Наталия Новаш
Чтобы сделать выбор
Вы видели, как цветет подорожник во дворе Тартуского университета?
Множество воздушных сиреневых свечек сливается в волны мерцающего светлого
пламени, которые медленно колеблет ветер на старых университетских холмах.
И когда все тонет в резком солнце северного лета, в его косых и холодных
лучах, то каждая свечка видна в отдельности, и каждая тянется в высоту,
бросая длинные тени в бушующую понизу зелень.
Это был один из первых дней августа. Я сидела на скамейке в сквере,
открывавшемся в одну из узких старинных улочек у подножия университетского
холма, который был когда-то крепостным валом. Рядом мальчик в очках,
похожий на первоклассника, усердно слизывал растекавшееся по пальцам
мороженое, а я все смотрела на сиреневые покачивающиеся-стрелки
подорожника, словно раньше не замечала, как цветет эта трава. Время шло к
вечеру, и все виделось мне особенно отчетливым, как будто мир был до
блеска вымыт прекратившимися недавно балтийскими дождями или вдруг я
неожиданно надела очки.
В глазах стояли впечатления этого дня. Университетский парк с жертвенным
камнем древних эстов, старинная библиотека, куда я заглянула украдкой,
античные скульптуры на изломах лестниц и своды готических коридоров. Серый
камень мощеных дорожек и раскопки у древних, рушащихся от времени
развалин. Я как зачарованная смотрела на цветущий подорожник, веками
росший на этом валу, и думала о тех, кто шел учиться сюда, в эти стены, и
с незапамятных времен приносил на своих башмаках его семена. Я вспоминала
свой институт, и сравнивала, и очень хотелось прийти сюда когда-нибудь
снова в ином облике и тоже учиться здесь...
Мое воображение немного разыгралось, и виной тому были не одни только
университетские впечатления, но и весь колорит этих средневековых улочек,
пустующих кое-где домов, витрин рано закрывающихся магазинчиков. И еще -
кафе... Мы вошли в этот крошечный, полный приятной суеты мирок, и вокруг
нас были темное дерево, заигравшее в позднем солнце, вечерние запахи -
кофе, корица и еще что-то кондитерское. Чистенькие чопорные старушки,
пришедшие поболтать и съесть взбитых сливок в этом дышащем стариной
уголке, наводили на мысль о каком-то сказочном, стоящем вне времени,
безмятежном мире. Захотелось вновь напоследок увидеть эти кварталы,
побродить по улочкам, знавшим рыцарей и крестоносцев, помнящим мор, чуму и
костры инквизиции...
Я поднялась со скамейки и пошла на другую сторону улицы. Вспоминаю этот
свой шаг и думаю, что, возможно, ничего бы со мной не случилось, вернись я
сразу к своим. Впрочем, если бы не эта моя привычка бродить и в одиночку
встречать еще не испытанные ощущения, со мною, может быть, вообще бы уже
ничего не случилось. Никогда. Я медленно шла по безлюдной улочке и после
всего пережитого за день ничуть бы не удивилась, приметив вдруг в
подворотне монаха в черном или закованного в латы рыцаря. Но на углу стоял
человек. Просто человек. Он смотрел в небо и на холмы, словно поджидая
меня, будто сделал шаг и приостановился, чтобы вместе со мной свернуть за
угол.
Помимо этой позы, естественно предполагавшей, что дальше нам идти вместе,
в облике стоявшего ко мне вполоборота незнакомца было еще что-то,
неожиданно располагавшее к доверию. Черты того типа людей, что обычно
вызывают у меня симпатию. Рубашка спортивного кроя и джинсы. В руках
ничего. И хотя с виду он приближался к возрасту по меньшей мере среднему,
в нем чувствовалась неуходящая молодость бродяг.
Наверное, я улыбнулась. Да, конечно же, улыбнулась, ибо так же радостно
смотрела и на него, как на все, что было сейчас вокруг, на все, что было
сейчас во мне. Не потому ли так естественно восприняла я его слова? Не
отпуская меня взглядом и сворачивая за угол, он негромко буркнул что-то
вроде "Пойдем со мной, малышка..." И это не прозвучало пошло.
Я усмехнулась про себя, готовая махнуть прощально рукой, как всегда делала
в таких случаях, да почему-то сдержалась, взглянув со стороны на себя. "Ну
и видок у меня, наверное!.." Было от чего вздыхать: разваливающиеся
полукеды, майка и затертые вельветовые брюки, совсем истрепавшиеся в
дороге. Дорога... Это слово мне напомнило о главном: что меня ждут на
станции, что ребята, наверное, волнуются и надо спешить.
И незнакомец ждал. Чуть-чуть защемило в груди, как перед скорым прощанием
с кем-то близким. "Зачем, - подумала вдруг,- уезжать из этой сказки? Куда
он меня поведет? И как живут в этих домах? Там камин и старая библиотека?
А может быть, он художник и ютится где-нибудь на чердаке? Я ведь не знаю,
где обитают эти старые колдуньи, что любят вечером поболтать за взбитыми
сливками..." Стало грустно, как бывает, когда лишаешь себя чего-то, что
могло бы сбыться.
Незнакомец вдруг шагнул ко мне, посмотрел в глаза и снова сказал негромко:
- Пойдем... Пойдем с нами. - Лицо его было серьезно и сосредоточенно, и я
почувствовала, что мне действительно нужно пойти с ним.
Это было недалеко, или, может быть, я отключилась и просто не заметила
дороги. Мы вошли в подворотню какого-то серого, исхлестанного дождями
дома, такого же старого, как все дома на этой улице. Мрачный, засыпанный
углем дворик, с непременным запахом сырости, времени и человеческого
жилья. Разбитая лестница с литой металлической решеткой, на которой едва
держались источенные темные перила... На площадке первого этажа кое-где
выщербились цветные плитки, составлявшие в прошлом какой-то орнамент.
Пахло мышами и давно осыпавшимися иголками новогодних елок.
Свет пробивался тусклый, сквозь пыльные окна, и когда незнакомец собрался
толкнуть выходившую на площадку дверь - она была только одна,- в мозгу
мелькнула запоздалая мысль: "Притон... Самый обычный притон". Но подумала
я об этом не всерьез и как будто о себе прежней, не прошедшей еще этого
пути об руку со странным человеком, о той, которой еще могла прийти в
голову такая мысль. Мне бы она уже не пришла. Я чувствовала происшедшую
перемену. Мой бедный, готовый всегда спорить рассудок находился сейчас на
грани мучительного раздвоения. Я как будто внезапно вспомнила вдруг этого
человека. Казалось, я знаю его бесконечно долго, он для меня как все, кого
когда-нибудь любила и люблю, о ком помнила и кого помню.
Меж тем распахнулась дверь. Я увидела полутемную прихожую, в которой из-за
холодильника было не повернуться. В душе вдруг возникло множество странных
чувств, я вспомнила сиреневый подорожник и давешнее романтическое
настроение, под властью которого боролась с последними голосами критики.
Рассудок мой, как загнанный в угол щенок с поджатым хвостом, немел перед
шедшим впереди человеком - как перед чем-то огромным и непонятным. Я
по-прежнему чувствовала к нему бесконечную привязанность, его присутствие
было мне в радость, я стремилась к нему, я его любила... Но все равно не
была уверена, что через минуту эти чувства не уйдут. И не знала, что буду
делать спустя минуту.
Человек протянул руку над холодильником, отыскивая выключатель, и вдруг
повернулся ко мне. Я почувствовала тяжесть этого затянувшегося мгновения.
Не отрывая руки от выключателя, на меня смотрел Рыжий. Это был он, только
без усов и без бороды. Сделала шаг навстречу, но едва свет зажегся,
отшатнулась. Было чувство, что меня обманули.
- Простите...- сказал человек, приняв прежний облик.- Придется все
объяснить по порядку... Раз требует ваш рассудок. Но верьте, я... не
нарочно.- Казалось, он сам растерялся.
- Послушайте! Меня ждут на станции...
Это прозвучало фальшиво. Мне уже не хотелось ехать на автовокзал. Недавнее
наваждение прошло, но в голове сидел вопрос: "Откуда я его знаю?" И эта
непонятная мне привязанность, как к давнему другу или давно любимому
человеку, мудро приглушенная годами. Всплывшая из глубины памяти...
- Они будут волноваться!-сказала я, имея в виду ребят.
- Они подумают, что вы встретили родственников и едете в Пярну на их
машине. Как было условлено. Если вы не придете к автобусу...
Он все знал. Как и куда мы едем и о чем я договаривалась с ребятами. Рыжий
вовсе не одобрял этого плана. Всегда был за то, чтобы держаться вместе.
Потому и взял три билета - себе, мне и Люське. Мы давно уже собирались в
каникулы путешествовать "автостопом" и, хоть теперь это было не так уж
просто, составили маршрут по Прибалтике. Втроем всегда на чем-нибудь да
подъедешь. До Пярну решили автобусом. С трудом взяли билеты, и я
отправилась отыскивать главпочтамт, где должна была встретиться с
родственниками, путешествовавшими на "Москвиче".
- Они вас не дождались. Автобус уже ушел...
- А билет?
- Отдали тем спекулянткам.
"Которой из них?" Я вспомнила двух крикливых теток с обувными коробками,
стоявших за нами в очереди. Им действительно не хватило билетов.
- Вы должны остаться.
Молча, со странным чувством, я смотрела в лицо все знавшему обо мне
человеку, в его темные живые зрачки. Глубоко. До того самого чувства
соприкосновения, которое возникает подобно электрической искре. Обвела
глазами прихожую с тусклой лампочкой под потолком и спросила:
- Зачем... вам все это нужно?
- Считайте, что вам предложено участвовать в эксперименте... если
требуется логическое объяснение. Сутки надо провести здесь. Дверь будет
заперта, это наше условие. Утром вы все узнаете.
Неловко затянулось молчание. Я уставилась себе под ноги. Запущенный,
щербатый паркет, выкрашенный половой краской.
- Можете отказаться...
Я взглянула на него и увидела: он очень хочет, чтобы я осталась. Я знала,
что никуда не уйду.
Что-то щелкнуло и включилось - заработал холодильник. Человек облегченно
переступил с ноги на ногу и облокотился на него, глядя мимо меня. Я видела
по лицу, что мне готовятся сказать что-то важное.
- Завтра... вам предстоит узнать... печальную новость. Очень печальную. Вы
должны найти в себе силы смириться.
Меня словно ударили изнутри. "Вдруг что-то дома?" - подумала я с болью, и
так нелепы показались мне все мои поступки...
- Там все в порядке.- Он уверенно кивнул головой.
Чуть-чуть отлегло от сердца. Но в висках стучало. Новое тревожное чувство
накатывалось волнами, как черная пустота. Точно меня вот-вот запрут в
каком-то глухом , склепе.
- Ну что ж... В темном пустом склепе, как и в нашей памяти, могут
храниться порой удивительные вещи... И мы не знаем о них, пока не зажжется
свет...
Я почувствовала, что нет больше сил стоять на ногах, и механически
опустилась на табуретку за холодильником.
- А это...- он открыл дверцу и поднес мне г. губам поллитровую банку с
голубоватой жидкостью,- поможет пробудить вашу память... Выпейте в два
приема - сейчас и утром...
Я запомнила кисловатый привкус во рту, гудящий звук работающего
холодильника, ощущала щекой вибрацию его холодной стенки.
- Главное, что вы решились.
Я открыла глаза в незнакомой комнате и тотчас закрыла их, ожидая, чтобы
вернулось сознание. Так часто бывает при быстрой перемене мест -
проснешься у себя дома и не знаешь, где ты. Но память не возвращалась.
Попыталась повторить мысленно вчерашний день. В глазах стояли каменные,
похожие на мост ворота с латинской надписью на фронтоне, и сон быстро
увлек меня по дороге из такого же серого камня, отполированного веками.
Мир, отличающийся от реального безмолвием мерцавших образов, принял меня в
себя.
Ощущение невероятной скорости - стремительного, несущегося потока. А ведь
только что была комната. Что за комната? Мутный свет сквозь щели в высоких
окнах. Серый сводчатый потолок. Свеча в подсвечнике на столике у дивана.
Три розовых пятна на стене и что-то светлое, голубое в прозрачном, как
горный хрусталь, сосуде. Яркие голубые блики. Яркие, словно колодцы неба в
сосновом бору, словно волна, что тихо плещет в корму корабля и лижет
древние стены, уходящие в морскую пучину. Я отчетливо вспомнила
солоновато-кислый грибной привкус во рту, боль и жар в груди. И два слова.
Память. Пробудить память...
И вдруг я в пещере, замурована в красном гудящем камне. Или это мозг, как
ядро ореха, бьется о скорлупу? Кровавые пульсирующие волны - жар, ад,
огонь... Мир в замкнутом вязком пространстве, в сплошной алой скале из
плотного вещества. Чудовищные перемещения внутри горы, я их ощущаю: полет,
вибрация, ускорение в разных направлениях... Сквозь красные своды вижу
небо, ажурные решетчатые конструкции, похожие на сплетенные из проволоки
лопасти - крылья стрекоз. Под ними - зеленая движущаяся лестница к морю.
Вся гора словно выстлана защитным материалом желто-зеленого цвета. В
отдалении - сверкающий прекрасный город. Силуэты высоких башен.
Голубоватые вспышки - окна синеющих небоскребов... Ощущение полета в алых
полостях-сводах. И чудовищный звук взрыва. Сплошная красная порода,
схватившись сеткой живых трещин, рассыпается на глазах...
Прохлада мраморной галереи. Светло-бежевые колонны поддерживают высокий
арочный свод, отделяют внутренний дворик, выложенный такими же плитами
мрамора. В пространствах для клумб - невиданные цветы, похожие на
коричневые тюльпаны. И всюду кремовые тона - аркады и переходы.
Город-дворец. Аркады-улицы. Кто этот циклопический архитектор? Я -
муравей, потерявшийся в лабиринте. Мне соразмерен лишь этот куст на солнце
- цветущий розовый куст у залитой светом стены, отделанной коричневой с
золотом мозаикой. Запах драгоценного масла... И снова миг, поглотивший
тысячелетия.
Корабль в сияющем голубом просторе. Легкая качка. Такое живое море -
солнце, вода. Я смотрю вниз с кормы, туда, на рулевую лопасть, уходящую
глубоко в прозрачную голубую волну с легкими барашками пены. Ветер в лицо
- развевает тончайшую ткань одежды и темные, как ночь, волосы, свесившиеся
за корму. За спиной остаются развалины- погруженные в море стены.
Коричневая с золотом мозаика блестит под водой на солнце...
Толчок - и палуба взмывает в небо. Обломки с мозаикой разваливаются на
глазах. Голубой подушкой вспучивается горизонт, и вал гудящей воды
стремительно закрывает небо. Звук рвущихся парусов... И лес. Не мачты над
головой- сосны шумят в небесах. Вот они, голубые колодцы! Люди в таких же
ярких голубых венках и серых льняных рубахах. Я в той же одежде из
простого холста, и мои светлые, как у всех, волосы заплетены в две косы.
Вокруг меня валуны на примятом зеленом мху выложены в сложный узор. А в
центре каменного лабиринта огромный плоский булыжник у горящего ярко
костра. Я стою на коленях, и длинные, как отбеленный лен, косы лежат на
холодном граните. Взмах топора. Черная высохшая старуха бросает косы в
огонь - он вспыхивает, все отбегают, только мне нельзя отвернуться. Надо
мной старуха! Сильной рукой прижимает голову к камню, я бьюсь о него от
боли, вторую щеку обжигает пламя! Жар, ад, огонь. Скрюченными пальцами
показывает туда, в костер:
- Смотри! Помни... - говорит одной мне на каком-то чужом языке. Я не
испытываю страха, не отворачиваюсь. Огонь жарко горит у обожженной щеки...
Что мы о себе помним?..
Откуда этот потолок, эти серые стены? Значит, гостиница- удалось
устроиться? Нет... Вчера мы заночевали в палатке на заброшенном хуторе под
Даугавпилсом. Нас высадил водитель грузовика и сказал, что это подходящее
место - в саду колодец. Хоть слева от шоссе был лес на холме, мы почему-то
послушались водителя и поставили палатку на траве под одичавшими яблонями.
Утром увидели через дорогу парк, но сразу поняли, что это кладбище, совсем
как Жемайтийское, со старинными деревянными крестами и яркими красками
модных бегоний... А потом ночевали в Кемери в кемпинге, почти на море -
песок и сосны, соленый ветер в лицо. Бородатый старик, продававший
самоделки из янтаря... Обедали в Риге, в каком-то кафе под зонтиками,
прямо на улице. Шел дождь. Стучал по чистенькому асфальту.
Мне вспомнились сон и вчерашний день. Мощеная извилистая дорожка влекла
меня вниз к воротам. Четыре колонны и арка с надписью на аттике: "Primo
rectori". Ангельский мост Тартуского университета. А на столе - розы с
осыпающимися лепестками и грибной настой в пол-литровой банке, который мне
следовало выпить в два приема.
Допив последние глотки, я заметила, что хмурый день уже глядит сквозь
жалюзи и что я одна в комнате. Где-то за окном капал дождь. Квартира
оказалась совсем обычной, однокомнатной. Дверь в прихожую стояла настежь.
Все здесь было просто, как во многих домах. Стандартный раскладной диван,
на котором я спала. Обычные простыни, обычный шкаф. Облупившаяся краска на
холодильнике. На стене - семейный портрет: какие-то незнакомые люди. И еще
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг