Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
края воды,  служила жертвенником:  на нее взошел шаман с учеником и втащил
оленя.  Амнундак,  путешественники и воины расположились полукругом вокруг
плиты.  Подняв  бубен,  шаман  стал  медленно бить  в  него,  и  благодаря
многократному отражению звуковых волн от отвесных скал по ту сторону озера
получился целый хаос громких звуков.  Не понимая,  что такое эхо, онкилоны
думали,  что духи отовсюду отвечают теми же  звуками.  Помолившись,  шаман
вынул  из-за  пояса  короткий,  но  острый  нож  из  халцедона,  тщательно
выточенный и  насаженный на костяную ручку,  украшенную резьбой;  по форме
нож походил на кинжал и  употреблялся только для кровавой жертвы.  Ученик,
схватив оленя за рога,  пригнул его голову к земле, а шаман сильным ударом
в затылок нанес смертельную рану. Над телом умиравшего оленя возобновились
удары  в  бубен,  а  в  это  время  два  онкилона  принесли  легкий  плот,
изготовленный из  четырех сухих тонких бревен,  и  спустили его на  воду у
края плиты.  С  помощью онкилонов ученик сбросил оленя на плот и оттолкнул
последний от берега.  Шаман в  это время продолжал бить в бубен;  губы его
двигались,  шепча молитвы или заклинания,  но из них не вылетало ни одного
звука - говорить громко на берегу священного озера считалось кощунством.
     Плот  медленно  поплыл  к   середине  озера,   увлекаемый  незаметным
течением.  Наконец он доплыл почти до подножия обрыва и начал кружиться на
одном месте.
     В  глубоком молчании вождь и воины следили за его движением.  И вдруг
из   черной  воды   послышался  глухой  шум,   поверхность  озера   слегка
заволновалась,  и  недалеко от плота стала образовываться плоская воронка,
словно огромное чудовище, скрытое в глубине, начало всасывать в себя воду.
Воронка постепенно углублялась,  шум  усиливался,  послышалось сопение,  и
плот,  схваченный водой, уходившей вглубь, исчез в пучине; мелькнули концы
бревен,  рога оленя,  и  воронка закрылась.  Еще минута или две видна была
впадина в этом месте,  а затем зеркало озера восстановилось и лежало перед
зрителями такое же спокойное, как и прежде.
     Как только плот исчез в черной пучине,  шаман перестал бить в бубен и
возгласил глухим шепотом:
     - Священная вода приняла жертву!
     Поклонившись озеру,  он  спустился с  плиты,  и  весь  отряд двинулся
обратно.  Путешественники могли  теперь  обменяться своими  впечатлениями.
Озеро наглядно показало им,  куда уходят воды котловины: время от времени,
накопившись в этом бассейне и преодолевая сопротивление, они всасывались в
какой-то подземный канал, по которому и стекали в море.
     - Почему  озеро  считается у  вас  священным?  -  спросил  Горюнов  у
Амнундака на обратном пути.
     - Так сказал шаман,  приведший наших предков на  эту землю.  Он нашел
озеро,  и  на  его берегу духи беседовали с  ним и  открывали ему будущее.
Перед смертью он велел, чтобы его тело похоронили в этой священной воде. С
тех пор всех шаманов хоронят здесь.
     - Как же это делается?
     - Умершего шамана кладут на такой же плот,  как вы видели, с бубном в
руках; в ногах ставят чашу с дарами, в головах - голову жертвенного оленя,
а  шкурой его  покрывают тело.  Новый  шаман  стоит на  жертвенной плите и
молится,  воины всего племени присутствуют.  Плот  носится по  воде взад и
вперед -  шаман прощается со своим народом. Потом вода схватывает умершего
и увлекает вглубь, как вы видели.
     - И ничего не выбрасывает назад?  Неужели не выплывает обратно шкура,
бревно, бубен?
     - Нет,  все исчезает бесследно.  И если бы вода что-нибудь выбросила,
это  был  бы  знак,  что  шаман чем-то  не  угодил духам или сделал что-то
нехорошее в течение своей жизни.
     - Как же делают, если шаман умрет зимой? Озеро ведь замерзает?
     - Священное озеро не  замерзает -  снег лежит на  камнях берегов,  но
вода не покрывается льдом.
     Горюнов  мог   объяснить  себе   это   явление  только  периодическим
всасыванием воды в  подземное жерло,  при  котором захватывается и  тонкий
лед, успевший образоваться на поверхности.
     Возвратившись на стойбище,  путешественники провели почти целый месяц
в  своей землянке,  так как Амнундак не  соглашался больше отпускать их  в
далекие экскурсии.  Они обходили только ближайшие поляны и леса,  всегда в
сопровождении  нескольких  воинов,  наблюдая  жизнь  животных  и  развитие
растительности,  принимая участие в  небольших охотах или занимаясь рыбной
ловлей  на  озерах,  чтобы  познакомиться с  представителями этого  класса
позвоночных.  Впрочем и  погода не  благоприятствовала далеким экскурсиям:
этот  первый летний месяц  был  на  Земле Санникова самым дождливым;  небо
часто  застилалось тучами,  моросил  мелкий  неприятный  дождик.  Но  и  в
дождливые дни  скучать не  приходилось:  пять  молодых женщин  в  землянке
заботились об этом. Знание языка онкилонов, постоянно совершенствовавшееся
благодаря частым беседам с ними,  позволяло вести более свободно разговоры
и  собирать богатые сведения о  нравах,  обычаях,  образе жизни и поверьях
онкилонов.
     У  этого племени не  было  письменности,  но  много устных преданий и
сказок можно  было  записать.  Овладев достаточно языком,  путешественники
приглашали к  себе стариков и старух из соседних стойбищ или сами посещали
их   для  этой  цели.   Путешественников  интересовали  также  религиозные
воззрения племени,  и в этом отношении шаман, как хранитель культа, мог бы
им сообщить всего больше;  но он категорически отказался от этого и вообще
относился к  чужестранцам со  скрытой враждебностью.  Онкилоны же  имели в
этом  отношении  довольно  смутные  и  даже  противоречивые представления,
сводившиеся, в общем, к вере в существование добрых духов на небе и вообще
в воздухе, в облаках, на небесных светилах, и злых - в воде и под землей.
     За  это  время один только раз двоим путешественникам удалось сходить
проведать  Никифорова,  продолжавшего жить  отшельником с  собаками  среди
снегов,  занимаясь охотой,  вялением мяса  и  запасаясь топливом на  зиму.
Чтобы  иметь  возможность в  случае  крайней надобности быстро получить от
него весть или послать ему таковую,  к Никифорову отвели Белуху, а от него
взяли Пеструху,  которые и  могли служить почтальонами.  В  случае крайней
опасности он  должен был  развести большой костер на  уступе над сугробом,
дым и огонь которого легко могли быть замечены со стойбища.
     Собираясь зимовать на Земле Санникова,  путешественники, естественно,
интересовались  характером  зимы  и  расспрашивали  онкилонов.  По  словам
последних,  с  начала  сентября быстро  наступает осень:  солнце  освещает
котловину только в течение шести -  семи часов,  мало поднимаясь над южной
окраиной.   Листва  желтеет  и   опадает.   Онкилоны  усиленно  занимаются
заготовкой топлива на  зиму.  Погода часто портится,  и  по  временам идет
снег.  С начала октября солнце уже не проникает в котловину,  но среди дня
несколько часов еще светло. Южные ветры приносят снежные вьюги, северные -
дождь  и  туман.  Онкилоны заняты последней охотой для  зимних запасов.  С
половины этого месяца дня  уже  нет,  только час  или  два длятся сумерки;
учащается ненастье,  заставляющее сидеть в землянках. С начала ноября и до
конца  января тянется полярная ночь,  освещаемая только луной,  когда небо
ясно,  и  северными сияниями,  которые онкилоны приписывают душам умерших.
Южные  ветры  в  это  время  приносят холод  и  ясную  погоду,  западные и
восточные -  пургу,  а северные -  оттепель и дождь. (Записав это, Горюнов
прибавил:  ясно,  что  это  тепло  зимой  обусловлено кипящими  озерами  и
фумаролами северной части котловины.)  Благодаря этому снег не может очень
накапливаться,  и  олени,  а также дикие животные,  находят себе подножный
корм на полянах. Всего больше снега накапливается на окраинах под утесами,
где он  лежит до поздней весны.  Эти три темных месяца для онкилонов самые
скучные:  и  в  пургу и  в  дождь нужно сидеть в землянках.  В лунные ночи
выходят на охоту, особенно на волков, которые тревожат оленей.
     С  начала  февраля  на  юге  появляется  свет,   но  солнце  начинает
заглядывать в  котловину только  в  начале марта;  день  быстро прибывает,
становится теплее,  и  с конца этого месяца дружно начинается весна:  снег
исчезает,  появляется трава,  природа  оживает;  к  половине  апреля  леса
начинают зеленеть.


                          Охота на ленную птицу

     С  начала июля молодая птица на озерах уже подросла и  начался период
линьки гусей  и  уток,  когда они  теряют способность летать и  прячутся в
тростниках  озер.  Все  северные  туземцы  пользуются  этим  временем  для
массовой ловли птицы, и онкилоны не составляли исключения. Каждое стойбище
имело два или три озера в  исключительном пользовании.  Заблаговременно на
берегах были  устроены загоны,  представлявшие изгородь из  тонких жердей,
воткнутых в  землю на таком расстоянии друг от друга,  чтобы утка не могла
пролезть между ними;  две стены изгороди начинались у  воды на  расстоянии
сотни  шагов друг  от  друга но  затем быстро сближались и  превращались в
узкий коридор,  приводивший к  площадке,  огороженной более прочно со всех
сторон.
     В назначенный день члены всего рода,  кроме грудных и самых маленьких
детей,  вооружившись палками,  окружили рано утром озеро и  стали криком и
стуком выгонять птицу, прятавшуюся еще в траве.
     - Эй, гуси, утки! - кричал один. - Выходите, пора купаться!
     - Вылезайте,  ленивые, в воде червяки и рыбки ждут вас! - подхватывал
другой.
     - И наши палочки, чтобы погладить вас по головке! - голосил третий.
     Стук,  крики,  визг  детей,  для  которых этот  день  был  величайшим
событием,  стояли невообразимые. Дети шныряли по траве, как собаки, колотя
палкой вправо и  влево.  Перепуганная птица  со  всех  сторон стремилась к
воде,  и  впереди загонщиков повсюду видно было  колебание стеблей травы и
тростника,   между  которыми  пробирались  пернатые.   Некоторые  пытались
взлететь,  вспархивали  над  травой,  но  тотчас  опять  садились,  хлопая
крыльями.  Кряканье уток,  скрипучее гоготанье гусей сливались со  стуком,
визгом и криком загонщиков.  Кулики, бекасы, чибисы, кроншнепы, турухтаны,
вылинявшие раньше водяных птиц,  взлетали порознь и  стайками и носились с
пронзительными криками над  водой и  над  поляной,  прорезая легкий туман,
висевший еще над озером. Последнее скоро запестрело от стаек гусей и уток,
когда  загонщики дошли  до  самой  воды.  Только часть берега между обеими
изгородями была свободна от людей. Так как берега были местами болотистые,
загонщики,  приближаясь к  ним,  надевали широкие лыжи  из  звериной шкуры
шерстью наружу,  натянутой на раму из гибких прутьев,  служившие им зимой,
облегчавшие хождение по  топкой почве  и  вспугивание прятавшихся в  траве
птиц.
     Окружив озеро, онкилоны вытащили в конце его, противоположном загону,
приготовленные ранее четыре челнока,  сшитых из березовой коры берестянки;
в каждую из них сели по два человека: один с веслом, другой с колотушкой и
ремнем  в  руках.  Челноки  быстро  отдалились друг  от  друга,  но  через
промежутки между ними были протянуты ремни,  тащившиеся по  воде.  Люди на
корме  потихоньку гребли;  люди  на  носу  все  время подбрасывали ремень,
который шлепал по воде,  производя плеск и брызги,  пугая плававшую птицу,
которая с  кряканьем и  гоготаньем постепенно стремилась по воде к загону.
По  берегам озера  продолжался адский  шум  и  стук  загонщиков;  по  воде
двигалась стена  плеска,  сопровождаемая криками лодочников.  Птица начала
метаться;  отдельные экземпляры,  улучив момент,  когда ремень опускался в
воду,  прорывались обратно;  другие пытались выбраться на берег, но, когда
они  подплывали слишком близко,  загонщики пускали стрелы -  и  пронзенные
птицы бились на воде и увеличивали смятение.
     Так  мало-помалу сотни  птиц  были  согнаны к  концу озера.  По  мере
движения челноков и загонщики перемещались по берегу;  передние переходили
уже к  изгороди,  но здесь переставали шуметь и  прятались в траву.  Когда
конец озера был  уже  близко,  лодочники удвоили рвение,  так  как  от  их
ловкости теперь зависела удача  загона,  -  птицы сгрудились на  небольшой
площади.  Нужно было,  чтобы ремень плескал непрерывно и сильно, иначе вся
масса, улучив минуту, могла ринуться назад и пришлось бы начинать все дело
сначала.
     Но вот передние стайки,  подплыв к  берегу,  стали вылезать в  траву,
пробираясь  вперед;  за  ними  последовала  остальная  масса,  и  сплошная
волнующаяся река  гусей и  уток  потянулась в  глубь загона с  кряканьем и
гоготом.  Как только последние вышли из воды,  лодочники тоже выскочили на
берег;  к  ним присоединились ближайшие загонщики и  стуком и криком гнали
птицу вперед.  Наконец вся  стая сгрудилась в  тупике,  где  изгородь была
прочнее, а трава вытоптана. Теперь загонщики, окружившие изгородь, а также
вошедшие вслед за  птицей,  начали безжалостное избиение:  со  всех сторон
десятки палок колотили по головам несчастных пернатых; крики разъярившихся
людей,   глухие  удары  палок,  хлопанье  крыльев,  отчаянные  кряканье  и
гоготанье слились  в  невообразимый шум.  В  воздухе  беспрерывно мелькали
окровавленные палки;  груды убитых и трепещущих росли на глазах. Отдельным
смельчакам удавалось прорваться между  ногами загонщиков или  через  бреши
изгороди назад к озеру или на поляну.
     Наконец все перебиты, немногие спаслись, тупик наполнен кучами птицы.
Шум  сразу  затих.  Люди  опрокидывают изгородь и  начинают уборку добычи:
связывая ремешками попарно ноги,  перебрасывают птиц  через те  же  палки,
служащие  теперь  носилками;  два  человека несут  к  стану  две  палки  с
тридцатью -  сорока  парами уток  или  же  пятнадцатью -  двадцатью парами
гусей; дети тоже тащат на своих палках груз, но поменьше.
     У  стойбища  все  сваливают  в  кучу,  и  начинается новая  работа  -
ощипывание перьев и  потрошение;  пух собирается в кожаные мешки,  потроха
сваливаются на пластины корья.  Горят костры,  калятся камни, приготовлены
все  деревянные сосуды -  сегодня будет  обильный суп  из  потрохов.  Шум,
говор,  визг детей,  усердно помогающих и мешающих всем, наполняют воздух.
Вот  возвращаются и  лодочники и  несут еще охапки птиц -  они собирали по
озеру подбитых стрелами загонщиков с берега.
     После чистки,  уже вечером, началось копчение птицы впрок: отсутствие
соли и посуды не позволяло сохранить птицу долго в другом виде. Поэтому из
корья устраивали шалаши;  под  их  крышей на  жердях подвешивали очищенных
птиц,  а  на  земле  разводили дымокур,  который нужно  было  поддерживать
несколько дней. Поздно вечером кончились работа и еда, а на следующее утро
нужно было повторить то же самое на другом озере, через день - на третьем.
Медлить было  нельзя,  так  как  маховые перья  быстро  отрастают и  птица
начинает, хотя и плохо, летать. Тогда и изгородь не помогает.
     Путешественники  приняли  участие  в  загонах,  хотя  и  без  особого
удовольствия -  им  также  нужны были  зимние запасы;  жены  их,  конечно,
участвовали  очень  охотно.   Но  три  дня  этого  промысла  произвели  на
чужеземцев  кошмарное  впечатление:   суета,   шум,  беспощадное  избиение
беззащитных существ, горы битой птицы, костры, объедение всех участников и
их алчность,  желание истребить побольше сливались в неприятное зрелище, и
они были рады, когда охота кончилась.
     При  этих  загонах  на  попадавшуюся иногда  более  крупную  дичь  не
обращали внимания -  ее время было впереди. В камышах у каждого озера жили
в  небольшом количестве кабаны;  сжатые загоном,  они собирались в кучу со
старым свирепым самцом во главе и бросались напролом через цепь. Им давали
дорогу, и только какой-либо поросенок, отставший от старших или бежавший в
стороне, попадал под удар копья или дубинки. За кабанами охотились поздней
осенью,  когда  они  были  жирнее и  когда тростники блекли и  валились от
мороза,  болота  замерзали,  а  кабаны покидали эти  убежища и  паслись на
опушках полян и в лесу. На них устраивали облавы и били копьями и стрелами
из  засады,  защищавшей от  клыков.  Холода  позволяли  сохранять их  мясо
подвешенным на  дереве в  замороженном виде.  Еще  позже,  уже по  первому
снегу,  охотились облавами на зайцев,  которых было много и на полянах и в
лесах.


                            Тревожные признаки

     С  конца  июля  солнце стало заходить не  только за  гребень северной
окраины котловины,  но и за горизонт; начались темные ночи, которые быстро
удлинялись.  Появились и  первые  признаки осени:  стрижи,  гнездившиеся в
обрывах скал,  собирались в большие стаи;  молодежь упражнялась в полетах,
готовясь к дальнему путешествию.  Уцелевшие гуси и утки также собирались в
стаи  и  перелетали с  озера на  озеро.  Ночные туманы стали гуще и  утром
дольше висели в котловине.
     Путешественники еще определенно думали о зимовке на Земле Санникова и
добывали охотой запасы на зиму, которые их жены коптили или вялили, а сало
топили и  собирали в  мешки,  сшитые из толстых кишок.  Но в  конце первой
недели  августа произошло событие,  явившееся началом целого ряда  других,
имевших крупные последствия.  В  ночь  на  8-е  число путешественники были
разбужены сильным подземным ударом;  сначала спросонок им показалось,  что
кто-то изо всех сил ломится в дверь землянки;  потом они расслышали глухой
гул, словно от проходящего тяжелого поезда.
     - Опять землетрясение! - догадался Ордин.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг