мокрую рубашку к голове. Боль постепенно утихла, но шишка осталась
громадная, и еще я догадывался, что принцесса увидит меня с безобразным
кровоподтеком.
Ланзерот, вернувшись, взглянул в мою сторону недобро, поморщился. Я
слышал, как он велел Бернарду:
- Все, от повозки больше ни на шаг. Бернард возразил:
- Да это случайные бродяги!.. Увидели, что нас двое, решили поживиться.
Это не люди Той Стороны, точно!.. Даже Дик вон сумел двоих заломать голыми
руками. Странный он у нас...
- Это не люди Тьмы, - согласился Ланзерот. - Но они прекрасно понимают,
что перехватить нас вслепую - это искать иголку в стоге сена. Зато могли
нанять десятка два разбойничьих шаек. Вообще пустить слух, что везем
несметные сокровища! И сообщить наши приметы.
Бернард сказал бодро:
- Побьем. Но ты прав, рука устанет всех... Да и след потянется...
- А кого-то могут все же ранить или убить, - закончил Ланзерот жестко. -
Тем временем настоящие враги нападут на след... Так что, Бернард, давай
лучше считать, что нападали не случайные разбойники.
Бернард поднялся.
- Ладно, - ответил он со вздохом. - Господи, и это в мирных землях!.. А
что за перевалом?
Я с похолодевшим сердцем смотрел вслед. Что я странный - нехорошо.
Сплоховал. Ведь я по своему статусу должен был броситься первым
расседлывать коней, таскать хворост, стараться услужить господам, а я
сразу в ручей плескаться, как будто это я принцесса.
Да тут и принцессы моются только по большим праздникам. Хуже того, никто
мне ничего не сказал. Как будто и они считают меня казачком-то засланным.
Причем паршиво засланным.
Я пугливо взглянул в сторону тел. Рудольф, явившись первым, быстро оттащил
всех в ближайшую низинку, забросал хворостом. Остались только широкие лужи
крови, но даже принцесса не обращала на них внимания.
Понятно, эти повозочники - вроде элитных коммандос, а разбойнички - это
первогодки, нет, даже куча подвыпивших слесарей, у которых вообще не
бывает шансов против профи. Вообще, если вспомнить всех этих Ахиллов,
Зигфридов, Добрынь, Сосланов и прочих пандавов, то получается, что и тогда
были элитные войска и простые, были герои для особо важных заданий и герои
попроще, вроде нынешнего ОМОНа.
Но и я, гм... Мое счастье, что здесь до акселерации еще века. Даже вожак,
самый крупный из разбойников, ниже меня на голову, а весит не больше двух
пудов. Скорее, меньше. А во мне все-таки восемьдесят пять кило. Не
мускулов, я ж не спортсмен, но и не жира.
Я смывал кровь и слюни с одежды, но трясло меня не от ледяной воды.
Хорошо, что оставят в мирной деревне, как только минуем земли герцога...
Пожалуй, уже миновали, здесь королевства не крупнее московского
микрорайона, но лучше пройти земли и его друзей-соседей.
Бернард у костра чинил седло. Под его весом оно вообще могло превратиться
в желе, но пока лишь обрело форму лепешки. Коровьей.
- Спасибо, - сказал я. - Как ты понял, что они... не передумали?
Он хмыкнул, глаза неотрывно следили за стежками крупной иголки. Помню, у
нас их зовут цыганскими.
- Дик, - ответил он благодушно, - ты жил хоть не в тесном каменном городе,
а в малой деревне, так ведь? Но ты все равно глух и слеп. Ты не видишь,
что вон там в кустах затаилась лиса... Боится нас, но уйти не может, под
веткой лисенок, еще дурной, не понимает, что надо сидеть тихо. Прямо под
нами крот наткнулся на корни, грызет... Толстый крот, матерый! Слева
косуля, не слышишь? Если пойти по запаху, то через сотню шагов наступишь
ей на голову - спит в кустах, набегалась. А не чувствуешь, какие летучие
мыши над головами? Не мыши - коровы с крыльями!
Я прислушался, но едва-едва уловил какой-то странный хруст, что никак не
мог быть шелестом кожистых крыльев.
Бернард усмехнулся.
- Жуку не повезло.
Глава 6
Мы тащились день за днем, избегая стычек, но когда избежать не удавалось,
забрасывали ветками трупы и ехали дальше. Иногда священнику удавалось
настоять, чтобы хоронили "по-христиански". То есть в земле рыли могилу,
священник читал что-то из своей книги, мы все бросали по горсти земли в
яму на трупы, как будто прощались с родственниками.
Меня однажды сильно поцарапало, но, оказывается, принцесса умеет врачевать
весьма и весьма, как сказали бы у нас, нетрадиционными способами.
Приложила к ране ладони, пошептала что-то совсем не церковное, кровь
отхлынула от ее лица, а голос потерял звонкость, но, когда убрала пальцы,
на месте косого пореза остался багровый шрам.
Бернард на всякий случай сказал мне строго, чтобы я ничего такого не
думал, священник тоже умеет точно так же, а это значит, что у принцессы
это умение с учением церкви ничуть не расходится.
В начале второй недели на горизонте выступила горная цепь. Разрасталась
очень медленно, но все же пошла вширь, на вершинах днем наблюдался блеск,
будто нас рассматривали в бинокли. Снежные шапки, сказал я себе. Всего
лишь снежные шапки.
А мы пока что двигались по редкой красоты долине. Деревья гнулись под
тяжестью плодов, в ручьях и озерах было тесно от рыбы, а дорогу то и дело
пересекали стада оленей, свиней, коз. В кустарниках гнездились оравы птиц,
толстые гуси безбоязненно переходили дорогу прямо перед конскими копытами.
Я в восторге смотрел по сторонам, в зоопарке такое не увидишь, но Бернард
хмурился. Я видел, как он нюхает воздух, вскоре и сам уловил запах гари.
Ланзерот, конечно же, впереди, на вершине пологого холма придержал коня,
выбирая дорогу, махнул рукой.
За лесом поднимались столбы дыма. У меня стиснуло сердце, будто я
временами переставал быть человеком третьего тысячелетия, который в
городских новостях видит репортажи с места событий, где разбиваются
машины, из груд металла выволакивают окровавленные тела, из горящих домов
выпрыгивают люди и на глазах зевак разбиваются об асфальт...
Миновали лес, взгляду открылось зеленое поле. Пшеница еще не созрела,
пожар коснулся только с краю, но на месте домов чернели головешки и
развалины очагов. Я робко предложил проехать прямо через деревню, вдруг да
поможем чем - то погорельцам, хоть мы и не МЧС, на что Бернард посмотрел
хмуро, спросил:
- Ты что, совсем дурак?
- Н-не знаю, - ответил я растерянно. Но даже с дороги, что вела мимо
деревни, я увидел такое, что горло перехватило: между домами, а то и прямо
в черной золе развалин - трупы, трупы, трупы. Почти со всех сорвана
одежда, видать, разбойники, такие же бедные или же уцелевшие крестьяне,
собирали все, что могли.
Я не мог видеть даже на расстоянии обнаженные тела, отворачивался. В кино,
играх и даже в городской хронике все выглядит красивее или незначительнее.
Из повозки высунулся священник, прокричал:
- Мы поступаем не по-христиански!
- Господь нас простит, - ответил Ланзерот благочестиво и осенил себя
крестным знамением.
- Мы должны остановиться! - крикнул священник. - И похоронить!
Повозку немилосердно трясло, он ухватился обеими руками за края и даже
уперся лбом, чтобы не вывалиться. Лицо было обозленное и жалкое.
- У нас есть другой долг, - отрезал Ланзерот. Остальные промолчали, только
Бернард буркнул:
- Они уже мертвы. Там лишь бренная плоть. Души либо в аду, либо в
чистилище. Вон даже Дик согласен... Дик, ты что молчишь? Или ты язычник?
Я сказал торопливо, понимая, какое для них это имеет значение:
- Нет! Какой из меня язычник...
- Да сейчас уже трудно понять, - ответил Бернард непонятно, - кто есть кто
на этом свете.
На привалах я первым бросался собирать хворост, а потом мы все ели жареное
на углях мясо. Только священник, как я заметил, никогда не подходил к
костру, не сидел, завороженно глядя в огонь, не подбрасывал хворост, не
тыкал прутиком в багровые угли, заставляя искры с веселым треском
устремляться к небу. Перед сном он обычно сидел у повозки и, упершись
спиной в тележное колесо, читал толстую потрепанную книгу, пока не
наступала ночная тьма.
Я, помня, что человек с улыбкой нравится всем, часто улыбался, делал лицо
открытым и бесхитростным, даже угрюмый Бернард в конце концов подобрел и
удостаивал меня коротких бесед, но священник при очередном контакте на
привале уперся в меня твердым и острым, как наконечник рыцарского копья,
взглядом.
- Изыди!.. Их ты обманул, но меня не обманешь! Твоя душа подобна колодцу,
наполненному гадами! Я передернулся, спросил жалко:
- Так уж и гадами...Что там - тьма?
Он отодвинулся брезгливо, забормотал молитву, осенил меня крестом, а когда
заговорил, я уже видел, что он ни за что не переступит черту, разделяющую
нас:
- Бездна тьмущей тьмы... Провалы ада, леденящее поле отчаяния... и клубки
змей, отвратительных гадов, всевозможной скверны и мерзости!
Я пробормотал:
- Святой отец, это чересчур образно. Но он так махал руками и непрестанно
молился, что я повесил голову и вернулся к костру. Совсем недавно считали,
а здесь и сейчас явно считают, что к спящим в поле в рот может заползти
ящерица или мышь, в желудке вывести потомство. Или даже заберется змея и
выведет змеенышей. Думаю, это кто-то придумал специально для храпунов,
спящих с открытыми ртами, а потом привилось и выросло в стойкое поверье.
Но в этом случае священник говорит о душе. О Фрейде старик не знает, тем
более - про атомарную структуру всего сущего, в том числе и души, если это
понятие в самом деле имеет под собой некую почву.
Символисты, мелькнуло в голове. В средние века мыслили и даже видели
символами. Я сам встречал в школьном музее серьезные карты для моряков,
где ветры изображены в виде толстых морд с надутыми щеками, север и юг -
свирепого вида дядями, только северный - с сосульками на бороде и усах, а
южный - смуглый и кудрявый с золотой серьгой в ухе... Мою душу отшельник
воспринял в виде колодца, но вообще-то как в воду глядел: я в самом деле
чувствую там бездны мрака, отчаяния, там ледяные просторы космоса, что вне
меня и внутри меня, там грызущие меня изнутри ядовитые гады, а также
пауки, скорпионы и прочие жуки-дровосеки, которых отшельник не рассмотрел
из-за слабости зрения, ибо этот мир не знает даже очков, не говоря уж про
контактные линзы или коррекцию по Федорову.
Я спал как убитый, но среди ночи раздался скрежещущий звук. Я проснулся,
весь дрожа, сердце колотилось часто-часто. Несмотря на холодную ночь, пот
выступил на лбу.
Перед костром, освещенная красным пламенем, стояла долговязая фигура. Обе
руки вскинуты к темному небу, в одной зажато нечто сверкающее. Я суетливо
протер глаза.
Скрежещущий звук раздался громче, я вслушался, это всего лишь был вопль
нашего священника:
- Вставайте!.. Вставайте все!.. Я чувствую... приближается беда!
Мать, мать, мать, выговорил я злобно в духе поручика Ржевского, только с
большим чувством. Новость, видите ли, - беда! Да мы завязли в этой беде,
как в СМИ. Тоже мне, пророк...
Но из темноты появлялись и тут же пропадали люди с таким же холодным
блеском в глазах, на руках и на теле. Но только они обвешаны совсем не
крестами.
И вот я уже снова в седле, всматриваюсь, вслушиваюсь. Бернард обронил, что
эти земли отвоевали у нечисти всего лет сто назад. Я почти видел, как это
происходило. Семья отважных переселенцев двигалась при свете солнца, на
ночь отгораживаясь заклятиями и святыми молитвами, отыскивала хорошую
землю, спешно строила укрепления, засеки, рвы...
Одной семье с такой работой не управиться, потому двигались обычно
группами, вместе строили защиту от нечисти, а уж потом рубили дома,
распахивали земли под пашни, переносили свои укрепления дальше, чтобы
обезопасить пастбища, луга. В эти времена приходилось отбиваться от мелких
бесов, от слабой погани и нежити, а когда забредал какой странствующий
гоблин, он не мог устоять против дюжины решительных мужиков, которые,
кроме вил и кос, умели прекрасно управляться с боевыми топорами и мечами.
А тем временем пашни давали прекрасное зерно, коровы приносили по два
теленка, а поселенцы то один, то другой находили клады. Кое-кто сразу же
установил торговые отношения с местным народцем гномов или горных
рудокопов, быстро обрастал золотишком, щеголял с драгоценными камнями на
лопате, а эти камни могли б украсить королевскую сокровищницу.
Слухи о найденных богатствах доходили до старых мест, и вот уже новые
поселенцы двигались на богатые земли. Деревня разрасталась в село, а то и
в город. А вот такая добыча привлекала нечисть покрупнее и помощнее.
Появлялись огры, баньши, а то и драконы. Город вынужден искать новые
средства защиты, да и самому нужен простор, простор...
Я смотрел на остатки земляных валов, на полузасыпанные ветром исполинские
рвы. Там на глубине в два-три роста явно захоронены остриями кверху
обломки кос. Раньше они в самом деле блестели при лунном свете, и горе
тому великану, что пробовал подойти к городской стене... А вот там что-то
блестит, словно на камне пробовала расцвести белая ромашка... Явно
арбалетная стрела с серебряным наконечником ударила с такой силой, что
мягкий металл расплескало, словно птичье яйцо. Чуть дальше каменный остов
часовни, кто же поставит на отшибе, еще дальше - следы от сгнившей
сторожевой будки.
То и дело под копытами хрустят кости. Я присмотрелся, по большей части -
человеческие. Целых мало, на многих следы топоров, мечей, молотов. Я
горько усмехнулся, покосился на Бернарда, но смолчал. Нечисть, как я
слышал, орудует зубами да когтями. Иногда еще колдовать умеет, морок
напускать, ядом да всякими чарами пользуется, но когда я вижу следы от
рыцарского меча, то не надо мне про нечисть с окровавленными клыками.
Знаем мы эту нечисть.
Несмотря на то, что все на конях, двигались мы со скоростью пешеходов.
Очень неторопливых пешеходов. Раньше мне казалось, что если уж конь, то
обязательно в галоп, ветер навстречу, раздирает рот и выдирает волосы,
грохот копыт и летящий горизонт навстречу.
Ехали шагом из-за повозки. Волы вскачь не обучены, да и сами кони, как
вскоре я вспомнил, намного слабее человека даже в беге. Человек и быстрее
коня, и намного выносливее, как показали первые Олимпийские игры, когда
бегунов послали сопровождать всадников на отборных конях, но те вскоре
захрапели и отстали от бегунов.
Я сперва опасливо вертел головой, на таких черепах, как мы, только зайцы
не станут охотиться, нас перехватить - раз плюнуть, потом вспомнил, что
противники тоже не на "шестисотых" "мерсах", в этом мире у всех у нас
одинаковые мечи и одинаково скоростные кони, так что шансы равны, если не
считать, что противника просто побольше.
Я еще не знал, насколько жестоко я ошибаюсь.
Повозка тащилась медленно, оставляя глубокие следы. Я уже овладел рысью,
даже при полном галопе умел управлять конем одними коленями, учился кидать
в воздух топор и ловить за рукоять. Ланзерот смотрел равнодушно, Бернард
бросал одобрительные замечания типа: "Бросай выше!", "Скачи быстрее!" Еще
чуть-чуть, и услышу что-то вроде: бери больше - кидай дальше, а пока летит
- отдыхай вволю, но больше всего мне хотелось, понятно, чтобы мою удаль
заметила принцесса.
Дорога вышла из леса и долго тянулась вдоль опушки. С другой стороны
вместо зеленого поля на этот раз раскинулись виноградники. Домиков я не
углядел, везде только ровные зеленые холмики виноградных лоз, где из-за
листьев то и дело выглядывают крупные гроздья.
Ехали почти до вечера, и все время тянулись эти ряды виноградных лоз, но
нигде не было видно сборщиков винограда, телег с наполненными корзинами,
нет винодавилен, винокурен, сараев с огромными сорокаведерными бочками...
Потом увидели, как из-за ближнего леса поднимается черный дым. Совсем
недавно никакого дыма, значит, загорелось только что. Ланзерот повернул
коня, Бернард выхватил топор, прокричал:
- Асмер, Рудольф! От повозки - ни шагу! Я толкнул коня пятками в бока, ибо
шпоры в этих мирах, я слышал, полагаются только рыцарям, в ушах засвистел
ветер, но сам я держался за спинами блещущих железом Ланзерота и Бернарда.
Зверь подо мной чересчур боевой, я же в драку не рвусь.
Деревья ушли в сторону. На той стороне рощи горели повозки переселенцев,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг