Словом, больше напугал, чем обнадежил.
И тут в третий раз за ночь меня посетило ощущение неполного контроля над
собственным телом. На этот раз меня подвел язык.
"Погодите! - сказала я. - А Фрайденталь? Он же ушел не так давно. И я не
уверена, но мне показалось, в руке у него было что-то, похожее на диск".
Шеф обернулся, уточнил:
"Вы уверены?"
"Нет, я же сказала. Но мне показалось".
Боровой с сомнением прищурился на меня, сказал: "Странно. Очень странно" и
ушел, ничего больше не добавив. А я поднялась с кресла, подошла к двери и
плотно прикрыла ее за ним - зеленой рукой!
Но почему? Да, я солгала, но откуда взялся этот чудовищный зеленый цвет?
Или арбитр зазевался и по ошибке показал не ту карточку? О, вот кого бы я
без раздумий пустила на "Сейвгард" и "Камею"!
Когда это случилось, я жутко испугалась, и это еще мягко сказано. Хуже
всего, что я не представляла себе, как буду объясняться с тобой. Особенно
после сцены, которую закатила вчера утром. К тому же времени на принятие
решения было катастрофически мало - всего четыре с половиной минуты, пока
не кончится реклама. Одно я знала точно - оставаться и дальше в студии я
не могла.
Хорошо, что паника не до конца парализовала мой мозг, и я догадалась
позвонить Сережке. Ты его знаешь, он у нас отвечает за выпуски новостей.
Несколько раз мне приходилось отдуваться за него в эфире, и я решила, что
настал удачный момент отплатить добром за добро.
"Выручай, - попросила я, когда Сережка снял трубку. - Прикрой блоком".
"Циничная, ты тронулась? - ласково спросил он, а у самого голос хриплый,
сонный. - Каким блоком? У меня эфир в шесть утра! Мне сегодня "Побудку"
начинать".
"У тебя устаревшая информация, - сообщила я. - Твой эфир через две минуты".
"Ха-ха! - Он попытался рассмеяться, но вместо этого закашлялся. - За две
минуты я из Скунсова до вас не доберусь".
"И не надо, - успокоила я. - Ты по телефону. Какие-нибудь новости".
"Какие новости... в два часа ночи?"
"Ночные! Просто потяни время. - Я взмолилась: - Ну пожалуйста!"
"До скольки?"
"До скольки сможешь".
"Сумасшедшая! А ты?"
"А я отступаю. Прикрывай отход. Все, готовность одна-двадцать четыре.
Можешь пока прокашляться".
Я вывела сигнал с телефона на пульт и выставила на таймере минутную
задержку. Сняла со стены подарочную шляпу, чтобы хоть чуть-чуть прикрыть
лицо. Ну, а потом, как настоящая партизанка, вдоль стеночки, через
железный занавес - и мимо лифта, по темной лестнице - на улицу.
А там ночь, машин почти нет. Первые два таксиста от меня сразу
шарахнулись, третий - когда дорогу стала объяснять. "Там до поворота,
говорю, мимо кладбища..." У меня ведь даже зубы - вот, посмотри... Саш, ты
что?!
Саш!!! Прости меня!
Жалкое, должно быть, жуткое и жалкое зрелище. Я отвернулся и пробормотал,
уткнувшись лицом в дверной косяк:
- За что, глупая? За что простить?
- Не знаю, - призналась она. - Но отчего-то же ты плачешь. Я не помню,
чтобы ты раньше плакал...
Да, это правда, я давно научился не плакать от боли, обиды или жалости к
себе. А вот теперь почему-то не мог остановить поток стыдных, горячих слез.
- Ну, тогда почему? - допытывалась Маришка.
Я знал, почему. Но разве об этом можно сказать словами? Пожалуй, можно,
хватило бы и семи слов, а именно: "Господи", "как", "же", "я", "боюсь",
"тебя", "потерять" и трех восклицательных знаков для ровного счета. Но
разве можно повторить их вслух? У меня не хватило решимости.
- Прости, пожалуйста, прости... - повторяла она, легонько бодая меня в
плечо повинной головой.
- Прощаю, - рассмеялся я. Она непроизвольно бросила взгляд на свою руку, и
я быстро добавил: - Но превратить тебя из лягушки обратно в царевну,
боюсь, не в моей компетенции.
- Почему?
: - Просить прощения имеет смысл лишь у того, перед кем согрешил, -
повторил я слова Игната Валерьева. - А передо мной ты, слава Богу, чиста.
- У кого это, - напряглась Маришка, - я должна просить прощения?
- Давай попробуем разобраться. Если я правильно понял, твоя первая ошибка
- то, что ты взяла без спросу диск из директорского сейфа. То есть,
называя вещи своими именами, украла.
- Ничего подобного! - возмутилась она. - Я же только на время!..
- Все воры в конечном итоге берут на время. Даже те, кто надеется жить
вечно.
- Придется объясняться с Геннадием Андреевичем?
- Да, перед Боровым надо будет извиниться, а диск - вернуть. Где он,
кстати?
- Подозреваю, в сумочке, на спинке моего студийного кресла. Теперь уже,
наверное, бывшего моего.
- Не сгущай краски, - неудачно пошутил я. - Ты же не эквилибристка. Для
тебя один раз оступиться - не смертельно. Но скорее всего... - Я
внимательно изучил Маришкино лицо. - Да, сегодня ты оступилась трижды.
Простое сочетание оранжевого и синего такого эффекта не дает. Сначала
оранжевый надо разбавить желтым.
- В смысле?
- Зависть, - сказал я. - Помнишь, ты первая сказала, что у зависти цвет
одуванчика?
Но Маришку не вдохновила моя ирония.
- Зависть к кому? - спросила она, и по тону вопроса стало ясно, что
Маришка сама прекрасно понимает, к кому, только не хочет признаться. - К
Фрайденталю?! И перед ним извиняться? - Маришка поджала губы, и мне
пришлось отвернуться: зрелище не для слабонервных. - Ой, извини.
- Вот-вот. То же самое скажешь Максиму, только не забудь: искренне!
- Окей, - вздохнула Маришка. - Попробую.
- Ну, а с третьим цветом все ясно. Лжесвидетельство. Хотя не вполне
понятно, перед кем за него каяться: тем, кто был введен в заблуждение, или
тем, кого оболгали. Знаешь, что? На твоем месте я извинился бы перед
обоими.
- Угу. - Узкие плечи опустились. - А по телефону можно?
- Нет. Не думаю. Придется лично.
- Но как я доберусь до работы - такая? Еще одну пешую прогулку я не
выдержу. Таксисты от меня шарахаются, хоть сто баксов показывай. Разве что
слепой повезет, но на нем я сама не поеду.
- А на зрячем, но не очень трезвом? - спросил я. - Поедешь?
- Ну... - Маришка задумалась. - Смотря кого ты имеешь в виду.
- Пал Михалыча, естественно. Во-первых, он к нашим разукрашкам привык,
во-вторых, всегда на колесах. Придумай пока, как из подъезда выйдешь.
Пятый гудок оборвался на середине.
- Пааш! - протянул я привычно.
- Приемная администратора, - сообщил мне приятный, но немного очумелый
девичий голосок. - К сожалению, Александра Евгеньевича нет на месте, но вы
можете...
- А Павел Михайлович, - перебил я, - на месте?
- Ой! - вскрикнул оживший автоответчик. - Паша, тебя...
- Кто там? - прохрипел Пашка.
- Соратник по парте, - буркнул я.
- Сашка?
- Ну! Что, выспался? - ехидно поинтересовался я. - Ах, еще не ложился?
Очень удачно! Слушай, твоя "БМВ"... Нормальное у меня произношение, себя
послушай! Ладно, диктую по буквам: бульдозер, москвич, вольво... Короче,
твоя тачка с тонированными стеклами на ходу? Ну, мало ли... Вдруг
какая-нибудь трансмиссия полетит... Не обращай внимания, это я шучу.
Слушай, а ты не мог бы, раз уж все равно не спишь...
- Будь проклята ревность, - сказал я или подумал вслух, но тихо, так чтобы
не услышала Маришка, прислонившаяся сзади к моему плечу. Мы стояли у окна
в неосвещенной кухне, выглядывали Пашку; и по нашим одинаково темным
силуэтам на стекле было не разобрать, кто тут грешен, а кто просто немного
более везуч.
Я не проронил больше ни слова, хотя мог бы много чего добавить на эту тему.
Например, я мог бы сказать, что ревность - худшее из чувств. У человека
множество пороков: зависть, гнев, и - куда ж от него денешься! - чванство,
но при всей своей губительности для души каждый из них может нести с собой
маленький, но положительный побочный эффект. Зависть может оказаться
хорошим стимулом, чтобы прыгнуть выше головы. Ярость как палку о двух
концах можно перенаправить на себя, чтобы избавиться от чего-то, мешающего
жить. Гордыня заставляет нас постоянно следить за собой и "держать марку".
И только ревность не несет в себе ничего положительного. Она полностью
негативна. Черна, как засвеченная фотопленка.
Далее я мог бы сообщить, что если бы меня усадили за составление
уголовно-цветового кодекса, я выбрал бы ревность, это мучительное сомнение
в верности близкого человека, худшим из грехов. И всех неисправимых
ревнивцев перекрасил бы в радикально-черный цвет. Не исключено, что нечто
подобное подсознательно чувствовал еще Уильям Шекспир.
Она шепчет нам на ухо чудовищные подробности, рисует в воображении
необычайно яркие сцены предполагаемых измен. И я безмерно благодарен
греховедению доброго самаритянина уже за то, что оно в своей наглядности
не оставит нам повода для беспочвенной ревности.
Ну, если не считать редких курьезов, подобных нынешнему... и вчерашнему.
Да, пока что, увы, не таких уж редких. Но, я надеюсь, когда-нибудь мы
привыкнем, натренируем глаз и научимся избегать досадных недоразумений.
Так что я мог бы много чего добавить на эту тему, но не проронил больше ни
слова. Только продышал на темном стекле полосу длиной в полметра и написал
на ней пальцем - большими печатными буквами: "БУДЬ ПРОКЛЯТА РЕВНОСТЬ!"
И плечом почувствовал, как Маришка кивнула.
А через минуту под окнами просигналила Пашкина "БМВ". Зеленая - как будто
всю ночь изменяла своему хозяину с коллективом целого таксопарка.
ЦВЕТ ПЕРВЫЙ. КРАСНЫЙ.
В ночь с субботы на воскресенье мне снилось что-то странное, навеянное
отчасти переживаниями последней недели, отчасти - предчувствиями
наступающего дня.
Во сне мы с Маришкой поднимались куда-то в старомодной панцирном лифте,
причем компанию нам составляли мисс Марпл, Перри Мейсон и в последний
момент протиснувшийся в кабину Ниро Вульф. Неплохая задумка, правда? Если
не знаешь, чем закончить роман, запри всех героев в одном лифте и обруби
трос.
Где-то между первым и вторым этажом сбойнуло электричество, лифт
остановился и свет погас, но трос тем не менее выдержал. Зато когда
освещение восстановилось, меня в кабине уже "не стояло". Я лежал на полу,
совершенно убитый, с тремя кинжалами в груди.
Дальнейшее напоминало идеальный герметичный детектив. Четверо в лифте,
включая убийцу. Три прославленных сыщика, естественно, приступили к
расследованию. А вернее сказать, к трехстороннему обмену обвинениями,
поскольку, не имея возможности привлечь к ответу преступника со стороны,
им пришлось выбирать его из своей среды.
Конец обмену филиппиками положила Маришка.
- Хватит! - воскликнула она, как только обрела дар речи. - Перестаньте
паясничать! Вы все убили его! Каждый из вас взял в руки кинжал и вонзил...
прямо в сердце. Вас выдают лица. Красные, как маска палача.
Она достала из косметички маленькое круглое зеркальце и вытянула руку в
обвиняющем жесте. Однако, прежде в зеркальце мелькнуло на миг ее лицо.
Самое красное.
- Это от слез, - пролепетала Маришка. - Оно всегда краснеет, когда я реву.
- И растерла влагу по щеке огненно-алой ладонью.
На этом месте я проснулся.
...И как продолжение кошмара в багровых тонах увидел прямо над собой
заплаканное Маришкино лицо. Немного покрасневшее, но в меру. Не смертельно.
Я вздрогнул и спросил негромко, хотя в первое мгновение очень хотелось
закричать:
- Ты чего? Я кричал во сне?
- Нет. Не слышала. - Маришка уронила голову мне на грудь. Пожаловалась: -
Мне приснилось, что тебя убили. Представляешь? Я ничего не помню, только
какие-то люди, и... очень тесно и темно... А ты лежишь на полу - весь
такой... неживой.
- И ты из-за этого расстроилась?
- А надо было обрадоваться? - Она приподняла голову ровно настолько, чтобы
взглянуть на меня одним обиженным глазом, и тут же снова зарылась лицом в
одеяло. - Не смотри! Я страшная.
- Я знаю... - успокоил я. - Но лить слезы из-за какого-то сна...
- Слушай, - помолчав, сказала она. - Давай сегодня никуда не пойдем.
- Почему? - удивился я. - Да нет, невозможно. У меня на сегодня стрелок
забито - больше, чем в часах с секундомером.
- Я боюсь, - призналась Маришка и сильнее прижалась ко мне.
- Да чего, глупая? Назови хоть одну рациональную причину.
Маришка подумала минуту и назвала целых шесть.
- Пустословие - я. Ложь - уборщица. Равнодушие - писатель. Прелюбодеяние -
ладно, замнем... Зависть, воровство - я, и снова я. - Тяжелые слова
срывались с ее губ, как пункты обвинения. - И цвета: фиолетовый, синий,
голубой, зеленый, желтый, оранжевый. Разве не видишь? Нас как будто
провели по радуге задом наперед. Остался только красный. Убийство.
Незваные мурашки пробежали по спине от левого плеча к правому.
- Ты чего дрожишь?
- Я не дрожу, я думаю.
- О чем?
- Неужели так будет? - Чтобы лучше мечталось, я закрыл глаза. - Неужели
скоро ничего тайного не останется? Одно явное. И уже наши дети смогут по
внешнему виду преступника легко восстановить картину преступления?
Определить степень вины.
- Ну, наши-то вряд ли, - усомнилась Маришка. - Вот Пашкины... У них что-то
такое должно быть в генах заложено.
Я усмехнулся, вспомнив, как "наш человек в милиции" уже и трубку к уху
поднести не может без помощи секретарши, и поделился соображениями:
- Он, кстати, сильно продвинулся в этом плане. В смысле будущих детей.
- Не он один... - загадочно произнесла Маришка. И повторила, наверное, для
тупых: - Не он один...
- То есть? - Я почувствовал себя тупым в квадрате.
- Через неделю спроси, - посоветовала она.
- А... - открыл рот я. Но Маришка уже перегнулась через край кровати,
отыскивая тапочки.
В четверг, на обратном пути после "покаянной" поездки к Маришке на работу,
мы попросили Пашку притормозить у супермаркета. Пашка с радостью
притормозил и начал посапывать, уронив многострадальную голову на баранку,
раньше чем мы успели выйти из машины. Сказывалась бессонная ночь, выпитое
"Клинское" и прочие мероприятия.
Из магазина мы вышли спинами вперед, невидимые из-за горы пакетов с
продуктами. Со стороны, наверное, могло показаться, что мы таким образом
готовимся пережить длительную осаду. На самом деле, примерно так оно и
было.
На работе Маришке дали две недели отдыха, причем с сохранением содержания.
Впрочем, насчет сохранения я не вполне уверен, может, он просто "спаси и
сохрани" бормотал, Геннадий свет Андреевич, только очень неразборчиво. Он
бы и на месяц ее отпустил без вопросов, их не по фигуре пугливый директор.
Хорошо еще, в обморок не грохнулся, когда Маришка решительным жестом
швырнула на стол свое сомбреро. А то откачивай его потом. На такую тушу
нашатыря нужно минимум пол-литра.
Фрайденталь, когда его отыскали, оказался смелее. Даже пошутил невесело:
"Жаль, я-то думал, вы - русалка".
В общем, общаться после такого ни с кем не хотелось, особенно Маришке.
Даже с незнакомым человеком. Даже в очереди за хлебом. Не за себя
неспокойно - за окружающих. Мало ли... Не хотелось заражать кого попало
непонятно чем. Так что все время со второй половины четверга по воскресный
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг