Здесь еще не слыхали о селекции, тем более - о генетике и клонировании...
За огромным тусклым сараем я опустился на землю. Справа и слева огромные
лопухи, слона можно укрыть. Задумался. Считать, что я отъехал или поплыл,
как выражаются любители наркоты, не стоит. У меня такая особенность, что в
большинстве случаев я точно знаю, что сплю и вижу сон, что позволяло во
сне чинить всяческие непотребства. Обычно я летал и заглядывал в окна, а
когда видел молодую женщину, то бросался на нее, зная, что все
безнаказанно, стоит лишь проснуться...
Но сейчас все реально, четко, зримо. Я в этом мире. Как попал - сдвиг ли в
пространстве или же чья-то злая воля сюда перебросила - это другое дело. С
этим надо разобраться, но это потом. А пока что надо понять что дальше.
Ясно, оставаться здесь нельзя, а защита, которую мне предложили, пусть на
время, как раз то, что мне нужно.
Похоже, сейчас новолуние, или, как говорила моя бабушка, "месяц
нарождается": небо чистое, масса звезд, но луны нет вовсе. Зато звезды
заливают мир странным трепещущим светом, а мои глаза уже почти привыкли...
Ладно, я насиделся достаточно. Будем считать, что попрощался с плачущей
матерью, угрюмо посасывающим трубочку отцом, а младших братьев и сестер
будить не стал. И вот сейчас я бесшумно выскользнул из дома, чтобы не
увидели соседи, и задами пробираюсь в поле...
Пока шел через поле, различал каждую кротовью норку, но едва ступил в лес,
чернота скрыла все. Я двигался, выставив перед собой руки, но все равно
сучья ухитрялись обогнуть мои растопыренные пальцы и прыгнуть, ткнуть в
лицо.
Из-за деревьев донесся глухой вой, а я почему-то считал, что в таких
благополучных краях последних волков должны бы поистребить. Над головой то
и дело проносились темные тени, закрывая звезды. Я вспомнил ту страшную
тварь, что гналась за принцессой, плечи сами передернулись, а холодная
дрожь пронзила от макушки до пят.
Внезапно из темноты голос проревел насмешливо в самое ухо:
- Куда прешь? Бери левее.
Я узнал грубый голос Бернарда раньше чем в испуге бросился наутек. Тьма со
всех сторон, я в отчаянии пялил глаза, наконец из тьмы прозвучал звонкий
музыкальный голос:
- Дуй прямо. Там костер.
Шагов через пять я едва не влетел в россыпь багровых углей, от которых шел
сильнейший жар. Дно широкой ямы заполняли пурпурные комья, похожие на
рубины с кулак размером, багрово освещали земляные стенки. У костра ни
единого человека, все в тени. Неужели не спят?
Попробовал сидеть перед ямой с углями, показалось глупо, лег, благо воздух
прогретый, а земля сухая и теплая, но сон, понятно, не шел, да я и не звал.
Глаза уже привыкли к сумеркам, а тут еще восточный край неба посветлел, из
тьмы медленно выступили очертания повозки с огромными колесами почти в
рост человека. Кони фыркали и хрустели ветками неподалеку. Еще дальше
белело нечто, похожее на клубы плотного тумана. Оттуда пахнуло животным
теплом, я рассмотрел крупных рогатых быков. Или волов. Один уже поднялся,
медленно поворачивал тяжелую, как башня танка, голову, остальные застыли
огромными белесыми валунами.
Первым из тьмы появился воин, которого называли Рудольфом. Я ощутил на
себе его пристальный взгляд, затем Рудольф ушел в сторону спящих волов, у
костра как из-под земли возник Асмер. Он улыбнулся и молча и загадочно
исчез. В той стороне стукнули копыта. Я приподнялся на локте, Рудольф
пинками поднимал волов. В повозке распахнулся полотняный полог. На землю
неловко слез высокий, сутулый, очень худой человек с неопрятными седыми
волосами, крупной лысиной. Лицо его показалось мне острым, как лезвие
топора, глаза посажены близко к переносице. Нос как клюв, губы тонкие,
злые, кожа желтая. Он сразу закашлялся от свежего утреннего воздуха, на
губах появилась кровавая пена. Даже в слабом рассвете было видно, что лицо
посинело. Но для меня имела значение только его одежда: длинная до земли
сутана или ряса, черная, по которой сразу узнаешь попов, неважно какой
конфессии.
Его острые злые глаза воткнули в меня взгляд с такой силой, что я ощутил
покалывание. Я невольно поднялся, он подошел быстрыми шажками, согнутый,
похожий на коршуна.
- Ты? - сказал он пронзительным голосом. - Это тебя наши недоумки увозят
отсюда? Я поклонился.
- Им виднее.
Он всмотрелся в меня, глаза его расширились. Он побледнел, отступил на
шажок. На лице проступила гримаса страха. Оглянулся, будто ища помощи,
вскрикнул еще визгливее:
- Недоумки! Кого вы пригрели? Подошел Бернард, угрюмо посмотрел на меня,
на священника.
- Отец Совнарол, если бы не он, то принцесса... гм...
Священник заявил громогласно:
- Бывает, лучше погибнуть от когтей Тьмы, чем принять от нее руку помощи!
Бернард поморщился, но посмотрел на меня вопросительно. Появился Ланзерот,
за ним Рудольф. От меня ждали ответа, я переступил с ноги на ногу, жалко
улыбнулся, развел руками:
- Ну какая из меня Тьма? Священник взвизгнул:
- Я вижу!.. Я зрю! Меня не обманешь, прихвостень Сатаны!.) Я зрю за твоей
спиной клубы Тьмы, кривляющиеся рожи бесов, слышу их хохот!..
Принюхайтесь, разве не слышите, слепцы, запах серы и адской смолы? Не
чувствуете дыхание ада?
Бернард и Ланзерот разом перекрестились, а Рудольф еще и пробормотал
молитву. Только Асмер смотрел на меня с сочувствием, но помалкивал. И тут
снова полог отлетел в сторону, из повозки выпрыгнула легко и красиво
принцесса Азаминда.
Сердце мое, окаменевшее уже давно, задрожало жалко, встало на задние
лапки. Сейчас все женщины стремятся быть еще сексуальнее, сексапильнее,
эротичнее, порочнее, откровеннее, натуральнее. Научно-исследовательские
институты ломают головы, фабрики и заводы пашут в три смены, создавая
эротические мази, духи, дезодоранты, а я смотрел на это воплощение
чистоты, грудь моя разорвалась с треском, я чувствовал, как забилось
окровавленное сердце, как ему захотелось служить, подчиняться, быть в
плену этой чистоты и целомудренности.
Она подбежала к нам, лицо раскраснелось, глаза полыхали гневом.
- У меня тоже есть чутье! - сказала она резко. - Да, он какой-то
странный... Но он пришел нам на помощь, не заботясь о себе. И я не думаю,
что это было сделано нарочно, чтобы внедрить в наш отряд... врага!
Священник затрясся, глаза полезли из орбит. Назревала ссора, но Бернард
воздел обе ладони, широкие, как весла галеры, сказал густым медвежьим
голосом:
- Мы этого парня возьмем с собой до ближайшего села, куда не дотянутся
руки Морвента. Это устроит всех?
Священник хрипел в ярости, глаза его испепеляли меня. Ланзерот окинул меня
недоброжелательным взором, но не снизошел до брани, повернулся и пошел в
сторону коней.
Бернард посмотрел ему вслед, сказал торопливо:
- Пора запрягать. Мы что-то задержались. Все, даже принцесса, отправились
к волам, запрягали и взнуздывали коней. Седлали, затягивали на их брюхах
широкие ремни. Я отступил в сторонку, чувствуя себя жалким и ненужным. Я и
в турпоходе не научился ставить палатку, ловить рыбу, варить уху, а здесь
все суетятся слаженно. Все, как муравьи, делают одно общее важное дело.
Неслышно появился Бернард. Буркнул неприветливо:
- Возьми одну из запасных лошадей.
- Ка... какую? - спросил я, запинаясь.
- Да любую, - ответил Бернард. - У наших коней крепкие спины.
К счастью, Асмер помог выбрать крепкого гнедого жеребца, спросил, умею ли
верхом. В голосе звучала такая насмешка, что я, вспыхнув до корней волос,
ответил, что умею, хотя за всю жизнь только дважды взбирался на конские
спины. Больше просто не приходилось. Разве что когда в ту единственную
поездку в подшефный колхоз купали лошадей, даже устраивали гонки, но то
без седла, на мокрых конях, недолго... А сейчас я взобрался на огромного
жеребца, сильного, выносливого, это видно сразу, достаточно только
взглянуть на сухие жилы, тугие мышцы.
В повозку запрягли шесть волов. Ланзерот и Бернард помогали Асмеру и
Рудольфу, но потом те остались с телегой, а Ланзерот и Бернард поехали
впереди. Принцесса исчезла в повозке. Я подумал, что принцессу могла бы
повезти и коза, а шестеро волов - чересчур, но смолчал.
В лесу по обе стороны тропки пошли, отступая за спины, спокойные,
уверенные в себе деревья, не знающие пожаров и топоров дровосеков. За их
спинами белели березки, прижимался к земле темный ельник. Я старался
удержаться в седле, присматривался к своим спасителям. Все в железе,
тяжелом и неудобном. Правда, только Ланзерот в металле от макушки и до
пят, даже на руках не латные рукавицы, а настоящие перчатки, разве что с
внутренней стороны тонкая ткань, иначе хотел бы я посмотреть, как он
удержит меч, а Бернард и Рудольф всего лишь в панцирях, надежно
закрывающих грудь и спины, железо надето поверх кожаных камзолов. Оба в
толстых кожаных штанах, таких же чулках из потертой кожи, даже башмаки
такого же цвета, словно все из одного куска кожи.
И хотя Бернард спас мою шкуру, я его инстинктивно сторонился. У него был
вид человека, который на все перед собой смотрит как на препятствие,
которое нужно повергнуть, сломать, растоптать, а я, человек эпохи
консенсуса, напротив - избегаю конфликтов любой ценой. Ну, не любой, это
так говорится, я все же пока не готов по первому окрику встать в известную
позу и постараться получить удовольствие, но если появится возможность
остаться в стороне, я заранее выберу нишу, втянусь туда и предпочту
наблюдать за событиями на экране ящика в виде репортажа из "горячих точек".
Асмер и в седле постоянно двигался, оглядывался, улыбался, подмигивал,
шевелил бровями, руки его ощупывали пояс, карманы, а на далекий горизонт
он посматривал с таким видом, словно и его готовился ощупать, подправить
линию, где портит горный хребет, заодно смахнуть с неба неряшливых птиц и
по-другому расставить облака.
Я напомнил себе, что здесь нет Интернета, где из шести миллиардов двуногих
могу для общения выбрать самых совпадающих с моим характером и вкусами,
здесь лопай что дают, а не хочешь - подыхай, потому зажал сердце в кулак и
заставил коня догнать Бернарда. Тот не обращал на меня внимания - еще бы,
я ж простолюдин, а он все-таки воин. Не рыцарь, но один из людей
принцессы, а это высокая ступень.
Рыцарь в их отряде только один, но Бернард, Асмер, Рудольф едут с
достоинством благородных лордов. В то же время сэр Ланзерот не гнушается
сам седлать своего коня, осматривать ему копыта. Похоже, вообще не
разделяет работу на благородную и простолюдную, если дело касается коня
или оружия.
Я украдкой всматривался в их посадку, копировал манеру держать поводья
левой рукой, чтобы правая оставалась всегда возле рукояти оружия. Меча не
дали, даже боевой топор не доверили, но Бернард вручил - кинжал из сырого
железа, и я кое-как прицепил его к поясу. Пальцы то и дело сами щупали
рифленую головку, и по телу пробегала странная сладкая дрожь.
Повозка двигалась, похожая на просторный курятник, поставленный на четыре
огромных колеса. Я вообще-то впервые вижу повозку с дощатыми стенками. У
нас телеги и подводы... да что там подводы, даже зимние сани - и то
открыты при любом морозе, а что уж говорить о телегах! Это иногда в
фильмах-вестернах видим фургоны, крытые полотном, похожие на передвижные
парники, но там легкая ткань, а здесь чуть ли не прототип ленинского
броневика.
Настоящий сарай на колесах, даже дверца обычная, сарайная, только ручка
деревянная, все-таки железо в этом мире признак роскоши... За повозкой -
четверо коней, так называемые заводные.
Впереди дорога расширилась, деревья ушли далеко в стороны. Я заставил коня
догнать головную группу. Да, с конем освоился, это проще, чем водить
машину. Правда, машины у меня нет и не было, но друзья давали покрутить
руль, и это получалось. Что еще? Я вообще-то ростом даже ниже среднего, но
здесь почему-то чувствую себя почти гигантом. Правда, если учесть, что
рыцарские доспехи самых видных ричардов с львиными сердцами налезают
сейчас разве что на десятилетних подростков, то понятно, что общая
акселерация в последние сто лет сыграла в мою пользу; При всей анемичности
я все же покрепче большинства жителей этого мира, не знавших витаминов.
И уже начинаю догадываться, что уроки физкультуры в детском садике, в
школе и два года армии тоже что-то дают.
И тут меня пронзила судорога, а волосы встали дыбом. Да, но по небу тогда
неслась чудовищная мышь с кожистыми крыльями метра три в размахе! Ни в
каком средневековье не было таких тварей. А ей хоть и удивились, но лишь
потому, что не туда залетела или не при той погоде. Какое-то странное
средневековье. О нем ничего ни в старых летописях, ни в пыльных
манускриптах, ни в пересказах латинских авторов.
Я тогда воткнул вилы в брюхо совершенно инстинктивно. Ну как бы бросил
палку или камень в бегущую за испуганной девушкой собаку. И так же на
рефлексах оглоблей защищал ее... Девушку, а не собаку, от вооруженных
всадников. И хотя в своем мире вряд ли рискнул бы задраться даже с одним
сопляком, все они обкуренные и нанюханные, ничего не понимают и ничего не
страшатся, но здесь все так необычно, что и я, типичный конформист
двадцать первого века, вел себя необычно. Вернее, обычно для этого мира.
Я решился оторвать руку от повода, пальцы легонько коснулись шеи коня.
- Я тебя люблю, - прошептал я на всякий случай. - Ты сильный и красивый.
Не конь, мелькнула опасливая мысль, а настоящий зверь. Мышцы
перекатываются под гладкой кожей, как валуны, шея толстая, ноги тоже
толстые, но все перевито жилами, а грудь широка, как у самого могучего
быка. Это для коров в этом мире нет селекции, ведь коровы принадлежат
простолюдинам, а вот коней разводят, похоже, в особых конячьих питомниках.
Или конятниках. И скрещивают только медалистов с медалистами.
Дорожка вилась по лесу, ей спешить некуда, волы тащились неспешно,
уверенно, спокойно. Я начал успокаиваться, хотя череп раскалился от
попыток уложить все в нужные ниши. Понять ничего не понял, зато постепенно
ощутил, что сижу на коне почти так же гордо и с достоинством, как
остальные. Правда, конь идет шагом.
Ланзерот на лошади держится, словно вбитый в седло столб из серебра, а вот
Бернард и Рудольф слегка покачиваются, как моряки на палубе, даже не
замечая движения мускулов своих тел. Донесся размеренный голос Бернарда:
- И все-таки можно радоваться. Да-да, радоваться... Даже ликовать.
- Чему? - спросило красно-рыжее лохматое чудовище по имени Рудольф.
- Ты же видишь, под ноги лезет всякая шваль. Рудольф сказал угрюмо:
- Пока что.
- Пока что, - согласился Бернард. - Потом, конечно, пошлют противников
посильнее. Может быть, уже послали. Так что сегодня еще можете спать, как
спят в этом сонном королевстве. Но уже завтра надо держать нос по ветру.
- Завтра еще рано, - возразил Рудольф.
- Ну, послезавтра, - сказал Бернард таким низким голосом, что я ощутил
инфразвуковой удар в барабанные перепонки.
Глава 4
Деревья ушли за спину, мы выехали на простор. Я даже откинулся в седле.
Изумрудно-зеленый мир, иссиня-синий и оранжевый всех оттенков раскинулся
во всей первозданной красе: необъятный и сверкающий. Чистый, нетронутый.
Такого я никогда не видел в родной Москве, когда пару раз выезжал "на
природу" с собутыльниками, и впечатление осталось препоганейшее. В лесах
загажено, под кустами целлофановые пакеты, баночки из-под пива, колы,
серые клочья газеты, обглоданные кости и вообще всякая дрянь, что способен
оставить только человек. И даже когда мы из леса выезжали на так
называемый простор, то и там серо и гадко, а огромные ревущие самосвалы
вываливают мусор прямо на ровную землю, откуда ветер растаскивает его по
всему полю.
Я выпрямился, грудь моя жадно хватала чистый, насыщенный запахом степных
цветов воздух. Хотя и в лесу воздух удивительно чист, но здесь еще и небо,
какого я никогда не видел, и оранжевые облака, заботливо взбитые,
вылепленные в золотые замки, горные склоны, застывшие водопады. А там,
куда солнечные лучи не достигают, там облака искрятся чистейшим снегом
гималайских вершин.
Впереди дорога в сотни миль, десятки ночевок в лесу или во встреченных
деревнях. В одной из них меня и хотят оставить... Здесь благородные не
спрашивают простолюдинов, чего те хотят или на что надеются.
Я вздрогнул, блистающая фигура Ланзерота словно бы начинала вырастать в
размерах. Меня ткнуло лбом в гриву коня, я поспешно натянул повод. Пальцы
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг