Владимир Осинский
СЛИШКОМ МНОГО ВООБРАЖЕНИЯ
Й_________________________________________________________________________»
є авт. сб. Маяк на Дельфиньем - Москва, "Молодая гвардия", 1989, 253[3] с.є
є ISBN 5-235-00511-2 є
є OCR and spellcheck by Andy Kay, 10 November 2001 є
И_________________________________________________________________________ј
История была пришпорена, история понеслась вскачь, звеня золотыми
подковами по черепам дураков.
А. Толстой. Гиперболоид инженера Гарина
Раз в неделю редактор вечерней газеты задерживался после рабочего дня,
чтобы, по собственному выражению, "перетряхнуть ящики". Обычно он выбирал
субботу, когда работает лишь дежурная бригада сотрудников, ответственных за
выпуск номера, большинство комнат пустует, из официальных источников
приходит минимум обязательных к оперативному опубликованию материалов,
меньше беспокоит или совсем не вспоминает начальство.
Оставшись один в просторном кабинете, он, как всегда, недружелюбно
поглядел на тот телефонный аппарат, по которому могли звонить исключительно
люди, наделенные правом приказывать, советовать или, по крайней мере,
"просить"; мимолетно насладившись сознанием пусть временной, зато почти
полной защищенности от требовательного специфического звонка-тявканья и
всего, что за ним стояло, с привычным отвращением закурил, ненадолго
расслабился в кресле - худой, длинный, печальный... Ему было за шестьдесят,
жена давно ушла от него, сын с семьей жил отдельно, и, постоянно на людях,
но в сущности одинокий, он с покорным страхом думал о пенсии; работа была
единственным, что ощутимо связывало с жизнью, позволяло не сомневаться в
своей нужности ей. А в близости черного дня он был уверен: вон их сколько -
молодых, цепких, непоколебимо убежденных, что уж они-то сделают настоящую
газету!
В памяти враждебным призраком всплыл списочек вероятных преемников.
Редактор молодежной газеты - сорокапятилетний, непозволительно для такой
должности состарившийся;
некое ответственное лицо, обеспокоенное, по достоверным данным, шаткостью
своего нынешнего положения, - для пего назначение в "Вечерку" было бы
оптимальным вариантом, отступлением с наименьшими потерями, не грозящим
особым уроном престижу и, значит, позволяющим надеяться на новый взлет в
будущем; наконец, чиновник среднего пошиба... Последний никогда никакого
отношения к журналистике не имел, зато обладал неистощимым потенциалом
"пробивной" энергии, нужными связями, а также счастливой уверенностью, что
справится с любым делом. О таких сказано:
пошли его директором совхоза - охотно пойдет, если совхоз крупный;
предложи место руководителя НИИ - не задумываясь ответит согласием; и
главным хирургом района, при своем незаконченном образовании учителя
истории, поедет ничтоже сумняшеся... И ему, между прочим, предложат, и он
согласится, и просидит на должности не один год - известно, как это бывает.
С неудовольствием обнаружив, что мозг, отринув предоставленную
возможность отдохнуть от безотрадной действительности, упрямо возвращается в
русло невеселых мыслей, редактор смял в пепельнице окурок и приступил
наконец к "перетряхиванию".
За неделю накапливалось много дел, требовавших его непосредственного
вмешательства. Отделы, естественным образом фильтруя непрерывно поступавший
в редакцию бумажный поток, были ограничены в выполнении этой роли, и причина
заключалась не в количестве писем, заявлений, рукописей, жалоб, а в
характере некоторой их части. Миф о всемогуществе газеты - Геракла,
способного расчистить любые Авгиевы конюшни, магией печатного слова
освободить действительность от многочисленных и многообразных проявлений
несправедливости, неустроенности, нелепости, недомыслия, откровенного зла и
безобразия, - прочно укоренился в общественном сознании. Наивный - и за то
глубоко симпатичный редактору - читатель присылал почтой или, для верности,
приносил письма, в которых взывал к Справедливости широчайшего диапазона
калибров. От непонятного ему, читателю, "упорства, с каковым начальник
нашего ЖЭУ не желает шестой год уже ликвидировать огромную лужу,
образующуюся каждый раз после дождя, в результате чего жильцам, в том числе
пенсионного возраста, приходится становиться акробатами, чтобы попасть
домой, не вымокнув насквозь..." до простодушного на взгляд и такого по сути
колючего - в руки не возьмешь - письмишка-вопроса: "А почему, собственно, у
нас называется "выборы", если кандидат всего один? Как, дорогая редакция,
объясните, пожалуйста, можно из единственно наличествующего что-либо
выбрать?.."
К счастью, обращения подобного рода были редки и всегда анонимны. Пожелай
он остаться до конца честным перед собой, пришлось бы проследить и объяснить
читателю органическую взаимосвязанность обоих явлений. Вот взять бы однажды,
да и выдать на первой полосе, вместо передовицы, этакую невероятную статью -
исповедь свою, гражданский, человеческий манифест, воплощенное в честную
хлесткую публицистику жизненное кредо, крик наболевшей души!.. Редактор
покосился на тявкающий телефон, скомкал в широкой ладони пустую коробку
из-под сигарет, распечатал новую. Вспомнив - в обычных магазинах таких не
купишь, ощутил нечто вроде изжоги.
Одинокий усталый человек, летним вечером в субботу засидевшийся в
кабинете, отработал в прессе без малого сорок лет, пройдя, что называется,
огонь, воду и медные трубы... Нет, привычно внес он саркастическую поправку,
начинать следует с труб, и не медных - серебряных, со звонкоголосых
фанфар... Да, я прошел множество ступенек - как это? - вверх по лестнице,
ведущей вниз. Или наоборот? Из учетчика писем, когда-то, тысячу лет назад,
принятого на полставки и невыразимо оттого счастливого, "вырос" в хозяина
престижного кресла. Пожалуй, только коллегам-газетчикам, причем, увы, далеко
не всем, большинство мне завидует, открыты подлинные вехи и сущность
пройденного, понятен итог. Мы начинали с непритворного энтузиазма, с
потребности вплести свой голос в каждодневный гимн "светлому и радостному
сегодняшнему дню и еще более прекрасному грядущему"...Прозрев, долгие годы
мучительно заставляли себя верить в нужность, общественную полезность того,
что пропагандировали в своей писанине. И - пришли к сегодняшней
опустошенности... Рассеянно перебирая на столе бумаги, редактор споткнулся
взглядом об угловатый почерк. Он прочитал:
"Радий Кварк ТРОЯНСКИЙ КОНЬ ПРИШЕЛЬЦЕВ
Фантастический рассказ
Ведь я отношусь к жизни иначе, чем ты. Э. Ремарк. Три товарища
Агр Экспансий, командующий авангардным отрядом оккупационных сил планеты
Оскаленная, шевельнул усами- вибраторами, и психоприемники подчиненных
восприняли сигнал:
- Начало акции "Порабощение" - завтра, в четыре ноль-ноль по местному
времени. В этот час человеческое сознание погружено в сон и будет особенно
восприимчиво к нашим лучевнушениям... Впрочем, намечен всего один короткий
сеанс психообработки - так, страховки ради, поскольку они уже готовы.
Внутренний мир жителей Утилиборга, избранного первым объектом захвата,
изучен с исчерпывающей полнотой. Добытые нашими доблестными разведчиками
сведения позволили выбрать направление удара. Мы знаем, чего они хотят
сильнее всего на свете, - они получат это, причем в неограниченном
количестве... - Щеголяя знанием местного колорита, присовокупил: - Как сыр в
масле кататься будут! - Небрежным движением вибратора отмел восторженное
психожужжание-аплодисменты, внушительно засигналил дальше: - Установлено
также, что в сущности своей обитатели планеты Земля повсюду одинаковы. Эрго,
успех операции, которую доверено осуществить нам, предопределит победу в
глобальном масштабе... Заранее поздравляю вас, подчиненные: могучая
Оскаленная, чье великое предназначение - мировое господство, всевластие над
Вселенной, в обозримом будущем приобщит к своим многочисленным владениям еще
один обитаемый мир, пусть слабо развитый, однако в известной мере все же
цивилизованный! - Непонятно для подчиненных, которые - все до единого - были
слепыми, не способными к образному и вообще самостоятельному мышлению
исполнителями, с уничтожающей иронией добавил: - Они полагают, что
неудержимо шагают дорогой социального прогресса и процветания... Бег на
месте - вот их образ жизни! А по неподвижным мишеням трудно промахнуться...
Все. Отдыхать!
И передовой отряд оскалианских штурмовиков в полком составе выпал из
пространственно-временных параметров Земли, чтобы через несколько часов со
свежими силами приступить к боевым действиям... Хотя какой там "отряд" -
всего-то несколько, раз, два и обчелся, насекомоподобных чудищ. Большего не
требовалось. Оскаленная владела абсолютным оружием. В сравнении с ним
ядерная ракета была все равно, что детская рогатка перед дальнобойным
орудием.
Ни о чем не подозревающие жители Утилиборга уже смотрели свои первые
сны..."
С профессиональной быстротой проглотив начало рассказа, редактор
откинулся в кресле, по-мальчишески весело рассмеялся. Неожиданно ему
понравилось то, что нафантазировал неведомый Радий Кварк, - и не одно это.
Эрих Мария Ремарк, тепло думал он, литературный кумир нашего поколения,
чья молодость совпала с пятидесятыми... Один из первых прорвавшихся к нам из
наглухо занавешенной потусторонности их мира, нормальный интерес к которому
расценивался как отступничество от Идеалов, измена Принципам, гнусное
предательство. Возможно, мы преувеличивали художественные достоинства его
романов. Наверное, так, иначе не могло быть, ведь после всех этих поддельных
ценностей - апробированных, высокими премиями отмеченных литературных
суррогатов, санкционированных этических и эстетических истин - элементарно
честный рассказ о людях, их естественных отношениях, о боли, счастье,
усталости, жизни, смерти и любви был для нас откровением... Он вспомнил,
каких долгих и трудных усилий, какого страдания стоило ему самому
освобождение от искаженных оценок прекрасных произведений, созданных не
западными писателями, не отечественными "безродными космополитами", а
классиками нашей родной, во всем мире признанной литературы. И, вспомнив, с
горечью подумал: практически на это духовное раскрепощение ушла вся
самостоятельная, взрослая жизнь, и все-таки до конца вытравить из себя
интеллектуальное рабство не удалось. Как же глубоко внедрились предрассудки!
Пожалуй, здесь выражение "проникли в кровь и плоть" перестает звучать
метафорически. Именно так, ибо окаменелые идеологические, философские
конструкции покрывались столь искусным, а главное, прочным, лаковым налетом
революционности, "единственно возможной в этом мире истинности", что из идей
превращались в своего рода ферменты, регулирующие, направляющие всю нашу
жизнедеятельность. Моему поколению, вероятно, уже не освободиться - с годами
организм теряет способность к обновлению...
В третий или четвертый раз за полчаса закуривая, нервно щелкнул изящной
японской зажигалкой, хотел вспомнить, кем подарена дорогая безделушка, не
смог, брезгливо сформулировал: "Еще один атрибут неординарного положения в
обществе, пустяковое, но вещественное свидетельство социальной
несправедливости; рядовым гражданам таких подарков не делают, во всяком
случае, люди, которых потом сразу и не вспомнишь..." Нелицеприятно спросил
себя: не оттого ли, в частности, пугает мысль о пенсии? Не в зажигалке,
конечно, дело, да ведь она - символ... Подсознательно ударяясь в бегство от
унизительных мыслей, придвинул рукопись, уже без мрачности, снисходительно
подумал: "Радий Кварк - не больше и не меньше! Каково, а? Совсем, надо
полагать, мальчишка. Псевдоним настолько претенциозен, что трогательно
даже". Живо представилось:
раннее утро, автор ставит последнюю точку, обводит комнату затуманенным
взором, лишь теперь замечает ненужность света настольной лампы... Он,
несомненно, пишет по ночам, в таком возрасте литератору лестно называть себя
"совой". Придирчиво перечитывает рукопись и, какой бы она ни была на самом
деле, говорит себе с приличествующей автору скромностью:
"А что? Не так уж скверно... По крайней мере - необычно". С трудом
дождавшись начала дня, спускается по лестнице. Непременно пешком, заставляя
себя - вопреки нетерпению и одновременно свойственной юности лени -
пренебречь лифтом. Потому что, как ни тянул, вышел все-таки слишком рано; и
редакция еще не работает, н почта - коль скоро, из застенчивости, решил
писать рукопись письмом - закрыта.
Хмурое редакторское лицо смягчилось. Господи, сколько авторов перевидал
он на своем веку! В отличие от "братьев меньших" человек не умеет
удовлетворяться отпущенными природой средствами самовыражения. Он одержим
потребностью высказать свое способами, которые создали эволюция плюс
технический прогресс... Редактору приходилось иметь дело и с графоманами, и
с подлинными талантами, к сожалению, как известно, не умеющими обычно за
себя постоять, и с агрессивными бездарностями. В конечном счете - если
отбросить особо тяжелые случаи - он даже к представителям последней
категории относился сочувственно, хотя называл их неприязненно "танками".
Рассуждал так: разумеется, и среди пишущих встречаются разные штучки (не
говоря уже об анонимщиках-клеветниках и прочих мерзавцах) - например,
карьеристы, самодовольные наглецы, - и тем не менее есть в них нечто
трогательное, ибо самый малоэффективный, тернистый путь к успеху выбрали...
Ладно, добродушно сказал он Радию Кварку, будем надеяться, тебе повезет
больше других. Вложив в ладони усталое нервное лицо, принялся читать дальше.
Рассказ был слишком велик - тоже свидетельство неопытности автора; если
печатать его в первозданном виде и объеме, то всех четырех газетных полос не
хватит. Вряд ли, впрочем, могла зайти речь об опубликовании "Троянского
коня". Не потому, что рукопись нуждалась в серьезной доработке, была "сырой"
- это дело поправимое, - в силу иных причин, весомых, трудно устранимых
препятствий... Однако возникшая поначалу законная досада на заведующего
отделом литературы и искусства, почему-то не решившего судьбу рассказа
самолично, скоро исчезла. На первых порах посмеиваясь, все больше увлекаясь,
он прочитал все. По обыкновению газетчиков- профессионалов, покончив с
очередной страницей, редактор, не переворачивая, подкладывал ее под
остальные, и, когда чтение было завершено, страницы расположились в исходном
порядке, словно предлагая начать с начала.
Он так и поступил, только прежде поднялся, смешно воздел вверх и в
стороны длинные худые руки, изо всех сил, от души потянулся, шагнул к
высокому под низким потолком окну, толкнул; крутнувшись на оси, окно
распахнулось. Издательский корпус стоял в возвышенной части города, к тому
же одиннадцатый этаж, - и на табачный угар набросился почти свежий здесь,
вверху, воздух зарождающейся ночи. Легче стало дышать, и на сердце
полегчало; а еще раньше па настроение ухитрился с необъяснимой
благотворностью повлиять Радий Кварк. Озадаченно отметив и признав
неоспоримость последнего факта, редактор охватил взглядом заоконную панораму.
Большой, особенно за последние полтора-два десятилетия разросшийся город
исподволь, как человек, высвобождался из тисков напряженного ритма недели и
лишь на исходе первого выходного дня научился отдыхать. Сейчас он
умиротворенно нежился под освежающим душем из легкомысленных вечерних огней,
обрывков льющихся из окон мелодий, расслабленно-неторопливого, тем самым
контрастирующего с нервозным дневным, шелеста автомобильных шин, из
смутного, приглушенного шепота дождя, каплями в котором были людские голоса.
Смазанное на горизонте электрическое зарево кощунственно обесцвечивало живой
блеск звезд - нонсенс, неприятный парадокс, иллюстрация жалкой искаженности
нашего мировосприятия... Прислушавшись к грустному умозаключению, редактор
взглянул на звезды пристальнее, внимательнее, даже запрокинул голову, - и,
освобожденные от подавляющего эффекта искусственных световых помех, они
ожили, сделались крупнее, заблистали ярко, чисто, свежо... "А ведь черт
знает, что там на самом деле!" - с давно не напоминавшей о себе юношеской
горячностью мысленно воскликнул он. Вернулся к столу и начал читать рассказ
с начала. Вот что в нем было.
Город Утилиборг не случайно носил свое серое, как груда старого тряпья,
имя. Его обитателей не интересовало ничто, кроме наживы, стремления
разбогатеть, желания иметь побольше вещей - в широком смысле этого самого
дорогого их сердцу слова; а те, что уже были богаты, старались заполучить
еще больше. Все окружающее они воспринимали с одной точки зрения:
нельзя ли тут чем-либо поживиться?.. Латинское "utilitas" переводится как
"польза", "выгода".
Утилиборжцы беззастенчиво обманывали приезжих, имевших глупость их
посетить, а когда сами бывали в гостях, то ловко обирали доверчивых
гостеприимных хозяев; подсовывали заведомую дрянь, отправляя товары почтой,
и норовили всучить фальшивые деньги за хорошие, добротные вещи, которые
присылались в город по их заявкам. Если в силу каких-нибудь обстоятельств
временно было невозможно обмануть чужого, они обманывали друг друга. Но
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг