выписалась из больницы и попрощалась с Хомячком, который не преминул
предложить ей свои "врачебные услуги" в любое время суток. Затем поехала
на такси на косу и забрала оттуда свою машину, которая тихо-мирно
простояла там незапертой все три дня пребывания Марии в больнице. В городе
накупила на неделю продуктов, чтобы лишний раз не шляться по ресторанам.
Еще несколько часов ушло на Маленького Рафаэля. Попробуй спровадь этого
болтуна, который то рассказывает о своих тренировочных полетах, то,
вспомнив, что произошло с Марией, в сотый раз занудливо спрашивает, как
она себя чувствует...
Весь вчерашний день Мария прожила как бы автоматически, не вникая в
происходящее, в слова людей.
Она давно мечтала о чем-нибудь необыкновенном, что могло бы до
основания разрушить ее монотонную унылую жизнь. И вот это чудо произошло.
Нечто сказочное, фантастическое, небывалое. Другая на ее месте испугалась
бы, не поверила ни Голосу, ни себе. Но она, Мария, привыкла верить себе.
Если Смерч обладает разумом, если он пришел даже в больничную палату, то
недаром, недаром пела в душе птица. Было! На косе все было именно так, как
ей показалось. Обжигающие ладони, ласки... Впрочем, ладоней у него нет.
Ничего нет у ее возлюбленного. Он - ветер! И все-таки, несмотря ни на что,
это настоящий мужчина, рыцарь и поэт. Как он ее называл? "Дыхание - запах
дыни и молока... Пушок на щеке персика... Руки твои - два теплых
течения..." И все это - про нее, железную лошадку, которая смело и
уверенно скачет по жизни?
Если каждая женщина в мире в какой-то период своей жизни тихо мечтает
или ищет во всех постелях (это уже технология) некое чувство, которое
иронично называют "большим и чистым", то она, Мария, не исключение. Она
согласна на все. Пусть это будет Ветер, Тень, Дьявол, Смерч, Монстр - лишь
бы в нем было чуть больше жизни, чем в этих разжиревших, всего боящихся,
только говорящих и ничего не делающих мужчинах.
Так думала Мария вчера, а сегодня, за одну ночь, душа ее отстоялась,
стала прозрачной и умиротворенной: да здравствует настоящий Мужчина Смерч.
Негромко стукнула калитка.
"Кто это? - насторожилась Мария. - Рафаэлю я запретила приезжать - пока
не позову. Торнадо с душой поэта, который, однако, срывает с бедной
девушки последний купальник?.. Ему я тоже запретила. Он ждет меня на
косе..."
Она встала, чтобы набросить халат, но непрошеный гость уже шел по
садовой дорожке и на ходу фотографировал ее.
Мария хотела возмутиться. Однако радостная эйфория, переполнявшая ее,
толкнула на совершенно противоположный и неожиданный поступок. Позируя
незнакомому фотографу, она подняла руки, будто собралась взлететь, резко
откинула голову - мягкие волосы на миг поднялись над ее улыбающимся лицом.
- Великолепно! - отрывисто бросил тот, непрестанно щелкая
фотоаппаратом. - Это как раз то, что мне нужно.
Гость представился репортером местной курортной газеты. Был он невысок,
худ, точнее - какой-то изможденный. Южное солнце и работа на воздухе
сделали его кожу похожей на коричневый пергамент - ткни пальцем и
разорвется на куски.
"Ему бы мумию изображать, - подумала Мария. - Или святые мощи. Честное
слово, больше заработал бы, чем в своей газетке".
Гость присел на край бассейна, открыл блокнот.
- Как вы себя чувствуете после нападения торнадо? - спросил он.
- Лучше, чем прежде.
- Я серьезно, - перебил ее репортер.
- Я тоже, - сказала Мария и улыбнулась. - Легкий шок, легкие ушибы.
Доктор заявил, что я родилась в рубашке.
- Вы помните свой полет?
- Конечно! - подтвердила Мария, хотя ровным счетом ничего не помнила. -
Это было незабываемо. Я давно мечтала о настоящем приключении... Смерч,
кстати, был очень галантен.
- Разумеется, - пробормотал репортер, записывая ее слова. - Раз он не
сломал вам шею...
Мария засмеялась:
- Сообщите вашим читателям, что я давно хотела повторить подвиг Пекоса
Билла, который некогда прокатился верхом на урагане.
Репортер оторвался от блокнота.
- Кто такой Пекос Билл?
- Боже мой! - воскликнула Мария. - Неужто вы не знаете самого дикого
ковбоя Дикого Запада, который ездил на белом жеребце по кличке Покровитель
вдов? Тогда вы не знакомы и с Пузаном Пикенсом, которого не было видно,
когда он становился боком, - такой худой он был, и с Гарри Поджаркой,
который на огромной сковороде выпекал сразу семнадцать блинов. Не знаете
вы и Поля Баньяна, который как-то сварил целое озеро горохового супа, а уж
о том, что Сэм Пэтч, нырнув в Ниагарский водопад, вынырнул на другом конце
земли и слыхом не слыхивали?!
- Понятия не имею.
Репортер впервые улыбнулся и сразу как бы ожил. По крайней мере,
появилось сходство с живым человеком.
- Ну уж о Пекосе Билле я вам, так и быть, расскажу.
Мария села в шезлонг, дурачась, нараспев начала:
- Как-то ковбои побились об заклад. Знаем, мол, что ты, Пекос Билл,
самый знаменитый среди нас, что ты изобрел лассо и выучил язык койотов.
Знаем, что ты ездил на великане-гризли. Но вот на урагане тебе, Пекос
Билл, не прокатиться, сбросит тебя торнадо. Билл принял пари. Приловчился
ковбой и накинул лассо на черный смерч, который скакал и резвился как
необъезженный мустанг. "На Пороховую Речку! - закричал Билл и пришпорил
ураган. - А ну в галоп!"
Со стоном и воем смерч пролетел через штаты Нью-Мексико, Аризона,
Калифорния и вернулся обратно. Что только он не выделывал, чтобы сбросить
седока, но Пекос Билл крепко сидел в седле. Наконец ураган сдался и
вылился весь дождем...
Репортер торопливо записывал.
- Занятно, - заключил он. - Это похоже на американский фольклор. Вы не
из Штатов?
- Зачем вам это? - в свою очередь, спросила Мария. - У меня вполне
космическое имя и мировоззрение. Если хотите знать, я вообще не признаю
границ и всей этой дележки. Не хочу называть себя полностью еще и потому,
что у нас не принято, чтобы молоденькие учительницы летали верхом на
торнадо.
- Что вы преподаете? - оживился репортер.
- Математику и физику.
- Вы любите детей?
- Терпеть не могу. - Мария сходила в дом, принесла еще один стакан и
закончила: - Когда появятся свои, может, и полюблю... Пейте сок. Он очень
славный, из холодильника.
- Ваше сокровенное желание?
- О, их у меня много, - засмеялась Мария. - И все сокровенные.
Во-первых, хочу удачно выйти замуж. Во-вторых, бросить к чертям школу и
всех этих великовозрастных балбесов, которые вместо того, чтобы изучать
функции и законы физики, норовят под любым предлогом заглянуть тебе под
юбку. В-третьих, мне очень хочется поднакопить денежек и купить на взморье
дом. Пусть не такой шикарный, как этот, что я сняла на летние каникулы, но
свой. Понимаете - свой.
- Понимаю, - кивнул репортер. - Однако давайте вернемся к тому, что
произошло с вами несколько дней назад. Неужто вам в самом деле понравилось
ваше... приключение?
Мария пожала плечами, на мгновение задумалась.
- Я нисколько не рисуюсь, - ответила она. - Мы боимся стихий и воюем с
ними, вместо того, чтобы попробовать подружить. Я уверена, что природа
тоже обладает разумом. Может, не таким конкретным, как у нас. Может, не
всегда и не везде. Но что-то, согласитесь, во всем этом есть... Я
благодарна смерчу, который без всяких крыльев и моторов поднял меня в
небо. Более того. Я хочу приручить этот смерч.
Репортер, который в это время решил попробовать сок, поперхнулся,
закашлялся.
- Вы в своем уме? - спросил удивленно он.
- А как лучше для вашего интервью? - засмеялась Мария.
"Напрасно я так разоткровенничалась, - с легкой досадой подумала она. -
Он такое нарисует в своей газетке, что за мной станут толпами ходить
любопытные и показывать пальцем - вот, мол, она. Впрочем, плевать. Пусть
рисует..."
- Так и запишите, - сказала Мария: - "Как специалист точных наук, она
предполагает наличие у природы какой-то разновидности разума и потому
собирается приручить смерч, на котором ей довелось прокатиться. Это
трудно, но возможно".
- Превосходно! - воскликнул репортер, закрывая блокнот. - По крайней
мере, это интересней, чем считать синяки и описывать то, что видели тысячи
других очевидцев.
Погода над Тирренским морем была хорошая, и Смерч издали увидел громаду
Сицилии и обошел ее стороной, чтобы лишний раз не беспокоить людей.
"Стромболи будет сердиться, - беспечно подумал он. - Старик считает
меня ветреным и несерьезным. Что ж, ветер и должен быть ветреным.
Стромболи неподвижен, он знает только внутреннее движение. Зато у него
пылкое воображение. Если я расскажу ему о Марии..."
На далеком горизонте возник дым.
"Не спит старик, скучает. Вот и славно".
Он давно знал этот остров-вулкан Средиземноморья, напоминавший голову
диковинного животного, высунувшегося из воды и сердито фыркающего через
каждые десять-двадцать минут.
Стромболи с его почти километровым конусом - на первый взгляд угрюмый,
с плоской закопченной вершиной и черными засыпанными пеплом склонами, с
огромным пятижерловым кратером, разрушенным на северо-западе, - многие
тысячи лет прятал в своем магматическом очаге живой и острый разум.
Себе подобных Смерч различал по электромагнитной ауре, которая, как
правило, всегда клубилась вокруг работающего сознания. Общались они
мысленно, только в пределах аур, при их соприкосновении, поэтому до
появления Смерча и Стромболи и Теплое Течение, и Байкал с Айсбергом
считали, что они одни в своем роде и обречены на вечное одиночество.
Контакт сознании пришел, как обычно, после мягкого упругого толчка, от
которого все естество Смерча на миг как бы замерло, насторожилось.
- Бродяга, ты здесь? Наконец-то!
Стромболи на радостях выбросил с полсотни вулканических бомб и струю
горячего газа.
- Ты забываешь друзей, Бродяга. Наведываешься раз в сто лет.
- Не ворчи, старая печка. Последний раз я прилетал к тебе в гости
весной. Еще лава не остыла, которой ты тогда плевался.
- У меня свой календарь. И я утверждаю: тебя не было тысячу лет.
Вулкан замолчал. Смерча пронзило острое чувство тоски, исходившее от
приятеля.
- Как я тебе завидую, Бродяга, - отозвался наконец Стромболи. - Ты
везде бываешь, все видишь. А тут... Море, корабли, птицы. Вот и все. Еще
горстка людей, которых я не понимаю. Как по мне, так муравьи более
гармоничные создания, чем эти беспокойные и бестолковые люди.
- Зато тебе никто не мешает думать.
- К чему все это? Жизнь без общения, без деятельности - бессмысленна, -
возразил Стромболи. - Ты представь на мгновение, каково мне - всегда все в
себе, в себе... Все повторяется, идет по кругу. Я проклинаю тот миг, когда
узоры огня сложились во мне так, что осознали самое себя.
- Еще бы... - грустно пошутил Смерч. - С твоим итальянским
темпераментом - и оставаться неподвижным...
- Ум приводит за собою чувства. Это плохо. Мы все погибнем от мелких
страстей, если не научимся управлять собой. Если не обратимся к чистому
разуму...
Эта мысль перекликалась с тем, чем жил теперь Смерч, что привело его к
другу - поделиться, немедленно поделиться своей радостью! Она и подкупала
его, и пугала. Неужто все так безнадежно? И разве все человеческие страсти
- мелкие?
- Что ты знаешь о любви, старина? - спросил он у Стромболи.
- Я так и думал! Вместо того чтобы рассказать, сколько крыш сорвал,
кораблей потопил, он пристает к старому повелителю земли и огня с глупыми
вопросами. Тебе захотелось размножаться - отпочкуй от себя маленький
смерч, и дело с концом.
- Я серьезно спрашиваю.
- Любовь - это выдумка людей. Такова их биологическая природа.
- Они называют это чувство духовным. Получается, что мы тоже...
Например, я люблю тебя, хотя ты - старая ворчливая печка. К тому же
прогоревшая и вонючая.
- Мы одиноки в этом мире, поэтому и любим друг друга. Но не станешь же
ты утверждать, что тебе нравится какое-нибудь безмозглое красивое облако.
- Нет. Я полюбил человека. Женщину.
Стромболи от неожиданности поперхнулся огнем и дымом. Из жерла его
выплеснулось озерцо расплавленного базальта.
- И это после всего того, что случилось с твоим отцом?
- Да. Тебе надоела неподвижность, а мне - вечное движение. Теперь у
меня есть существо, к которому я мысленно привязан. Мы даже немного
похожи. Она такая порывистая, свободная...
- Ты плохо кончишь, Бродяга. Вы слишком разные. Ты забываешь, что ты
стихия. Ты веками крутишься среди людей и невольно начинаешь уподобляться
им. Ничего доброго из этого не получится... - Вулкан помолчал, затем
добавил: - Возле меня раньше жило несколько тысяч человек. Теперь осталось
триста. Остальных я разогнал своим ворчанием и нисколько об этом не жалею.
Их бессмысленная суета раздражает меня. Что это за разум, который горит в
лучшем случае полета лет? Искра, а не огонь.
- Ты сам говорил: мы разные. И все-таки именно они - хозяева планеты.
Они тем и прекрасны, что за такую крохотную жизнь так много успевают. Я -
Смерч, но они живут быстрее меня.
- Ты прилетел за советом?
- Нет. Поделиться радостью.
Они на некоторое время замолчали, и никому из людей, опасливо
поглядывающих на огромную тучу, которую вдруг пригнало к их острову, и в
голову не могло прийти, что сейчас о них говорит сама природа.
- У меня неплохо развито воображение, - наконец сказал Стромболи.
Вулкан старался не проявлять свои эмоции, но Смерч чувствовал, что он
волнуется. - Когда сидишь в горе, как джинн в бутылке, то тебе только и
остается - воображать. Так вот. Я не знаю, что такое любовь, однако,
как-то пытался представить себе эту штуковину...
- Ты? - удивился Смерч.
- Нет в мире таких вещей, о которых бы я не думал. Кроме того,
давным-давно случилась смешная история... Я тогда еще берег свои склоны -
чего только не росло на них. И люди, хотя и побаивались меня, не обходили
эти леса - охотились, собирали дикие фрукты. Как-то возле старого русла,
по которому обычно шел лавовый поток, устроилась парочка влюбленных.
Именно в тот вечер я ожидал извержения - давление магмы достигло
критического предела. Эти голубки ворковали всю ночь напролет, а я, старый
дурень, слушал их любовные бредни и из последних сил сдерживал в себе
магму - они бы сгорели живьем, начни я избавляться от излишков
базальтового расплава. Утром я не выдержал: слегка рыкнул, тряхнул землю.
И тут мужчина, который всю ночь клялся женщине в вечной любви, бросил ее
на произвол судьбы и удрал. Он так быстро бежал, что чуть не разбился на
горной тропе...
- Ты говорил, что пробовал представить себе и это чувство, - перебил
Стромболи Смерч.
- Пробовал, - ответил вулкан. - Это все несерьезно. Чувства требуют
проявлений. Ну а что я могу? Забросить все свои "бомбы" на Луну? Отлить из
магмы корону? Бред. Да и кого, кого мне любить? Разве что воду, которая
меня окружает? Я пробовал. Она, увы, шипит и испаряется.
- И все же? Что бы ты сделал, если бы полюбил?
- Не знаю. - Стромболи задумался. - Наверно, взорвался бы от радости.
- Какой ты большой, старый и глупый, - ласково сказал Смерч. - Мне пора
улетать. Ночью воздух тяжелее - не хочется тащиться до утра.
Они наскоро обменялись информацией, как делали много раз раньше, и
Смерч попрощался с приятелем.
- Береги себя, - попросил Стромболи, когда их ауры начали
разъединяться. - Нас мало. Мы очень одиноки и нужны друг другу. Нельзя,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг