Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     - Ты хочешь, чтобы я тебя пристроила?
     - Я был бы тебе очень признателен...
     - А зачем тебе хлопобуды?
     - Ну хотя бы, - сказал Данилов, - чтобы доставать нужные мне книги...
     - Ты всегда был бестолковым человеком...
     - Потом ты считала, что я смогу быть тебе полезным.
     Клавдия замолчала, наверное, задумалась.
     - Ну хорошо, - сказала она. - Попробую свести тебя с Ростовцевым.  Но
учти. Попасть в очередь трудно.
     - Я понимаю, - вздохнул Данилов.
     Когда он повесил трубку, он чуть  кулаком  по  аппарату  не  стукнул.
Зачем он звонил? Зачем ему Клавдия? Если дважды пегий секретарь хлопобудов
упрашивал его занять место вовсе не в очереди? Секретарь собирался звонить
через два дня, то есть завтра. Да что секретарь!  Ведь  он,  Данилов,  мог
просто сдвинуть пластинку браслета и решить дело в полсекунды. И вот -  на
тебе! - затеял жалкий разговор с Клавдией, понесся куда-то  сломя  голову!
Он собрался позвонить Клавдии и сказать ей, что раздумал, но она опередила
его.
     - Ну все! - заявила Клавдия. - Кланяйся в ножки! Будешь обязан мне по
гроб жизни.
     - Хорошо, по гроб жизни, - согласился Данилов.
     - Я умолила Ростовцева встретиться сегодня с тобой.
     - Сегодня у меня трудно со временем.
     - У него! Ты бы молчал! Я и так пожалела тебя. У тебя окна с  четырех
до шести. В пятнадцать  минут  пятого  будь  в  кафе-мороженом.  Горького,
девять.
     - Ладно, - сказал Данилов.
     - Данилов, - сказала Клавдия. - Для меня это все  серьезно...  Что-то
происходит в последние дни с Ростовцевым... Чем-то он увлечен...  Я  прошу
тебя, ты... так... между прочим... выясни, что с ним... Вдруг он откроется
тебе... Зачем-то он ходит на ипподром...
     - А как же твоя независимость? - спросил Данилов.
     - Ее не достигнешь сразу, - сказала Клавдия.
     "Стало быть, -  думал  позднее  Данилов,  -  она  подпускает  меня  к
Ростовцеву  неспроста...  Он,  видно,  отбивается  от  рук,  и  ей   нужна
информация о нем..." Данилов не стал говорить Клавдии о том,  что  очередь
ему не нужна. Он пожалел Клавдию, почуяв ее  действительную,  а  может,  и
мнимую (не все ли равно!), озабоченность. Да  и  Ростовцев  был  интересен
ему. Помнил Данилов и о совете Малибана. Словом, в начале  пятого  Данилов
оказался на углу проезда Художественного  театра.  Постоял  минуты  две  и
увидел Ростовцева на лошади. Ростовцев ехал по тротуару ему навстречу и на
вид был сегодня простой, не имел ни  попугаев  на  плече,  ни  трости,  ни
кальяна. Среди прочих людей, оказавшихся в ту пору  на  улице  Горького  и
нисколько не удивленных всадником, он выделялся лишь не по  сезону  легким
костюмом, видно жокейским. Ростовцев спрыгнул с лошади, привязал ее к липе
и пошел к Данилову. Данилов раскланялся с Ростовцевым, протянул ему  руку,
сказал, что, по всей вероятности, и Ростовцев знает,  с  кем  имеет  дело,
хотя они и не были друг другу представлены. Да, согласился Ростовцев,  это
так. Они вошли в кафе, разделись  (Ростовцев  сдал  в  гардероб  жокейскую
кепку) и поднялись на балкон. Заказали  пломбир  и  бутылку  "Твиши".  Тут
Данилов все же взглянул на демонический индикатор  и  опять  не  обнаружил
присутствия в Ростовцеве чего-либо особенного.
     - Как я понял из слов Клавдии Петровны, -  сказал  Ростовцев,  -  вы,
Владимир Алексеевич, хотели бы попасть в очередь хлопобудов?
     - Да, - сказал Данилов.
     - Простите, зачем это вам?
     - Мне... собственно... - замялся Данилов,  подумал:  "Предварительный
досмотр, что ли? А вдруг он потребует вступительный взнос? У меня пятерка.
Тут хоть бы за мороженое расплатиться..."  -  Знаете,  может,  Клавдия  не
слишком поняла меня... Я  не  так  чтобы  отчаянно  рвусь.  Если  для  вас
содействие хоть сколько-нибудь обременительно, давайте сейчас же и забудем
об этом деле...
     - Нет, -  сказал  Ростовцев  строго  и  как  бы  имея  право  на  эту
строгость. - Не обременительно. Но зачем это вам?
     -  Из-за  книг!  Дежурить  в  магазинах  у  меня   нет   возможности,
переплачивать на черном рынке - тем более.
     - А вам нужны книги?
     - Да, - сказал  Данилов.  -  Я  собираю.  И  читаю...  О  музыке,  об
искусстве, об истории, о народовольцах... Сейчас вышел  "Лувр"  в  большой
серии, но как его достать? А дальше будет хуже. Без книг я не могу.
     Тут Данилов не врал.
     - Я вас понимаю, - сказал  Ростовцев.  -  В  книги  стали  вкладывать
деньги. Как в ковры и драгоценные камни... Что ж,  в  вашем  желании  есть
резон... Я сам книголюб... Сейчас пытаюсь собрать все о лошадях...
     - У вас прелестная лошадка, - льстиво вставил Данилов.
     - Это случайная кобыла, - небрежно сказал Ростовцев.  -  Взял,  какая
была свободна. У меня сейчас действительно хороший жеребец.
     Вспомнив о жеребце, Ростовцев  несколько  переменился.  Этот  румяный
рослый человек сегодня не казался Данилову злодеем. Но  был  он  серьезен,
строг и как бы давал  понять,  что  разговор  может  произойти  деловой  и
холодный. Теперь же он заулыбался, отчасти даже мечтательно, и опять,  как
в Настасьинском переулке, стал похож на кормленого и обаятельного ребенка.
     - Вы увлекаетесь верховой ездой? - спросил Данилов.
     - Да, увлекся!
     И Ростовцев,  не  дожидаясь  расспросов  Данилова,  даже  не  обратив
внимания на то, есть ли у Данилова подлинный интерес к его откровенностям,
принялся рассказывать о своем увлечении.  Сначала  он  просто,  поддавшись
моде, стал ходить в  клуб  любителей  верховой  езды  в  Сокольники  ("Как
Муравлев", - отметил Данилов). Сам горожанин, никогда не садился в  седло,
оказался неуклюж, чуть ли не с табуретки влезал на лошадь. А ведь  в  юные
годы был спортсмен... Падал с лошади, ломал  ребра,  два  месяца  лежал  в
больнице. Но не отступил. И вот он уже вместе с  другими  катался  аллеями
Сокольнического парка.  Но  именно  катался!  А  в  нем  уже  пробуждалась
страсть. Ноздри у  него  раздувались!  Предки,  возможно  скифы,  возможно
конники Мономаховой рати, оживали  в  нем.  Да  и  хотелось  ощутить  себя
настоящим мужчиной - всадником. И чувство прекрасного ждало удовлетворения
- есть ли более красивое  животное,  нежели  конь,  особенно  когда  он  в
движении? Словом, это долгий разговор, подробности которого вряд ли  будут
интересны Данилову ("Отчего  же!"  -  искренне  сказал  Данилов),  но  он,
Ростовцев, увлекся лошадьми всерьез. Проник на  ипподром,  там  у  него  и
прежде были связи, теперь эти связи укрепились, он на бегах свой  человек.
Прочел массу  книг,  множество  публикаций  в  забытых  теперь  газетах  и
журналах. Вот,  скажем,  раскопал  перевод  трактата  Киккули  о  тренинге
хеттских колесничных лошадей. ("Кого, кого?" -  заинтересовался  Данилов.)
Киккули,   Киккули,   сказал   Ростовцев,    был    такой    замечательный
лошадник-меттаниец Киккули, это в четырнадцатом веке до нашей  эры.  Тогда
хетты поняли, что принести победу армии могут лишь колесницы. ("Ну, ну!" -
подтолкнул Ростовцева к продолжению рассказа Данилов.)
     - Киккули писал, - произнес Ростовцев  взволнованно:  -  "На  десятый
день, когда день только начинается, а ночь кончается, я  иду  в  стойло  и
возглашаю по-хурритски к Пиринкар и Саушга, чтобы они  дали  здоровье  для
лошадей... а потом веду  их  на  ипподром..."  Как  он  любил  лошадей!  -
закончил Ростовцев и покачал головой, то ли сожалея о Киккули, то ли давая
понять, что теперь лошадей любят  не  так.  И  стал  рассказывать  о  сути
тренинга  Киккули,  схватил  бумажную   салфетку,   шариковой   ручкой   в
подкрепление своих слов начертил на салфетке какой-то  график.  Оказалось,
это был график изменения нагрузки в рыси и галопе у экземпляров Киккули на
протяжении 185 дней. Ростовцев при  этом  пояснил,  какие  аллюры  были  у
древних лошадей, и  сообщил,  что  Киккули  начинал  подготовку  лошади  к
армейской  службе  без  всяких  раскачек,  с  решительной   четырехдневной
проверки, и сразу было ясно, что за лошадь поступила. В первый день лошадь
перед Киккули делала утром один реприз рыси и шага в 18 км и  два  реприза
галопа в 420-600 м и вечером два гита по 6 км и по 420  м  галопа.  И  так
далее. (Тут Ростовцев несомненно пользовался сведениями, взятыми из  книги
В.Б.Ковалевской "Конь и всадник", вышедшей, однако, лет через  пять  после
разговора в кафе-мороженом.)
     - Я не утомил вас? - спросил вдруг Ростовцев.
     - Нет, - сказал Данилов. - Вы хотите управлять и колесницами?
     - Какие сейчас колесницы! Нет, я езжу верхом, но для жокея я тяжел  и
велик, сами видите, я хотел бы участвовать и в  рысистых  испытаниях,  там
вес не так важен. Но там не колесницы, а так, тачки.
     - Вы теперь мечтаете о рысистых испытаниях?
     - Я не мечтаю, я готовлю себя к ним... А мечтаю... Я мечтаю слиться с
конем,  управлять  им  без  удил,  без  уздечки,  достичь  тут  свободы  и
совершенства!.. С уздечкой-то и удилами каждый сможет... А  были  когда-то
нумидийцы и греки, те держали просто палочку в руке, и лошадь  подчинялась
им... В конце прошлого века один французский кавалерист  -  Кремье  Фуа  -
позволил себе без седла и без удил, а лишь с помощью  палочки,  с  помощью
слов и движений своего тела повторить на конкурном  поле  все  нумидийские
номера... Неужели я это не смогу?
     - Наверное, сможете... - произнес Данилов.
     Ростовцев, ушедший в мечтания о жеребце без седла и без удил,  словно
бы очнулся и, обезоруженный, растерялся.  Смотрел  на  Данилова  робко,  с
виноватой улыбкой. Такой,  простодушный,  стеснительный,  он  был  приятен
Данилову. Но вскоре Ростовцев опять стал серьезен:
     - Простите... я отклонился... У вас мало времени. И у меня. Так зачем
вам хлопобуды?
     - Как? - удивился Данилов. - Я же говорил...
     - Насчет книг мне понятно, - сказал Ростовцев. - Ну, а если  добывать
книги без хлопобудов? Я кое-что знаю  о  вас.  Я  наблюдательный.  Вы  мне
симпатичны. Зачем вам лезть в эту дребедень?
     - В какую дребедень?
     - В очередь к хлопобудам! В будохлопы эти!
     - Я вас не понимаю.
     - Вам следовало бы понять их. Ведь это мираж.
     - То есть?
     - Мираж, наваждение, липа, туфта! Вы мне действительно симпатичны,  и
я считаю своим долгом открыть вам глаза. Эти хлопобуды - мое порождение.
     Данилов насторожился. Он не был заинтересован в том,  чтобы  вся  эта
хлопобудия оказалась миражом.
     - У меня натура такая, - сказал Ростовцев. -  Я  озорник.  Склонен  к
розыгрышам и мистификациям. От меня натерпелись многие.  Я  натерпелся  от
самого себя. Но, увы, неисправим... И вот с хлопобудами... Года три  назад
я сидел в какой-то компании. Познакомился с социологом Облаковым  и  двумя
экономистами. Они были короли бала, шумно, умело говорили,  я  же  человек
иного склада и ума, и характера, мне многие их слова были смешны, казались
далекими от  земных  забот.  И  я,  для  того  чтобы  поддержать  светский
разговор, взял и высказался насчет инициативной группы хлопот  о  будущем,
как о некоем возможном направлении исследовательских и практических работ.
Я дурачился, пользовался неизвестной мне терминологией, пародировал ее, но
они не поняли  ни  насмешки,  ни  пародии,  напротив,  оживились.  А  что,
говорят, плодотворная идея, надо, говорят, попробовать. Тут  бы  мне  и  о
них, и об "идее" забыть, но взыграла моя дурацкая натура. Они  явились  ко
мне в Настасьинский, вот, говорят, наши наметки, хотели бы  услышать  ваши
замечания. И меня понесло. До того мне захотелось,  чтобы  на  самом  деле
возникла инициативная группа хлопот о будущем и выстроилась очередь (я уже
чернильные номерки на ладонях предчувствовал, сам рос  после  войны),  что
расстарался. И все возникло, и все выстроилось. И теперь все как будто  бы
потекло само собой и вдали  от  меня.  Впрочем,  не  все.  Облаков  и  его
сотрудники - люди неглупые, аналитики и  организаторы,  люди  деловые,  но
фантазии, следовательно, у них нет, воображение - бедное и робкое, ум хоть
и с научным аппаратом, но  такому  уму  примусы  в  коммунальной  квартире
расставлять. Я же  в  этой  истории  -  дилетант,  существо  внебытовое  и
внеслужебное, моя фантазия раскована, не испугана практическим знанием.  Я
им предлагал идеи. Они казались им бредовыми  и  подоблачными.  Но  всегда
находился человек, напоминавший о необходимости безумных  идей.  Хлопобуды
начинали думать: "А что? Есть ведь что-то..." Кстати,  они  привыкли  и  к
слову  "хлопобуды",  а  поначалу  не  принимали  его.  Вот.  Затея   стала
самостоятельной, независимой от меня. Но многие направления хлопобудам дал
я...
     - И прогнозы для Клавдии Петровны?
     - Да, мои... Как бы узнавал тайным образом и в обход очереди  сообщал
ей... А все придумывал...
     - И про голографа, и про горящие дипломы, и про изумруды  от  вулкана
Шивелуч?
     - Да, - вздохнул Ростовцев.
     - Но ведь это нехорошо, - сказал Данилов строго, он теперь чувствовал
себя чуть ли не представителем интересов Клавдии, чуть  ли  не  нежным  ее
другом, которого дурачили вместе с ней, доверчивой женщиной. - Я  не  знаю
степени ваших приятельских отношений с Клавдией Петровной... Но  ведь  это
нехорошо. Зачем же заставлять женщину пускаться в столь тяжкие хлопоты?  А
с камнями и просто рисковать. Тут, на мой взгляд, мало остроумия.
     - Эти хлопоты были ей нужны! - горячо сказал Ростовцев. -  И  вы  это
знаете не хуже меня. Она бы сама придумала себе предприятия.
     - Но вы ее подталкивали к делам бесплодным, -  сказал  Данилов  менее
решительно.
     - Кто  знает,  бесплодным  или  нет,  -  сказал  Ростовцев.  -  Я-то,
возможно, шутил безответственно, но ее энергия и вправду превратит лаву  в
изумруды.
     - Думаю, вряд ли.
     - Вы читали в вечерней газете об опытах с шивелучской лавой?
     - Нет, не читал, - быстро сказал Данилов.  И  тут  же  отругал  себя:
опять забыл разобраться с камнями.
     - Прочитайте. Номер от третьего дня.
     - Не будет у Клавдии никаких изумрудов, - сказал Данилов  сердито,  -
зря запутали женщину!
     - Да, - сказал Ростовцев, - может,  вы  правы.  Я  виноват,  что  так
далеко зашел... Я не могу рассказать обо всех обстоятельствах,  да  вам  и
неинтересно было бы слушать о них.
     - Неинтересно, - сказал Данилов.
     - Я и сейчас не уверен, что она относится  ко  мне  серьезно,  как  к
равноправному  ей  существу...  Поначалу-то  я  ей  был  просто   нужен...
Несомненно... Но пришло к ней и увлечение, иначе ей было бы скучно...  Мне
тем более... Однако в последнее время она стала иметь какие-то иллюзии  на
мой счет. Будто бы я ее вещь, терять которую нежелательно.  Но,  может,  я
дал повод считать себя ее вещью? Впрочем, повод этот чрезвычайно банальный
и нынче не берется в  расчет...  Теперь  вот  сцены...  Вам  это  вряд  ли
понять...
     - Отчего же! - сказал Данилов. - Мне другое трудно  понять.  В  ваших
розыгрышах есть оттенок издевки. И вы не держали ее за  равную  себе.  При
этом как будто бы и злились на нее. Чем она вам так досадила?
     - Да не она! - поморщился Ростовцев. - А вся ее  порода!  Вы  поняли,
кто они?
     - Предположим...
     - А мне противны все эти проныры, сертификатные мужчины и дамы, сытые
и с деньгами, желающие и еще ухватить куски!  Ищущие  способов  устройства
или помещения собственного капитала. И капитала материального, и  капитала
положения. Шутить с ними я решил потому, что они сами расположены  к  этим
шуткам. Им подавай то, чего у них еще нет. Именно  у  них,  и  ни  у  кого
другого.
     - Так. И вы позволили себе быть судьей людей вам неприятных.
     - Я им не судья! И нет у меня средств быть им судьей. А выразить свое
отношение к ним, как мог, я посчитал себя вправе.
     - Ваше дело. Но что  же  Клавдия-то?  Остальные  для  вас  -  порода,
вообще, хлопобуды. А она-то - живая женщина, просто  человек,  неужели  вы
были с ней лишь циничны?.. Впрочем, мне-то что!
     - Прошу вас, не считайте меня циничным  и  расчетливым  человеком.  Я
шальной, легкомысленный, меня захватывает сам процесс розыгрыша или  игры,
меня как несет, так и несет... И в этом мое несчастье... Или счастье...  А
с Клавдией было не только неприятное для нее, вы всего  не  знаете.  Но  и
всерьез я не мог относиться к ее деловым  порывам.  Отсюда  и  изумруды...
А-а-а! - взмахнул ложечкой Ростовцев. - Надоело!
     - От хлопобудов вы бежали к лошадям?
     - Да, - кивнул Ростовцев, - как только возникла очередь хлопобудов  и
зажила своей жизнью, у меня стал пропадать к ней интерес. Теперь,  похоже,
пропал совсем.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг