Кто-то проследил за моим взглядом, прочел мысль, невысказанную мысль, в
которой я сам себе не признался. Швырнул ли проследивший торговцу
пригоршню монет, как я - или приставил к горлу острограное железо?
Это неважно. Важно то, что она ждала меня, сидя на ложе-скамье под
развешенным в ряд оружием. И из одежды на ней оставалась только цветная
лента в волосах...
Девочка это была, даже не девушка - вряд ли больше четырнадцати. Сейчас
она тоже по нашим меркам совершеннолетней не считается. А здесь в этом
возрасте уже можно иметь сына или вести счет убитых тобой людей на
десятки. Раньше вступают в жизнь. Раньше и выходят.
(По каким "нашим" меркам, дубина?! Забудь, забудь об этом, нечего
бередить!).
Ох и пожалел: наверно, проследивший-за-взглядом о своем поступке!.
Еле заметно, паутинным касанием, ее пальцы гладят длинный рубец - с такой
осторожностью, будто это все еще зияющая рана. Нет, в битве я не
поварачивался спиной, просто сверху, из крепостной бойницы низверглось
копье, глубоко вспоров мышцы вдоль хребта. И не выжить бы - но она знала
целебные травы и знала, как сшивать шелковиной живую плоть. "Точки жизни",
нажим на которые способствует лечению тоже были ей ведомы - кто научил,
когда успел? Не знаю, не говорили мы о прошлом, словно не было его. Словно
жизнь наша началась с той ночи. Ночи Одернутого Занавеса.
...Тогда я опустился на волчий мех рядом с ней, обнял за вздрогнувшие
плечи и до утра сидел, щекоча дыханием ухо, шептал слова, непонятные ей,
не запомнившиеся мне, но ласковые, успакаивающие. Вокруг разноголосо
храпели воины (спят или прислушиваются?) - и ничего у нас не было в ту
ночь. И в следующую ночь не было, хоть я и перебрался из оружейной в шатер
(зароптали дружиннички, один даже шутку скабрезную отпустил - но не
договорил ее, шутку, ибо нелегко шутить с челюстью разбитой...). Я мог уже
позволить себе такие штуки в хлодвиговом духе - мог, да не очень, не
безоговорочно. Поэтому назавтра, благо как раз штурм предстоял (ничего
себе - "благо"!), я весь бой был в первом ряду, первым же ступил на первую
осадную лестницу, своим примером одушевляя... Ну и нарвался - на копейщика
справного, рукастого.
(Интересно, настоящий князь, из Обьективности - с ним бы как? Он навряд ли
бы Звездочку внимания удостоил: иной стандарт красоты, не для десятого
века, тот дурень именно по этому поводу прохаживаться начал - начал и
подавился своими зубами... Впрочем, раз не взглянул - значит, и незачем
ему было так на рожон лезть, престиж свой подтверждая. Стало быть, не
встретил его тот копейный бросок, не возникла нужда в искусном лекаре. Ну
да, все правильно. Бесполезное это дело - Время на ошибках ловить).
Жар был, липкая муть, по углам толклись живые тени - и вдруг все как-то
разом прекратилось. Я осторожно повернулся на бок - подживающая рана
тоненьким уколом напомнила о себе, но и только - и увидел перед собой ее
детское лицо, осунувшееся, с синевой под глазами. Она сразу заплакала,
легко и как-то освобожденно. Обеими руками я осторожно притянул ее к себе,
ощутил ее неловкие, непривычные обьятья - и никто не услышал ее вскрика...
(Лишь потом я понял, что обернись дело иначе, разделила бы она со мной не
ложе, а погребальный костер).
- Сядь, мой повелитель.
Струя прозрачной воды льется сверху.
Потом тончайшая льняная простынь холодит чистую кожу. И уже не в
воспоминаниях, а наяву она шагнула ко мне. Я принимаю в себя птичью
хрупкость ее тела - и вот я забыл о том, кто я и откуда, забыл о вплотную
подступившей гибели, да и вообще обо всем забыл...
* * *
Время, Время летит галопом, как газель от пардуса, бьется красной рыбой на
мелководье, сечет железным ливнем... Все было, есть и будет одновременно,
все идет насквозь - туман, фантом, но подлинна кровь и смерть - и жизнь
тоже подлинна. Есть у Времени резерв прочности, как-то выправляет оно само
возникающие мелкие ошибки (или кто их выправляет?) - но тем страшней и
неукоснительнее ложится его магистральный путь. Хронопласт, пласт земли
глинистой, что давит на крышку гроба... а в гробу лежит упырь с открытым
левым глазом и налитыми кровью губами, может он встать, вспаривая все эти
пласты над ним нависшие, если сердце у него не пробили осиной, тонким
осиновым копьецом. Не упырь- навий, навье - так зовут непокойных
покойников, мертвецов, лишенных погребения или тех, чья гибель была
необычна, нелегка была гибель.
Станет ли навьем человек, павший в бою? Не станет, это честная смерть. А
если над телом его надругались, если его мозг, как пища, вывален в пыль на
прокорм тонконогим степным собакам? Как, не поднимусь ли я, не начну ли
бродить среди живых, алча соленой красной водички из человеческих жил? Или
надлежит мне шататься по ночам, ужасая встречных снесенной до глаз
головой, в поисках своего черепного свода? И карать страшной смертью тех,
кто посмел отхлебнуть из него вина? Какая чушь, какая глупость лезет в
мысли...
Жаль. Очень жаль. Себя жаль, еще двоих-троих, делящих с собой Время и
Место. Но больше себя, больше них жалко знаний. Знаний!
(Да, даже так. Впрочем, я всегда это понимал, только осознать смог лишь
после наложения. Хоть чем-то оно на пользу пошло...
В конце-концов, жертвуем же мы своими жизнями в обмен на знания! Статочная
цена...)
... Когда все перемешалось в едином бурлящем котле - славяне, иранцы,
остготы, еще дюжина малоизвестных племен да полдюжины вовсе неизвестных,
образуя сложную, причудливую мозаику; когда можно встретить, например,
раскосого широкоскулого викинга, носящего славянское имя, говорящего на
тюркском языке и творящего молитвы Ахурамазде; когда названия одних
земель, городов, даже племенных групп сплошь и рядом переносятся на
другие, им вовсе не родственные; когда крещенные воины мажут вырезанной на
распьятьи фигурке губы человеческой кровью, искренне полагая, что свершают
богоугодное дело, когда 1смерд сел 1на пферд, а конунг - на комонь -
0невозможно разобраться в этом хитросплетении стороннему человеку. А
разбираться будут, для этого и создан Институт. Значит, будут жертвы,
случайные и бессмысленные, как в бездну рухнет громада ресурсов, энергии,
сотни, если не тысячи человеко-лет квалифицированного труда... И лишь веке
в двадцать шестом Реально, переступив через погибших, полностью перестроив
методику погружений и структуру Института, приблизятся к тому уровню
понимания, которым я обладаю сейчас. Только приблизятся, не достигнут...
- Повелитель мой, ты стонеш - к тебе пришел дурной сон? Позволь, я развею
его...
* * *
- Княже! А, княже! Проснись.
- Что? - (ладонь моя нащупала в изголовье костяную рукоять, сжала) "Уже"
- Чего - "уже"?
- Уже печенеги?
- Какие здесь печенеги, откуда, княже? Там караульщики какого-то поймали,
к тебе ведут.
- Что, утра подождать не могли?
Такое я мог сказать только спросонья. "Какой-то", оказавшийся в потаенной,
секретной бухте, да еще всего через несколько часов после нашего прибытия
- новости не из малых.
Посланец? Скорее, лазутчик. Сейчас проверим. "Ведут" - стало быть, живым
взяли. Это хорошо. Только тут я огляделся. Тай-бо рядом уже нет - значит,
она неслышно поднялась еще до моего пробуждения, перешла к мальчику и
кормилицам.
- Так что, сюда вести или как?
Поскольку я уже проснулся, эти слова воин произнес в полный голос - и тут
же в шатре по соседству захныкал разбуженный ребенок.
- Потише говори-то.
По лицу гридя прокатилось недоумение. Снова моя оплошность, что-то я
совсем размагнитился. Да, ладно, уже недолго...
- Светильник запали - вон там кресало. Ну, ввести его.
Ввели.
Задержанный стоит меж двух гридей, на них и на меня посматривая без
страха. Он среднего роста, среднего возраста, да и одет во что-то
среднестатистическое - невозможно определить кто он и откуда. Правда,
одеждой эта усредненность и завершается: лицо его - это лицо книжника, к
такому бы лицу и руки слабые, в чернильных пятнах - но тело дышит скрытой
пружиннистой силой неутомимого ходока, если не рубаки. Да, такой вполне
может высмотреть и толково описать слабое место в обороне, покрыть за день
- пешком, верхом или на ладье - десятки верст, а при случае и снять
часового.
("Оружие было при нем?" - " Нож да посох долгий"
- " Как, махаться не пробовал?" - "Пусть бы попробовал только...")
- Слушай меня, пришелец. Ты все равно заговоришь, уж поверь мне, так
говори лучше сразу. Где те, что были с тобой, сколько их, комонные вы либо
при челнах?
Пленник и впрямь сразу заговорил, но словами непонятными, хотя и с
отзвуком знакомым. Толмача, что ли, позвать? Без толку, ибо толмач знает
больше языков, чем реципиент мой, а не чем я сам.
И тут - словно Небесный Бог пронзил меня своей огненной стрелой. Потому
что теперь пленный говорит по русски,- но не в Обьективной, а в Реальной
форме языка.
- Да, немало пришлось тебе пережить, если ты не только интерлингву забыл,
но и меня в лицо не помнишь. Ты сам-то тоже на себя не похож: вместо
запорожского чуба, как считалось традиционно - гребень волос вдоль
темени... Но все-таки я тебя сразу узнал, Предводитель.
Красным пляшущим светом выкрашено было его лицо, лица воинов, да и мое,
должно быть, тоже. Со стороны мы все, наверно, напоминаем идолы языческих
божеств вокруг горящего на жертвеннике огня. Но некому глянуть со стороны.
- Здравствуй, Наставник. Здравствуй, Андрей, Волчара, здравствуй!
Гриди отшатнулись, пораженные невиданным: как в бою схватываются медвежьим
зацепом, сжали друг друга в обьятиях их вождь и безвестный пленник.
Но это были обьятья дружбы, а не борьбы.
ГЛАВА III
- Гласят законы Ману; даже в пылу битвы не пора
жай ни оказавшегося на земле, ни стоящего со
сложенными руками, ни евнуха, ни безоружного,ни
говорящего "Я твой", ни сошедшегося в схватке с
другим, ни раненого, ни отступающего. Многие
махараджи плохо слушали своих учителей, еще
большему числу их учителя говорили лишь то, что они
готовы были услышать. Но ты запомни сказанное на
ближайщие пять лет.
- Почему только на пять, Учитель? Вместо ответа
тот вышел на террасу и долго стоял там, щурясь на
закатное солнце. И когда ученик понял, что он задал
глупый вопрос, на который не полагается ответа -
вот тут-то и последовал ответ.
- Потому что на больший срок тебе вряд ли удастся
это сделать, Ананси. Мальчика не звали Ананси, но
ему очень нравилось это прозвище, вывезенное
учителем из краев, где люди черны и курчавоволосы.
И означало оно - "паучок".
Фитилек, чадя, плавал в жировой плошке, а остальные светильники были
погашены. Но все равно они сидели, почти прижимаясь друг к другу и
переговаривались едва слышно - словно кто-то мог их подслушать, словно
кто-то здесь и сейчас мог понять их речь.
- Я уж и не ждал никого. Но все равно, конечно, свинством было тебя не
узнать, хоть ты и в биогриме, в бороде, да еще и цвет волос сменил.
- Ладно , прощаю, так уж и быть. Мы ведь к тому же и расстались еще
желторотиками, от роду меньше лет имевшими, чем с тех пор прошло ...
- Надо сказать, удивил ты меня своими аппартаментами. "Ни котла, ни шатра
не имяше, но попону подстлав и седло в головах".
- В начале так и было. Впрочем, и сейчас я из одного котла с дружиной
хлебаю, да и шатер мой коврами не устлан, как видишь.
- А Па Рао - это не я, это родовое имя того раджи, у которого я
учительствовал.
- Это мгновенно произошло, я даже не успел включиться. Причем ведь
гипотеза синхронизации не общепризнана, я ее вспомнил с трудом и не сразу,
так что можешь представить...
- Все в порядке. Ребята? Целы,целы все, весь наш выпуск, не беспокойся.
Живы и здоровы, привет тебе шлют. Да, и Бьярне тоже. Ладно, давай лучше о
тебе поговорим.
- А я и отвык уже. Даже не вижу себя в Реальности. Ох, неужели...
Смирный шепот выкатывающихся на песок волн перекликался с шепотом
человеческим, гасил его и одновременно как бы порождал - словно все звуки
истекали из одних уст.
Высокая смуглая девочка, неслышно ступая босыми ногами, принесла им новую
порцию дурманящего напитка (он так и назывался - "дурман"; нечто горячее,
терпкое, с медом и брагой), пряча лицо от незнакомца, опустила чаши на
столик и тут же шагнула назад, в полутьму шатра.
- Да, моя - Руслан ответил на незаданный вопрос.
- Красивая кобылка, правда? Покажись господину своему и другу его, Тай-бо,
Звездочка!
Девочка-женщина шагнула в круг мерцающего света. Андрей видел только ее
узкую спину: не решаясь взглянуть на него, она стала лицом к своему
хозяину. Хозяину или...?
- Покажи себя! - (странный жест последовал: будто схватив что-то у груди,
руки разошлись в стороны и разжались, отпуская схваченное).
Медленно, птицей, расправляющей крылья, она повторила это движение - и
ткань сползла с ее плеч. Лишь сейчас Андрей понял, что она неодета, в
спешке набросила на себя какое-то покрывало.
- Повернись!
Едва заметные бисеринки пота изморосью выступили по телу и язычек пламени
отблескивал на них жемчужно. Она была открыта вся - от тонкой шеи с мягко
пульсирующей жилкой, крутых холмиков грудей до темного мыска под
животом...Только лицо она продолжала скрывать в ладонях, так плотно их
прижав, что пальцы будто судорогой свело.
- Уходи.
Она даже не подхватила упавшую накидку. Перестук ног, гибкий разворот
бронзовокожей статуи, вдруг обретшей подвижность - и они остались вдвоем.
Мгновенье спустя что-то со звоном обрушилось в черноте, скрывавшей глубь
шатра, куда призраком метнулась женская фигура.
- Зачем ты так... Обидел девочку.
Тот, который князь, встал со своего места (резкое и одновременно
по-кошачьи мягкое движение прирожденного бойца - даже сейчас он бойцом
оставался). Теперь он возвышался над сидящим, как корабельный ростр).
- Просто она - моя, понимаешь - МОЯ. Целиком, душой и телом моя. А насчет
обиды - ты и не знаешь, что это такое, никто из вас этого знать не может...
- Уж передо мной-то права собственности мог бы и не демонстрировать. Потом
- что это значит: "ни один из ВАС?"
- Да, из вас. Что, не согласен с термином? - и опять-таки словно огромная
дикая кошка ("легок, аки пардус" - было сказано о Святославе. Выходит, не
о Святославе это было сказано...) тот, который был князем, согнулся, будто
изготовив тело к броску. Вовсе он не собирался бросаться, просто
полувраждебный поворот разговора автоматически выставил его в боевую
стойку. Не нажать бы случайно на спуск-но поди угадай,вдруг именно
подчеркнутая корректность окажется спусковым крючком.
- Счастье твое, что я не согласен. " Передай нашему (или своему, если я уж
в списках не числюсь) начальству следующее...". Числишься ты в списках, в
НАШИХ с тобой списках... князь Руслан!
И - спущена насторожка. Зверем взревел от этих слов бывший князем, прыгнул
к стене, где висело оружие - и словно подхваченная его рыком из темного
угла, из-за вороха мехов взметнулась еще одна тень. Закрывая пол-неба,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг