор. -
Сам люблю повозиться с огранкой, шлифовкой, иногда вырезаю камеи, сына к
этим художествам приохотил. Но вот о технике сокрытия рисунка в толще
нефрита никогда и не слышал... Да, кстати!.. - Кир-Кор извлек из кармана
феррованадиевый пенальчик, разнял его половинки, вытряхнул на заклеенную
кружком биопластыря ладонь Ледогорова продолговатый кристалл. - Это
подарок для сокровищницы экзархата.
- Планар?.. - догадался фундатор. Он покачал рукой, наблюдая игру трех
ярких точечных огоньков, синего и двух голубых, необъяснимо реющих над
кристаллом.
- Планар, - подтвердил собеседник. - Кристалл из друзы в полости той
самой жеоды, которую я извлек из вывала в торцевой стене Гондора.
- Круглая, игольчатая, как еж... Помню. - Экзарх покивал. - Что ж,
спасибо, донатор [даритель (лат.)]. Волшебный кристалл! Изумительный
подарок! Но скажи мне как спец в ювелирных делах...
- Дилетант, - скромно поправил Кир-Кор.
- Хорошо - скажи как спец-дилетант, почему сияние этого самоцвета
видится отдельно от основы?
Спец-дилетант развел руками:
- Сие никому не ведомо. Секрет наших далеких потомков. Если, конечно,
права в своих представлениях философская школа Ампары. Я думаю, этот
секрет напрямую связан с загадкой общепланарной топологии.
- Полагаешь, в условиях топологической аномалии в кристалле был
запечатлен особый топоэффект дисперсии света?
- Скорее всего.
- В таком случае, топоаномальная драгоценность будет находиться в
сокровищнице этой Академии, - решил Ледогоров.
- Тебе виднее. Сосуд с эпиптейей тоже дарю. А почему ты не спросишь,
откуда у меня эта чаша?
- Откуда чаша - я знаю. Как она оказалась в твоих руках - догадываюсь.
Но интересно было бы услышать версию этого нетривиального события лично от
тебя. - Фундатор выключил подсветку внутри стеклянного столика, предложил:
- Давай поднимемся наверх, в ретрит, отнесем чашу на место, и по дороге ты
мне расскажешь.
Они вышли из салона через дверь, противоположную той, которая вела на
эскалаторы, повернули вправо. Пологий подъем. Под ногами приятно пружинил
мягкий настил неширокого пандуса, серебристо-серым серпом огибающего синюю
выпуклость зала с амфитеатром. Слева лоснилась бликами вогнутая
керамлитовая стена "яйца", пронизанная огнями вечерней иллюминации
Белобережья. Экзарх нес, прижимая к груди, сосуд с эпиптейей. Кир-Кор
шагал рядом в некотором смущении, оглаживая нечувствительный от холода
висок.
- Стало быть, ты полагаешь, будто я апроприировал чашу из этого...
неведомого мне ретрита? - спросил он. - А как же ее содержимое... одрерир,
сурья-сурица?
Ледогоров сдержанно улыбнулся.
- У нас в Академии все это имеется. В принципе - любые ингредиенты для
каких угодно легендарных напитков. Итак, за время моего отсутствия что-то
произошло... Пока я умиротворял расстроенного хальфе, здесь был изготовлен
бодрящий коктейль и каким-то образом тебе... э-э... вручен.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг