закату, освещала по-прежнему котловину и серебрила воды озера, которые все
время волновались.
- Да, видно, конец Земле Санникова! - промолвил Ордин. - Мы ее
открыли, и на наших глазах она погибает!
- Когда станет светло, посмотрим, нельзя ли спустить как-нибудь
байдару и поехать на помощь гибнущим, - сказал Горюнов.
Сидя на своих мешках, они оба и Аннуир, жавшаяся все время к Ордину,
провели время до утра, наблюдая развитие извержения и обмениваясь
замечаниями о нем и о погибшем товарище. Никифоров, поглядев некоторое
время, лег опять спать.
Наконец ужасная ночь кончилась, заалел восток, становилось все
светлее и светлее. Аннуир развела огонь и стала варить чай. Ордин и
Горюнов могли теперь рассмотреть, что случилось с их площадкой ночью. Вся
восточная часть ее исчезла, и вместо нее зиял крутым клином, обращенным
острием вниз, отрыв обвала. Последний, очевидно, отделился по трещинам,
существовавшим раньше, и толчок землетрясения дал только импульс,
преодолевший инерцию массы, которая и опрокинулась частью на сугроб,
частью в воду, распавшись при падении на глыбы. В громадной выбоине
сугроба лед был покрыт черной пылью, осколками и глыбами; внизу, над
водой, поднимался хаос глыб. За ночь муть в воде осела, и с высоты видно
было дно; в бинокль можно было осмотреть его повсюду, но ничего, кроме
черных глыб, не было заметно. Они похоронили навсегда и человека, и все
достижения экспедиции.
Осмотр выбоины в сугробе показал, что для того, чтобы перебраться
через нее, нужно вырубить во льду отвесной стены ступени вниз и с другой
стороны вверх.
- Ну, к обеду мы это выполним, - сказал Горюнов. - Обе части байдары
спустим на веревке вниз и там втащим наверх. Давайте поедим - и за дело!
На севере котловины извержение продолжало разыгрываться, скрытое в
тучах паров и дыма, но выдавая себя взрывами, от которых вздрагивала скала
площадки. Завеса пара и дыма скрывала от зрителей катастрофу. При дневном
свете видно было только, что эта завеса протянулась поперек всей
котловины. Вдруг в одном месте, впереди этой завесы, появился огонь и
быстро стал распространяться в обе стороны. В бинокль можно было
разглядеть, что это горит полоса леса.
- Кажется, дела онкилонов безнадежны! - сказал Ордин. - Теперь ясно,
что извержение началось не в северном конце котловины, а в средней части
ее, приблизительно там, докуда мы вчера доезжали, то есть там, куда люди
спаслись от воды. Может быть, оно захватило и всю северную часть.
Оба вернулись к нартам; чай был готов. Никифоров понес собакам,
привязанным с западном углу площадки, охапку вяленого мяса - и вдруг
остановился.
- Подите-ка сюда! - крикнул он. - Здесь дело неладно!
Горюнов, Ордин и Аннуир, усевшиеся уже возле чайника, вскочили и
побежали к казаку. Он стоял возле трещины шириной с ладонь, которая шла
через площадку наискось от заднего края ночного отрыва к западному концу.
Нарты и люди находились между этой трещиной и внешним краем площадки,
собаки - по другую сторону.
- Вчера этой щели не было, - сказал Никифоров.
- Ну, дело дрянь! Подготовлен второй обвал, - заявил Горюнов.
- И достаточно еще одного хорошего подземного толчка, чтобы он
рухнул, - прибавил Ордин. - Его, очевидно, подпирает сугроб, иначе он
свалился бы уже ночью с нами.
- Видно, придется удирать отсюда, как это ни печально! - промолвил
Горюнов. - Иначе мы очутимся там же, где лежит Костяков.
- Давайте перетащим вещи за трещину!
Сказано - сделано. Уселись наконец за завтрак, но все время
поглядывали с беспокойством на трещину, черневшую в трех шагах от них,
ожидая, что вот-вот она начнет расширяться и опять рухнет масса камня, в
этот раз прямо на сугроб.
Поев, быстро принялась за работу: двое поднялись по ступенькам на
верх стены, захватив веревки, двое остались внизу; одну за другой втащили
обе нарты, байдару, вещи; затем отвязали и погнали наверх собак, кроме
одной, которую ночью убило упавшим камнем.
Горюнов, уходя последним с злополучной площадки, подошел еще раз к
краю, взглянул и прошептал прощальные слова погибшему товарищу.
Приключения Никиты
В день ухода товарищей Горохов проснулся довольно поздно; его
разбудили голоса женщин:
- Где Аннуир? Она, видно, сбежала ночью к своему мужу, белому
колдуну! Не послушалась запрета!..
- Идите и приведите ее сюда! - раздался голос Амнундака.
- Тащите ее за волосы, если не пойдет! - прибавил женский голос.
Тут Горохов вспомнил, что его товарищи собирались уйти в эту ночь, и
ему стало тяжело. Он быстро начал одеваться, чтобы узнать, ушли ли они. Но
раньше чем он кончил, вернулась Аннуэн и две другие женщины, посланные за
Аннуир, и заявили огорченным тоном:
- Жилище пусто, нет Аннуир, нет белых колдунов, одна собака осталась!
- Хорошо ли вы смотрели? Они, верно, зарылись в одеяла и спят, -
сказал Горохов.
- Мы хотели войти, но собака начала ворчать на нас. Мы покричали -
никто не отозвался. Разве умерли?
- Ну, я посмотрю сам, - заявил Горохов, направляясь к выходу.
- Приведи Аннуир сюда! - крикнул ему вождь.
Горохов, идя к землянке, уже не сомневался, что товарищи ушли. Но он
надеялся, что они оставили ему какое-нибудь указание, как объяснить
онкилонам их поступок; во всяком случае, он хотел обдумать спокойно, что
сказать Амнундаку, чтобы не ухудшить своего положения. В землянке его
встретила ласковым визгом Пеструха, которую уходившие заперли, чтобы она
не увязалась за Кротом и за ними. Его взгляд сразу упал на бумагу,
приколотую к одному из столбов. Он прочитал ее по слогам несколько раз,
чтобы лучше запомнить, и вернулся в землянку Амнундака.
- А где Аннуир? - набросилась на него сейчас же Аннуэн.
- Постой! Дай сказать! Белые люди пошли на свое стойбище за теплой
одеждой. Видишь - снег, холодно, а у них одежда там. И мне обещали
принести. Завтра к вечеру вернутся.
- Откуда ты все это знаешь, если они ушли? - закричал Амнундак.
- А вот здесь написано, они мне оставили письмо. На, прочитай! -
сказал Горохов, подавив смех и протягивая бумагу.
Амнундак повертел ее в руках, увидел на ней какие-то черные знаки и
заявил:
- Пошлю это шаману - он узнает, правда ли, что ты сказал.
- А зачем Аннуир пошла с ними? У нее теплая одежда здесь! - не
унималась ревнивая Аннуэн.
- Значит, она сильнее любит, чем ты! - отрезал Горохов.
- Вождь запретил мне любить его - я слушаюсь приказа вождя.
- Вот именно, а она не слушается, потому что больше любит его.
- Она только вторая жена, сама навязалась...
- Довольно, женщина! - прервал Амнундак.
Он сидел еще с бумагой в руках и не знал, что ему делать: послать ли
немедленно погоню за ушедшими или поверить словам Горохова и подождать. В
руках у него еще остался один из пришельцев, и ему казалось, что они не
уйдут без своего товарища.
И вдруг у него мелькнула мысль: а не пошли ли белые колдуны к
священному озеру, чтобы высушить его, как в прошлый раз, когда они
Горохова тоже оставили дома?
Он оделся, вышел из землянки, вызвав с собой трех воинов, и велел им
сходить к священному озеру и посмотреть, не там ли белые люди или не были
ли там. Вернувшись, он сказал Горохову:
- Ты оставайся здесь, в моем жилище, пока не вернутся другие.
К обеду посланные вернулись и заявили Амнундаку:
- Белых людей на священном озере нет, но они были там - мы видели их
следы на снегу: три больших следа и один поменьше.
- Вот видишь, ты солгал мне или они солгали тебе в своем письме!.. -
вскричал Амнундак, обращаясь к Горохову, а потом спросил воинов: - А
священное озеро опять высохло?
- Нет, великий вождь, оно не высохло - оно стало даже больше, вода
вышла из берегов, и к жертвенному камню нельзя подойти.
Амнундак нахмурился: он не знал, хороший ли это или худой признак,
что озеро вышло из берегов. И, как всегда в затруднительных случаях,
понадеялся на шамана.
- Идите и расскажите шаману, что вы видели... Постойте!.. Как вы
узнали, что следы на снегу оставили белые люди? Вы знаете их обувь?
- Следы, собственно, были медвежьи, - ответил старший из воинов, - но
мы думаем, что белые колдуны могли превратиться в медведей, чтобы мы не
узнали по следу, куда они ходили.
Горохов расхохотался. Онкилоны с удивлением посмотрели на него, а
Амнундак спросил сердито:
- Почему тебе так весело?
Горохов спохватился, что для него невыгодно разуверять онкилонов в
могуществе белых, и ответил:
- Мне стало смешно, что они и Аннуир превратили в медведицу: ведь их
трое, а следов воины видели четыре.
- Да, да, четвертый след поменьше - видно, женский! - подтвердили
воины.
- Хорошо, идите к шаману, - решил Амнундак.
...Вернувшись, посланные сообщили, что шаман сам хочет пойти к
священному озеру, а потом придет сюда на моление, и велел приготовить
жертвенного оленя.
Горохов, за каждым шагом которого, по распоряжению Амнундака, следили
воины, лежал на своей постели и думал, хорошо ли он сделал, что остался
один у онкилонов. Если случатся опять какие-нибудь несчастия, онкилоны
начнут их приписывать ему, или уходу его товарищей, или и тому и другому.
Могут потребовать от него то, что он сделать не может, начнут угрожать...
Мало ли что могут придумать эти люди!
Не уйти ли тоже? Товарищи обещали ждать его двое суток. Только теперь
его караулят, и уйти нелегко. А что еще намолит вечером шаман? Он совсем
было приуныл, и только его жена Раку, подсевшая к нему, развлекла его
своей болтовней.
В сумерки явился шаман, пошептался с Амнундаком, потом сел к огню
погреть свои костлявые руки; он глядел упорно на пламя, и губы его
беззвучно двигались. Потом поднял голову и сказал:
- Пора пришла!
- Женщины, берите детей и идите в жилище белых людей - оно пустое.
Сидите там, пока вас не позовут! - распорядился вождь.
Горохову стало страшно. В последний раз женщин так же выслали из
жилища на время моления, после которого последовала кровавая ночная жертва
на берегу священного озера. О ней он узнал впервые сегодня от своей жены,
которая случайно проболталась.
Не задумал ли шаман и в этот раз ввести озеро в берега посредством
жертвы? И этой жертвой будет он! Он похолодел, и сердце замерло в груди.
- Иди и ты с женщинами в свое жилище!.. - обратился к нему Амнундак.
- Женщины, смотрите, чтобы он никуда не уходил, - вы отвечаете за него!
Это немного успокоило Горохова. Если бы его хотели принести в жертву,
то незачем было отпускать его из жилища с одними женщинами.
Если бы он знал, что Амнундак после его ухода велит двум воинам
сторожить землянку снаружи, он не был бы так спокоен.
Женщины наполнили опустевшую землянку смехом и болтовней, живо
развели огонь и расселись вокруг него. Горохов улегся на свою постель и
сейчас же протянул руку к ружью, которое всегда лежало рядом, у стенки.
Ружья не оказалось. Кто его унес? Неужели товарищи? Едва ли они отняли у
него это могущественное оружие. Но они тогда взяли бы и патроны; Горохов
пошарил в котомке и нашел целую пачку. Очевидно, онкилоны по приказу
Амнундака сегодня обшарили его постель и унесли эту страшную палку,
выбрасывающую громы и молнии, чтобы лишить его возможности защищаться.
Дело совсем дрянь; они, несомненно, замыслили недоброе.
Горохов подозвал к себе Раку и под смех и болтовню женщин стал ее
расспрашивать обиняками о намерении онкилонов. Но она не могла сообщить
ему ничего определенного, только разные глупые женские разговоры о
могуществе и пагубном влиянии белых колдунов.
Вдруг Горохов вспомнил, что в последний раз, когда они ходили на свою
базу, они принесли запасное ружье, совершенно новое, которое хотели на
прощанье подарить Амнундаку. Не забыли ли его товарищи? Вот было бы
счастье! Оно лежало в разобранном и запакованном виде в головах постели
Горюнова, и онкилоны едва ли догадались, что этот сверток - тоже палка с
молниями. Горохову захотелось сейчас же убедиться в этом. Ведь после
моления ружье может очень понадобиться, чтобы защищать свою жизнь. Он
отпустил Раку к остальным, а сам немного погодя перешел на постель
Горюнова, объяснив, что здесь почетное место и веселее, чем в его углу. Он
прилег, стал осторожно шарить и в глубине изголовья под шкурами и слоем
сена нащупал сверток. Но как его развернуть и собрать ружье, не обратив на
себя внимания женщин? Чем бы занять их? А не проделать ли все у них на
глазах в виде фокуса, который произведет впечатление? Пожалуй, это будет
самое лучшее - они увидят, что из бумаги и кусков вырастает страшная
палка.
Вытащив сверток, он сел на край постели, но не рядом с женщинами, и
сказал, что покажет сейчас превращение "вот этой дубинки, взятой у
людоедов, в палку, выбрасывающую громы и молнии". Некоторые женщины
закричали: "Ой, не надо!", но любопытство большинства победило. Горохов
начал развязывать сверток, упакованный еще в магазине в столице; развязав
бечевки, он передал их женщинам, никогда еще не видавшим подобного.
Бечевки пошли по рукам, и их разглядывали внимательно. Потом он развернул
большие листы оберточной бумаги, также никогда не виданной онкилонами; и
они пошли по рукам; женщины удивлялись "тонкой желтой коже". Когда один
лист, поднесенный слишком близко к огню, вспыхнул ярким пламенем,
раздались крики ужаса и удивления - кожа так не горела. Пока все взоры
были устремлены на пылавший лист, Горохов быстро собрал ружье - это была
двустволка центрального боя, с одним нарезным стволом для пули, - взял его
на прицел и воскликнул:
- Вот и палка готова!
Ближайшие к нему женщины отшатнулись и взвизгнули, воображая, что
сейчас же из блестящей палки вылетит молния. Но Горохов засмеялся и
сказал:
- Не бойтесь, молния вылетит только в того, кто захочет сделать мне
дурное, а вы все добрые женщины.
Фокус произвел сильное впечатление: некоторые женщины знали, что у
"полубелого" колдуна - так звали Горохова онкилоны между собой ввиду его
смуглой кожи, в отличие от трех остальных, - сегодня унесли страшную
палку, чтобы сделать его беззащитным. И вот он у них на глазах превратил
какую-то дубинку в новую палку. Это нужно непременно рассказать мужчинам.
Пачку патронов, бывшую при ружье, Горохов спрятал в карман, чтобы
зарядить, когда понадобится. Обладание ружьем успокоило его. К нему
вернулось хорошее настроение, и, держа ружье в руках, он сказал:
- А теперь, женщины, потанцуйте, как в прошлый раз, когда вы были у
нас в гостях! Я вам дарю вот эти ремешки и эту кожу, а вы потанцуйте, пока
там шаман призывает духов.
Приходилось повиноваться колдуну, обладавшему палкой. Но женщины
вообще плясали охотно, особенно в долгую зимнюю ночь, а сейчас ведь была
уже зима - снег лежал и не таял. И те, которые еще не разделись, войдя в
землянку, сделали это теперь. Начался танец, описанный уже прежде, вокруг
весело пылавшего костра, а Горохов, полуразвалившись на постели Горюнова,
с ружьем в руках, покуривая трубку, смотрел на пляшущих женщин.
Но в этот раз женщины не успели доплясаться до изнеможения - явился
воин и сказал, что моление кончилось и можно вернуться в свое жилище.
- Раку останется здесь, у меня... - заявил Горохов. - Раку, слышишь!
- Амнундак сказал, чтобы и ты пришел в его жилище, - ответил воин.
- Скажи Амнундаку, что я буду спать в своем жилище и Раку останется
со мной! - решительно заявил Горохов.
- Амнундак велел... - начал опять воин.
- Я не онкилон и не подвластен Амнундаку, - прервал его Горохов. - Он
не может мне приказывать... Раку, иди сюда!
Одевавшиеся женщины удивленно переглядывались и перешептывались; воин
был поражен. До сих пор белые колдуны ни разу не говорили таких слов и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг