монахам или рядовым священникам нельзя касаться этих тем. Даже думать
запрещено. Воля простых людей недостаточно сильна, но мы, высшие иерархи
церкви, словом, как ни страшно это звучит, но вера и магия творят чудеса
одинаково.
Священник за креслом дернулся, торопливо осенил себя крестным знамением.
- Как? - воскликнул я. - Но если такое возможно... Если это в самом деле
так...
Епископ чуть приподнял ладонь, я послушно умолк.
- Но есть большая разница, - сказал он негромко, однако каждое слово
падало, словно гиря на чашу весов. - Магия - это набор заклинаний,
послушно срабатывающих в любых руках. Как в подлых, так и не подлых. В то
же время чудеса, сотворенные сильной верой, доступны только чистым и
честным людям. Заметил, в чем разница?
Я подумал, пробормотал:
- Магия проще, доступнее. Магами и колдунами можно населить весь мир. А
вот насчет веры... Он слабо кивнул.
- Ты уловил суть, хотя и смутно. Ты говорил, что магия не может быть
плохой или хорошей, все зависит от рук, в которых находится.
Я кивнул в ответ, хотя что-то не помнил, чтобы я говорил эти слова именно
ему.
- Магия в плохих руках опасна слишком для многих, - произнес он с усилием.
Из-за дальней портьеры появился еще один монах, подал в серебряном кубке
красноватую жидкость. Епископ отпил, сказал чуть окрепшим голосом: - В то
время как чудеса, совершаемые верой, никогда не причиняют вреда. Такой
человек никогда даже не подумает, к примеру, стать властелином мира...
Сама мысль о таком - смертный грех! Никогда с помощью чуда не совратит
жену ближнего, не обидит соседа. Понимаешь? Если даже такая мысль мелькнет
в голове праведника, он тут же потеряет способность творить чудеса!
Я молчал, это было ошеломляюще сложно и в то же время щемяще правильно, но
только слишком правильно, нежизненно правильно, будто здесь прошли через
такие ужасы, что теперь идет полное искоренение магии, магов, колдунов,
всего волшебного лишь из страха, что среди великого множества чародеев
может оказаться один с дурными наклонностями.
- Есть прямая пропорциональная зависимость, - предположил я, - между
степенью святости и радиусом действия чуда? Или его мощи?
Он подумал, сказал осторожно:
- Слова твои странны и темны. Но, кажется, я улавливаю суть. Да, подвижник
обретает возможность творить чудеса. Святой человек способен совершать
великие чудеса! И чем он святее...
Он умолк, глаза закрылись. Я терпеливо ждал. Этот мудрый старик стар,
очень стар. Во время нашего разговора два-три раза забывался, а то и вовсе
терял сознание. Я терпеливо ждал, ибо передо мной был настоящий титан, а
такие так просто из жизни не уходят. И ни один разговор не оставляют
незавершенным.
Он очнулся, сказал слабо:
- Надо добыть доспехи.
- Чьи?
Епископ пожевал губами, глаза все еще оставались закрытыми. Я подумал, что
он уже забыл, с кем говорит, продолжает разговор с кем-то другим, кому не
успел сказать что-то важное. Хотел попятиться, но епископ проговорил, не
поднимая красных век, что стали еще толще, как наполненные кровью подушки:
- Доспехи Георгия.
- Кого-кого? - переспросил я. Еще не понял, о ком речь, но по всему телу
пробежала дрожь, а волосы встали дыбом, как в разгар великой грозы. - А
этот Георгий не тот ли...
- Святой Георгий, - ответил он совсем тихо, но глаза медленно открыл. -
Георгий Победоносец, Егорий Храбрый, Юрий Пламенный... Сейчас его называют
по-разному на всяких языках и наречиях, но тогда он был простым офицером в
Риме... Был такой город, столица всех столиц, центр мира, где началось
гниение, где сатана обрел полную власть и лишь немногие чистые души
воспротивились Злу. Георгия казнили лютой смертью, но он остался верен
истине, добру, чести. Теперь он на быстром как молния коне водит небесные
войска против орд демонов. А его старые доспехи остались в Риме, откуда их
выкрали, увезли в наши тогда еще края и спрятали в горном ущелье.
Я удивился, спросил осторожно:
- И что, до сих пор там лежат?
- А что тебя удивляет?
- Ну, не поржавели...
- В те времена железа почти не знали, - пояснил епископ. - Доспехи и даже
оружие делали из меди, а потом из бронзы. Но теперь это не простые
доспехи, ибо прикосновение святого человека преображает даже вещи.
Я покачал головой.
- В это поверить трудно. Господь не дозволяет совершаться чудесам.
Он сказал совсем тихо, я едва расслышал, но в слабом голосе чувствовалась
крепость железа:
- Разве эта крепость не обрела добавочную мощь, когда в нее доставили мощи
святого Тертуллиана? Я возразил:
- Это другое дело!
- Да? - переспросил епископ. - Так вот, на ком будут доспехи святого
Георгия, того не коснется Зло. Более того, он послужит защитой всем
вблизи. А уж как послужит, понимай сам.
Я перевел дыхание, епископ говорит разумно, но явно путает меня с кем-то.
Забыл, как называется это психическое расстройство, но у престарелых это
сплошь и рядом.
- У меня еще другая проблема, - сказал я, переводя разговор. - Дважды я
встречал в этом путешествии человека, - если он человек, - который смущал
мой ум и душу рассказами о тех странах, что захвачены Злом. Но там живут,
как он сказал, - и я почему-то верю, - богаче и счастливее. И мне очень
захотелось побывать в его странах!
Епископ выслушал, лицо постарело еще больше, хотя это трудно было
представить, а мешки под глазами налились жутким лиловым цветом. Я снова
увидел, что говорю с очень старым и очень усталым человеком, которому
довелось принять на плечи больше, чем он в состоянии вынести.
- Тот... прав, - ответил он тихо. Я вскричал испуганно:
- Святой отец! Как можно? Мне чудилось временами, что со мной говорил сам
сатана!
- Так оно и было, - ответил епископ тяжело. - Так оно и было.
- Но как же, - растерялся я. - Как вы можете говорить, что сатана прав?
- Потому что он прав, - сказал епископ надтреснутым голосом. - Разве не
зришь, что в житейском мире верх одерживает тот, кто живет умом, а не
сердцем? Что преуспевает тот, кто отвернулся от бога и принял соблазны
дьявола? Что живущий сердцем смешон?
Я прошептал в ужасе:
- Святой отец, хорошо же ты меня утешил! Так что же делать, если Зло
побеждает в нашем собственном доме?
- Стиснуть зубы, - ответил епископ, - и... держаться. Господь не оставит
нас.
Я уронил голову. Смешным или простоватым выглядеть не хотелось, а такими
смотрятся все, кто старается жить сердцем: чисто, честно, благородно, по -
рыцарски, воздерживаясь от свойственной простолюдинам грубости и похоти.
- Держаться, - повторил я. - А до каких пор? Священник поднял голову. Я
понимал, что он видит: юноша смотрит на него чистыми, честными глазами.
Сказать, что держаться надо всю жизнь, это ужаснет любого. Сказать, что
продержаться надо год - ужаснет такого вот юного, ибо для него год -
вечность, в то время как для него, старого, годы летят, как опадающие по
осени желтые листья.
- Ты видишь, что Зло сильнее, - ответил епископ негромко. - Да и все это
видят. Потому люди слабые, а точнее, простые, охотно становятся на его
сторону. Простые люди всегда ищут сильного, чтобы встать под его руку, под
его защиту. И так было всегда. Но ты не заметил, что, несмотря на свою
беспомощность, непрактичность, неумение приспособиться к жестокостям
жизни, Добро все же побеждает?
Я пробормотал:
- Не понимаю. Как, сталкиваясь с жадностью, похотью, обманами и
предательством, Добро может уцелеть?
Епископ сказал почти властно:
- Укрепись духом, сын мой. Несмотря на все победы Зла во все века и во
всех странах и народах, мы все-таки есть. Ты не можешь не удивиться этому,
ведь Зло безжалостно, и, будь у него силы, оно бы уничтожило как Добро,
Честь, Благородство, Верность, так и самих носителей этих понятий. Подумай
над этим.
Я ощутил холодок, небо распахнулось, я в стотысячную долю секунды успел
поклясться, что выдержу, не сокрушусь под ощущением нечеловеческой мощи, и
звезды разбежались в стороны, в пустоте возник как краеугольный камень
мироздания величественный храм. Стены сложены из массивных глыб серого
гранита, но я прошел сквозь них, как через силовое поле, душа замерла от
ощущения величия места и собственной ничтожности, я успел увидеть
исполненные суровости колонны, поддерживающие свод, высокие окна, похожие
на перевернутые остриями кверху рыцарские щиты... Окна из цветных стекол
чистых тонов: ярко-красные, синие, зеленые и оранжевые, никаких оттенков,
на гладкий паркетный пол падают цветные тени, свод расписан
аллегорическими фигурами, а впереди, по дорожке между рядами простых
деревянных кресел...
Меня выдернуло обратно в тот мир, как рыбу, заглотнувшую крючок. Я схватил
воздуха, сердце бешено колотилось, поперхнулся, ибо новый воздух ни к
чему, видение посетило снова лишь на долю секунды.
Епископ проговорил медленно:
- Сын мой, тебе было видение?
- Если бы я мог понять, - прошептал я, - что я зрел... Слишком огромно...
Отец, как мне вернуться?
Епископ долго думал, голос его прозвучал почти нерешительно:
- Рискну предположить, только предположить, что тебя вызвал в этот мир
именно дьявол. Если хочешь, чтобы я назвал имя, изволь - сам сатана.
Я отшатнулся:
- Но зачем?
- Не знаю... Не знаю. Но одно несомненно... чтобы совершить подобное,
нужна высшая мощь. А она есть только у самого господа бога и... у сатаны.
- Но почему это не дело рук... другой стороны? - спросил я. Я все не мог
назвать бога. - Или кого-то из его ангелов?
Он покачал головой.
- На этот раз не поверишь ты...
- Я готов поверить всему.
- Ты не поверишь, - повторил он, - но у тебя нет...
- Чего нет? Второй головы?
- У тебя нет... ангела-хранителя!
- Ага, - сказал я. - Мне это, правда, уже говорили, но я как-то не особо
тревожился. Я, значит, один-единственный человек на всем белом свете,
который без ангела? А это значит, что я сам какая-то немыслимая гадость.
Он кивнул с убитым видом. В глазах его я читал беспредельную жалость и
сочувствие.
- А как насчет беса? Он покачал головой.
- Можешь не плевать через левое плечо. Там ничего нет. И никого. Я чуть
повеселел.
- Хорошо. То же самое равновесие, только ядерных запасов на обоих плечах
поменьше. Он снова покачал головой.
- Ты не понимаешь? Бес нужен для искушения людей.
Я смотрел в слезящиеся глаза, и вот теперь мне стало страшно.
- Что вы хотите сказать?
- Пока ничего... с определенностью, - ответил он. - Но наши святые мужи
предрекали, что в этом году в мир явится... Антихрист.
В комнату во время нашего разговора то и дело заглядывали священники,
простые монахи, даже рыцари в железе, разве что с непокрытыми головами.
Один священник наконец приблизился, кашлянул деликатно, обращая на себя
внимание. Епископ наконец поднял на него взгляд:
- Что тебе, отец Варлаам?
- Ваше святейшество. В городе ликование, горожане уже заполнили площадь
перед церковью. Если не отворить ворота, их выдавят! Все жаждут увидеть
мощи святого Тертуллиана, прикоснуться к раке, испросить благословения...
Епископ произнес слабо:
- Приходы... оповещены?
- Да, - ответил священник ликующе. - Тайными тропами из города ушли наши
люди с радостной вестью, что отныне сам святой Тертуллиан охраняет
благочестивый Зорр.
Я переступил с ноги на ногу, сделал осторожный шажок назад. За плечами
короля Карла - более современные и понятные мне формации общества. И, как
сказал епископ, именно силы Тьмы выдернули меня в этот мир. А кто
выдернул, тот сможет и задвинуть. Мне надо драпать в земли, занятые Тьмой.
А там поговорить с магами...
Дальняя дверь с грохотом распахнулась. Вошел седой священник в белой
сутане. Длинные волосы падали на плечи, морщинистое лицо застыло.
- Ваше святейшество...
- Что? - спросил епископ слабо.
- Смиренно прошу простить, что я столь бесцеремонно...
- Говорите, отец Гарпаг.
Священник тянул паузу, его тяжелый взгляд прошелся по мне, как асфальтовым
катком. Епископ заколебался, сделал слабое движение пальцами.
- Этот человек... нам не друг, но и не враг. Кем станет... зависит и от
нас тоже. Говорите.
Хрен я стану на чью-то сторону, подумал я зло. Цивилизованному человеку
неча встревать в драки дикарей.
Священник поклонился снова.
- Да, завтра все равно узнают... Ваше преосвященство, у меня язык не
поворачивается... Благородный король Арнольд не успел получить известий о
прибытии святых мощей! Перед угрозой войны и разорения края войсками
жестокого Конрада он поступил как христианин, хоть и не как воин...
Возможно, наша церковь причислит его к лику святых, но рыцари и простые
люди проклинать будут не одно столетие. Он ответил королю Конраду, что
приказывает всем своим баронам, вассалам и всем войскам признать Конрада
правителем. А сам уходит в леса и пещеры, где будет вести скромную жизнь
отшельника и вопрошать господа бога о вечных истинах.
Голос его задрожал, упал до шепота. В глазах заблестела влага. Он вскинул
голову гордо и надменно, но опоздал, слезы уже выкатились, по щекам
пролегли блестящие дорожки. Нижняя челюсть дрожала, он прилагал
нечеловеческие усилия, чтобы не разрыдаться, стоял ровно, смотрел на
епископа, а по мокрым дорожкам все катились и катились капли, повисали на
квадратном подбородке, срывались на грудь.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг