явно запрещенной Женевской конвенцией ложкой.
- У тебя помада на губах, - напомнил я.
- Теперь уже не важно. - Грудь под тонкой водолазкой приподнялась в
глубоком вздохе.
И все-таки она беспокоилась о накрашенных губах и потому, поднося ложку ко
рту, устрашающе широко разевала рот, как будто, прежде чем съесть
несчастный творог, хотела хорошенько его напугать.
Да уж, судя по времени, затраченному на укладку и макияж, простой
прогулкой в парке она сейчас не удовлетворится. Я притворно вздохнул. Если
красота требует жертв, то лучше, не споря, выполнить ее требования. Иначе
кто потом спасет мир?
- Может, в кино? Кажется, в киноцентре на Синей Бубне будет что-то
интересное. В двенадцать тридцать. То есть...
Она посмотрела на часы и закончила:
- Надо спешить.
- Ага! - Я кивнул и оторопело поглядел на тарелку с... теперь уже из-под
творога.
- Ничего, - облизнув ложку, успокоила меня Маришка. - Покидать стол
следует с чувством легкого истощения.
Рядом с остановкой скользили по тонкой ледяной корочке воробьи, от холода
молчаливые и похожие на клубки шерсти. Мы пропустили один пустой автобус и
влезли, в переполненную маршрутку, рассудив, что время в данном случае
важнее комфорта. Расселись кое-как, заняв вдвоем полтора места; поехали.
Мое внимание привлек листок бумаги, свисающий с потолка кабины. "УВАЖАЕМЫЕ
ПАССАЖИРЫ! - призывал текст. - ВОДИТЕЛЬ ГЛУХОЙ! ОБ ОСТАНОВКАХ СООБЩАЙТЕ
ГРОМКО И ЗАРАНЕЕ". Слово "глухой" было подчеркнуто маркером, на редкость
неровной чертой. Должно быть, у него и со зрением не все в порядке,
подумал я, усмехнулся и только после этого перевел взгляд на пассажирку,
сидящую напротив.
И некоторое время недоумевал: что привлекло меня в ней? Ну молодая, ну
симпатичная - девочка-студентка в черном шерстяном пальто. На плече
рюкзачок, на коленях - раскрытая книжка. Но все это - еще не повод
неприкрыто пялиться на нее вот уже вторую минуту!
В конце концов до меня дошло, что так гипнотически притягивает мой взгляд
- прическа незнакомки! Ее волосы удивительны: неопределенного цвета, то ли
темные, то ли каштановые, они струятся по плечу, по черной шерсти пальто,
вниз, к коленям, и один особенно любопытный локон близоруко скользит по
раскрытой странице.
Зачем?.. Тоскливо заныла казалось бы давно затянувшаяся рана. Зачем
Маришка состригла волосы?
То есть, разумеется, я отлично помню оба ее аргумента. Во-первых, шампунь,
которого уходило по полфлакона через день. А во-вторых, такой длины волосы
не вязались с имиджем популярного диджея. Она ведь ведет не только
программы на радио, но время от времени и дискотеки в клубах.
Не поворачивая головы, я посмотрел на Маришкино отражение в зеркальце
водителя. Короткая челка, не доходящая до бровей, аккуратно простриженные
лакуны вокруг ушей. Маришка поймала мой изучающий взгляд, преломила и
отразила в вопросительном: "У?".
"Нет, ничего", - я покачал головой и опустил глаза, скрывая следующую
мысль. Скучать по тебе, когда тебя нет, легко и естественно. И стократ
мучительнее тосковать по тебе, когда ты рядом!
Сидящая напротив девушка пошевелилась. Взгляд ее остался прикован к
книжным страницам, но переменилось положение ног, и теперь в разрезе
пальто я мог видеть левую ногу, от колена и ниже, скрестившуюся с правой,
зацепившуюся за нее мыском туфельки. И я, хоть отдавал себе отчет, что
пялиться на посторонние женские ноги еще неприличнее, чем на прическу и
лицо, не в силах был наступить на хвост собственной мысли.
Кстати, и ноги у них очень похожи, Маришкины и этой девушки. На первый
взгляд.
Я скосил глаза вниз, но на Маришке по случаю ветреной погоды был надет
длинный плащ, а под ним джинсы, так что детальное сравнение я отложил на
потом, удовольствовавшись пока тем примерным результатом, который
подсказывала мне память. А помню я многое...
Удар острым локтем в бок - средство, на мой взгляд, слишком радикальное.
Но действенное; оно мгновенно вывело меня из задумчивости. Я моргнул,
чтобы сфокусировать взгляд, и вернулся из прошлого сентиментальных
воспоминаний в настоящее.
Мало-помалу окружающая реальность обрела четкость. Судя по виду за окном,
до "Тополево-Кленова" нам оставалось еще минут пять. Зачем было толкаться?
Разве что Маришка задела меня случайно, спросонок.
- Ты чего? - спросил я.
- Я?! - негодующе прошипела Маришка. - Это я чего?!
Тем временем объект моего интереса, длинноволосая и длинноногая студентка,
отложив книжку, нагнулась вперед и сочувственно спросила:
- Вам плохо?
Однако, какой приятный тембр. В растерянности повернулся к ней.
- Пока нет, - ответила за меня Маришка деревянным голосом. - Но сейчас
будет. - И я заработал второй удар в бок.
- Нам пора, - сказала она. - Быстро! - Почти закричала: - Остановите здесь!
Глухой водитель сбавил ход и обернулся.
- Прям здесь?
- Да.
Я выбрался на заиндевелый газон, отошел от маршрутки шага на три - и не
успел обернуться. Поскольку внезапно получил удар в спину, не сильный, но
неожиданный. Я резко развернулся и как раз успел перехватить в движении
два сжатых кулачка, уже занесенные для нового удара.
- Да что с тобой? - воскликнул в недоумении.
- Со мной? - Маришка тоже кричала, и оттого, что старалась делать это
негромко, не привлекая лишнего внимания, голос ее звучал особенно страшно.
- Со мной? - И вдруг: - Пр-р-релюбодей! Возжелал, да? - Гнев кривил ее
губы и искал выхода.
- Ерунда какая! - начал я и, еще не договорив, понял, что нет, не совсем
ерунда, потому что руки... мои собственные руки, которыми я удерживал
Маришку, сейчас казались чужими. Руками инопланетянина, злобного
похитителя земных девушек.
- И все равно ерунда, - упорствовал я, не успев как следует испугаться. -
За возжелание желтеют, а я...
- Возжелал, - с угрюмым удовлетворением констатировала Маришка и перестала
бесноваться. - Желтыми становятся, когда желают что-то чужое. А эта
пигалица - явно ничья, своя собственная. И двигала тобой не зависть, а
банальная похоть. Думаешь, я не заметила, как ты на нее пялился?
Заметила... Сначала раздел взглядом, потом снова одел - в невесомое
кружевное или наоборот в скрипучую кожаную сбрую, что уж там тебе ближе.
Я молчал, не в силах оторвать взгляд от своих рук. Они не были зеленые -
зеленоватые. Обычного цвета плюс эдакая легкая зеленца. И ногти -
приятного лаймового оттенка. И крохотный шрамик на тыльной стороне левой,
обычно незаметный, сейчас налился зеленым, как бороздка на поверхности
смятой промокашки, куда стекли пролитые чернила.
Неужели все сейчас видят меня таким? Или это только обман зрения? Не
исключено, что эффект усиливается, когда смотришь сквозь зеленые
контактные линзы.
- Посмотри, - попросил я, - какого цвета у меня глаза?
- Бесстыжего!
Я отпустил Маришку, и она осталась на месте, не убегала и больше не
дралась. Просто стояла и смотрела, как будто мы давно не виделись.
Итак, вот и до меня докатилась эта волна. Сработала бомба замедленного
действия. Пробился наружу еще один росток из тех семян, что заронил нам в
души добрый самаритянин.
Но за что? Я знаю, обмануть самого себя проще простого, но в данном-то
случае обмана нет. Не прелюбодействовал и даже не планировал. Да и как вы
представляете себе любовное действо в переполненной маршрутке, где даже
сесть по-человечески невозможно? Хотя...
- Не усугубляй, - посоветовала она, вглядываясь в мое лицо. - Ты и так уже
зеленый как крокодил Гена.
- Что?
- Я говорю: кончай думать о своей головоногой! У тебя же все на лице
написано!
- Нормальные у нее ноги, - рассеянно возразил я. - Не длиннее твоих.
И подумал: "Неужели теперь пара пристальных взглядов и фривольных мыслей -
уже прелюбодеяние? Но ведь тогда..."
- Эй! - отчаянно крикнул я и бросился к проезжей части. - Стой! - Но
поздно. Маршрутки давно простыл и след.
Некоторое время я тупо смотрел вслед потоку машин, спешащих в сторону
метро. Затем прошел мимо Маришки и потерянно опустился на низкую
металлическую оградку, отделяющую газон от тротуара.
- Вспомнил, что не взял телефончик? - глумливо поинтересовалась Маришка.
- Как я теперь? - спросил я оптимистичным, как у ослика Иа, голосом. - Всю
жизнь таким буду? Где я ее найду, чтобы извиниться? Дай зеркальце!
Зеленый! Весь, даже лицо. Бледно-зеленое, но все равно... С такой рожей -
хоть в Гринпис, хоть на собрание уфологов!
И тут какой-то паренек, то ли ненаблюдательный, то ли бесстрашный,
остановился рядом и сказал: "Здравствуйте!", еще не подозревая, насколько
он не вовремя.
Я бросил на него унылый взгляд, Маришка тоже покосилась недобро, но
паренек, ничуть не смутившись, бодро продолжил:
- Мы - представители "Церкви Объединения", собираем пожертвования для
детей. Если вы в состоянии помочь хоть чем-нибудь...
- Нормально! - сказала Маришка. - А конфетой угостить?
- Конфетой? - Легкая растерянность отразилась на лице паренька. Он полез в
карманы куртки - один, другой, с сожалением признался: - Нет. Кончились. А
вы не хотите... - Протянул мутноватое фото годовалых тройняшек, при
ближайшем рассмотрении - вполне благоустроенных.
- Нет конфеты - нет благотворительности, - резко заявила Маришка.
- Вы не понимаете, - заволновался паренек, - у этих детей проблемы...
"Возможно, - подумал я. - эти дети действительно нуждаются в помощи. Но
если я передам деньги этому молодцу, до детей они все равно не дойдут.
Следовательно, отказывая ему, я не остаюсь равнодушным к проблемам детей.
- И на всякий случай добавил: - Бедненьких..."
- Все мы чьи-то дети, - заметила Маришка. - И у всех проблемы. У нас с
мужем, например, есть плохая черта. Мы как угодно меняем цвета. Бываем по
очереди разного цвета: он вот - зеленый, я - фиолетовая...
- Копирайт - Успенский, - сказал я в сторону, но паренек меня уже не
услышал. Он спешно ретировался, должно быть, разглядел наконец цвет моего
лица.
- Где же мне ее искать? - повторил я удрученно.
- Уже соскучился? - умилилась Маришка и продолжила совсем другим,
спокойным и незлым тоном: - Ей-то что? Ей, может, даже импонирует твое
внимание. Ты у меня прощения проси.
Она присела рядом на витую оградку газона и закрыла глаза, словом, всем
видом показала, что изготовилась слушать.
- Думаешь? - вспыхнул я надеждой. - Ну, тогда... извини, - сказал и
удостоился благосклонного кивка.
- Ты кайся, кайся.
Жадно взглянул в зеркальце. Но нет, должно быть, искупить грех не так
просто, как совершить.
- Я, - подумав, добавил, - не нарочно...
Каяться пришлось долго. Наверное, до тех пор, пока раскаяние не стало
совершенно искренним. Я, не утаивая, рассказал ей все: про ее старую
прическу, про ноги и про то, что чем меньше остается помех и препятствий
на пути счастья двух влюбленных, тем им почему-то становится не легче, а
скучнее. И по окончании рассказа услышал Маришкин притихший голос:
- Ладно, прощаю. Но, честное слово, не могу понять, почему ты должен в
этом каяться. Ведь не было никакого преступления - абсолютно! И вообще, -
она потупилась, - есть в этой системе наглядного греховедения кое-какие
несоразмерности.
- Ты хотела сказать, несуразности?
- Их тоже хватает, - согласилась Маришка.
В очередной раз взглянув в зеркальце, я заметил, что утром, торопясь в
кино, забыл побриться. Других странностей на моей физиономии не
обнаружилось.
Потом мы ехали домой. На такси, потому что после неудачного похода в кино
остались деньги. И потому что... в общем, так было надо.
Потом поднимались к себе на четвертый этаж. Лифт не работал, как это часто
случается в дневные часы, и я не раздумывая подхватил Маришку на руки и
понес наверх. Она болтала ногами и неискренне возмущалась, что я ее помну.
А потом мы мирились. И черт возьми! Ради того, чтобы так мириться,
ей-Богу, стоит иногда ссориться!
- А... Как кино? - спросила вдруг Маришка чуть хриплым после примирения
голосом.
- Так мы же не доехали! - напомнил я, слегка недоумевая.
- Я заметила. Как... оно называлось?
- Какая теперь разница? - Я пожал плечами и с них немедленно начало
сползать одеяло. - Ты все равно не поверишь.
- И все-таки. - Острые коготки пару раз нетерпеливо царапнули голое плечо.
- "Зеленая миля", - ответил я. - Правда, забавно?
В следующий раз она заговорила минут через пять. Когда я уже перестал
ждать ответной реплики и собрался с чистой совестью вздремнуть.
- А мне даже нравится. - сказала Маришка, и от ее слов я не то что
взбодрился - чуть с кровати не упал.
- Нравится? И только-то?
- Я не о том. - Она довольно улыбнулась. - Я тут подумала: может, все не
так плохо? То есть, когда тебя за каждое лишнее слово перекрашивают в
фиолетовый, это, конечно, дикость. Но ее можно стерпеть. Тем более,
лечится это не так сложно. Зато теперь я совершенно спокойна за мужа,
когда он заявляется домой после закрытия метро и говорит, что засиделся у
Пашки. Или когда выскальзывает в два часа ночи из постели и до утра
глядится в монитор. Теперь-то я легко могу убедиться, что ты на самом деле
не по борделям шлялся, а пил пиво с Пашкой. И не флиртовал всю ночь с
малолетками в каком-нибудь чате "Кому за тридцать... А кому и за
полтинничек", а... Чем ты, кстати, занимаешься в интернете целыми ночами?
- Аплоадом, - честно признался я.
- Ого! - Маришка открыла глаза, чтобы поэффектнее их закатить. - Вот это
эвфемизм!
- Это не эвфемизм, а процесс загрузки файлов со своей машины на сервер
заказчика, - пояснил я. - Просто ночью интернет бесплатный, а под утро
коннект самый надежный.
- Экономный! - похвалила она. - Значит, пока жена мерзнет под двумя
одеялами, он там наслаждается утренней коннекцией!
Я смолчал. Я всегда знал, что любить эту женщину - удовольствие ниже
пояса. Только сказал:
- Это еще вопрос, кого из нас чаще по ночам не бывает дома.
Глядел я при этом в сторону и вместе с тем, как вскоре выяснилось, в воду.
А наутро Маришка явилась домой вся зеленая.
И ВНОВЬ ЧЕТВЕРТЫЙ. ЗЕЛЕНЫЙ!
- Нет, ты представь! - попросил я. - Изменил Маришке - мысленно! - причем
с ней же, только семнадцатилетней. Это преступление?
- Еще какое! - паясничал Пашка. - Семнадцатилетней - это, скажу тебе,
такая статья...
- Ты подумай - мысленно! - с пьяной настойчивостью повторил я. - И тут же
наказание! Ладно бы за поступок, но за намерения-то! Вот скажи мне как
ме... милиционер программисту...
- Веб-дизайнеру, - с усмешкой поправил Пашка.
- Хорошо, веб-дизайнеру. Скажи, карает УПК за преступные намерения или нет?
- Нет, только за осуществление.
- Ни мыслей, ни фантазий, ни воспоминаний, - я подвел итог. - Так как же
нам теперь жить?
- Честно, - ответил Пашка. - Живи настоящим. И цени то, что имеешь.
Я чуть не поперхнулся, пораженный глубиной высказывания. Вот уж от Пашка
подобного не ожидал! Я, кстати, не рассказывал, как он подкладывал чистые
листочки в середину дипломной работы - для придания объема? А как, играя в
DOOM, вместо постоянного бессмертия каждую минуту брал с клавиатуры
временное? Так, заявлял он, честнее... И этот человек будет учить меня
жизни и честности?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг