Ведь стоило только взглянуть на Сперанского, только вспомнить, что он
прожил в кратере добрую половину человеческой жизни, как сразу становилось
понятно: выхода из кратера нет, и путь назад закрыт для партии номер
14-бис навсегда...
Глава семнадцатая,
которая возвращает читателя к событиям почти тридцатилетней давности
- ...Нам очень нужно было подкрепиться свежим мясом. А раненый баран,
представьте себе, ушел в пещеру. Что же оставалось? Только идти за ним.
Перезарядив ружье, я вошел в пещеру, считая, что, несомненно, очень скоро
настигну животное. Но пещера оказалась более глубокой, чем я предполагал.
И в ней было дьявольски темно. Пришлось вернуться. Никита Петрович
соорудил мне факел, и я отправился снова.
Баран, которого я преследовал, лежал за камнем и тяжело дышал. Но, как
только я поднял ружье, он вско-чил и бросился в глубь пещеры. Пришлось
снова пройти за ним метров двести или триста. Меня удивило, что в пещере,
так далеко от входа, оказалось много следов разных животных. В другое
время я бы задумался над этим, но тогда мне было не до исследований -
нужно было настичь барана. В одном месте я проходил нагнувшись, с опаской
поглядывая на низко нависший свод. Но охотничий азарт был так велик да и
потребность в пище была так велика, что я, ни о чем больше не думая,
бросился вперед.
Наконец мне удалось снова увидеть раненого барана. Я прицелился и
выстрелил. И тут же позади меня грохнул обвал. Видно, уже давно каменный
свод в этом месте еле держался, и резкого сотрясения воздуха оказалось
достаточно, чтобы он рухнул. Меня бросило наземь. Факел погас. На какое-то
время я потерял сознание. Придя в себя, я ощупью нашел ружье - свою
единственную защиту, высек огонь и зажег все еще тлевшие ветки моего
самодельного факела.
Увы, хода назад уже не было: обрушился свод пещеры. Нет, даже не
обрушился, а просто опустился. И все... Ни малейшей щели, ни единого
рыхлого места. Меня обуял ужас. Я закричал. Бросился колотить в стену.
Увы! Никто уже не мог помочь мне. В отчаянии я лег на пол. Заживо
погребен!..
Ружье было при мне, и можно было, конечно, сразу перестать мучиться. Но
ведь я революционер!.. Столько пережить, передумать, преодолеть, жить
мечтой о свободе, бороться за свободу, и вдруг... Нет, этого не будет! Я
задумался. И тут я вспомнил, что видел в пещере следы. Куда же ходили
звери? Не значит ли это, что пещера имеет другой выход? Окрыленный
надеждой, я пошел вперед, освещая себе путь тлеющей веткой. Когда факел
догорел, я пополз в темноте, сжав зубы...
- Не скрою, тяжело мне и вспоминать об этом, - сказал старик после большой
паузы. - Я скоро почувствовал, что силы оставили меня и воля к жизни
иссякает. Огромным напряжением я заставил себя ползти вперед, полз долго,
медленно, теряя силы. И вдруг впереди показался свет. Сначала туманное
пятно, а потом клочок неба! Я вскочил на ноги, пустился бегом и вне себя
от радости достиг выхода. Страшная слабость овладела мной. Я сел и, закрыв
глаза, просидел не знаю сколько времени.
Надо мной снова светило солнце. В нескольких десятках метров начинался
лес, за лесом сверкала на солнце не то река, не то озеро, и я невольно
начал думать: уж не бред ли это? Ведь стояла зима, трещали морозы, а тут
едва тянул теплый ветерок, зеленели огромные кедры или сосны, журчала
незамерзшая вода, расстилался знакомый пейзаж среднерусских лесов...
Видение? Галлюцинация?
Тот день, когда я выбрался из пещеры, стал первым днем моего нового
календаря...
Сперанский замолчал и задумался. А что касается остальных... Не надо
забывать, что они слушали доктора Сперанского с особым и далеко не
спокойным интересом: конец его истории мог явиться началом их собственного
"нового календаря"...
Неудивительно, что у начальника партии вырвался вопрос, полный тревоги:
- Значит, отсюда выхода все-таки нет?
- Да, дорогие товарищи, - безнадежно ответил Сперанский. - Отсюда выхода
нет. Увидев вас, я подумал, что вы сумели каким-то образом найти проход.
Но если вы попали сюда против воли, в результате катастрофы, то я с
горечью могу сказать вам только сущую правду: это - западня! Без помощи
извне не выбраться. Увы, это так...
Сперанский сурово сжал брови. В умных светлых глазах старика проглядывала
тревога, теперь уже не за себя, а за этих людей, явившихся для него
посланцами нового, еще не ведомого ему общества, на заре рождения которого
он стал пленником природы.
- Выхода нет, говорите вы?!. - машинально повторил Усков. - Но мы найдем,
обязательно найдем, Владимир Иванович! Не найдем, так сами сделаем. Я не
разделяю вашего пессимизма, дорогой товарищ! Вы были в одиночестве, а
теперь нас все-таки семь человек. И еще... Не знаю, как пояснить вам... Вы
старый большевик, но вы не знаете людей нашего времени... Мы просто не
умеем унывать, падать духом, предаваться отчаянию... Поверьте, мы отсюда
выберемся, и вы пойдете вместе с нами.
Сперанский встал, подошел к Ускову и, протягивая ему руку, сказал:
- Вот теперь я почувствовал, что в России произошла подлинная и
действительно социалистическая революция. Так могут рассуждать люди,
воспитанные школой Владимира Ильича. Теперь я верю только в самое лучшее.
Давайте бороться вместе, работать вместе, и я еще поеду домой, в
Петроград, к себе на Васильевский остров!
После небольшой паузы он продолжал, превозмогая смущение:
- Скажу вам откровенно, я хоть и не видел возможности выбраться отсюда, но
не жил эти годы только для себя. - Он, смеясь, пояснил: - Я хочу сказать -
жил не только для своего пищеварения. Я работал, чтобы остаться человеком.
Я почему-то верил, что раньше или позже, но люди придут и помогут мне
вернуться в Россию. Я постоянно думал об одном - чем же я отчитаюсь перед
своей совестью, перед своей партией? Кратко скажу вам, что золотые
россыпи, которые мы нашли с Ивановым, пустячки по сравнению с теми
богатствами, которые я нашел здесь, в кратере, и я буду счастлив отдать их
нашему новому государству. А теперь возьмите науку: подумайте, как
обогатится отечественная палеонтология, палеоботаника, история нашей
Земли, когда все увидят вот этот древнейший мир, чудесным образом
сохранившийся в полной неприкосновенности со времен великих оледенений.
Сколько нового найдется здесь, в древнейших пластах Земли, ныне открытых
для изучения! Искренне скажу - стоило перенести те невзгоды, какие я
перенес, если в конце концов можно сделать человечеству такой подарок. Я
согласен с вами, Василий Михайлович: если мы будем искать, то найдем выход
из кратера.
Речь Сперанского была странно медленной и прерывистой. Казалось, он сам
вслушивается в свои слова, делая остановки после каждой фразы. Молчал ли
он все эти долгие годы? Или говорил хотя бы сам с собой, со своими
животными? Усков внимательно слушал его. Нет, речь совершенно правильная,
и мысль четкая. Словно отвечая на его немой вопрос, Сперанский продолжал:
- Вы извините меня. Я, конечно, говорю нескладно. Должен вам сказать, что
самой большой бедой для меня за все эти годы было отсутствие собеседника
и... бумаги. Особенно первое время. Больше года я ничего не мог
записывать. Даже с собой стал говорить все меньше и реже. Однажды я поймал
себя на том, что звук собственного голоса становится для меня каким-то
чужим. Я по-нял: еще немного, и я отвыкну от человеческой речи, стану
таким же получеловеком, полузверем, как несчастный Айртон из
жюльверновского "Таинственного острова". После долгих исканий выход был
найден. Здесь, в одной из пещер, есть гладкие, словно отполированные стены
из белого камня. А на берегу озера стоят красные скалы - особая осадочная
порода, обладающая красящими свойствами. Эта находка дала мне "бумагу" и
"перо". Я ежедневно стал записывать все важнейшие события моей жизни. Так
- год за годом. Кроме того, я взял себе за правило каждую запись
прочитывать вслух два - три раза.
Вы увидите эту пещеру. Стены ее исписаны кисточкой на протяжении многих
сотен метров. Там - вся исповедь моей жизни, все счастливые и несчастные
случаи, все важнейшие факты. Каждый вечер, со свечой из козьего сала в
руке, я работал в этой пещере по нескольку часов, как добросовестный
летописец. А затем, как самый прилежный первоклассник, громко и внятно по
нескольку раз перечитывал записи. И только этот труд помог мне сохранить
облик человека...
В тот же вечер Сперанский выслушал соображения Ускова о происхождении
кратера и согласился с ним. Да, Эршот - это древнейший вулкан в горной
системе северо-востока Азии. Он потух не менее полутора - двух миллионов
лет тому назад, оставив на вечную память о себе коническую, чуть
продолговатую гору с огромной впадиной двойного кратера на вершине. Время
работало... Постепенно впадина засыпалась осколками скал, камнями, щебнем,
песком. Дно кратера поднималось, выравнивалось, подземный огонь угасал,
уходил глубже. Прошло много тысяч лет, и в кратере появились первые
растения, а потом возникла почва. Процессы в кратере проходили быстрее,
чем обычно в северных широтах-этому способствовало подземное тепло. По
неведомым трещинам тепло поднималось, согревало почву, и вся огромная
впадина стала напоминать гигантский парник. В зимние месяцы на кратер
сверху "наваливается" большой холод. Навстречу ему от земли поднимается
волна теплого воздуха. На какой-то высоте эти воздушные волны
сталкиваются, и от этого образуются густые туманы. Вот почему в течение
шести или семи месяцев в году над кратером и над всей вершиной Эршота
клубится туман. Сама природа охраняет заповедник от любопытных глаз.
Орочко с возрастающим интересом слушал Сперанского. Теперь все становилось
ясным.
...Когда-то, на пороге новой, кайнозойской эры, Земля очень быстро сменила
свою растительную одежду. Пропали почти все представители споровых и
голосемянных растений, которые господствовали в растительном царстве
"каменноугольного периода". Исчезли знаменитые араукарии, гигантские
пальмовые, древовидные папоротники, мохнатые плауновые. На смену им пришли
покрытосемянные растения, правнуки которых населяют нашу Землю и теперь.
Чем это было вызвано? Ученые долго бились над загадкой. Наконец сошлись на
том, что все дело в быстром изменении климата Земли. Из очень влажного он
стал сухим, из очень теплого - умеренным или суровым. Материки подымались,
моря отходили и мелели. Высоко поднялись горные цепи и гигантские вершины.
Над планетой носились сухие, злые ветры. Древние растения, изнеженные
теплым и влажным, совсем как в оранжерее, климатом, оказались
неприспособленными для жизни в новых условиях и погибали одно за другим,
как погибли когда-то до них многочисленные ящеры-гиганты с переменчивой,
непостоянной температурой тела.
Но эти великие перемены происходили в кратере потухшего вулкана очень
замедленно, с отставанием на десятки и, может быть, сотни тысяч лет.
Многие из древних растений не погибли и дожили до наших дней, заботливо
укутанные теплым туманом.
С геологической стороны кратер является как бы открытым музеем. Самые
древнейшие слои Земли в результате вулканической деятельности и
горообразования оказались здесь перемешанными с поздними осадочными
породами и продуктами извержений. Усков помнил, что весь северо-восток
Азии уже в триасовом периоде мезозойской эры находился под морем. Но
раньше, до опускания, материк в этих широтах представлял собой уголок
царственно-богатых тропиков. Отсюда ведут происхождение богатейшие запасы
каменного угля, солей и нефти на суровом севере Азии.
Если большая северная стена кратера, мрачно охраняющая впадину,
представляла собой почти монолитный гранит, то южная стена, сложенная
разными породами и потому уже сильно разрушенная временем, просто удивляла
своим многообразием. Слои желтоватого песчаника чередовались с белым
базальтом; красный камень морей выступал на фоне известняков; серый
зернистый гранит залегал рядом с черными сланцами. Стена таила в себе
множество загадок; сотни пещер дырявили ее. Сквозная пещера, через которую
когда-то попал сюда Сперанский, была именно в этой стене.
То здесь, то там сквозь камень просачивались источники. Атмосферные
осадки, уходя в глубь земли, нередко оставались там очень долго,
тысячелетиями бродили по трещинам глубин и постепенно приобретали новые
свойства. Вода насыщалась солями, газами, могла стать отчаянно холодной,
вонючей, дьявольски горячей, шипучей, маслянистой или невероятно жесткой,
радиоактивной. Сперанский знал шесть разных источников, в их числе нарзан
и сероводородный ручей, уже знакомые нашим разведчикам.
Все источники и ручейки, какие были в кратере, текли под уклон в большое,
красивое озеро, на берегу которого и жил Сперанский.
Теперь остается выяснить, как попали в кратер и остались до наших дней
такие представители давно вымерших животных, как мамонты, волосатый
носорог и некоторые другие, с которыми мы познакомимся дальше.
Сперанский объяснил это так:
- В третичном периоде началась, как известно, новая геологическая
революция. Поднимались многие материки, в частности по всей
Северо-Восточной Азии. Климат здесь быстро и резко изменился и стал очень
суровым, похожим на современный. Ящеры и многие млекопитающие, которые
жили в теплых морях, конечно, вымерли или ушли на юг. Остались только
самые приспособленные, которым не был страшен ни холод, ни снег. В поисках
корма и хороших мест некоторые из них наткнулись на знакомую нам пещеру.
Видно, она в те времена была более просторной и высокой. Многие животные,
в их числе мамонты, прошли через пещеру и очутились в кратере. Здесь они
нашли пищу и более теплый климат. Вполне попятно, что здесь они и остались.
Так, дорогие друзья, в кратере в те далекие времена появились и люди. Да,
люди! Я это могу теперь утверждать с полным основанием, ибо скоро вам
представится возможность увидеть в одной из здешних пещер места древних
стоянок.
Сколько тут было мамонтов, сказать трудно. Кладбище гигантов находится
недалеко от того места, где вы спустились в кратер. Там лежит целая гора
костей и бивней, полузасыпанных щебнем, песком и камнями.
Шли тысячелетия. Единственный проход, соединяющий кратер с внешним миром,
стал уменьшаться, оседать. Выход был отрезан, и в кратере обособилась своя
жизнь. Здесь всегда было много корма, и время мало изменяло фауну и флору
этого замкнутого мирка. Свободно приходили и уходили через низкую и узкую
пещеру только небольшие животные.
Мамонты остались, но условия кратера, видимо, не способствовали их
размножению. Дик и Лас, мои помощники и друзья, являются последними. Они
оба еще молоды, им нет даже по восьмидесяти лет. Вместе с мамонтами здесь
обитает еще один исполин - двурогий носорог - злой разрушитель всего,
созданного моим трудом. И я никак не могу от него избавиться, ибо мое
ружье безмолвствует уже много лет...
- Вашего врага больше нет, Владимир Иванович, - сказал Любимов. - Он
наткнулся на нас в лесу и потерпел поражение, он погиб.
- Вот как?! Так, значит, гром выстрелов, который заставил меня задрожать
от радости и надежды, возвестил конец носорога?! Ну что ж... От этого,
конечно, несколько пострадает наука, зато нам всем будет много
спокойнее... Но мы отвлеклись. Позвольте мне закончить мысль. Я хочу
сказать, что ушли или погибли первые люди, долгое время обитавшие здесь.
Животные не сумели выбраться. И вот тому назад двадцать шесть лет пещера,
при уже известных вам обстоятельствах, окончательно обрушилась, совершенно
изолировав кратер с его особой жизнью от остального мира. Виновник
катастрофы - ваш покорный слуга. Волею судьбы я остался лицом к лицу со
многими загадками природы и начал новую жизнь. Если вы не устали слушать,
я могу рассказать.
- Что вы! Что вы! - воскликнули наши разведчики. - Это вы, быть может,
устали говорить. Сперанский не без юмора ответил;
- Я двадцать шесть лет молчал. Теперь я могу двадцать шесть лет говорить
без передышки и не устану...
Глава восемнадцатая,
в которой Сперанский продолжает свой удивительный рассказ
- ...Ночь застала меня на возвышенной площадке около пещеры. Я хотел тут
же отправиться в обратный путь через гору к Никите Петровичу, ведь он так,
должно быть, беспокоился теперь, а может быть, считал меня уже погибшим
при обвале. Встать, собрать свои пожитки было делом нескольких минут. Но
куда идти? Я взглянул вверх. Над пещерой висела бесконечно высокая
отвесная стена. Ясно, что в этом месте хода назад не было. Тогда я прошел
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг