грязновато.
- Ионов-мюонов, конечно, древние не знали, но вполне могли додуматься
до каких-то других способов. Такое возможно. Это не летательный аппарат.
- А всего лишь сома, - улыбнулся Березовский.
- Сома, - задумчиво повторил академик. - В самом деле, что мы о ней
знаем? Не так уж и мало, надо признать. Не так уж и мало...
- Расскажите, пожалуйста, Расул Бободжанович! - Березовский достал
блокнот. - Мне это очень важно!
- Если я не ошибаюсь, вся девятая книга Ригведы посвящена описанию
одного только божества - Сомы. Подобно огненному богу Агни, Сома многолик
и обитает в самых разных местах. И вообще Сома находится в тесной связи с
Агни, которого до сих пор почитают в Гималаях и даже в Японии.
- Значит, Сома - божество? - удивился Березовский. - А я думал, это
растение, известное в систематике как асклепия акида или саркостемма
виминалис, хотя некоторые полагают, что это эфедра.
- Две ипостаси одного и того же, - успокоил его академик. -
Характерная для индуистской мифологии многозначность. Подобно тому как
огонь является главным материальным проявлением божественной сущности
Агни, растение, о котором вы говорите, олицетворяет Сому. Но если земное
проявление Агни было многообразно - огонь согревал и освещал, на костре
можно было приготовить пищу, огненные стрелы легко поджигали кровли
осажденного города и так далее, - растение сома годилось лишь для одного:
из него готовили опьяняющий напиток. Во время жертвоприношений молящиеся
пили сому и поили священной влагой светозарного Агни, выливая остатки в
пылающий перед алтарем жертвенник. Это была особая форма того самого
огнепоклонства, которое распространилось почти по всей Азии. Реликты его
можно до сих пор обнаружить в фольклоре и обычаях народов Хорезма,
Азербайджана, некоторых районов Таджикии. Не случайно священное растение
огнепоклонников называлось <хаома>. Последователи Заратустры чтили в нем
то же опьяняющее начало. Сома Ригведы и хаома иранской Зенд-Авесты - одно
и то же растение, одна и та же божественная ипостась. Видимо, правы те
исследователи, которые считают, что культ сомы-хаомы предшествовал обеим
религиям и вошел в них как своего рода древнейший пережиток. В Авесте, по
крайней мере, есть одно место, которое указывает на то, что Заратустра
разрешил употреблять хаому в жертвоприношениях, лишь уступая исконному
обычаю... Вот, собственно, и все, что я могу рассказать о соме.
- Огромное спасибо, Расул Бободжанович! - Березовский прижал руку к
сердцу. - Но не может быть, чтобы вы ничего больше не знали про сому. Сома
действительно растет в горах Индии и Ирана. Когда я читал об этом, то
совершенно упустил из виду Иран. И не удивительно! Ваш рассказ про хаому
явился для меня полнейшим откровением. Вы видели сому?
- На картинке.
- А я даже в гербарии!
- Значит, это мне следует учиться у вас, а не вам у меня.
- Что вы, Расул Бободжанович! Я же полнейший профан... А как
приготовляли священный напиток?
- О! Все, что связано со сбором сомы и приготовлением зелья, было
окутано страшной тайной! Лишь по отдельным, разбросанным в священных
книгах указаниям можем мы в самых общих чертах реконструировать этот
процесс... Сома, вы правильно сказали, родится в горах. Ригведа говорит,
что царь Варуна, водворивший солнце в небе и огонь в воде, поместил сому
на скалистых вершинах. Подобно огню, сома попала на землю вопреки воле
богов. Но если огонь был украден Матаришваном, индийским, грубо говоря,
Прометеем, то сому принес горный орел. Распространение культа сомы по
городам и весям Индостана требовало всё больших и больших количеств этой
травы, которая росла только в Кашмире на склонах Гималаев и в горах Ирана.
Сому, таким образом, приходилось возить на все большие и большие
расстояния. Торговля священной травой становилась прибыльным предприятием.
Но гималайские племена, взявшие это дело в свои руки, в отличие от арьев
не испытывали к своему товару священного трепета. Важнее всего для них
было хорошенько нажиться на странном, с их точки зрения, пристрастии
соседних народов к простому цветку. Цены на сому непрерывно росли.
Вероятно, из-за этого гималайских торговцев стали считать людьми второго
сорта. Впоследствии, когда обычаи обратились в законы о кастах, торговцев
сомой включили в одну из самых презренных варн. Они были поставлены в один
ряд с ростовщиками, актерами и осквернителями касты. Им строго-настрого
запрещалось посещать жертвоприношения, дабы одним своим присутствием не
осквернили они душу растения. Древнее поверье гласит, что цветок
громогласно кричит и жалуется, когда его срывают, а если совершивший столь
презренное дело осмелится войти в храм, дух Сомы утратит силу. Не
удивительно, что торговцев сомой туда не пускали. И вообще в глазах
поклонника сомы всякий, кто, имея священную траву, не поступал с ней
надлежащим образом, выглядел отщепенцем. Весь род людской арии четко
подразделяли на <прессующих> и <непрессующих>. Те, кто не гнал из
прессованной травы опьяняющего зелья, не заслуживали человеческого
отношения. Для арьев они были хуже, чем варвары для римлян. Даже случайная
встреча с <непрессующим> требовала немедленного очищения. Постепенно
выработался сложный церемониал покупки сомы у <непрессующих>. Он может
показаться до крайности смешным и нелепым, но надо помнить, что для арьев
все было исполнено символического значения. Так, платой за арбу сомы
служила обычно корова, причем обязательно рыжая, со светло-карими глазами.
Торговца, вероятно, меньше всего интересовали масть и цвет глаз купленной
коровы, но покупателю было важно представить сделку в виде своеобразного
обмена одной божественной сущности на другую. Понимаете?
- Корова издревле считалась священной?
- Совершенно верно. А строгая канонизация цветов как бы
символизировала золотистый оттенок сомы. Вот и получалось, что обычная
купля-продажа обретала вид сакральной церемонии. Покупали-то не просто
траву, а душу бога, которого, согласно гимну, <не должно вязать, ни за ухо
дергать>, - обращаться непочтительно.
- У одного исследователя, физико-химика, сома выращивалась в качестве
комнатного цветка. Он производил с ним всевозможные опыты.
- Ничего удивительного. Лавр был самым почитаемым растением у греков
и римлян, что ничуть не мешает торговать лавровым листом на любом базаре.
И в самом деле, какой кабоб без лавра?
- Или уха!
- Вот-вот! - Бободжанов довольно пожевал губами. - Мы даже не
подозреваем, что, бросая в уху или харчо лавр, совершаем тем самым один из
наиболее священных обрядов древнего мира. Так и с сомой. Для нас это
обыкновенное дикое растение, к которому, кстати сказать, надо бы как
следует приглядеться фармакологам... Да, самое обыкновенное растение...
- Семейства молочайников, - ввернул Березовский. - У него длинные
висячие ветки и безлистый узловатый стебель золотистого оттенка. В
волокнистой, как у камыша, внешней оболочке содержится млечный сок. Судя
по описанию, он кислый и слегка вяжущий на вкус.
- Так! - Бободжанов вновь с довольным видом заиграл пальцами. -
Видимо, из него и готовят жертвенное питье. Сначала выжимают с помощью
пресса, затем смешивают с различными снадобьями и дают побродить, а потом
и гонят. В сущности, обычное самогоноварение и вместе с тем самый
священный и мистический акт брахманской литургии.
- А разве приготовление вина не считалось божественным творчеством
Диониса?
- Вот-вот. Но разница в том, что, как делается вино, мы знаем, а
сома... - Бободжанов хитро прищурился.
- ...нет, - досказал за него, как послушный ученик, Березовский.
- Так-то... Гимны Ригведы описывают этот процесс в таких причудливых,
нарочито затемненных выражениях, что почти невозможно ничего понять. Хуже
алхимических рекомендаций. Виндишман перерыл целые горы литературы, пока
разобрался наконец что к чему. По-английски читаете?
- Немного, - скромно ответил Березовский.
- Тогда посмотрите вот это место, - Бободжанов вынул из ящика
внушительную монографию в ярко-зеленом, тисненном золотом переплете. Книга
была заложена полоской бумаги.
<Растение собирают в горах, в лунную ночь и вырывают с корнем. Оно
доставляется к месту жертвоприношения на повозке, запряженной парой коз, и
там, на заранее подготовленном месте, которое зовется <вэди>, или <сиденье
богов>, жрецы прессуют его между двух камней. Потом, смочив образовавшуюся
массу водой, бросают ее на сито из редкой шерстяной ткани и начинают
перебирать руками. Драгоценный сок по каплям стекает в подставленный
сосуд, сделанный из священного дерева ашваттха - фикус религиоза. Далее
его смешивают с пшеничной мукой и подвергают брожению. Готовый напиток
подносится богам три раза в день и испивается брахманами, что является,
бесспорно, самым священным и знаменательным приношением древности. Боги,
которые незримо присутствовали при изготовлении напитка, жадно выпивают
его и приходят в радостное, возбужденное состояние. Сома очищает и
животворит, дарует бессмертие и здоровье, он открывает небеса>.
- Весьма конкретный рецепт, - сказал Березовский, возвращая книгу. -
Даже самому захотелось попробовать.
- Не советую. - Бободжанов положил монографию на край стола. - Ничего
хорошего тут нет. Не знаю, что найдут в соме фармакологи, но, судя по
описаниям Ригведы, она должна содержать вещества, близкие к ЛСД или
мескалину.
- Не может быть! - удивился Березовский. - То есть, простите, Расул
Бободжанович, - тотчас опомнился он. - Конечно, все так и есть, как вы
говорите... Просто я никак не ожидал, что таинственное растение сома на
поверку окажется всего галлюциногеном, вроде священных грибов ацтеков.
- Не хочу навязывать вам свое мнение. Попробуйте лучше сами составить
себе представление о соме из высказываний героев Ригведы. Я попросил наших
индологов подобрать соответствующие материалы... И вот какая
вырисовывается картина. Все, кто хоть однажды испил сому, превозносят этот
огненный животворный напиток, поднимающий дух и веселящий сердце. О чем
это свидетельствует?
- Первоначальный алкогольный эффект?
- Допустим, - согласился Бободжанов. - Но пойдем дальше... Веды
утверждают, что, кроме священнослужителей, сому дозволяли попробовать
очень немногим... Как вы думаете, кому именно?
- Понятия не имею, Расул Бободжанович.
- И никогда не догадаетесь! Желавший причаститься к соме прежде всего
должен был доказать, что у него в доме есть запас продовольствия на целых
три года. - Академик выдержал красноречивую паузу. - О чем это говорит?
- Имущественный ценз... - нерешительно предположил Березовский.
- Чушь! - Бободжанов довольно потер руки. - Хотя это соображение и
могло играть какую-то роль, но все равно чушь! Загвоздка, видимо, в том,
что воздействие сомы на отдельно взятого человека было трудно предсказуемо
и могло оказаться весьма продолжительным. Человек рисковал, по-видимому,
многим. Он мог надолго потерять трудоспособность. Для того и требовался
гарантированный запас пищи. Жрецы, таким образом, сводили до минимума
отрицательные последствия питья сомы. Умереть с голоду человек не мог, а
остальное уже воля богов или собственный страх и риск.
- Потрясающе! - восхитился Березовский. - Нет, Расул Бободжанович,
это просто потрясающе!
- По-моему, самая простая логика... Кстати, какой из известных вам
препаратов может вызвать столь продолжительное остаточное действие?
- ЛСД. Только ЛСД! Гофман, синтезировавший это вещество и
попробовавший его на себе, пишет, что влияние ЛСД на организм может
ощущаться в течение многих месяцев.
- Вот-вот. Теперь вы сами себе и ответили.
- Случайного совпадения быть не может?
- Если вы читали статью Гофмана, то должны знать и различные симптомы
галлюциногенного опьянения. Верно?
- Совершенно верно, Расул Бободжанович. Я их помню.
- Тогда попытайтесь сравнить их с впечатлениями людей, испивших сому.
Начнем с того, что все они в самых восторженных выражениях говорят о
каком-то особом приливе жизненной энергии, о сверхчеловеческом ощущении
всезнания и всемогущества. Но ощущение это обманчиво. На поверку оно
оказывается бредом опоенного опасной отравой человека. В лучшем случае это
просто опьянение. Как вам понравится следующий дифирамб? - Бободжанов
вынул еще одну книгу, раскрыл на закладке и надел очки: - <Вот думаю я про
себя: пойду и корову куплю! И лошадь куплю! Уж не напился ли я сомы?
Напиток, как буйный ветер, несет меня по воздуху! Он несет меня, как
быстрые кони повозку! Сама собой пришла ко мне песня! Словно теленок к
корове. И песню эту я ворочаю в сердце своем, как плотник, надевающий на
телегу колеса. Все пять племен мне теперь нипочем! Половина меня больше
обоих миров! Мое величие распространяется за пределы Земли и Неба! Хотите
я понесу Землю? А то возьму и разобью ее вдребезги! Никакими словами не
описать, как я велик...> Достаточно, полагаю. - Бободжанов положил книгу
рядом с первой и снял очки. - Как будто бы хмельное бахвальство
немудрящего крестьянина? Но как поразительно напоминает оно рассказ
Гофмана о действии ЛСД!
- Почти дословно. - Березовский едва успевал записывать. - Но Гофман
видел еще цветные звуки. Господи, как много нужно знать, чтобы понимать
историю!
- Долгое время эту исполненную бахвальства песнь толковали в качестве
откровения бога-воителя и громовержца Индры. Но сам строй ее, примитивный
набор изобразительных средств и сравнений заставляет в том усомниться.
Нет, не бог, усладивший себя сомой, вещает свои откровения, а именно
простоватый деревенский житель. Недаром Берген приводит слова другого
любителя священного зелья, который говорит: <Мы напились сомы и стали
бессмертны, мы вступили в мир света и познали богов. Что нам теперь
злобное шипение врага? Мы никого не боимся>. Совершенно очевидно, что
сказать так мог только смертный человек, а не бог. Тем более, что в других
гимнах люди, пьющие сому и выливающие опивки в жертвенное пламя,
откровенно завидуют богам, особенно тому же Индре, который поглощает
чудесный напиток целыми бочками. И здесь мы подходим к самому интересному
моменту. Возникает вопрос: зачем богам пить сому, когда у них есть амрита
- истинное питье небожителей, дарующее мощь и бессмертие? В чем здесь
дело? Без амриты боги не только утратили бы бессмертие и могущество, но и
самое жизнь. Мир сделался бы необитаемым и холодным, бесплодным, как
мертвый камень. Ведь амрита, питье бессмертия, есть не что иное, как дождь
и роса, одним словом, Влага с большой буквы, влажное начало, насыщающее
всю природу, питающее жизнь во всех ее проявлениях. Итак, зачем нужна
сома, когда уже есть амрита?
- Но ведь амрита - стихия, отвлеченное понятие индуистской философии,
тогда как сома - нечто реальное. Ее можно даже попробовать. Человек,
вкусивший сомы, легче может вообразить себе, что чувствуют боги, пьющие
амриту. Разве не так, Расул Бободжанович?
- Правильно. - Академик одобрительно поцокал языком. - Молодец,
писатель! Жертвоприношение в честь сомы на земле символизирует животворное
распространение небесного Сомы, иначе говоря - амриты. Шкура буйвола, на
которую ставят каменный пресс, - это туча, чреватая дождем, сами камни -
громовые стрелы, или ваджры грозовика Индры, сито - небо, которое готово
пролить на землю священный напиток, лелеющий жизнь. Таков потаенный смысл
всего действа приготовления сомы. Это закон подобия, без которого нельзя
понять образ мысли древнего человека.
- Сома выступает как земное подобие амриты!
- Вот-вот! Одно подменяет другое, как шкура - тучу, камень - молнию,
а сосуд, в который собирают млечный сок, - поднебесный водоем Самудра.
Подобный символизм нельзя упускать из виду, когда работаешь с древними
текстами. Он позволяет понять целевую направленность самых, казалось бы,
непостижимых и странных действий. В самом деле, возьмем, например,
следующее заклинание: <Пей бодрость в небесном Соме, о Индра! Пей ее в том
же соме, который люди выжимают на земле!> Вам он понятен, надеюсь!
- Яснее ясного! Что внизу, то и вверху, как на земле, так и на
небесах. Изумрудная скрижаль Гермеса Трисмегиста. Закон подобия.
- Тогда попробуем пойти дальше... Вам не надоело?
- Что вы, Расул Бободжанович! Я вам так благодарен! Вы тратите на
меня столько драгоценного времени, и мне, право, неудобно... - Березовский
смешался и замолчал.
- Ничего. - Бободжанов посмотрел на часы. - У нас еще есть минут
восемнадцать, а потом, извините, ученый совет... Теперь, когда мы
вооружены знанием закона подобия, тронемся дальше. Отождествление Сомы с
водами и растениями позволяет уже иначе взглянуть на его родство с Агни, с
чего, собственно, и началась наша беседа. Теперь мы можем прямо сказать,
что Сома - тот же огонь, но только жидкий. В этом главное, священнейшее
таинство брахманизма. Суть его в том, что огненное, или жизненное, начало
проводится в сердцевину растений, в их семя, в человеческий организм,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг