Машинально кивнул и Мотоеси. Он тоже знал историю слепого
гадателя, в прошлом - известного сказителя, мастера игры на цитре.
Поговаривали, будто Раскидай-Бубна шесть ночей подряд приглашали на
кладбище Акамагасэки призраки-аристократы из сгинувшего рода Тайра -
петь им сказание о гибели их дома. На седьмую ночь, когда слепцу
грозила гибель от рук вконец распоясавшихся мертвецов, его спас никто
иной, как Безумное Облако. Монах покрыл все тело сказителя знаками
священных сутр, и кладбищенский посланец не сумел утащить жертву с
собой.
Правда, сознательно или нет, но Безумное Облако забыл украсить
знаками уши Раскидай-Бубна, и в результате рвения мертвого гонца
сказитель остался не только слепым, но и безухим.
Что ему впоследствии мешало мало, а досужие зеваки раскошеливались
вдвое охотнее.
- Я его знаю. Я его знал еще с первого года эры Оэй, года Собаки,
когда слепца все звали честным именем Хоити, вместо дурацкой клички
Раскидай-Бубен.
- Я имел несчастье родиться в этот год, - монах рыгнул и
победительно оглядел уборную: кто пожелает мне триста лет
здравствовать?!
- Да. Ты, и еще Мотомаса, мой первенец и старший брат этого
молокососа, который слушает твою болтовню, развесив уши до циновок.
"Будда лицедеев" совсем уж было собрался спрятать маску в футляр,
но узкая ладонь монаха легла ему на плечо.
Великий Дзэами помедлил и легкими, вкрадчивыми движениями
развернул ткань, заново открывая взглядам деревянный лик.
Юноша вздрогнул и едва не вмешался, нарушая тем самым все устои
сыновнего почтения. Маски были святыней труппы Кандзэдза (да и любой
труппы театра Но!); их разрешалось брать в руки лишь актерам, и то
пальцы могли прикасаться к маске только в тех местах, где в ушные
отверстия продевались завязки; спрятанную маску можно было вновь
извлечь на свет в случае нового спектакля или важной репетиции - не
более!.. Тысячерукая Каннон! Неужели безумие Безумного Облака
заразное? - или просто отец не в силах отказать собрату по рясе,
младшему по годам, но много старшему по просветлению сердца?!
В последнем юноша не был до конца уверен, хотя отец неоднократно
заявлял об этом вслух.
- Сам вырезал? - спросил монах. - Я ведь помню, ты давно резьбой
балуешься!..
- Нет. Мне еще рано. Это работа Тамуры-сэнсея, здешнего мастера.
Он живет за селением, у подножия холма Трех Криптомерий. Тамура-сэнсей
обещал мне к нынешнему приезду изготовить новую "Горную ведьму". Он
говорил, что равной ей не было и не будет.
- Ты ему веришь, обезьяний пастырь?
- Я ему верю, Безумное Облако.
Монах задумчиво пожевал губами.
Сухими, бледными; не губы - шрамы.
- Я жду у костра, - повторил он. - Приходи, выпьем по чашечке
сакэ, полюбуемся луной...
- Слепого гадателя ты тоже пригласил любоваться луной?
- Разумеется! Разве зрячий способен по достоинству оценить
полнолуние?! Ты меня удивляешь, Будда всех бездарных шутов от заката
до восхода! Кстати, Раскидай-Бубен просил тебе передать: на малом
уровне "Прохождения Пути" твой флейтист запаздывает со вступлением. На
четверть вздоха. Пучит его, что ли?!
И, не дожидаясь ответа, Безумное Облако неслышно выскользнул из
уборной. Разве что снаружи, со стороны внутреннего дворика, донесся
вопль зазевавшегося служки - бедолаге досталось рукоятью бутафорского
меча по загривку.
Случайно или намеренно - одна Каннон-Заступница ведает.
- Он считает, что эта маска - совершенство, - бросил великий
Дзэами, глядя прямо перед собой, но юноша сразу напрягся: отец
обращался к нему, и только к нему. - Прекрасное мертвое совершенство,
потому что совершенство только таким и бывает: прекрасным и мертвым.
Он паясничает, в сотый раз спрашивая у меня: "Не моя ли это работа?".
Ему очень хочется хоть краешком глаза взглянуть на новую "Горную
ведьму", но он скорее откусит себе язык, чем скажет об этом вслух. Ты
знаешь, Мотоеси, когда Безумное Облако был всего на четыре года младше
тебя-сегодняшнего, он пытался утопиться. Это случилось сразу после
смерти его первого настоящего учителя, Старика-Скромника из обители
близ озера Бива...
Юноша весь превратился в слух. Монах, чьи выходки потешали или
приводили в ужас аристократов и простолюдинов, почтенных настоятелей
храмов и девиц из веселых кварталов; поэт и художник, завсегдатай
кабаков и приятель контрабандистов, принц-бастард и мастер дзэн, назло
хулителям вступивший в брак с отставной гейшей и родивший от нее сына
- этот "истинный человек" пытался свести счеты с жизнью?!
Быть не может!
- Да, Мотоеси, это именно так. Ему тогда казалось, что мир
перевернулся и небо упало на землю. Ты даже не представляешь, какие
страсти бродят в Безумном Облаке, прежде чем пролиться кипящим
дождем... Молись, чтобы тебя миновала подобная участь! - впрочем,
хвала Будде Амиде, тебя она и так миновала.
Юноша потупился.
Он знал, что имеет в виду отец; и меньше всего благодарил за это
Будду Амиду.
Кто же благодарит за отнятое?!
- Отец! - вдруг решился он. - Отец, позвольте, я сбегаю к
Тамура-сэнсею за новой маской. Он знает меня в лицо, он не усомнится,
что я послан вами! А деньги вы отдадите ему завтра... если боитесь
отпускать меня ночью со свертком монет! Мастер Тамура - человек
благородной души, ему и в голову не придет...
- Ему-то не придет, - перебил великий Дзэами сына. - Ему не
придет, но и мне не придет в голову гонять мальчишку по холмам на ночь
глядя! И для чего?! - чтобы обезьяний пастырь, Безумное Облако и
слепой Раскидай-Бубен могли сравнить двух "Горных ведьм", любуясь
полной луной и пропуская время от времени чарку-другую?! Глупости!
Но юноша прекрасно видел: в глазах отца, напоминающих прорези
актерских масок, полыхают молодые зарницы.
Полнолуние, успешный спектакль, общество знатоков - и новая работа
Тамуры-сэнсея...
Пир души!
- Позвольте! Отец, я на коленях молю вас! Через час я вернусь - и
вы убедитесь: ваш младший сын годен не только столбы подпирать! Отец,
пожалуйста!..
- Деньги в "Зеркальной комнате", в шкатулке черного лака, -
сдаваясь, буркнул "Будда лицедеев", и теплый взгляд отца был юноше
наградой. - Возьми десять ре... и будь осторожен. Я слышал от
бродячего ронина, здесь лихие людишки пошаливают...
Великий Дзэами малость кривил душой.
Он отлично знал: ни один грабитель провинции Касуга и пальцем не
тронет актера его труппы.
А тронет - жить ему впроголодь, ибо кто ж хоть лепешку продаст
этакому варвару?!
...Безумное Облако проводил взглядом юношу, когда тот вихрем
мчался мимо их костра.
Дальше, еще дальше...
Скрылся.
- Молодо-зелено! - мелкие черты лица монаха сложились в гримасу,
донельзя напоминающую маску "духа ревности"; только без надетого
поверх парика. - Ох, сдается мне, нынче же ночью на могиле этого
болтуна Шакья-Муни вырастет еще один сорняк! Что скажешь,
Раскидай-Бубен?
Слепой гадатель молчал, надвинув на лоб соломенную шляпу.
Правая рука слепца подбрасывала и ловила персиковую косточку с
вырезанными на ней тремя знаками судьбы... подбрасывала, ловила, снова
подбрасывала...
Все время выпадало одно и то же.
Неопределенность.
III
Цикады словно обезумели.
Луна, гейша высшего ранга "тайфу", блистала во мраке набеленным
лицом, щедро рассыпая пудру по листве деревьев - я вам, дескать, не
какая-нибудь дешевая "лань" или даже "цветок сливы"! - и выщипанные
брови были заново нарисованы под самым лбом.
Красота так красота!
Роса сверкала на стеблях травы россыпью жемчугов, за спиной
подсвечивали небо багрянцем десятки костров, а хор кукушек в роще
захлебывался мимолетностью земного счастья. Печален был шелест крыльев
ночных птиц, когда они взлетали из черного, прорисованного тушью
опытного каллиграфа, ивняка в низине - так небрежная завитушка,
оставленная кистью напоследок, меняет весь смысл иероглифа. В унисон
шуршали листья бамбука, огромные мотыльки мимоходом касались лица, и
мнилось: осталось только зарыдать флейте, не опоздав со вступлением
даже на четверть вздоха, чтобы мир окончательно стал декорацией к
"пьесе о безумцах".
Вдали, по левую руку, за кустами желтинника, виднелись невзрачные
изгороди - сплетенные из бамбука, они огораживали уныние серых домов,
на тесовой кровле которых лежал гравий. В свете луны он походил на
только что выпавший снег, ослепительно белый. Вскоре потянулись
пустыри, залитые водой, и наконец к дороге с двух сторон подступили
поля колючего проса и луговины, сплошь покрытые высокими метелками
дикого овса.
Соломенные сандалии юноши звонко шлепали оземь, а в душе Мотоеси
волной нарастало ликование.
Сейчас, сейчас он доставит радость великому Дзэами,
господину-отцу, чей ласковый взгляд превыше всех наград! Окружающее
казалось предчувствием театральной кульминации, на каждой вершине
сосны мерещился длинноносый тэнгу, некогда обучавший искусству
фехтования героя Есицунэ; в каждой луже плескался пучеглазый каппа с
темечком, полным воды, охраняя несметные сокровища; призраки былых
красавиц водили хороводы вокруг магнолий, а каждый порыв ветра звучал
храпом неистового божества Сусаноо-но Микото, победителя
змея-восьмиглавца из Коси.
В то же время рассудок подсказывал юноше, родившемуся и выросшему
в шумном, практичном Киото, резиденции сегунов: все это - лишь игра
воспаленного воображения. В наш просвещенный век... увы,
сверхъестественное осталось жить в легендах, в наивных россказнях
простаков, в песнях сказителей, да еще на театральной сцене, где
служит пробуждению смутного очарования в сердцах зрителей. Так,
наверное, и должно быть - но почему грусть окутывает плечи светящимся
облаком? почему увлажняются глаза? почему?!
Кто знает?
Стая ворон с оглушительным карканьем сорвалась с низкого неба,
хлопьями пепла упав на просяное поле; и рука сама нащупала за поясом
рукоять меча. Просто так, для успокоения. Страха не было, но ощущение
шершавой рукояти под ладонью доставило удовольствие. Указом еще
позапрошлого сегуна Есимицу из могущественного клана Асикага - отмены
ждали со дня на день, но она задерживалась - актеры Но приравнивались
к торговому сословию. А значит, им дозволялось ношение одного меча, в
отличие от самураев, носителей двух клинков.
Юный Мотоеси улыбнулся.
Меч за его поясом был деревянным. В имуществе труппы имелось с
полдюжины настоящих клинков, отнюдь не работы знаменитых оружейников
древности, но вполне сносных как для спектаклей, так и для возможной
защиты в пути. Но юноша взял с собой "меч слуги" - не хрупкую
деревяшку, подобную игрушке Безумного Облака, а изделие из крепкой
древесины, окованное медью. В умелых руках, в особенности если это
были руки мастера, "меч слуги" дорогого стоил, позволяя лишний раз не
отнимать жизнь у случайного бродяги... или иначе: в случае неудачи не
слишком обозлить налетчиков.
Юноша улыбнулся еще раз.
Улыбка вышла горькой.
Его руки не были руками мастера, да и особо умелыми они тоже не
были. Если не кривить душой, обманывая самого себя, и принимать
реальность такой, какой она есть. Да, пользуясь дарованными
привилегиями, в Киото по протекции отца он посещал вместе с другими
молодыми актерами школу фехтования. Да, полным бездарем его назвать
трудно, - спасала молодость и полное сил, с детства подготовленное
тело! - но ничего особо выдающегося из Мотоеси никогда не выйдет.
Взгляд сэнсея "кен-дзюцу", маленького, похожего на краба, человечка,
сперва был испытующим, потом - чуть-чуть раздраженным; и, наконец, в
этом взгляде воцарилось полное отсутствие интереса.
Безмятежность равнодушия.
Маска "божественного старца".
Не будь юноша актером, он вовсе не заметил бы этих оттенков -
похожий на краба сэнсей отличался мимикой каменных статуй храма
Касумацу, и выразительность его взгляда была сродни взгляду
куклы-неваляшки. Но Мотоеси все-таки был актером, младшим сыном
великого Дзэами...
Третья усмешка горчила вдвое.
Мотомаса, старший брат юноши (много, много старший!..) к этому
времени номинально числился руководителем беспокойной актерской
братии; со дня отцова пострига он возглавлял труппу, исполняя главные
роли с неизменным успехом; больше полудюжины пьес Мотомасы вошли в
репертуар других трупп - и даже театры марионеток-дзерури не
пренебребрегали этими текстами, перерабатывая их, что называется, "под
себя".
Старший брат готовился воспринять от родителя титул "великого";
чего нельзя было сказать о младшем. Пускай юноше не доверяли
ответственные роли демонов, одержимых и старцев, требующих от
исполнителя жизненного опыта - но молодые женщины, охваченные
страстью! юные воины-аристократы! небесные феи!..
Увы, увы и трижды увы.
Мотоеси приходилось довольствоваться амплуа "второго спутника", в
чьи обязанности входил краткий пересказ содержания пьесы, пока главный
герой менял парик и готовился к следующему выходу.
А способности к фарсам у юноши отродясь не имелось.
Быть смешным - дар богов...
Взгляд строгого отца, взгляд "Будды лицедеев" года полтора назад
сменился с испытующего на чуть-чуть раздраженный; и юноша с
содроганием ждал того дня, когда во взгляде Дзэами воцарится
равнодушие.
Поэтому Мотоеси так трепетно относился к любой возможности
доставить радость отцу.
Те, кого судьба наградила титулом посредственности, должны знать
свое место.
Они должны, не ропща, дорожить малым.
Перейдя речку по шаткому мостику, юноша немного спустился вниз по
течению, по песку отлогого речного берега.
Вскоре из ночи выступил мохнатый бок холма Трех Криптомерий, где
обитал старый мастер масок.
Первая половина пути близилась к завершению.
Первая половина Пути.
IV
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг