старались угождать вождю, хотя втайне вредили и создавали бедствия. А тут
этот полубелый остался один и завел такую речь. Раку не знала, что ей
делать: уходить ли с другими женщинами или остаться с Гороховым.
- Раку, тебе говорю, не одевайся, а иди сюда, ко мне! - крикнул
Горохов.
Этот решительный тон подействовал, и Раку подошла к нему.
- Садись тут, Раку! Когда все уйдут, мы будем ужинать.
Женщины, забрав детей, одна за другой вышли из землянки; воин постоял
в нерешительности и наконец ушел.
Раку села и сказала:
- Амнундак будет очень сердит. Он меня накажет за то, что я осталась
здесь.
- Не бойся, он не посмеет ничего сделать тебе. Вот увидишь! А теперь
вари чай.
Спокойствие Горохова подействовало на женщину, и она вернулась к
своим хозяйским обязанностям. Они спокойно поужинали и собирались уже лечь
спать, когда дверь отворилась и вошли четыре вооруженных воина. Старший из
них заявил:
- Амнундак сказал: ты не хочешь быть гостем в его жилище - оставайся
здесь. Но он велел нам пройти к тебе, чтобы ты не оставался один без
защиты. Мы будем здесь спать, место есть.
"Ишь, как вывернулся, мудрец!" - подумал Горохов и сказал громко:
- Очень хорошо придумал Амнундак! Ложитесь двое там, - он указал на
постель Ордина, - и двое тут, - он указал на свое прежнее место. - А я
буду на почетном месте, пока не вернутся другие белые люди.
Три воина легли, не раздеваясь, а четвертый уселся у огня.
- Они пришли караулить тебя, чтобы ты не убежал тайком, как другие
белые люди, - прошептала Раку испуганно.
- Они пришли защищать нас от вампу, медведей и подземных духов,
глупая! - спокойно заявил Горохов, конечно вполне понявший намерения
Амнундака.
Но на ночь он принял некоторые предосторожности: сам лег к стене и
ружье положил за собой у стены, зарядив один ствол пулей, другой -
картечью. Пеструху уложил в ногах постели. Горохов знал, что собака не
пустит никого к спящему хозяину.
Ночь прошла спокойно. Воин, сидевший у костра, время от времени
сменялся одним из спавших; он поддерживал огонь и дремал, прислонившись к
столбу и держа в руках свое копье. Горохов спал крепко, но Раку всю ночь
ворочалась с боку на бок: ее все-таки тревожила мысль, что сделает завтра
Амнундак.
Когда настало утро, воины ушли, но им на смену тотчас же явились
Аннуэн и две другие женщины. Горохов еще спал, но Раку сейчас же вылезла к
ним и стала расспрашивать, что поведали духи шаману, как отнесся вождь к
отказу Горохова и ее неповиновению. Но женщины, очевидно получившие
инструкции, ответили:
- Что поведали духи, мы не знаем. Амнундак выслушал воина и сказал
то, что передали посланные в ваше жилище; а про тебя ничего не сказал.
Раку успокоилась, но Горохов, проснувшись и узнав результаты ее
расспросов, не удовлетворился ими - ему важно было узнать, что наколдовал
шаман. И в течение дня, который он провел в своем жилище и возле него на
воздухе, Раку несколько раз ходила по его поручению в землянку вождя на
разведку, но ничего не добилась. В первый раз она пошла с трепетом, думая,
что ее женщины сейчас же схватят, разденут и высекут по приказу Амнундака:
так обыкновенно наказывали за ссоры, лень, непослушание. Но Амнундак даже
не обратил внимания на ее появление.
Вечером Амнундак пришел к Горохову, уселся у огня и сказал:
- Ты не хотел быть гостем у меня, а я вот пришел к тебе... Вот ты
вчера сказал, что сегодня белые люди вернутся. Ночь уже пришла, а их нет.
Что скажешь еще?
Горохов, уже обдумавший за день, что ему делать, ответил спокойно:
- Видишь снег на земле - идти трудно, лыж у них нет, потому и
запоздали. Придут ночью или утром.
- Отчего не взяли лыжи у онкилонов? - спросил Амнундак и, помолчав,
прибавил: - Подожду до утра. Если не придут, пошлю воинов искать их - не
случилось ли что-нибудь с ними.
Он посидел еще немного, пожаловался, что снег лежит и не тает, зима
наступила на целый месяц раньше времени, чем онкилоны встревожены. Потом
поднялся и ушел. Вслед за ним собрались уходить и жены отсутствовавших,
проведшие весь день в землянке. Уходя, они сказали:
- Раку, иди возьми там свое молоко и лепешки.
Раку, захватив посуду, отправилась с ними, но не вернулась. Вместо
нее снова появились четыре воина на ночлег. Горохов долго ждал Раку и
решил, что ее не пустили. Обдумав за день свое положение, он нашел его
рискованным и понял, что в одиночестве ему не удастся долго противиться
Амнундаку, что силой или хитростью у него отнимут ружье и тогда сделают с
ним все, что велит шаман. Он мог еще догнать товарищей, обещавших ждать
его двое суток, - срок истекал завтра вечером. И он решил бежать в эту
ночь.
Бегство
Еще в сумерки Горохов срезал дерн с наружной стороны землянки, против
изголовья своей постели, и эту брешь засыпал снегом. Теперь было нетрудно
без шума вынуть несколько тонких коротких бревешек, едва закопанных одним
концом в землю, а другим прислоненных к длинным бревнам откоса и
составлявших бока последнего. В эту дыру можно было перед рассветом, когда
сон одолевает больше всего и караульный будет дремать, вылезть тихонько
наружу. Горохов надеялся, что Раку пойдет с ним, убежденная примером
Аннуир. Котомка была приготовлена. Раку уже ходила в зимней одежде. Побег
заметят только утром, потому что постель останется на месте. Пеструха
тоже, - она потом прибежит по следу; дыру снаружи заложат. Прежде чем
спохватятся, они успеют отмахать десяток километров; две пары женских лыж
были также приготовлены - зарыты в сумерки в снегу.
Невозвращение Раку огорчило Горохова - он привязался к ней и из-за
нее главным образом остался у онкилонов. Но теперь приходилось уходить, и
без нее. Впрочем, она, может быть, и не пошла бы и даже подняла бы
тревогу.
Пожалуй, к лучшему, что ее нет.
Горохов рано лег спать и положил Пеструху к себе на постель; теперь
ее можно было взять сразу же с собой. Укладываясь, он громко сказал, чтобы
слышали воины, сидевшие еще у огня:
- Раку не пришла. Собака завтра меня разбудит и приготовит еду.
Около полуночи сильный подземный удар разбудил и дремавшего
караульного и Горохова. Заскрипели балки землянки, посыпалась земля через
щели. Спавшие воины вскочили с постелей, присел и Горохов, - последний в
сильной тревоге. Если удар повторится, все население землянки Амнундака
выбежит и будет ночевать у костра под открытым небом; тогда уйти незаметно
не удастся. Нужно уходить раньше, во время суматохи.
Пока он соображал, что делать, прокатился второй удар, и вся землянка
заскрипела; одно бревно из крыши центральной части сорвалось с места и
упало на костер вместе с кучей дерновин. Горохов стал поспешно одевать
теплую куртку; воины с криком ужаса выскочили за дверь. Но когда волна
сотрясения прошла и землянка осталась стоять, один из них вернулся и взял
несколько головней из костра; они, очевидно, хотели развести огонь вблизи
дверей, чтобы продолжать свои обязанности караульных.
- Ты бы лучше вышел из жилища, - обратился этот воин к Горохову,
сидевшему на своей постели, - тебя может придавить, - половина жилища
Амнундака уже развалилась.
- Нет, я останусь здесь и буду спокойно спать, - ответил Горохов. -
Мои угол не развалится.
Воин покачал головой и вышел. Это только и нужно было якуту. Он
тотчас же взял из соседнего отделения одеяло Костякова, свернул его в
трубку и положил вместо себя под свое одеяло, так что при первом взгляде
казалось, что под ним спит человек. Затем быстро разобрал стенку у своей
постели, выставил наружу котомку и ружье, вылез сам, крикнул Пеструху,
заложил отверстие, засыпал его снаружи снегом и осторожно, под покровом
тени от землянки, заслонявшей его от костра воинов, направился к
ближайшему дереву на окраине поляны, стоявшему шагах в двадцати. Это был
старый развесистый тополь, пощаженный онкилонами, так как он не годился ни
на дрова, ни на постройку. Спрятав Пеструху и котомку в дупло, Горохов
полез наверх и присел, прижавшись к стволу, на толстый сук. Отсюда ему
было видно все, что делалось на поляне, а сам он был скрыт сучьями и
ветвями, хотя уже лишенными листвы. Он сообразил, что переходить сейчас
через поляну нельзя: она была освещена кострами онкилонов и на белом фоне
снега его черную фигуру сейчас же заметили бы бодрствующие люди. Нужно
было выждать, пока они задремлют у костров. Огибать же всю поляну по лесу
было слишком долго, и, кроме того, Горохов боялся, что из-за темноты
попадет не на ту тропу, которая шла к базе, и заблудится.
Со своего наблюдательного пункта он видел, что часть землянки
Амнундака уже развалилась; женщины суетились еще вокруг костров и
вытащенных вещей и детей, воины торопливо выносили остальное имущество.
Вскоре после того, как он уселся, по котловине прокатился новый удар; он
почувствовал, как вздрогнул и закачался тополь; в землянке Амнундака
рухнул еще один откос, вокруг костров люди закачались и некоторые упали;
опять раздались крики и вопли, а с окраины котловины - грохот обвалов. И
тотчас же он услышал где-то поблизости среди поляны сильный треск.
Взглянув в эту сторону, он увидел среди белой снежной пелены, чуть
выделявшейся на черном фоне леса, большое темное пятно, на котором быстро
мелькали белые пятна.
"Лед разломало на озере! - подумал он. - Нельзя будет идти прямо. Вот
напасть!"
Когда гудение земли и грохот обвалов затихли, Горохов расслышал шорох
и плеск, доносившиеся с черного пятна, которое быстро увеличивалось.
- Нешто вода из берегов выходит? Уж не затопит ли нас тут? Вот беда
какая: костры зальет, люди в темноте останутся! Мне-то лучше будет бежать
от них. А вот если на других полянах вода тоже выступила, как же идти-то?
Ах ты, несчастье! И зачем я только здесь остался? Вот если бы лодка была.
И тут он вспомнил, что, когда озеро начало замерзать, онкилоны
вытащили бывшие на воде две берестянки, с которых он не раз ловил рыбу, и
зарыли их в снег на заднем откосе его землянки, оберегая от оленей,
которые могли пробить днище, если оставить эти хрупкие лодки на земле. Это
успокоило его - лодка совсем близко, только бы онкилоны не захватили
раньше, чем он до нее доберется.
Между тем черное пятно быстро росло, и край его был уже шагах в
тридцати от костров; разливавшаяся вода пожирала снег и наступала все
дальше и дальше. Тут ее заметили и онкилоны. Один подбежал к краю пятна,
убедился, что оно движется, и закричал:
- Спасайтесь, вода идет, вода топит!
Поднялась невообразимая суматоха, крики, плач, суета. Одни кричали:
"На деревья, на деревья!" Другие: "Где лодки?" Третьи: "Спасемся в
землянку колдунов!" Воины хватали вещи, женщины - детей.
Амнундак подбежал к караульным воинам у костра перед землянкой
чужеземцев и крикнул:
- Где белый колдун? Ведите его! Пусть он остановит воду - или мы его
заколем тут же!
Но тут откуда-то с высоты раздался протяжный крик:
- Онкилоны, бегите скорее на север - там воды нет! Спасайтесь на
север, на север! Я говорю вам - дух неба!
И тотчас перепуганные люди подхватили это внушение, повторяя:
- На север, бежим на север, скорее!
Толпа воинов, тяжело нагруженных вещами, и женщин с детьми вперемешку
со стадом оленей беспорядочно двинулась к опушке леса. Вода уже тушила
ближайшие к ней костры, с них валил едкий дым, шипя чернели головни и
гаснул свет.
Амнундак еще стоял вблизи землянки чужеземцев. Воины, поспешившие
внутрь, чтобы вывести Горохова, вернулись испуганные:
- Белый колдун исчез вместе с собакой, вылетел в дымовое отверстие,
жилище пусто!
Так доложили они. И Амнундак, всплеснув руками, побежал вслед за
своими подданными к северной опушке, сопровождаемый караульными. Когда
поляна опустела, Горохов спустился с дерева, подбежал к землянке, стащил с
откоса одну из берестянок вместе с привязанным к ней веслом, вытряхнул
снег и перенес берестянку к тополю, посадил в носовую часть Пеструху, в
середину сложил свою котомку и ружье, сам сел к корме, взял весло и стал
ждать. Крики онкилонов уже замирали вдали, последние костры гасли, вода
подступала к двери землянки.
"Эх, - подумал Горохов, - в лодке можно еще кое-что увезти, ну хоть
бы меховое одеяло! Поди, товарищи отдали мой спальный мешок Аннуир, да и
плыть ночью холодно будет".
Он побежал к землянке, увидел, что вход в нее уже залит, быстро
вернулся к своей заделанной дыре, разбросал бревешки, вытащил одеяло и,
преследуемый по пятам водой, вернулся к берестянке.
"Так-то лучше будет", - подумал он, усаживаясь на одну половину
одеяла и закрывая ноги другой.
Вода уже шипела, пожирая снег вокруг берестянки; кругом становилось
темнее, только землянка выделялась белой массой на черном фоне. Вот
берестянка всплыла, и Горохов заработал веслом, отплывая в сторону озера.
- Прощай, наше жилище! - сказал он, проплывая мимо землянки. - Не
довелось нам в тебе зимовать, да и никто не будет - все попортит вода!
Мерно загребало двухконечное весло то справа, то слева, и легкая
посудина скользила по черной воде; глаза привыкали к темноте и различали
уже стену леса, отступавшую назад, с двумя белыми горбами землянок, а
впереди - простор, откуда с напором стремилась вода. Среди этого простора
Горохов скоро различил плоский бугор и почувствовал, что стало труднее
грести. Он догадался, что это вода поднимается пузырем среди озера, и стал
объезжать его стороной, борясь с течением. Когда он его обогнул, течение
начало помогать ему. И скоро он очутился у противоположной опушки. Теперь
нужно было найти тропу, ведущую на юг; белевшие на фоне леса землянки
помогли ему ориентироваться; он помнил, в каком направлении от них должна
быть тропа.
Вот он нашел ее и поплыл по узкому каналу между двумя стенами леса;
стало темнее, и нужно было плыть очень осторожно, чтобы не пропороть
топкое дно берестянки каким-нибудь торчащим из воды сучком. Горохов
перестал грести и предоставил течению нести легкую посудину. Но скоро
течение ослабело, а потом началось обратное, и пришлось снова взяться за
весло: смерив глубину, Горохов нашел, что она не выше колена.
Едва он начал загребать, как впереди послышался сильный шум, плеск,
фырканье и мычанье - очевидно, по тропе двигались дикие быки, и встреча с
ними представляла страшную опасность. Горохов недолго думая задвинул
берестянку в стену леса, в чащу, в двух - трех шагах от тропы, обхватил
одной рукой ствол дерева, другой с веслом уперся в дно и стал ждать. Плеск
и шум быстро приближались, и вот по тропе-каналу мимо его убежища, пыхтя,
сопя, фыркая, начала двигаться темная масса крупных животных, напиравших
друг на друга в своем поспешном бегстве от наводнения на север; они бежали
тяжелой рысью, почти по брюхо в воде, разбрасывая фонтаны брызг и
производя волны, расходившиеся в глубь леса. Если бы Горохов не держался
за дерево и не уперся веслом в дно, берестянку неминуемо опрокинуло бы;
якут провел несколько неприятных минут, пока стадо не пробежало мимо и
вода не успокоилась.
Не успел он после этого проплыть и сотни метров, как снова послышался
шум и плеск, быстро приближавшиеся; опять пришлось укрываться в чаще. На
этот раз промчалось несколько носорогов, поднявших такую волну, что
Горохов с трудом удержал равновесно лодки; его окатило целым фонтаном
воды.
- Прокляты будьте, неуклюжие твари, язвило вас, окаянные! - ворчал
он, отирая лицо. - Этак далеко не уедешь, а воду отливать нечем, да и
темно.
Не успело улечься волнение, поднятое носорогами, как надвинулся табун
лошадей, еще больше взволновавших воду; они бежали быстрее, чем быки,
вставали на дыбы, стараясь обогнать друг друга, фыркали и ржали.
Не доезжая следующей поляны, Горохову пришлось укрываться еще раз:
теперь бежали вперемешку быки и лошади, а вслед за ними еще десяток
медведей. Наконец он выплыл на поляну-озеро и начал его пересекать, огибая
среднюю часть, где вода поднималась бугром; когда он выплыл почти на
середину, вода внезапно запенилась, поднялась, волнами его чуть не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг