- Тоже мне эксперт! Химик! Трассология, баллистика, извини меня,
кровь - это его дело, тут он кумекает.
- Не суть важно, пусть будет эфир. А маслянистые пятна тогда откуда?
- Смолы и прочие экстрактивные вещества. Жутко трудная смесь. Нам в
ней не разобраться. В пору специальное НИИ создавать. Да и спирт не
простой оказался. Я бы даже рискнул сказать - особенный. Нечто вроде
коньячного.
- Шутить изволите.
- Нет, я серьезно. Твой профессор самогоноварением не увлекался?
Сейчас многие балуются.
- Только этого мне не хватало... Силу взрыва рассчитать сможете? В
самом первом приближении.
- Плевое дело.
- Большего мне пока и не надо. А на смолы наплюйте - не до научных
открытий...
- Спасибо, Люсин, снял камень с души. У меня от этих смол
головокружение. Все хроматографические колонки загружены.
- Извините. Это мы по безграмотности задание неправильно
сформулировали. Главное - взрыв... Мы еще вам корешок какой-то сдавали.
Если не очень сложно... Короче говоря, хотелось бы знать, что за диковина
такая.
- Попробуем, чем черт не шутит.
- Возможно, мы узнаем тогда, какой гомункул вызревал в реторте, -
пошутил Люсин.
Визит в лабораторию, несмотря на полное отсутствие каких бы то ни
было конкретных результатов, все же принес известную разрядку. Люсин был
рад и тому, что хоть немного успокоился, переключился. На своем столе он
нашел должным порядком оформленное заключение дактилоскописта.
Обнаруженные на стеклянных предметах отпечатки принадлежали одному и тому
же лицу, которое в картотеке не значилось.
Скорее всего, сам Солитов - напрашивался единственно приемлемый
вывод.
Перелистав перекидной календарь, Владимир Константинович позвонил в
МХТИ, на кафедру.
Глава четвертая
___________________________________
МАЗЬ ВЕДЬМ
Люсин проснулся задолго до сигнала будильника в угнетенном состоянии
духа. В неравном единоборстве с бытом он терпел поражение за поражением.
При одной мысли о накопившейся груде самых неотложных дел панически
сжималось сердце. Квартира пребывала в удручающем небрежении. Пластиковый
мешок уже не вмещал истосковавшегося по прачечной белья. В кухне стало
некуда деться от стеклянной посуды всевозможных калибров. Бог с ними, с
пустыми бутылками, но когда даже майонезные баночки, потеряв всякий стыд,
начинают неприкаянно перекатываться под ногами, значит, дело швах. Но если
бы только это! Ждал своей очереди телевизор, который вдруг зачем-то
перешел на трансляцию негативного изображения. Испарившийся на добрую
треть аквариум, где за напрочь позеленевшими стеклами, возможно, еще и
плавали одичавшие рыбы, терзал и без того уязвленную совесть. И нужно было
платить за коммунальные услуги, прежде всего за телефон, и выкупать
подписные тома и вызвонить сантехника, чтоб заменил прохудившийся
смеситель. О второстепенных проблемах, вроде химчистки или книг, для
которых не хватило места на стеллажах, даже и думать не стоило. Все, что
непосредственно не угрожало жизни, могло подождать.
"Заболеть, что ли", - тоскливо возмечтал Люсин, вылеживая оставшиеся
до подъема минуты. С того счастливого субботника, когда Лялька, жена
Березовского, объявив всеобщую мобилизацию, кое-как наладила его
холостяцкое жилье, минуло добрых четыре месяца, отмеченных безжалостным
нарастанием энтропии или, попросту, хаоса. Едва ли в обозримом будущем
судьба вновь одарит подобной удачей. Неловко даже мечтать о таком
порядочному человеку. После звонка неумолимо сжимавшаяся вокруг горла
петля дала слабину. День покатился по наезженной колее.
По пути в управление Люсин ухитрился забежать в сберкассу, где сделал
широкий жест, оплатив телефон за полгода вперед. Этот в значительной мере
символический акт - остальные платежи были заморожены до получки - помог
ему окончательно сбросить унизительное бремя забот, которые почему-то
считаются мелкими. Окрыленный удачей, он позвонил в МХТИ и с поразившей
его самого легкостью вышел на ученого секретаря кафедры - Наталью
Андриановну Гротто. Если б кто знал, как нужна была ему эта неуловимая
женщина! Одна из немногих, кого Солитов дарил безраздельным доверием. Не
опуская трубки, Владимир Константинович соединился с гаражом. Через семь
минут он уже был на Миусской, где за чугунной оградой сквера пламенели,
предчувствуя близкую осень, роскошнейшие в старой Москве клены.
Институт жил отголосками приемной страды. В сумрачном вестибюле
слонялись еще сохранявшие надежду абитуриенты, чьих имен не оказалось в
списках, и как в воду опущенные родители. С какой завистью смотрели они на
оживленно-озабоченных парней и девушек с набитыми консервными банками
рюкзаками. Зачислены, распределены по группам и едут теперь на картошку -
счастливцы! Настоящие баловни судьбы.
Люсин, чье обычно безотказное удостоверение оказалось малодейственным
в сложившейся обстановке, был вынужден чуть ли не клясться, что он не к
ректору и вообще не по приему.
Взлетев по широкой старинной лестнице на третий этаж, он быстро нашел
обитую искусственной кожей дверь с табличкой: "Кафедра биоорганической
химии". На другой, привинченной чуть пониже, перечислялись академические
титулы Г. М. Солитова. Отчужденно, как с надгробной плиты, блестели
амальгамированные буквы.
Наталья Андриановна, оказавшаяся не только доцентом, но и настоящей
красавицей, приняла Владимира Константиновича в кабинете шефа.
- Есть какие-нибудь известия? - Ее зеленоватые глаза тревожно
расширились. - О Георгии Мартыновиче?
- К сожалению, ничего нового. - Люсин ненароком окинул темные резные
шкафы и старые кожаные кресла. Пожалуй, ничто в этой сумрачной комнате,
сберегавшей канцелярский стиль минувших эпох, не выдавало эксцентричных
пристрастий владельца. И прежде всего корешки за стеклянными дверцами:
пузатые справочники на русском, немецком и английском языках, химические
журналы, учебники. Никакого золотого тиснения. Сплошь сиротский коленкор
отчетов и диссертаций.
- У нас дважды было полное переоборудование. - Она по-своему
истолковала его ищущий взгляд. - Но Георгий Мартынович попросил ничего не
трогать... Садитесь сюда, тут вам будет удобнее.
- Я рад, что наконец смог увидеться с вами. - Люсин сначала присел на
вытертый до блеска краешек, а потом осторожно продвинулся вглубь. - Вам
передавали, что я звонил?
- Да, мне говорили... Я ведь ничего не знала. Только вчера вернулась
в Москву - и на тебе... Кошмар какой-то! До сих пор в себя не приду. Как,
по-вашему мнению, есть хоть какая-нибудь надежда?
- Надежда на что, Наталья Андриановна? - спросил он с печальной
прямотой.
- Найти Георгия Мартыновича, - затрудненно сглотнув, пролепетала она.
- Найти, - вздохнул Люсин, включив портативный магнитофон. - Ничего,
если я запишу наш разговор? Ведь никогда не знаешь заранее, какая мелочь
может неожиданно пригодиться...
- Пожалуйста, - с несколько нарочитой небрежностью разрешила Наталья
Андриановна. - Есть хоть какие-нибудь шансы на то, что он... еще жив?
- Вы сами верите в это? Ведь сколько времени прошло...
- Вы правы, конечно, - Наталья Андриановна развела и тотчас вновь
соединила кончики пальцев. - Но старики иногда уходят из дому. Вы
понимаете? Мой покойный отец однажды пропадал целых два дня... Впрочем,
что я болтаю? Простите.
- Разве у Георгия Мартыновича наблюдались сепильные* явления? -
заинтересованно подался вперед Люсин.
_______________
* Старческие.
- Нет, - взволнованно поежилась она. - Конечно же нет. Еще раз
простите.
- Помилуйте, Наталья Андриановна, за что?.. Вы уже знаете
подробности? Я имею в виду взрыв и все прочее?
- Да, от коллег.
- Как бы вы прокомментировали подобное происшествие? Забывчивость?
Рассеянность? Ведь он ушел, не отключив нагреватель. Значит, случилось
нечто экстраординарное, его куда-то спешно вызвали или он сам вдруг о
чем-то вспомнил... Другого разумного объяснения я пока не вижу.
- Забывчивость? - медленно покачала головой она. - Только не в таком
деле. Он же вообще не должен был ничего отключать.
- То есть как? - настороженно удивился Люсин.
- Экстракция, дистилляция, перегонка - все эти процессы он вел обычно
беспрерывно, много дней. Собственно, лишь по этой причине работы
выполнялись на дому, в каникулярное время. В учебном институте,
согласитесь, не так просто наладить, как у нас говорят, непрерывный цикл.
- У меня нет слов, Наталья Андриановна. Сами того не зная, вы
ответили на один из главных моих вопросов.
- Нет, я знала, что вы об этом спросите, - с живостью возразила она.
- Как же иначе?
- Знали? Но почему?
- Разве можно без помощи специалиста разобраться в том, чем занимался
Георгий Мартынович и что, в конце концов, послужило причиной взрыва? Для
меня никаких неясностей тут нет. Узнав подробности, я сразу же
восстановила полную картину.
- Вы очень обяжете меня, если поделитесь своими соображениями.
- Это мой долг. Спрашивайте. Что вас в первую очередь интересует?
- Меня интересует все. И разговор у нас, если позволите, будет
долгим, - доверчиво улыбнулся Люсин. - Начнем поэтому с главного. Вы
сказали, что Солитов не должен был отключать нагреватель. Ведь так?
Она согласно закивала.
- Верно-верно...
- Он вышел из дому, оставив свои колбы благополучно кипеть?
- Не иначе рассчитывал скоро вернуться.
- Во всяком случае, до того, как выкипит водяная баня?
- Но почему-то не возвратился. - Гротто задумчиво сложила руки на
коленях.
- Это "почему-то" и есть главное, Наталья Андриановна. - Люсин
энергично припечатал ладонью кожаный валик. - А теперь расскажите про
вашего шефа. Мне необходимо понять, что он за человек.
- Редкий, прекрасный, каких теперь не бывает. - Она медленно отвела
потемневшие глаза.
- Продолжайте, пожалуйста, - тихо попросил Люсин.
- Я не умею так... Слишком много всего, разного... Это ведь жизнь,
большой отрезок жизни. Всего и не перескажешь. Вы лучше спрашивайте.
- Пусть будет так. - Люсин сосредоточенно сдвинул брови. - Начнем,
пожалуй, с основного. - Почему Георгий Мартынович, человек весьма пожилой
и не очень здоровый, вел столь оригинальный образ жизни? Вместо того чтобы
отдыхать, вкушая, как говорится, сельские прелести, он работает. И как
работает! Даже ест у себя в кабинете. Невзирая на отпуск, днем и ночью
что-то варит, анализирует. Добро бы еще выращивал на грядках всякие
сорняки - мало ли бывает увлечений, - но он кипятит какие-то корешки в
едких растворителях, разлагает, смешивает и все такое... Подвижник,
которого заклинило на моноидее? Экстравагантный фанатик? Вдохновенный
творец, нащупавший золотую жилу?.. Кто он, Наталья Андриановна?
- Трудно ответить определенно. - Сдерживая волнение, она никак не
находила нужных слов. - Его образ не вмещается ни в одно из ваших
определений. Георгий Мартынович... Все значительно проще, чем вам кажется,
и вместе с тем намного сложнее. Георгий Мартынович действительно очень
увлеченный человек, и ему удалось многое сделать в науке, но как бы это
сказать?.. Он всегда стоял чуточку выше. Выше себя самого, своих увлечений
и тем паче заслуг. Вы понимаете, что я имею в виду? Он воспринимал жизнь
немножечко иронично. Вдохновение, творчество, о фанатизме я и не говорю -
это не из его лексикона. Он стеснялся высокого штиля. К нему, пожалуй,
больше подходит слово "любопытство". Он отличался удивительной,
обаятельной любознательностью и плюс к тому редкой работоспособностью.
Вообще в нем неуловимо сочетались самые противоположные качества:
умудренная зрелость и детская наивность, неутомимость и резкие перепады
настроения... Не знаю, поняли ли вы меня, но то, что в другом человеке
могло показаться чуть ли не экстравагантным, было для него органичным,
естественным.
Люсин не сомневался в искренности Натальи Андриановны, но между
образом, который она рисовала, волнуясь и трогательно выискивая слова, и
тем, что непроизвольно соткался в его воображении там, на даче, зиял
провал. Они не совмещались, едва намеченные, еще не облаченные плотью,
контурные эскизы, разделенные полосой непроглядного мрака. Самоирония,
постоянная готовность взглянуть с высоты, словом, все то, о чем говорила
Гротто, лежало по одну сторону, а вертоград с его ядовитыми саженцами и
укромной теплицей, где вызревали под пленкой неведомые плоды тропиков, -
по другую. Тут не детской любознательностью попахивало, но
сверхчеловеческим, маниакальным упорством. Она многие годы знала и,
возможно, любила по-своему одного человека, а он увидел совсем другого и
никак не мог расстаться с первоначальным наброском. Пусть он знал Георгия
Мартыновича лишь по фотографиям из личного дела, что были спешно
размножены и разосланы по соответствующим каналам. Однако за плоским
черно-белым изображением взрывались стекла и кружились поднятые на воздух
листки, утонченно орнаментированные латинской скорописью. Они немало
значили, эти разрозненные фрагменты. Пусть не Фауст, выращивающий в колбе
гомункула, но углубленный в забытые тайны искатель - вот какой портрет
мозаично слагался из острозубых осколков, затуманенных темной накипью.
Отсюда, от печки, переделанной под алхимический горн, и нужно было
начинать осторожный танец.
- Вы так хорошо сказали об увлеченности. - Люсин сделал первый шаг. -
Но каков сам предмет увлечений? Георгий Мартынович держал вас в курсе
своих исканий? Я имею в виду его, так сказать, домашние занятия.
- Не только я, вся кафедра, весь институт знали. Не в подробностях,
само собой разумеется, в общих чертах. Сначала над ним подтрунивали, затем
перестали. Так ведь всегда бывает в жизни. Человек должен отвоевать право
остаться самим собой. К сожалению, это удается далеко не всем.
- Нужны определенные бойцовские качества, - нащупывая почву, подал
реплику Люсин.
- Каждому свое. - По ее лицу пробежала мгновенная тень. - Одним
природа дает клыки и когти, другим - веру и разум. Георгий Мартынович умел
верить.
- И заражать своей верой других?
- Вот этого я бы как раз и не сказала. По своему складу он типичный
ученый-одиночка. В глазах большинства доказательством правоты является не
столько вера, сколько успех. От репутации законченного чудака шефа спасала
удача. Он умел добиваться успеха в самый критический момент, когда все
складывалось против него и вообще обстоятельства загоняли в угол. Только
поэтому его оставили в покое. И что вы думаете? После того как препараты
пошли в серию, погода молниеносно переменилась. Вчерашние насмешники
начали буквально осаждать просьбами. Кто для себя, кто для родственников,
а кто в расчете на ответную благодарность - для влиятельных друзей.
- Вы имеете в виду... - наклонился к ней Люсин, заговорщицки понизив
голос.
- Ну конечно, лекарства, - подтвердила она. - Сейчас вообще
распространилась мода на народную медицину: травы, иглоукалывание,
экстрасенсы опять же всякие... Георгию Мартыновичу житья не стало от
просьб. Как-то он даже пожаловался, что превращается в знахаря. Вы не
представляете себе, как он страдал от столь неожиданной популярности. Она
мешала ему работать и жить не меньше, чем интриги завистников и тайных
врагов. Но что можно поделать? Ведь у каждого свои недуги. Шеф понимал и
жалел людей. Отказывать он не умел. Любой лишенный ощущения деликатности
человек мог вить из него веревки.
- Как вы хорошо сказали: "ощущение деликатности". Ну а если вернуться
к интригам, тайным, опять же по вашему определению, врагам? Вы не
усматриваете здесь никакой связи? - спросил он, обернувшись на скрип
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг