Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
стакан водки, но посчитал, что преждевременно. Ни с кем не общался,
политиков не трогал, Чечню не склонял и ни в коем случае не поддерживал
разговоры о сегодняшнем футбольном туре. Сосредоточивал, собирал себя.
  Изнеможение сняло. Надо было идти. А не вставал. Подняло же его с места и
вмиг соображение о том, что на водопой может заглянуть Крейсер Грозный,
призванный в Салон чудес и благодействий для консультаций.
  И вот Шеврикука уже стоял перед домом Тутомлиных.
  Отщелкнув замок, запустил руку в портфель, наволочки были целы,
инструментарий и бинокль тоже.
  Деньги, явившиеся для уплаты за пиво и креветки, легкость и даже веселость
происшедшего с ним и с Совокупеевой были хорошими знаками, побуждавшими
его действовать скоро и с отвагой. Погонявшими его исполнять
предназначенное.
  Прежде он появлялся в доме на Покровке мухой-дрозофилой, пауком,
сплетавшим себе под сводами нижних палат кружевной замок, сегодня же он
почел нужным пребывать в гостях у Тутомлиных любым Шеврикукой, когда
пожелает - видимым, ощутимым, телесным, когда пожелает - невидимым,
невесомым, складным.
  Прибытие в гости к Тутомлиным он позволил себе ступенями парадной
лестницы. Портфель Шеврикуки людям, глазевшим на него, возможно,
мятежно-остающимся (или мечтательно-остающимся?) жильцам, возможно,
арендаторам, объяснял деловую московскую уместность посетителя или даже
его необходимость.
  Номера помещений из заманного дударевского проспекта ко дню смотрин дома
Шеврикука запомнил и заглянул в © 25-27 (граф Сергей Васильевич Тутомлин,
считавший себя виноватым перед убиенными на эшафотах женщинами, позже -
арендатор парка Фонтенбло и основатель яхт-клуба в Париже), в © 12 (граф
Платон Андреевич Тутомлин, отплававший навигатор, патриот картофеля и
устроитель в собственном камине - зимой! - первого в Москве инкубатора на
пятьсот цыплят), в © 21-22 (граф Константин Тутомлин, якобы на спор
поправивший косицу императору Павлу и якобы добывший, опять же на спор,
золотую с бриллиантами табакерку государя. А Илларион? А Илларион-то как
же? Что теперь гадать! Надо было в Гатчине и спросить у Павла Петровича о
табакерке. Но зачем?). Побывал Шеврикука и в © 32-34 (княгиня Мосальская,
принцесса Ноктюрн), и в © 35-36 (графиня Ольга Константиновна Тутомлина, в
восемьдесят семь лет катавшая в Париж за приличными платьями к коронации
Александра II). Поднимался Шеврикука и на чердак, где две ночи в
восемнадцатом году коротал Савинков. Спускался и в комнаты, принимавшие
чернокнижных послушников Якова Брюса. И только потом направился к © 39-43,
связанным со злодейской и распутной жизнью заводчика Бушмелева. Что и
говорить, все тут быльем заросло, и так заросло, и таким быльем, что, если
бы Игорь Константинович Шеврикука был не знаток резаных ударов кривоногого
правого края, а почитатель отечественной старины, он бы достал из кармана
мятый платок и вытер бы влажности под глазами.
  В осмотренных им номерах его заинтересовал камин-инкубатор графа Платона
Андреевича. Каминными ходами, понял Шеврикука, можно было и теперь
выбрести в лабиринт. Но Шеврикука положил себе продвигаться через
Бушмелева. Пусть тот почувствует его, коли имеет возможность, пусть
взволнуется, пусть обозлится, а там посмотрим. К обозлению Бушмелева и
мелкой суете зловредного домового Пелагеича Шеврикука себя приготовил.
  Но в бушмелевских покоях, частью - уже пустых, частью - все еще
разгороженных на коммунальные каморки, Шеврикуку раздосадовав, никто не
проявил к нему ни злобы, ни оборонительных предосторожностей, ни простого
интереса.
  "А вдруг они вчера уже все вынесли?!" - осенило Шеврикуку.
  К камину-инкубатору возвращаться не стоило. По представлениям Шеврикуки он
стоял теперь в одной из спален Бушмелева - парадной. Стены ее когда-то
были обиты красным штофом, а за событиями в алькове с двух портретов
непременно наблюдали император и императрица. Где ныне утомленные
знакомством со страстями и бесстыжествами Бушмелева портреты? Неважно. А
вот где они висели, Шеврикука сообразил. Застыв на минуту,
сосредоточиваясь, обращаясь к силам, приданность коих (а может быть, даже
и преданность?) к себе он уже испытал, он бросил себя в стену, во вмятину,
в пятно, оставленное энергией портрета мужского, и внутри стен, срезая
углы и повороты тайных ходов, стал, винтясь, продвигать себя к лабиринту
графа Федора.
  И продвинул.
  Но продвинул лишь в приемные устройства лабиринта. Три дня назад здесь ему
устроили заграждения и далее не пустили. Теперь же никакого сопротивления
он не ощутил. Ничье неприятие не обволакивало. Это Шеврикуку насторожило.
Ну, конечно, силы... Но и при силах надо было быть осмотрительным. При
силах-то - в пять раз более осмотрительным. Ну ладно, в узилище к Гликерии
он мог позволить себе ринуться дерзко и с вызовом, без оглядки. Да и тогда
это было ребячеством. Будем считать, простительным. Сейчас он был обязан
озадачить силы так, чтобы они были ему не только тараном, средством
внутристенных передвижений, отмычкой, добытчиком, но стали и разведкой,
дозором, охороной, а в случае нужды - и полевым лазаретом.
  Шеврикука и озадачил силы.
  И вступил в лабиринт.
  "Лабиринт шутейный. Для глупых и не умеющих считать. Паутина, сплетенная
лишь с тремя подвохами", - оценил Пэрст-Капсула создание Федора Тутомлина.
  Шеврикука помнил татуировку на плече громилы Епифана-Герасима. Но он отдал
знание силам. И считать Шеврикуке не надо было уметь. В мгновение он
пронесся лабиринтом в коридоры зеркал, за какими и местилась дверь в
подземное укрытие графа Федора.
  Зеркала... "Третий подвох, только и всего. Сверни вправо за угол..."
Возбужденным, будто бы бегущим за троллейбусом в надежде растолкать
очередь и вскочить на подножку, Шеврикука увидел себя в отражениях. Десять
Шеврикук. "Куда они? Куда я? Зачем? Зачем это мне?"
И Шеврикука присел на корточки.
  На самом деле - зачем это ему? Неужели и впрямь нельзя было освободить
Гликерию и облегчить ее участь иным способом? Она просила не задавать
вопросы. Известное дело: не задавай вопросы, если не хочешь услышать
неправду. Но он здесь не из-за одной лишь Гликерии. Из-за чего же? Ради
того, чтобы испытать свои возможности? Пусть будет так. Пусть будет так!
Что же теперь останавливаться, коли ввязался и понесся бесшабашно, с
дерзостью и опять же с веселостью? Пожалуй, веселости Шеврикуке уже
недоставало... Ладно, посчитаем, что третий подвох лабиринта - именно
сомнения в зеркалах. Зачем? Зачем он? Зачем он в этом мире? А так как
ответы на это сыскать было нельзя, следовало отбросить сомнения и свернуть
за угол.
  Что Шеврикука и сделал. И увидел дверь. Раззадорившись, осмелев, распалив
себя шальными надеждами, ударил с разбегу плечом в дверь. И влетел в
укрытие графа Федора.
  Да, не первый он тут был, не первый. И Илларион - не первый. И
Пэрст-Капсула. До них побывало тут множество посетителей, путешественников
и воров. По образованию - англичанин, в зрелые годы - полковник, в
остальные - шалопай, граф Федор устроил лабиринт, а за ним кабинет своего
одиночества, куда не доходили крикливые гуляки, надоеды из суда и, уж
конечно, вовсе не уместные здесь кредиторы. По легенде, в кабинете своего
одиночества граф имел библиотеку и коллекцию восточных диковин, курил
здесь кальян, рассматривал диковины И отгонял сплин с мигренью. Что
сделали варвары с Монплезиром московского повесы! Испохабили, раскурочили,
разворовали. Книжные листы пустили на базары под селедку, из сафьяновых
обложек пошили сапоги, кальяны загнали и пропили, стены исписали
нетленным: "Здесь был..." Как Пэрст-Капсула сумел еще добыть в
погромленном, изувеченном месте перламутровый бинокль? Ловким и зорким,
стало быть, временами оказывался подселенец. А Шеврикука никаких клетей и
чаш не углядел.
  Значит, здесь тупик? И наволочки останутся пустыми?
  Простукивания стен и пола Шеврикуке открытий не принесли. Тупик тупиком.
Но Илларион сказал: чаша есть. Видел ли он ее или знал о ней от приятеля,
не имело значения. Надо было прорываться дальше! А для этого приказал
ужесточить воздействие сил.
  И тотчас же - увидел, ощутил тревогой зазвеневшее - в полу укрытия графа
Федора имелись четыре люка. А в них - четыре клети? "Клети - это вроде бы
кабины шахтных спусков..." - вспомнил Шеврикука. "От синего поворота
третья клеть..." - если не верить Пэрсту-Капсуле. "От синего поворота
третья клеть..." - если верить Иллариону и его мохнатому Брадобрею. Где
он, синий поворот? Чего он, синий поворот? Зеркального коридора лабиринта,
может быть? "Не ищи его, не возвращайся к зеркалам, к третьему подвоху,
иди сюда! - гнала его уверенность. - Вот твой люк! Нажимай пяткой!" Нажал.
И полетел вниз, третьей клетью, охолодел внутри, видел срезы подземных
ходов со скелетами в них, будто ударился, присел, охнул от боли.
Распрямился. Открыл дверцу клети.
  Мраморная чаша. Вот она. Перед ним.
  Бирюзовые камни на дивной, белой с вкраплениями серого, рукояти чаши. Вот
и четвертый сверху. И в нем прорезь.
  Ни о чем не думая и в портфель не глядя, достал оттуда бинокль, энергия в
нем, Шеврикуке, осуществлялась рывками или судорогами, ногтем
указательного повернул бронзовый винт, бинокль распахнулся, перламутровые
башни сошлись основаниями, выщелкнув стальную пластину. Шеврикука ввел
пластину в прорезь камня, повел руку вправо и... "Ну вот, начали
сопротивление, - решил Шеврикука. - А то и огрызаться начнут. Или дадут
отпор взломщику и грабителю". Но снова он не испытывал ни страха", ни тем
более ужаса, и не случилось ни нападения на него, ни отпора ему.
"Напряжение поворота камня тре-бует больших усилий", - дошло до Шеврикуки.
  Но и когда усилия эти были призваны Шеврикукой, он сам вынужден был
кряхтеть, чуть было не потянул предплечье и плечо, но камень поддался,
заскрипел, казалось, начав крушиться и искрить, и потянуло чашу вправо, а
за ней и гранитный монолит, в какой чаша была вправлена, при этом
раздались треск, гром, пыль посыпалась, и Шеврикуке почудилось, что дом
Тутомлиных рушится и падает на него.
  (Ощущения Шеврикуки не были преувеличенными. Дом дернуло, и крепко.
Сопереживали и соседние строения. В Салоне чудес и благодействий в зале
общих операций треснули стекла. Были обеспокоены силовые и градоохраняющие
структуры. Но и пожарные, и борцы с терроризмом признали вызовы ложными.
Даже ученые собаки и те не учуяли присутствия в доме Шеврикуки.)
А Шеврикуку втянуло за гранитный монолит и осадило на пол. Пол был
холодный, каменный. Чаша встала на место, не испугав Шеврикуку. Он
полагал, что она его выпустит. А находился он будто в Золотом фонде
Эрмитажа. Пышно сказано, конечно, но увиденное Шеврикукой, наваленное
беспорядочно или безалаберно, вызвало его уважение.
  Стало быть, якобы разграбленный и опустевший кабинет одиночества графа
Федора - для дураков, а тутомлинские тайники - здесь. И его в них
впустили. То есть это его силы вмяли Шеврикуку сюда. Других - пускай не
пускай, а сами они войти не смогут. И похоже, давно никто не поворачивал
четвертый бирюзовый камень на рукояти чаши. И кто же сунул на телевидении
во множество экранов заросшую рожу мужика с объявлением о синем повороте,
третьей клети, бирюзовом камне? Или этот мужик являлся на экране лишь
перед одним Шеврикукой? А куда ведут другие три люка? А может, есть
достопримечательности на стенах и на потолке кабинета одиночества?
  Но что было сидеть и размышлять на камнях? Тем более холодных. Какое у
него было время? Какое время было у Гликерии? Она ведь прощалась с ним,
провожая на подвиг... "Если ранили друга, перевяжет подруга горячие раны
его..." (Что за бред лезет в голову? С чего бы? С того, что и там
провожали за сокровищами?) Гликерия прощалась с ним, возможно и не веря в
то, что, вернувшись, он застанет ее существующей. Прощалась, дурень!
Шеврикука вскочил. Рука и плечо болели. Он нервно вытащил из портфеля
наволочки. Чтобы забрать открывшееся ему за бирюзовыми камнями, не хватило
бы и сотни наволочек.
  "А третий-то подвох не так уж и прост, - подумал Шеврикука. - Не каждый
выдержит видение своей сути. Пожелаешь разбить зеркало и уйти в
Зазеркалье..." Он чуть было не пожелал.
  Все, все, все, возмутился Шеврикука, никаких пустых мыслей! Никаких мыслей
вообще! Десять минут на поиски и сборы - и вон отсюда. Он выделил в силах
искусствоведов, классификаторов, антикваров и перепоручил им заказы
Гликерии Андреевны. Сам же предоставил трудам лишь свои руки и глаза. Он,
продолжая быть осмотрительным, приказал силам, занятым разведкой и
охороной, на всякий случай - но непременно! - не выпускать из виду
действий: 1. Гликерии. 2. Бушмелева. 3. Увещевателя. 4. Бордюра. 5.
Темного Угла. 6. Продольного с Любохватом. 7. Пэрста-Капсулы. 8-14. Еще
кое-кого. В частности, здешнего домового Пелагеича, который мог и дремать,
а мог и суетиться, разбуженный.
  Десять не десять, а минут двадцать пребывал Шеврикука в тайниках
Тутомлиных (а скорее всего, уже и не Тутомлиных) грузчиком-манипулятором.
Набивал наволочки. Будто бы стоял в пору "Время, вперед!" среди
ударников-энтузиастов, принимая от соседей кирпичи и направляя их к
платформам, назначенным к путешествию в пыльную Челябу на Тракторострой.
Запыхался, вспотел. Влажной ладонью сметал волосы на затылок. Нет, только
роботом, подчинявшимся созданным им же специалистам, он не был. Что-то
соображал и что-то чувствовал. Но чувства его чаще всего были удивлениями.
Скажем, выполняя напомненный ему пункт перечня заказов Гликерии, Шеврикука
распахнул (второпях, второпях!) дверцы орехового шкафа и выгреб оттуда
ворох вееров, какие оказались бы нелишними в Оружейной палате, и понес их
ко второй наволочке. "Зачем они ей? - удивлялся Шеврикука. - Зачем их ей
столько?" А зачем ей были нужны коричневые странники с посохами из малины
в Марьиной Роще и как их добудут со складов Пэрста-Капсулы? Впрочем, это
не его было дело. Или вот, нес он ко второй наволочке, а наволочки
Шеврикуки имели обыкновение растягиваться, золотые карандаши для записей
кавалеров и дам на балах Ростопчиных. Зачем ей столько этих карандашей? Ну
ладно, торопимся далее. Реликвии Марии Антуанетты из коллекции Сергея
Васильевича Тутомлина Шеврикуку не удивили. А вот почему Гликерия не
потребовала забрать из той же коллекции кресло несчастной гражданки Капет
и мебель герцога Орлеанского, Шеврикука объяснить не решился. Но вот зачем
ей бумаги и пентаграммы чернокнижников? Вспомнил он о булаве, тотчас же
ему подсказали, где хранится булава. Булава оказалась тяжеленная, для двух
рук, опять же с драгоценными камнями. Шеврикука представил: хорош будет
наглец Продольный, опоясанный перекопскими пулеметными лентами, при
булаве. Совершенно забыл Шеврикука о просьбе Гликерии: сыскать милую ее
натуре картинку. Сыскали без него, его же подвели к картинке. Рядом лежал
и медальон. В нем тоже имелась дама на лошади, со шпагой, та же самая, что
и на миниатюре. Юная Екатерина в мундире преображенцев. Шеврикука опять
удивился: зачем Гликерии - теперь! - именно такая Екатерина, ринувшаяся
добывать царство? Опять же - их вельможное дело! Позже разъяснят. А почему
четвертая наволочка пуста? И зачем она? Ах да, копия дельфийского Омфала,
Пуп Земли Концебалова-Брожило, завтрашнего Блистония. Отыскался и Омфал из
базальта и был с напряжением впущен в четвертую наволочку.
  Мраморная чаша и гранитный монолит подчинились требованию Шеврикуки и
выпустили его с наволочками к подъемнику третьего люка. Наволочки
втолклись, вместились в клеть, прилип к ним и Шеврикука, стучал по полу
каблуком, подъемник пополз с миллиметровой скоростью. "Скорее! Скорее же!
- подгонял его Шеврикука. - Ну давай же, милый!" Доехали. Вышли. Люк
зарос. Его и не было.
  Теперь пришла пора показаться из портфеля верному кушаку, в четыре сажени,
кумачовому, шелковому, с каким выходят на Столбы, в их числе и на Перья,
красноярские скалолазы.
  Кушаком наволочки были в спешке, но умелыми руками превращены в единую
кладь, единение завершилось классическим морским узлом, возможно, что и
выбленочным, но с кумачовыми бантами, жаль, опять посчитал Шеврикука, не
было рядом Сергея Андреевича, Крейсера Грозного.
  "Как я это все по городу-то поволоку? - обеспокоился Шеврикука. - А! Была
не была! Главное, добыча есть и надо трогать!"
Он напрягся, закряхтел, с кладью за спиной и двинулся в уверенности, что
на обратной дороге в лабиринте препятствий ему не будет, но положил себе
не глядеть в зеркала.
  Тут его и околошматило. Околошматило и оглушило.


  70


  Очнувшись, Шеврикука сообразил сразу, где он находится. Разоренный кабинет
одиночества графа Федора.
  Никакие наволочки, ни пустые, ни тем более нагруженные в тайниках
Тутомлиных, вблизи него не лежали.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг