Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
деревянное,- заметил  Ходасевич.  Также  он  обратил  внимание  на  то,  что
странная композиция размещалась на одном уровне с  вращающимся  диском.  Все
это время, пока Вадька изучал керамическую несуразицу, Катарина не проронила
ни слова.
   - А от кого она защищается? - спросил наконец Ходасевич.
   - От него,- Катарина нажала кнопку  на  корпусе  вентилятора,  и  лопасти
перестали вращаться. А вместе с ними и диск.  Только  сейчас  Вадька  увидел
необыкновенную фигурку, стоявшую на краю  диска.  Фигурка  замерла  как  раз
напротив девушки-вратаря. Это был юноша с миниатюрными крылышками за спиной,
луком в руках и такими же, как у вратаря, роликами  на  ногах.  Выражение  у
летящего к воротам юноши  было  возбужденно-свирепым,  его  лук  нацелен  на
нежного вратаря.
   - Ну, познакомь с ним,- попросил Ходасевич.
   - Неужели не узнал? Это же Купидон! Он же Амур, он же Эрос.
   - А чего у него рожа такая злая? И эти ролики... Что, крылышки хиленькие?
   - Да меня тошнит от классического Эроса  -  златокрылого,  златоволосого,
эдакого  капризненького  мальца-сорванца!  Тьфу!  -  неожиданно   взорвалась
Катарина... Потом, уже спокойней, продолжила: - Мне,  Вадик,  гораздо  ближе
имидж Эроса, созданный древним пиаровцем Платоном. Ты знаком с  платоновской
версией?  Ну,  тогда  я  напомню.  Выдумщик-грек  представил  Эроса  не  как
традиционное божество, а как шустрого демона, дитя  невозможного  брака.  Ты
догадываешься, о чьем браке я говорю?.. Ну, подумай!
   - Да мало ли бездельников восседало на Олимпе!
   - При чем тут боги? Я о союзе Бедности и Богатства!
   - Во как?!
   - Да. Согласно Платону, яркая парочка зачала невыносимого малыша  в  день
рождения Афродиты... Кстати, по другой версии  ,  мамой  Эроса  была  именно
прекрасная Афродита, а отцом -  ее  кровожадный  муженек,  бог  войны  Арес.
Думаю, не надо объяснять, что своим дурным характером крылатый красавчик был
обязан  отцовским  генам.  Неслучайно,  Аполлоний  Родосский  считал   Эроса
чересчур хитрожопым и жестокосердным. Эрос Родосского прямо-таки преследовал
несчастную  мать,  безобразничал,  доставал  как  только   мог   и   помыкал
Афродитой...
   - Погоди, так  на  воротах  стоит  не  вратарь,  а  Афродита?  -  перебил
ошеломленный Ходасевич.
   - Какой ты догадливый! Может  быть...  Однако  вернемся  к  платоновскому
Купидону, или Эросу - как тебе больше нравится. Эрос - сын еще тех типчиков,
по идее, несовместимых друг с другом,- унаследовал от бессмертных  родителей
неутолимую жажду обладания, солдатскую отвагу, стойкость  и...  Ну,  как  ты
думаешь, чем еще наградили его старики?
   - Чем? Луком со стрелами. И куриными крылышками.
   - Не-а. Бездомностью! Ведь там, где начинается домашний  очаг,  кончается
любовь. Вот мой Эрос и катается на роликах да от злости постреливает в  кого
ни попадя. Да, и поныне сорванцу негде приютиться... Ну, как тебе история?
   - Да-а. После нее долго не захочется подставлять свое сердце  под  стрелы
Эроса.
   - Ну, это ты напрасно! Стрелы у негодяя, как шприцы, одноразовые. Так что
СПИДом не заразят. Одной любовью... Вадик, ты ничего странного не находишь в
луке?.. А ты приглядись!
   Ходасевич  глянул  внимательно.  В  вытянутой  левой  руке  Эрос   держал
грубовато вылепленный  (под  стать  своему  быковатому  облику)  боевой  лук
эллинов. Правой, сжимая стрелу -  обыкновенную  швейную  иглу,  демон  любви
натянул что есть силы (так, по крайней мере,  чувствовалось  по  напряженной
мимике глиняного Эроса и его вздувшимся мускулам, которые  удалось  передать
Катарине) тетиву из капроновой лески.
   - Ну и что? - пожал плечами Ходасевич.- Эрос твой мне не  симпатичен,  и,
честно говоря, мне было бы жаль, если  б  его  стрела  попала  в  деревянное
сердце Афродиты. Слава Богу, этот уродец не воплотит свой мерзкий замысел!
   - Ах, вот как?! - воскликнула Катарина и быстро ударила  -  Ходасевич  не
уследил чем -  по  правой  руке  атакующего  Эроса.  Рука  демона  беззвучно
обломилась, в ту же секунду лук распрямился и выпустил стрелу.  Бах!  Иголка
воткнулась в деревянное сердце Афродиты-вратаря!
   - Во как! Ну и что ты хочешь этим сказать?
   - А ты не понял?
   - Ну, испортила фигурку. Правда, невелика ей цена.
   - И все?.. А лук? Я повторяю: лук не показался тебе странным?
   - А что в нем странного? Я такой с закрытыми глазами слеплю.
   - Да неужели! Такой, чтобы мог... распрямиться?
   - Распрямиться? - повторил Ходасевич, затем до него дошло.- А-а! Так  лук
не глиняный!
   - Еще какой глиняный! Вот, гляди,- Катарина опять резко ударила, на  этот
раз по  левой  руке  Эроса,  и,  обезоружив  несчастного  демона,  протянула
крошечный лук Ходасевичу. Вадька осторожно взял его двумя пальцами.
   - Не бойся, дурачок. Попробуй его согнуть.
   Ходасевич  согнул  лук,  потом,  удерживая  за  один   конец,   дал   ему
распрямиться. Лук сделал это почти мгновенно!
   - А теперь дай сюда! - Катарина забрала лук и с  силой  швырнула  его  об
пол. Дзыньк! - и лук разлетелся бы на половинки, если бы не леска.
   - Ты что наделала,  ненормальная!  Решила  все  разломать?!  Вылитый  бог
войны!
   - Не кричи. Посмотри на осколки лука  повнимательней!  -  подняв  с  пола
останки  лука,  Катарина  протянула  их  Вадьке.-  Ну,  что  скажешь,   Фома
неверующий?
   Ходасевич ответил не сразу, минут пять, поднеся к носу,  изучал  осколки,
даже попробовал один на зуб. Затем его прорвало:
   - Не может быть! Но я все равно отказываюсь в это верить! Гибкой керамики
не существует! Что бы ты мне не говорила!
   Катарина расхохоталась: - Да я молчу, молчу!
   - Ничего не понимаю! - продолжал  изумляться  Ходасевич.-  В  самом  деле
керамика! Но как?! Катарина - ты гений! Поделись секретом!
   - Я не гений, Вадик,  а  мастер.  Мастер  с  большой  буквы,-  совершенно
серьезно заявила Катарина.- Я  открыла  состав  глины,  которая  приобретает
просто  фантастическую  упругость  даже  без  обжига  в  муфельной  печи!  -
Помолчав, вдруг предложила: - Знаешь, я готова рискнуть. И посвятить тебя  в
Мастера. А ты?
   - Что я? - не понял Ходасевич.
   - Ты готов рискнуть?
   - Да хоть сейчас! - едва ли не вскричал Вадька.
   - Ну, тогда поехали. Тусовке все равно нет дела до нас.


   *5*


   Ходасевич неотрывно смотрел в окно такси,  наблюдая  то  темное,  немного
зловещее, о наступлении которого в  народе  говорят:  Ни  зги  не  видно!  В
далекой вышине, там, куда не доставал Вадькин взгляд, ревнивая ночь замазала
дегтем бесстыжие глаза звезд  и  месяца-сутенера.  Загнала  в  черный  чулан
безропотное мартовское небо. Завесила окрестности густой волокнистой  мглой.
Мгла сгущалась...
   На земле жизнь проходила по-другому - в неясных  проблесках  темно-серого
снега, лежавшего в загородных посадках, встречавшихся на пути  вперемежку  с
низкорослыми частными домами. Такси, стреляя  во  мрак  из  крупнокалиберных
фар, подъезжало к Барановке.
   Ходасевич и Катарина сидели  на  заднем  сиденье,  отдавая  его  холодной
спинке остатки своего тепла - в салоне не работала печка, а может,  водитель
жлобился ее включать. Катарина положила голову Вадьке на плечо и едва слышно
мурлыкала в такт гудящему двигателю. Вадька сидел как кол, зажав в руке  то,
что еще четверть часа назад называлось Эросом-Купидоном... Вот частные  дома
кинулись  навстречу  такси,  тут  же  расступились,  построившись  по  обеим
сторонам дороги в  две  нестройные  шеренги.  Беззлобно  ощерились  золотыми
коронками окон, по-собачьи залаяли, то тут  то  там  старательно  подхватили
песенку, подслушав ее у автодинамиков. А может, и нет: Ходасевичу  нравилось
домысливать происходящее. Автомобильная магнитола, оставаясь на своей волне,
нескромно выдавала чужие чувства, бешено мигая желто-зелеными огоньками.
   По-видимому, уже не в силах скрывать свои мысли от  Ходасевича,  Катарина
вдруг взорвалась пылкой тирадой:
   - Вот мы все с тобой говорим: вдохновенье да вдохновенье!
   Улыбнулась  растерявшемуся  от  неожиданности  Вадьке  и  уже   спокойней
продолжила:
   - По большому счету, вдохновение не  заряжает  нас  тягой  к  творчеству,
способностью пламенно творить.  Точнее,  оно  дорого  не  этим.  Вдохновение
возвращает нас в вожделенный драйв. Это  так,  Вадик.  Драйв  -  это  всегда
желанный и невыдуманный рай. Причем рай движущийся и движущий нас.  Нет,  он
ни  коим  образом  не  связан  с   потусторонней   жизнью,   бестелесной   и
бесчувственной метафизикой. Драйв-рай - это наша жизнь с привычной  системой
мер - праведностью и грехом, Богом и дьяволом.  Но  обязательно  -  жизнь  в
движении! Движении  духа,  души,  ума,  плоти,  наконец.  Через  сомнения  и
сопротивления - драйв!.. Однако это не все. Это не  просто  движение  -  это
должно быть дви-жжение! Понимаешь?.. Жжение, которое испытываешь, потому что
ты движешься, трешься обо все,  с  чем  приходится  сталкиваться,  общаться,
иметь дело, обнимать, бить морду, рожать детей и т.п. в жизни. Дви-жжение от
ясного, яркого, четкого и небезопасного ощущения полноты жизни! Драйв -  это
по-ток! Понимаешь?.. Но не тот ток, на котором бьют глухарей, а необъяснимый
по-ток, который сам бьет! От которого возгорается искра! Искра - от нее и от
трения  сгорают  наши  сомнения.  Драйв  преображает  жизнь,  обостряет   ее
восприятие и при этом делает неважными многие вещи. Уже не важно,  как  поет
Муммий Троль, кто любовник, а кто муж, кто убийца, а кто потерпевший.  Смысл
преступления, смысл любви и измены,  даже  смысл  счастья,  как  боль  после
драки, доходит потом. Когда кончается драйв. Кто-то этим  довольствуется,  а
кто-то не может  никак  успокоиться:  Что?!  Неужели  дви-жжение  больше  не
повторится?! В этот момент кое-кто из нас  начинает  поиски  нового  драйва.
Если бы не вдохновение, эти поиски могли  затянуться  для  нас  с  тобой  на
долгие годы! Вдохновение - это ветер, который дует в  сторону  рая!  Что  ты
скажешь об этом, Вадим?..
   Ходасевич, глядя на подмигивающий дисплей  автомагнитолы,  пережевывал  в
уме, что и как говорила ему  сейчас  Катарина.  Ее  речь...  Ее  речь  порой
(например, как сейчас) выглядит жутко правильной, жутко умной, не  выходящей
за литературные берега. А бывает, из нее прет такой базар, весь на  понятиях
и понтах! Не Катарина, а Достоевский какой-то!.. Конечно, у них с  Катариной
разное восприятие мира, что объясняется, по-видимому, разным темпераментом и
разной степенью образованности. Конечно, у них разные боги. Но  (и  еще  раз
но!) их объединяет, сближает одна черта: ощущение какой-то огромной утраты -
утраты не вообще и по прошествии времени, а сейчас,  сию  минуту.  Они  оба,
каждый свое, без конца теряют что-то важное. Что? А Бог его знает! Ходасевич
нервно поерзал на сиденье, невольно встревожив покой вновь замершей  на  его
плече Катарины. Вернулся опять к своим мыслям. Говорят, такое  драматическое
восприятие  мира   свойственно   подросткам.   Значит,   он,   Ходасевич   -
тридцатичетырехлетний  под-росток.  Придавило   его   Ростком   -   времени,
государства, семьи, обстоятельств, недостатков характера.  Да  мало  ли  что
прет поблизости!.. Поэтому он до сих пор под Ростком...
   Такси свернуло в проулок, заскользило вдоль  покосившихся  и  стоящих  по
стойке смирно  заборов,  в  одном  месте  неосторожно  коснувшись  щекой  их
деревянной щетины, повернуло еще раза два или три, тихонько проскочило  мимо
сказочно-нелепых теремов зажиточных сумских цыган и, наконец,  без  команды,
как старая хозяйская лошадь, встало у высоких  ворот  большого  двухэтажного
черного  дома,  мрачного,  как  беззвездное  небо.  Ни   палисадника   возле
дома-монстра, ни огонька, ни звука за закрытыми наглухо ставнями!
   - Ну, и на фига ты меня сюда привезла? - поеживаясь,  спросил  Ходасевич,
когда отпустили такси.- Там избушка-поебушка, здесь трущобы покруче!
   - Поосторожней с трущобами-то! -  озлилась  Катарина,  первой  проходя  в
массивную калитку в  воротах.-  Сейчас  зайдем  -  ты  ахнешь!  То  же  мне,
архитектор выискался!..
   Войдя в дом, Ходасевич сразу  же  почувствовал,  что  попал  в  лабиринт.
Где-то здесь он начинался... Со всех сторон  давила  темнота,  она  осязаемо
дышала в уши, глаза, затылок. Но вот  Катарина,  чье  присутствие  Ходасевич
угадывал лишь по дыханию и запаху  духов,  щелкнула  выключателем  -  сверху
пролился очень яркий электрический  свет.  Под  выключателем,  расположенным
слева от неожиданно красивой, отливающей темно-красным, будто кагор,  двери,
Вадька прочел: Я есьм Путь и Истина и Жизнь- и тут же рядом: Воля! Целься  и
бей! Быть сражению! Осознай и принуди себя к движению! Отныне не я хочу, а я
должен! Распрямись, воли подорожник!
   - У тебя что тут, секта какая прячется? - ляпнул, не подумав, Ходасевич.
   - Не совсем так,- потупившись, призналась вдруг Катарина.-  В  этом  доме
скрываются опальные вакханки.
   - Кто?
   - И одна из них - это я.
   Красивая темно-красная дверь вела в длинный, уводивший, наверное, на край
света коридор - ступив в него и  поначалу  не  увидев  его  противоположного
конца, Ходасевич понял, откуда у него предчувствие лабиринта. В  отличие  от
прихожей (или как там зовется здесь предбанник, где Вадька прочел о  Боге  и
воле), свет в коридоре струился рассеянный, двусмысленный,  как  блеск  глаз
счастливой женщины. Пока молча  шли,  Ходасевич  с  настороженным  интересом
разглядывал стены. Голые, лишь местами драпированные темной  матовой  не  то
тканью, не то кожей, не то еще черт  знает  чем,  они  источали  беспокойные
запахи. В них чудился запах корицы, женских волос  и  лесного  ветра,  вдруг
вырвавшегося из дремучей, непролазной чащи... Ходасевич  так  разволновался,
что почувствовал удушье. Как спасения, он искал на стенах  хоть  что-нибудь,
хоть  кривой  гвоздь  или  невзрачную  картинку,  чтобы  зацепиться  за  них
взглядом,  чтобы  удостовериться,   что   он   еще   в   этой,   по-прежнему
продолжающейся для него жизни,  а  не  на  ее  неизбежном  краю,  до  смерти
пугающем Вадьку своей близостью.
   Желал Ходасевич спасения -  и  спасся,  заметив  в  углублении  в  стене,
неизвестно для чего предназначенном, пустую бутылку из-под  вина.  Ходасевич
даже невольно ойкнул, увидев ее, по инерции прошел еще  пару  шагов  вперед,
затем вернулся, но сразу взять бутылку не решился: ужасный дракон глядел  на
него с темно-красной, цвета пройденной двери, с волнистыми краями  этикетки.
У дракона была нежная женская грудь. Любопытство  все-таки  взяло  верх  над
Вадькиной осторожностью и  неизъяснимым  волнением,  и  Ходасевич  вынул  из
углубления бутылку. Пасть дракона извергала вместе с  огненным  жаром  немые
стенания, но чудесная грудь оказалась все же не его, а  восхитительной  юной
особы, которую дракон сжимал в объятиях. Длинные волосы красавицы вздымались
- они тушили огнь чудовища.
   -  Страсть!!  -  вдруг  прокричала  возле  Вадькиного  уха  Катарина.  От
неожиданности Ходасевич едва не выронил бутылку, резко прижал ее к  груди  -
стекло звякнуло о металлические кнопки его куртки.
   - Какой ты  пугливый,  Вадик!  -  Катарина  расхохоталась  своим  обычным
низким, грудным  смехом.  Потянулась  к  бутылке.-  А  ну-ка,  дай  сюда!  -
поцеловала вдруг ее горлышко.- Теперь ты поцелуй! - и,  предваряя  возможные
Вадькины возражения, голосом, строгим и неожиданно звонким, будто она давала
клятву, произнесла.- Это первый ритуал, который ты обязан выполнить  в  моем
доме! - и вновь, не  удержавшись,  расхохоталась.  Но  Ходасевич  все  равно
поцеловал бутылку с драконом и девушкой. Запрокинув голову, дождался,  когда
на язык скатятся  несколько  терпких  капель,  отчетливо  пахнущих  сосновой
смолой. Но вместо того чтобы  раствориться  в  его  желудке,  вино  внезапно
проникло в голову, шибануло по мозгам, да так крепко, что Ходасевич вдруг...
побежал по коридору. Его пытались обогнать  чьи-то  тени,  пытались  вернуть
женские голоса, кто-то всю дорогу стучал чем-то звонким об пол, а Вадька все
убыстрял и убыстрял свой бег...
   - Тебе что, плохо?
   Совсем близко от Ходасевича всплыло из небытия Катаринино лицо.  Глаза  у
нее были бледно-зеленые, как разведенный виноградный сок. Вадька,  продолжая
стоять напротив все той же выемки в стене, заметно покачивался,  как  дерево
на ветру.
   - Почему у тебя такие красивые глаза  и  такой  жуткий  смех?  -  спросил
Ходасеивч. Он понял, что только что был без сознания.- И вообще, что это  за
пойло?
   - Я вакханка. Поэтому у меня такие глаза и такой смех,- ответила лишь  на
первый вопрос Катарина.- Пойдем, тебе надо прилечь.
   Не доходя до конца  коридора,  они  свернули  направо,  в  едва  заметный
проход. Сразу же начиналась лестница, круто ведущая вверх.  Ходасевич  помог
Катарине откинуть массивную крышку  люка.  Они  очутились  на  тесной  узкой
площадке. Вадька вдруг буцнул какой-то мягкий круглый предмет, не поленился,
поднял его с пола. Это  было  яблоко,  медно-желтое,  сморщенное,  но  такое
пахучее, словно вобрало  в  себя  аромат  большого  урожая.  Чудесный  запах
жизни!..  Ходасевич  осмотрелся:  длинная   стена,   та,   что   пониже,   с

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг