пока еще могут пальцы держать молоток.
И он принялся в третий раз за свою работу, выбрав место в стене
недалеко от угла. Он весь как-то сжался, стиснул зубы и, не оглядываясь
назад, наносил удары. Они падали один за другим частые, гулкие, упорные,
под ними сыпалась белая и красная пыль, и отчетливо слышно было ее
шуршание в напряженной тишине, становившейся с каждой минутой
непереносимее. Он бил по стене с остервенением, шепча проклятия сквозь
стиснутые зубы, борясь гулом ударов с пугающим молчанием. Он уже потерял
сознание времени в этом неустанном напряжении, когда снова шум под ногами
заставил его взглянуть вниз.
Это крысы бегали от угла к табурету. Газ поднялся до уровня стола и,
обжигая их, полз клочьями по его поверхности.
Штеккер опустил руки и только теперь почувствовал, насколько он утомлен
и разбит этой лихорадочной работой. Все тело было в поту, мокрые волосы
падали на глаза, пальцы дрожали от напряжения и еле держали молоток.
Сердце стучало больными толчками, легким не хватало воздуху. Он машинально
следил глазами за суетой загнанных животных и вдруг вздрогнул. Крысы
остановились у табурета и, подгоняемые болью, начали карабкаться по
деревянным ножкам. Еще секунда, и одна из них, цепляясь за костюм, стала
взбираться по ногам, по туловищу...
Штеккер закричал от страха и отвращения. Он оторвал от себя крысу и
швырнул в угол комнаты, потом ногой стал сбивать второе животное. Табурет
качался и грозил каждую секунду опрокинуться. Наконец ударом носка он
подбросил крысу в воздух...
Штеккер облокотился об угол стены, задыхаясь и дрожа. Силы его
покидали.
Продолжать работу дальше? Поздно... Газ настигнет его раньше, чем он
сделает половину дела. К тому же он чувствовал, что не может двинуть
рукой.
И вдруг случилось что-то новое, что он даже не сразу понял: свет
погас...
В этом тоже виноват был газ, нарушивший где-нибудь неплотный контакт.
Штеккер стоял неподвижно на своем шатком убежище, оглушенный ужасом
случившегося.
Теперь он не мог даже видеть, как подбирается к нему то неумолимое, что
колышется где-то тут, под ногами, - близко ли, далеко ли, он не мог теперь
этого знать. Подымается ли оно? А может быть, остановилось? Может быть,
волна начала спадать и возможно еще спасение?
Штеккер вспомнил о спичках. Осторожно, стараясь не выронить маленькую
коробку, он вытащил ее из кармана и дрожащими пальцами пересчитал
деревянные палочки. Их было только три, три вспышки света в хаосе тьмы. И
сейчас же, не в силах сдержать непреодолимое желание взглянуть вниз, он
зажег, одну из них. Вспыхнул желтоватый огонек, но то, что он выхватил из
мрака, было смутно и неясно. Спичка, обжигая пальцы, погасла. И тьма
вокруг снова сомкнулась плотной завесой.
Теперь мыслей в голове уже не было. Оставался слепой инстинкт,
заставлявший бороться за жизнь до последней возможности. Он снова сжал в
кулаке рукоятку молотка, которую не выпускал все это время, нащупал
пальцами левой руки сделанную в стене выбоину и уже вслепую, почти
наудачу, стал долбить каменную стенку, останавливаясь только временами,
чтобы перевести дыхание. В горле пересохло, в голове стучало, перед
глазами метались огненные вихри. А он все стучал, стучал, не думая ни о
чем. Но это не могло продолжаться без конца. Удары становились все слабее,
падали наудачу, пальцы дрожали. И вот, наконец, при сильном косом толчке
заостренный конец соскользнул по неровной поверхности, и молоток,
вырвавшись из руки, упал в темноту. Наступившую тишину прорезал дикий, уже
почти нечеловеческий крик:
- Спасите! Спасите!
Как бы в ответ внизу раздался бой часов. Прозвучало двенадцать ударов.
Круг неизбежности замкнулся. Впереди оставалась смерть, но когда? А
может быть, проклятое облако остановилось и уже оседает вниз? Ничто не
говорило больше о приближении или удалении невидимого врага. Ни звука, ни
искорки, ни запаха - вероятно, притупившееся чувство перестало
воспринимать его.
Жгучая боль в ступнях пронизала его до глубочайших извилин мозга.
Конец? Яд захватил его последнее убежище!
Он вытащил из кармана спички и дрожащими пальцами попытался зажечь одну
из них. От неуверенных ли движений или от сырости она вспыхнула мгновенно
слабой искоркой и погасла, ничего не осветив. Не раздумывая, он схватил
последнюю и чиркнул по коробке. Спичка загорелась, и снова бледный огонек
осветил темный угол... Штеккер нагнулся, лихорадочно глядя вниз. Табурет
торчал еще одиноким островом в багровом море - боль обманула его приступом
от старого ожога. Но туча поднималась.
Спичка погасла - последняя. Бороться дальше было бесполезно. Он
скорчился на табурете и глядел воспаленными глазами в темноту. Кто-то
сказал вдруг почти рядом насмешливым голосом: - Страдания единиц и даже
миллионов единиц не принимаются в расчет на весах истории...
Он испуганно оглянулся, будто ожидая кого-то увидеть в мертвом хаосе,
потом вспомнил: ведь это его собственные слова, сказанные вчера Гейслеру.
Вчера? Или тысячу лет назад? Когда все это началось?
Мутный образ пятном выдвинулся из темноты. Он вгляделся: крысиная
голова, неестественно большая, с оскалом зубов в разинутом рту. Он
отмахнулся - пятно потонуло во мраке. Кто-то вздохнул за спиною и тронул
его влажной ладонью... Он закричал еще раз таким жалобным, совсем звериным
криком. Мрак наполнился невнятными шорохами, вздохами, движением смутных
контуров.
Теперь Гейслер говорил откуда-то из дальнего угла:
- Попробуйте поставить себя на место тех сотен тысяч, которых будут
травить вашими газами...
Потом наступил хаос и забвение.
Только к вечеру следующего дня лаборатория была очищена от газов. Краны
у баллонов с газом оказались отвернуты; служитель, заменявший старого
Густава, исчез.
Розыски показали след его в направлении французской границы,
гостеприимно открывшей свои объятия тому, кто впоследствии, при тщательном
расследовании, оказался офицером французского генерального штаба.
В верхней комнате на столе, подле табурета, лежал человек с совершенно
седыми волосами и выражением непередаваемого ужаса в остекленевших глазах.
Тело его было не тронуто ожогами, кроме нижней части ног. Очевидно, он
упал на стол после того, как движение облака прекратилось и газ осел вниз,
просачиваясь в наружные щели.
В куче мусора, подле головы человека лежал молоток и пустая коробка
из-под спичек. На полу, изуродованные ядом, валялись трупы двух крыс.
Это было все. Штеккера хоронили через три дня с большой
торжественностью. Говорились речи, центром которых была мучительная смерть
на научном посту.
Гейслер слушал эти слова и думал упорно о своем, о том времени, когда
безумие человечества останется в далеком прошлом и история развернет новую
страницу, о которой сейчас мечтают и упрямые фантазеры, и люди крепкой
воли, идущие к далекой, но неизбежной цели.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 31.08.2001 19:39
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг